Она вздохнула, пошуршала сапогом в сухих листьях. Я посмотрел на неё сбоку.
Сейчас невероятно было представить, что эта девушка ночью спала на моей руке. Словно, пока мы шли через лес, куда-то отлетела волшебная ночь, освещённая розовым светом. Куда-то в другую жизнь отлетела, в далёкое прошлое, почти в сон. И сейчас рядом со мной была просто хорошая знакомая и верная подруга...
И глядя на неё, я тщетно пытался представить, что это она стояла передо мной в одной рубашке, светясь юной своей красотой, что это она выскальзывала из кровати, чтобы принести мне воды в кружке, это она плакала, уткнувшись в моё плечо. И это я целовал её полураспущенные косы, боясь притронуться к ней и умирая от нежности.
Словно во сне всё было...
Я вздохнул. Странная жизнь у меня была здесь...
- Ящик мороженого с моим именем... – проговорила Нина очарованно. - Это очень дорогой подарок, – она подняла голову. – Но я его съем. Мы вместе его съедим, да?
Она повернулась ко мне и улыбнулась.
И словно занавес распахнулся от её улыбки – всё, что я пережил с ней, всё, о чём я только что вспоминал, вдруг вернулось и нахлынуло. И опять она была со мной, близкая, чистая, словно светящаяся изнутри.
Я взял её лицо обеими ладонями.
- Я хотел тебе сказать, - голос мой дрогнул от нежности, – у тебя веснушки... А я их только утром увидел. Они такие красивые...
- Немножко есть, – застенчиво улыбнулась она.
Нет, не была она другой. Я ошибался, она была прежней. Любимой она была. Моей она была...
И я вздохнул облегчённо – словно гора свалилась с плеч.
- Иди ко мне, – сказал я, заботливо привлекая её к себе. – Полежи немножко, отдохни...
Она доверчиво прислонилась ко мне плечом, поджала ноги, устраиваясь на широком стволе. Я обнял её, укрывая краем грубой теплушки, поудобнее опёрся спиной о пружинящие ветки. И подумал: так хорошо мне ещё никогда не было...
- Может быть, ты поспишь? Ты так мало спала сегодня ночью...
- А мне жалко было спать, - сказала она, уютно прижимаясь ко мне. - Я была такая счастливая... Я боялась: вдруг я усну - и приснится война... Мне часто снится, как это всё начиналось. Самолёты гудят, взрывы грохочут, поезд горит, раненые стонут... И никогда уже не будет прежнего, это навсегда теперь будет с тобой... Я подумала: вдруг у меня больше не будет такой красивой ночи, она будет единственной. Значит, пусть в неё не врывается война. Даже во сне...
Она вздохнула, и я нашёл её руку и сжал.
- Знаешь, если бы можно было остановить время, - задумчиво добавила она, отвечая на пожатие, - я бы остановила эту ночь и этот день... и пусть бы это не кончалось... Бесконечная ночь, бесконечный день, и этот лес, и ты рядом...
- Хорошая идея, - согласился я и погладил её по голове. - Но только, если время остановится, война так никогда и не кончится. Мы не найдём Богораду.
- Ты прав, - сказала она. – Значит, тогда пусть время идёт быстрее, пусть оно летит, и кончится война, и я встречу тебя в Москве.
- Где мы с тобой встретимся в Москве? - спросил я. – Давай договоримся, где мы встретимся, если нам придётся расстаться.
- У Большого театра, - сказала Нина. – На той скамеечке, где я ела мороженое в детстве.
- Хорошо, я найду эту скамеечку, - сказал я. – Я буду искать тебя в синем платье. Я тебя увидел в синем платье – и буду искать в синем.
- А у меня есть синее платье, - с живостью откликнулась она. – Новое, красивое. Оно меня в Москве дожидается. Мама сшила к экзаменам на аттестат зрелости. Знаешь, такое взрослое, с плечами... Вот я его надену для тебя. А это уже старое, перекрашенное, я нём в школу ходила...
- Мне и это нравится, - возразил я.
- Нет-нет, я надену новое. Вот, хорошо ты придумал!
Она выскользнула из моих рук и села рядом, оживлённо сияя глазами.
