… Границы сна и реальности запутались между собой, сцепившись отрезками памяти и поменявшись фрагментами восприятия…
В дверь постучали. Она оторвала голову от подушки, и, скорее по инерции, чем, проснувшись, пошла открывать: «Кто там?».
Из-под двери сочилась полоска света, больно раздражавшая слипавшиеся, и тщетно пытавшиеся остаться открытыми, глаза.
Одергивая жизнерадостно-зелёненькую пижаму, она заметила сине-фиолетовое пятно от раздавленной ягодки чёрной смородины. Когда она успела на неё сесть? – вроде на кровать не роняла; значит, и на постельном белье должно быть пятно: «…Надо утром не забыть – постирать».
В приоткрытую дверь бодрствующие ночные дежурные почему-то весело поинтересовались, что она делает в это время суток в пижаме. Возмущение заставило недоуменно открыть глаза: «Ночью? Сплю! А что – нельзя?»
Ответ так развеселил посетителей, что они не прекратили смеяться даже после резкого хлопка раздраженно закрытой двери.
Шлеп, шлеп… - до подушки…плюх – под одеяло…и – спать! Как хочется спать…
«Ну, кто там еще? Они, что, вообще ночью теперь не спят?.. Или сегодня решили устроить «ночь открытых дверей», или, точнее будет, - «ночь открывания дверей»?.. Ну?»
Снова полоска света из-под двери… На вопрос никто не отозвался… Мельком – синее пятнышко на пижаме…Тишина…
«И надо было стучать, чтобы прятаться? Не дождались, что ли? Я, вроде бы сразу на стук проснулась. Или - не сразу? Пойду - посмотрю… Странно, - и в коридоре – нет. На лестнице?..»
Пол-этажа – вниз: «Никого. Надо было будить, чтобы уйти, не дождавшись?»
Она повернулась, чтобы уйти.
И тут, почти столкнулась с соседкой по комнате.
«Это ты стучала?» - Шепот подозрительным эхом зашуршал по стенам и заметался, разлетаясь по этажам.
«А что?» - Громко – в ответ.
Она поморщилась. «Говори тише - все спят. Это ты стучала?»
«А что?» - Еще громче. Резко, грубо, и как-то – неприятно – скрежетом…, вызывающе шагнув навстречу.
«Да, ничего. Ладно. Дай пройти, я спать хочу».
Но пройти не удается…. Что-то встает на пути – не обойти…: «Не понятно – что же мешает? Попробую еще раз. И еще. Никак…»
И тут, она, наконец, «разлепила» слипающиеся, полуспящие, тяжелые веки и подняла голову.
На нее смотрели глаза. Круглые, точь в точь - соседкины. Но днем она их так не пугалась. Это были две пустоты, затягивающие в «ничто» и высасывающие жизнь…, усмехающиеся, наглые, и самодовольно распахнутые, они открывали свой мир, не стесняясь всепоглощающей темноты, и проваливающейся в «никуда», бездны…
…Она попятилась, покрываясь неприятно леденящим холодом отторгаемой жизни… – это были глаза не человека. Внутри них не горел огонь жизни, и не плескался даже искорками чувств или ощущений…. Перед ней стоял не человек. И этот «не человек» наступал, оттесняя ее вниз по лестнице, все громче, и громче, однообразно, повторяя какую-то, гулко отдающуюся в мозгу, фразу…
Как она насмелилась и сумела протиснуться между этим «нечто – ничто» и стеной, она уже не помнила. Метнулась, стуча зубами от панического, пронизывающего насквозь, ужаса: «Скорее – наверх, закрыть плотно дверь, и – в комнату, под спасительное одеяло».
Вслед летел смех, отрывистый, пронзающий, врывающимися в душу, и оседающими где-то глубоко внутри, иглами.
Внутри все визжало от страха, стремясь сжаться до состояния невидимого, отчаянно сопротивляющегося чему-то, что холодом дышало в спину, покрывая ее с ног до головы ледяной коркой ужаса.
Волосы топорщились непослушным, пронизываемым сквозняком, ореолом….
Леденящая волна сковывала, не оставляя места живому, привычному теплу единства души и тела.
Ее била крупная дрожь. Громко стуча зубами, трясущимися руками, она закрывала за собой все двери на замки. Ноги не слушались, отказывались чувствовать пол. Каждый шаг казался преодолением какой-то невидимой, непреодолимой преграды, ускользающей из-под ног, неумолимо и беззвучно проваливающейся куда-то в прошлое.
На ощупь, почти падая, она добралась до кровати, ничего не видя, не слыша, и не чувствуя, кроме взгляда пустых глаз и шума, нарастающего в ушах.
…Ночь благополучно закончилась.
В окно ярким свежим лучом брызнуло солнышко.
С большим трудом подруги разбудили ее только к трем часам дня. Но встать с постели она смогла часам к шести - семи вечера.
Жутко гудела голова, все тело было «разбито» и «ныло», и было еще какое-то непривычное ощущение. Непонятное, оно ограничивало любое движение, и, почему-то совсем не хотелось это ограничение преодолевать…. Понимание, что это – боль, – и откуда она «идет» - пришло не сразу – настолько неправдоподобным казалась сама возможность ее наличия….
Однако, прислушавшись к себе повнимательнее, с сомнениями пришлось расстаться: в этот ясный, летний, солнечный день – тоскливо и как-то однообразно бессмысленно, будто обреченно - сильно болело сердце.
P.S. И только потом, спустя много дней, она вспомнила строгое наставление мамы: «Никогда не открывай ночью дверь на стук, если за дверью никто не отвечает…– Зло впускаешь…»
Март, 2005 г., Матрсова Елена (Velen)