Ты мне совсем не нравишься. Более того, мне с тобой даже не интересно. Все, что я чувствую теперь – скука.
Я не умею начинать рассказы. И поэтому ненавижу. Если бы я написала это письмо, например, вчера, оно вышло бы гораздо лучше. Душевнее, и, наверно, правдивее. Но сегодня у меня плохое настроение. Как-то так получилось, что я чувствую себя отвратительно каждый раз, когда пишу тебе. У меня самую капельку учащается пульс. Я проверяла – меньше ста ударов в минуту не бывает. Я зову это тахикардией, хотя не до конца понимаю, что это значит. Ты, наверное, тоже не знаешь. Медики скажут, что это жесть как опасно, и станут лечить меня чаем.
Но мне нравится это чувство. Это ведь лучше, чем всякие «бабочки в животе», как думаешь? У меня никаких бабочек нет – я их продала и купила себе стадо антилоп. Они бегут от кого-то-там, явно боясь, что их всех съедят местные коты, и их паника передается мне. И я чувствую, как земля во мне дрожит под их копытами, и не могу потом успокоиться еще часа три, пока последняя из антилоп не перепрыгнет через заборчик, и я, наконец, не засну. Но я все пишу и пишу тебе так, как не пишу никому больше, ведь ты единственный, кто правда это дело читает.
А у меня еще море есть. Я все свои строчки оттуда вытягиваю и тебе дарю. Ты посиди пока на берегу, поищи ракушек – тут их много. Можешь домой забрать, если хочешь, самые красивые. Только неси осторожно, не разбей. Они хрупкие, как твое эго и моя больная психика. Море за свои ракушки волнуется, вот и злится, когда ты приходишь. Но в те дни, когда тебя нет, все, что я чувствую теперь – скука. И ладно – нам всем так спокойнее. Так и передай морю и антилопам: Ты мне совсем не нравишься.