Полумрак маленького деревянного храма, что в Раменках, был теплым и спокойным. Одним морозным вечером я зашла в Храм просто так. На посту. Захотелось. Людей было мало. Человек десять. И никто никому не мешал. Думать о своём, о личном. Горели свечки, как живые души прекрасных людей на этом свете. Треск раздавался по всему святому помещению и сливался с запахом недавно собранного нового деревянного сруба.
"Господи, я воззвал к Тебе, услышь меня, внемли гласу моления моего, когда я взываю к Тебе".
Запел церковный хор. Я много хоров слушала. И мужских монастырских, и женских городских православных. И здесь, в Раменках, тоже слушала. Но не понимала смысла всего этого неизведанного и непонятного... Мама заставляла меня молиться и класть крест так, как положено. Как надо. Как делают все.
"Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею – жертва вечерняя".
Хор пел не так, как всегда. Это было очень необычно и странно. Голоса певцов были тоньчайше проникновенны и доходили до самого сердца. До нутра. Все стояли на коленях и каждый был наедине с собой и заодно cо всеми.
"Поставь стражу, Господи, к устам моим, и дверь ограждающую для губ моих".
Много было лишних слов. Ненужных совсем. Пустых. Они и сейчас есть. Что то такое в характере сидит, что нет силы смолчать, не ответить. Учиться надо не отвечать. Лучше помолиться за этого человека. За здоровье его души.
"Не уклони сердце моё к словам порочным измышлять оправдания грехам с людьми, делающими беззаконие; и не приобщусь я к избранникам их".
И грехов много. Как то на исповеди беременная я подошла к священнику и открылась: Мне нечего сказать. Я не знаю свои грехи. Священник оказался умным. Попросил назвать или вспомнить какие то свои мелкие провинности да и просто накрыл голову и благословил.
"Ибо к Тебе, Господи, Господи, очи мои, на Тебя я уповал, не отними души моей!.
Теперь я ясно понимаю, что душа есть. Потому как похоронила двух родителей. Папа ушёл за неделю и не мучил совсем. Светлый мой человек. Мама же умирала полгода. И это был ужас. Полгода крика и днём и ночью. Она ничего не соображала. Иногда бывали просветления.
"Сохрани меня от западни, что устроили мне, и от соблазнов делающих беззаконие".
Я вспомнила крик уже другого священника в том же Храме. Крик на весь Храм. -Эй, Мария, поучи её, как исповедоваться. Мария подошла и что то стала мне говорить. Я повернулась и ушла. Моё состояние было грубо порвано. Мне казалось, что этот крик был на весь город. На всю страну. А потом эти часы, машины и черные кожаные длинные пальто поверх церковной рясы. Разве это было раньше в моем детстве? Когда стоя в главном Храме Богоявления, никто никогда и слова то не говорил. Папа знал, что мама водит меня в церковь. Но не мешал. Две молитвы впитала я с кровью. Две очень важные. Теперь я знаю, как молится самой. Диалог с Богом должен быть в тиши.
Всё это было раньше. Я была тогда счастливой. Покуда живы наши родители - мы счастливы. Только не замечаем этого.
"Падут в сеть свою грешники; я одинок, пока её не перейду".
С кем бы мы не были - мы одиноки. Всегда. Как рождаемся, так и умираем. Немощные и беспомощные.
И только родители....
И Бог....