- Я буду девушкой в синем платье, которая сидит на скамеечке у Большого театра. А если меня не будет, то значит, я ещё дома и верчусь перед зеркалом, - она засмеялась.
- Я хочу смотреть, как ты вертишься перед зеркалом, - сказал я. - Я приду к тебе домой.
- Трубниковский переулок, дом один, квартира четырнадцать, - быстро подхватила она. - Вход со двора.
- Трубниковский переулок... – я тоже поднялся и сел. – А где это? Это далеко от Красной площади? Я же в Москве только Красную площадь знаю.
- Это на Арбате. Я – арбатская девчонка... Нет, это не очень далеко от Кремля. Мы с папой ходили гулять в Александровский сад. Пешком можно дойти, а на метро совсем близко, - оживлённо объясняла она. - До станции «Смоленская», а потом вот так прямо-прямо по Арбату идёшь до самого конца. И там уже рядом...
- Как, оказывается, близко ты живёшь, - сказал я, обнимая её и целуя в волосы.
- Ой, а мы знаешь куда потом сходим! – встрепенулась она. - Я тебе покажу дом Мельникова! Ты такого никогда не видел, клянусь!
- Кто это? Купец?
- Нет, архитектор! Он построил дом по своему проекту. Такого больше нет в Москве. Он круглый, представляешь? И в нём 60 окон.
- Да ну, - сказал я. - Ты шутишь.
- Нет, - она оживлённо вскочила и встала передо мной. – Честное слово! Он круглый. Точнее, он из двух цилиндров, его строили при мне, я маленькая была, и мы ходили смотреть, как он строится. Туда все ходили смотреть... Там огромное количество окон и ни одного одинакового, все разные. А в плане этот дом - знаешь что?
- Нет, - сказал я, смеясь и любуясь её оживлением.
- Два обручальных кольца! – торжественно сказала Нина. – Такого дома больше нет на земле!
- С ума сойти, - сказал я.
- Я глупости говорю, да? – засмущалась она.
- Да, - сказал я, - беря её за руку. – Но это прекрасные глупости. Их можно слушать всю жизнь. За них можно даже умереть.
- Нет, - сказала она тихо... - Я бы не хотела умирать за такие глупости...
- А за что надо умирать?
- За то, чтобы мы победили. За мир во всём мире, - серьёзно сказала она.
- Ну, тогда... - я вздохнул, встал и одёрнул гимнастёрку. - Тогда надо нам идти. Чтобы мы победили...
Я помог ей надеть винтовку, накинул на плечо вещевой мешок. Утопая в листве, скользя и держась друг за друга, мы спустились с пригорка. Она сразу уверенно зашагала вперёд, и я постарался приноровиться к её шагу. Мне показалось, что в лесу немного стемнело.
- А лес всё гудел и гудел, вторя их крикам, - вспомнил я вслух, оглядываясь по сторонам.
- И молнии разрывали тьму в клочья, - подхватила Нина. – Вы тоже это учили?
- Конечно, - я кивнул. - Все люди нашей страны учили наизусть сердце Данко и письмо Татьяны.
- И ты учил письмо Татьяны? – развеселилась она.
- Нет, мальчишки у нас учили письмо Онегина, - сказал я. - А потом читали в туалете со всякими неприличными добавлениями.
- Да? – она изумлённо подняла на меня глаза. – Как вы могли?
- Могли, - засмеялся я. – А девочки, конечно, учили, как ты, письмо Татьяны.
- Я учила «Сон Татьяны». Мне письмо не понравилось. А сон такой поэтичный... И снится чудный сон Татьяне, - задекламировала она с выражением, - ей снится, будто бы она идёт по снеговой поляне... И я его читала на ёлке – как раз их разрешили.
- Ёлки? А у вас ёлки запрещали? – спросил я с удивлением.
