С легким паром!

 
               

               

                -С ЛЕГКИМ ПАРОМ!!!
                (Почти трагедия из шести частей с прологом и эпилогом)

                ПРОЛОГ, либо Что обычно снилось нашему герою

   Василию Степанычу и раньше снились сны. Среди черно-белых частенько попадались цветные, были широко- и узкоформатные, объемного и плоского изображения, различные по качеству и разной продолжительности. В отношении их содержания Василий Степаныч тоже не был обделен по сравнению с другими гражданами. Примерно раз в неделю он видел довольно приличный детектив; за полночь, случалось, давали боевичок с ковбоями, амазонками или же что-нибудь из космических войн; время от времени предлагались эротические картинки; встречались и другие вполне сносные сновидения, как, скажем, завтрак президента или вечерний моцион какой-нибудь кинозвезды; свадьба боксера-профессионала или похороны престарелой леди, - всё это, если классифицировать на «наши» и «не наши», относилось как бы к импортным снам, и предлагалось сравнительно редко. Наши же, отечественные сны, снились Василию Степанычу чаще и подразделялись на: производственные (когда стоят у разбитого станка), бытовые (когда находятся в очереди за какой-нибудь штуковиной обихода или продуктом питания) и семейные (когда выясняют отношения с чадами и домочадцами). В такие ночи Василий Степаныч охал и ахал, ворочался, обливался холодным потом и просыпался разбитым. Самым же необъяснимым во всем это следует, очевидно, считать тот факт, что Василий Степаныч в своих снах никогда не видел себя лично, как это происходит не в одном, так в другом сновидении со всеми нами, а наблюдал происходящее как бы издали, глазами постороннего. Но вот однажды… Приснился ему сон (условно разделенный нами на шесть частей), главную роль в котором исполнил он сам…

                Часть 1. Предложение

   Снится Василию Степанычу будто бы сидит он на лавочке под окошком своей комнаты, в которой вот уже четвертый год проживает с Колькой Оглай-оглы и Ванькой Гусейн-Пасенко. Легко можно догадаться, что нынче выходной день, ибо вместо того, чтобы отправиться на работу, в общежитии вдруг начинают вытряхивать половики.
  «Следует и мне, что ли, заняться уборкой? – мыслит, иежду прочим, Василий Степаныч. – Окурков полно, а я как раз по комнате дежурю!» - но с лавочкой не расстается, так как начинается чудное утро, встает солнышко; точно в раю, щебечут птички, и даже еще завтракать не хочется. Сидит Василий Степаныч, не то, чтобы балдеет, и не то, чтобы не балдеет,; поглядывает по сторонам, глубоко дышит освежающим утренним озоном, радуется тому, что существует, никому не мешает, и что его никто не трогает…
   Вдруг (а во снах, как известно, многое делается вдруг) подходят к Василию Степанычу  человек этак десять. Все представительные, в костюмах и при галстуках, у каждого в руках папка или дипломат. А кроме того, добрая половина в затемненных черепаховых очках. Среди них и женщины, но тоже строгие, чопорные и торжественные.
  «Комиссия… - пугается Василий Степаныч. – Или… инопланетяне?»
   Подошедшие же немедленно заулыбались ему, словно старому знакомому, а самый главный из них доброжелательно так поинтересовался:
  - Крецу, - поинтересовался он, - Василий Степаныч? Тот самый, - уточнил, - который на заводе таком-то наладчиком работает?   
   Хотел было Василий Степаныч повернуть разговор в другое русло, но не осмелился. А разве отвертишься, когда о тебе знают всё: фамилию, имя и отчество, в каком месте работаешь, и, возможно, что разведен, алиментщик, и проживаешь четвертый год в общежитии?! И. честно глядя незнакомцам и незнакомкам в глаза, Василий Степаныч сознался во всем…
  - Вот вы-то, - обрадовались люди в костюмах, - нам и нужны. Давайте-ка побыстрее знакомиться!
   Оказалось, что к нему имеют неотложное дело, ни ко вчерашней выпивке, ни к позавчерашнему дебошу на стадионе, ни позапозавчерашней выкорчевке деревьев в парке отношение не имеющее.  Несколько успокоенный, Василий Степаныч согласился выслушать до конца.
  - Дело в том, - продолжал главный, - что решили мы вам, Василий Степаныч, поручить организовать, ну и возглавить, разумеется, очень перспективный, по нашим соображениям, кооператив по выпуску такой-то и такой продукции для нужд населения…
   Остальные, как только главный закончил, дружно закивали головами и снова заулыбались, желая, очевидно, чтобы Василий Степаныч почувствовал, что и они против такого предложения не возражают, наоборот, сами участвовали в его разработке, и стоит ему только взяться за дело, охотно пойдут на всевозможные сделки и компромиссы.
   Василий Степаныч пригляделся внимательнее и видит, что его ответа ожидают не кто иные, как мэр города, его заместители, зав. финансовым отделом, директор местного сбербанка, спонсоры, пайщики и пайщицы-долевицы, готовые немедленно вложить энные суммы в развитие нового предприятия, посредники и другие лиуа, а он-то их принял за инопланетян!
  - Так что? – с надеждой спрашивает мэр. – Согласны? Во всяком случае, каждый из нашей компании заранее уверен в том, что вы отлично справитесь с задачей. Кроме того…  Насколько нам известно, с вами проживают Колька Оглай-оглы и Ванька Гусейн-Пасенко. А что, если и их привлечь к работе? Скажем, в качестве ваших первого и второго заместителей…
   Другой на месте Василия Степаныча непременно бы растерялся, а он не смог. Прежде всего, стало ясно, что необходимо пойти навстречу господам, которые желают ему процветания, но как это сделать с предельной конкретностью, убей его гром в самую неподходящую минуту, как ни тужился, придумать не мог. Оставалось положиться на время. И Василий Степаныч, в порядке очередности глянув каждому, кто явно ему покровительствовал, прямо в глаза, выразился так:
  - Гм-гм… Дело, оно того… Стоящее, я полагаю, дело… Кооператив-то… Мы ведь тоже понимаем. Нынче оно вроде и неплохо обеспечить это самое население, выходит, товарами… ну, первой, что  ли, необходимости… однако, не подумав, впрягаться в это… как его там… ну, ярмо… оно тоже рискованно…
   Тут Василий Степаныч воздел глаза к ясному небу, но кроме пролетавшего аиста ничего существенного не увидел, так что оставалось полагаться только на самого себя. И он себя не подвел.
  - Согласиться на дело, оно, конечно, можно, - рассуждал Василий Степаныч, - тем более, что Оглай-оглы с Гусейн-Пасенко в компаньоны намечаются… Оно, конечено, можно… И всё же хотелось бы эдак, в одиночестве, что ли… чтобы никто не мешал полету мысли… сосредоточиться, значит, на главном… разбить по пунктикам… Словом, взвесить, разложить… лишь затем смогу принять окончательное решение!
   Мэр города и остальные немедленно согласились с таким заявлением, но, кажется, хотели задать еще несколько попутных вопросов…

