Ясно, совершенно абсолютно, что мир делится на тех, кто воспринимает майский пограничный праздник, как очередной отрывной календарный листок, не догадываясь о причинах появления на улицах пьяных, лысых с животами мужчин в зеленых фуражках, беретах, и тех, кто считает его главной целью годового цикла своей жизни.
Антоха относился ко второй категории. Отслуживши к концу восьмидесятых в Туркмении на Афганской границе, он забрал с собой с заставы, затерянной на берегу знаменитой среднеазиатской реки, по кусочку сердец дорогих ему сослуживцев, гепатит - Б, и чистые от поощрений начальства погоны рядового.
Время с тех пор пролетело молниеносно. Антоха стал лысый, у него вырос живот и семья. Работа, быт, отнимали былой поросячий восторг от прелестей жизни, но, как не странно, усиливали ностальгию, по времени службы. Не по начальству, а по электричеству и запаху пограничного жития.
При всей тонкости нити, события ближайшего времени рассасывались в сознании и были туманными. События той далекой службы, наоборот, как концентрат морфия, моментально переносили его в прошлое, молодое и счастливое.
Именно только по этой причине, с вечера завтрашнего праздника, он сложил на стул, как на прикроватный табурет, фуражку, прикрутил на правую сторону кителя погранцы и улыбающийся лег спать.
Сон у рядового Антохи был чуткий, отчасти цветной, как кино в ленинской комнате.
Рано с утра Антоха испил чаю и шагнул в мир. Праздник, по случаю, был еще и в воскресенье. Излет весны пах черемухой, одеколоном Эгоист и нафталином фуражки.
Обязательные мероприятия с немногочисленными друзьями по оружию пронеслись быстро.
Алкоголь, еще более обязательный спутник этих мероприятий, реализовал в явь то, о чем пишут на бутылках.
Антоха лежал на газоне зеленого ковра сквера, почти сливаясь фуражкой с местностью. Он был больше чем пьян, отчего никак не воспринимал окружающих. Эта патока бытия, как лифт на башню, несла его потоки мыслей.
Мышца сердца работала, как клапана мотора машины. Той машины, которая везла Антоху из отряда на заставу после учебки. Трех месячного испытания организма, психики, и как итог, избавления от комплексов полноценности. Свинцовое среднеазиатское небо, близость Афганской границы наводили тишину, в которой не уверенно страдали сидельцы в кузове, затянутом сверху серостью брезентового тента.
Антохина голова кружилась, как большой вертолет, который, расставшись с рулевым винтом, сам крутился с бешеной скоростью на оси лопастей. Тот самый вертолет, который много раз, зависнув на той стороне, выбрасывал из своего чрева в пустынную взвесь бархана бойцов. В какой-то момент спираль в голове Антохи стала зашкаливать, и его вырвало. Рвота, казалось, залила весь сквер.
Он вспомнил маленький катерок, который переправлял их на противоположную сторону Амударьи. Вечер клонился к ночи, река темной жижей парила туманной пеленой. Небольшой сторожевой катер был как поплавок части рыбной снасти, готовый в любой момент нырнуть вместе с ними, в качестве наживки. Матросики с надписью на бескозырках «Морчасти погранвойск» швартовали этот, почти игрушечный, кораблик. Позже, на заставе, он увидел таких же речных парней. По иронии судьбы, принимая пайку в общей столовой и живя на заставе, ребята служили три года, от чего наверно злились.
Антоха в полузабытьи поднял голову. Рядом, еле сидя, на траве, пили уже набравшиеся, в тельняшках с зелеными полосками утренние знакомые. Антоха вдруг пришел к мысли, что тельняшка не может быть с полосками зеленого цвета. Опять вспомнились парни с речного кораблика, и от этих фальшивых зеленых полос стало выворачивать. Стало сильнее крутить.
Антоха вспомнил первый приезд на заставу. Строгий начальник принимал у заводчан, в комнате для приезжих, только что сделанную новую систему охраны границы. Она срабатывала от приближения к ней, на расстоянии. Начальник и заводской инженер сидели и, перелистывая папку, подписывали страницы. Если начальник заставы начинал ворчать, нарушая планы светского чина по приемке объекта, на столе освежался стакан водкой из стоящей бутылки. После распития страница подписывалась. Инженер не без пьяной радости перелистывал лист, и все начиналось сначала. Папка была толстая. Приезжая комната была завалена пустыми бутылками. Слева в углу стоял ящик водки с изображением трех богатырей на этикетке.
Перед глазами Антохи встала картина первого появления у отрядного штаба в городе Керки. Кусок части, что ближе к библиотеке, был завален остовами бронетранспортеров, машин роты подвоза, и различной техникой. Обгоревшая броня, корпуса и кузова были разворочены противотанковыми гранатометами там, на такой близкой, чужой афганской стороне.
Напротив бетонного забора, разукрашенного лозунгами партии и изображением пограничника с автоматом в руках, стоял почти не двигаясь, одетый в военное с иголочки, солдат в солнце защитных очках с дипломатом в руках. Он стоял, никак ни обращая внимание на людей. Через минуту к нему подошел офицер и взял под руку, медленно повел в сторону аэропорта. Солдат ничего не видел. В том числе и своих медалей, которые сверкали на его груди, отражая лучи осеннего среднеазиатского солнца.
Стало стыдно бойца в очках. Антоха попытался подняться из лужи, но только смог перевалиться на другой бок.
Мимо уже реже пролетали машины с торчащими из окон флагами погранвойск. Выкрики и пьяные возгласы становились тише. Антохе пришла в голову мысль, как бы свой праздник могли отмечать, к примеру, врачи. Антоха представил пьяные толпы шатающихся по улице людей в белых халатах, с такого же цвета флагами, водкой, и от этого стало еще паршивее.
В голову лезли армейские байки, которые как навязчивые мухи лизали остатки, пусть пьяных, но мыслей. Отголоски пограничного превосходства, с оттенками шовинизма, маячили в затылке. «Погранвойска - это щит Родины, а остальные - шурупы, которые в него ввернуты». Навязчивая бредятина. Лозунг учебного пункта сменился, где-то там, в сером веществе, песенкой, с которой строем ходили в полевую столовую, пропахшую до рвоты остатками казенной пищи и средства для мытья посуды. Антоху еще больше закрутило и снова вырвало.
В отличие от учебки, застава приняло мирно. Насиловать повторениями было в ритме этой жизни глупостью. Тут была служба, у каждого автомат, и неизвестно, как поведет себя человек, которого ты задираешь. В прочем застава, это служба, сон и все опять с начала. Цикл пограничной жизни. Настоящий армейский коллектив, в котором все обойма, а ты, как и все, настоящий, не холостой патрон, который должен выстрелить.
Служба прошла быстро, и вот уже тот самый речной кораблик окунул его в плотный пирог тумана Амударьи. Потом опять дорога, уже от границы до отряда. Самолет и райцентр туркменского пошива, самолет и местная столица, еще раз самолет и уже Москва. Он высыпал на бетонное поле и растворился в море людского хаоса. Только сверху, наверно, можно было разглядеть маленькую зеленую точку фуражки, которая с иными красками жизни, формировала спектр нового состояния.
Антоха кряхтя, оторвался от газона, превозмогая эфиры алкоголя и магнитное поле планеты. Сжимая рукой фуражку, качаясь, он пошел домой. Сознание решило вернуться, отчего мысли светлели. Антоха решил четко, что больше не посетит этот праздник. Ну а если и посетит, то пить не будет точно. А если уж и будет пить, то это наверно. Что будет делать, если все же пить, он не решил, от чего стал еще больше похож на настоящего пограничника.