- А у вас разве нет? – в свою очередь удивилась она. – В моём детстве не разрешали наряжать ёлки. Могли с работы за это уволить, все боялись... А потом вышло распоряжение - и все стали наряжать и праздновать. А я была на первой ёлке в Колонном зале, представляешь, как мне повезло? Самая первая ёлка в Москве! Ёлка для отличников. Из нашей школы было восемь человек. Какая там красота, тебе бы понравилось... А взрослых туда не пустили, представляешь, только школьников. Мы поднимаемся по лестнице – и вдруг все родители остаются внизу – дальше им нельзя. Мы уже большие, нам ничего, а маленькие боятся, оглядываются... Я билет пригласительный на память сохранила. Папа сказал: это исторический документ, билет на первую советскую ёлку. Я тебе его покажу.
Она щебетала, а я всё оглядывался вокруг, стараясь понять, был ли этот лес тем лесом, через который я сюда пришёл. И ничего не находил похожего – никаких воспоминаний не всплывало в моей голове...
- Мы с тобой ещё непременно сходим в кино. Ты сколько раз смотрел «Музыкальную историю»?
- Музыкальную историю? – я задумался. – Не помню что-то... Я семь раз смотрел «Тайну двух океанов».
- «Тайну двух океанов?» - переспросила она неуверенно и вдруг притихла. И пока она шла молча рядом со мной я всё вглядывался в деревья, но так ничего знакомого не нашёл.
- Слава... спросила она тихо вдруг, глядя под ноги – А что такое с... - она запнулась – сан... фиш?
- Фиш? – я посмотрел на неё удивлённо. – Рыба? Откуда это?
- Ты сказал. Ты спросил: ты читала сан... санс фиш
- А, сайнс фикшн. Научная фантастика. Я имел в виду книги, – сказал я. - Жанр так называется. Жюль Верн... Беляев... «Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия»...
- Беляев - не знаю, - она покачала головой. – А Жюля Верна я читала, - кивнула она. - А почему ты так назвал?
- Английское название. Так по-английски называется такая литература.
- А ты знаешь английский язык? – тихо спросила она.
Я задумался. Я не знал. Вот честно я не знал, знал я английский язык или нет. Название жанра слетело с языка без всякого напряжения. Значит, знал? Я мучительно вспоминал.
- В школе учил, - не очень уверенно предположил я. - А ты?
- А я немецкий... – она опять замолчала. – Слава... а ты... - она запнулась, но всё-таки договорила – А ты... откуда?
- В каком смысле? – я посмотрел на неё с удивлением. - С южного берега. Ты же знаешь.
- Нет, ты... - она покачала головой. - Ты... оттуда пришёл, да? Из схрона?
- Из схрона?? – я даже остановился от изумления.
- Да... Ты... из землянки к нам вышел?
Я подумал. Информация была интересная. Я взял её за плечи и заглянул в глаза.
- Так, - сказал я решительно, - кажется, ты мне не всё рассказала, комсомолка Белка Бельченко. Кого-то ты ещё там встретила? – я посмотрел на неё. – Или к вам выходил кто-то уже? Можешь сказать?
- Нет, - она покачала головой. – Никого я не встретила. Просто подумала: раз мы можем через землянку попасть куда-то, то и к нам можно попасть откуда-то.
- Логично, - усмехнулся я. – Портал.
- Что?
- Проход такой, - сказал я. – Коридор. Через него можно пройти в другое место и даже в другое время.
- Значит, это может быть?
- Нет, - я нахмурился. – Я никогда этого не встречал. Это фантастика. Сайнс фикшн. Не может этого быть.
- Но я же ничего не выдумала!
Я тяжело вздохнул. Я не знал. Я вообще многого не знал сейчас, в этом мире. Например, своего прошлого. Я не мог его вспомнить, хотя головой понимал, что оно есть. Да и настоящее было какое-то невнятное, зыбкое. Вот лес, красивый, утонувший в золотистом, мягком тумане. Пока что он был везде одинаков, однороден, рос на плавных взгорках, растительность не менялась, цвет листвы не менялся, и было такое чувство, что мы не выходим из одного и того же пространства. Замерший мир. Вне времени... Схрон...
И только девушка, которая шла сейчас рядом с винтовкой за спиной, была живая и осязаемая. Девушка, с которой я хотел быть рядом всю жизнь. Больше ни с кем не хотел – только с ней. И она, как мне казалось, хотела того же...
продолжение - http://www.proza.ru/2019/02/09/1365