                Часть 2. Семейный совет

   А тут вдруг откуда ни возьмись Колька Оглай-оглы и Ванька Гусейн-Пасенко. Городского мэра и остальных господ, разумеется, и след простыл – во сне ведь всё происходит! – кроме того и с неба вроде заморосило. Пришлось перебраться в комнату.
  - Да, - сказал в комнате Василий  Степаныч, с удивлением разглядывая неприветливые стены, в которых обитал не первый год, – да, действительно…
   Колька с Ванькой без всякого удивления переглянулись, ибо и раньше замечали за третьим жильцом немало странностей, однако на сей раз их, кажется, что-то насторожило, так как они с энтузиазмом потребовали:
  - Ты не темни, не темни, землячок! С нами не резон держать язык за зубами… Докладывай, да со всеми подробностями, над чем так усиленно работает твоя мысль?
   Для пущей важности Василий Степаныч откашлялся, высморкался, потом и огорошил:
  - Оказывается, есть-таки бог на белом свете!
   Колька с Ванькой аж подскочили: в самом-то деле? Однако дискутировать на возникшую тему не стали, решив дождаться соответствующего разъяснения. Теперь Василию Степанычу не оставалось ничего другого, как только заявить:
  - А ведь мне, старики, предложили кооператив возглавить. Перспективное, знаете ли, такое заведение для удовлетворения нужд населения.
   Двадцатилетние старики подскочили вторично. Царским жестом разрешив опуститься на рваные матрацы, Василий Степаныч попросил их успокоиться. Колька с Ванькой пообещали это сделать в считанные секунды. Разумеется, они целиком справились со своими эмоциями, и Василий Степаныч продолжал:
  - Удивительное, знаете ли, приключение со мной приключилось… - И рассказал обо всём, что произошло, а так как жильцы густо заржали, не зная, чем объясняется всё это, в задумчивости добавил: - Не пойму только, почему выбор пал именно на меня? Мне ведь за сорок, ни семьи, ни профессии стоящей не имею, не силен в математике, а в правописании тем более, газет не читаю, радио не слушаю, в политике не волоку…
   Колька с Ванькой со вниманием пригляделись к своему общежитскому товарищу. Действительно, на первый взгляд он не представлял никакого интереса для кооперации. Но стоило копнуть глубже, и всё стало на свои места.
  - За сорок… - пробормотал Оглы-оглай.
  - Значит, умудрен житейским опытом, - расшифровал Гусейн-Пасенко. – Трезво смотрит на вещи, большой практик, энтузиаст, хорошо знает людей, умеет ориентироваться в сложной обстановке…
  - разведен…
  - Другими словами, свободен. Такой может полностью отдаться делу, не ущемляя при этом интересов жены и детей…
  - Не образован…
  - А разве в кооперации обязательно иметь специальное образование? Неужели для кого-то секрет, что зоотехники нынче скоблят клиентам подбородки, а бывшие врачи обслуживают ресторанных затворников?
  - Не силен в математике…
  - Нынче за математиков работают компьютеры…
  -…и в правописании…
  -…на сей счет имеются заместители, которые, в свою очередь, подберут себе заместителей с высшим филологическим образованием!
  - Не читает газет, не слушает радио, далек от политики…
  - Нечего разбазаривать драгоценное время, если решил посвятить себя нужному делу – большой кооперации!
   Выслушав друзей, Василий Степаныч расцвел, как маков цвет, и, естественно, не мог пойти наперекор тому, что велело сердце:
  - Спасибо, голуби! Используя полномочия председателя нового кооператива, в первом устном приказе я назначаю Оглай-оглы своей правой рукой, в то время, как Гусейн-Пасенко назначаю левой! Другими словами, с этой минуты, сизокрылые, вы являетесь моими первым и вторым заместителями!
  - У-р-р-р-а! – проревел Колька, а Ванька уточнил:
  - А это ничего, что нам всего по двадцатке, и что мы… как бы тут выразиться… недостаточно знаем жизнь, ну и, подвести, выходит, можем?
   Василий Степаныч лишь усмехнулся.
   Понимая, что им доверяют, молодые компаньоны клятвенно заверили, что будут служить большой кооперации верой и правдой до тех пор, пока это будет высоко оплачиваться. Затем перешли на другие темы.
  - Поработаю в кооперативе – машину куплю! – размечтался Колька Оглай-оглы. – Девочек катать буду!
  - Дачку отгрохаю! – заявил Ванька Гусейн-Пасенко. – По три раза в году в Сочах отдыхать стану!
   И тут…

                Часть 3. Трудовое соглашение

   Стены общежитской комнаты вдруг раздвинулись, на пол легла толстая ковровая дорожка, с потолка свис огромный хрустальный абажур, по бокам встали полированные шкафы орехового дерева, и стал понимать Василий Степаныч, что находится уже не дома, а в кабинете городского мэра. А вот и сам мэр, покинув дубовый стол, торопливо двинулся ему навстречу.
  - Я знал, что вы придете! – горячо пожимая кооператору руку, с радостью вымолвил он. – Я чувствовал!
   Василий Степаныч неопределенно пожал плечами: а что я, собственно, теряю? И стал ожидать развития дальнейших событий. Мэр же города засуетился, не зная, чем расположить к себе гостя, обнял за талию, подвел к мягкому креслу:
  - Вы присаживайтесь, присаживайтесь, дорогой Василий Степаныч! Сейчас мэрия вас чайком попотчует!
   Как только он хлопнул в ладони, из боковых комнат немедленно впорхнуло несколько девушек в мини-юбках. Каждая была писаной красавицей и показывала ровненькие зубки, словно рекламируя продукцию фирмы «Дзинтарс». У одной на подносе лежали овощи, у другой – фрукты, у остальных – конфеты, сыр, колбаса и кофе. Проворно разложив провизию, красавицы в последний раз показали Василию Степанычу зубки и тихо растворились в запутанных коридорах мэрии.
  - Ну, приступайте, - тепло напутствовал мэр. – А я велю никого не впускать, чтобы не портили вам аппетита!
   Разумеется, Василий Степаныч не хотел, чтобы его упрашивали дважды, однако не мог, когда для полного, как говорится, счастья, не хватало малого, приступить к трапезе. И мэр города понял. Виновато разведя руками, совсем, мол, из головы вылетело, он поспешил к массивному сейфу, из которого извлек… бутылку «Довгань».      
  - Кажется, ваша любимая…
   Василий Степаныч утвердительно кивнул, и мэр налил.
   Вдруг, откуда ни возьмись, возникло великое множество людей, ни один из которых, правда, к закуске не притронулся. С почтением остановившись в отдалении, они молча наблюдали за каждым движением Василия Степаныча, а некоторые, уловив какой-нибудь его нетерпеливый жест, моментально пододвигали ближе салатницы и судки.
  - Икорки-с?
  - Балычка-с?
  - Еще водочки-с?
   Насытившись, Василий Степаныч расслабился и разглядел, что за ним ухаживают давние знакомцы: оба заместителя мэра и зав. финансовым отделом, директор сбербанка, спонсоры, посредники, а кроме того, корреспонденты местных газет и радио, городские начальники транспорта, топлива, связи…
  «Неловко, однако, угощаться в одиночку! – задумчиво рассудил Василий Степаныч, поковыряв вилкой в зубах. – Надо было Кольку с Ванькой позвать!»
   Тут одна стенка мэрии тихо поползла в сторону, а на ее месте возникла небольшая круглая площадка, вся в огнях разноцветного неонового освещения. Через секунду на ней появились юные красавицы, уже заглядывавшие сюда с полными подносами. На сей раз они оставили на себе лишь узенькие трусики да прозрачные лифчики. Откуда-то с потолка грянула зажигательная румба, и танцовщицы дружно подняли ножки…
  «И-и-и-эх! – вспыхнул Василий Степаныч, но оторвать себя от кресла, как при многократной перегрузке в космическом корабле, как ни старался, не мог. Оставалось довольствоваться созерцанием. – Кольку с Ванькой бы сюда!»
   Тем временем представители городских властей, банковское, транспортное, топливное и разное другое начальство торопливо выстроилось по обеим сторонам его мягкого ложа и с почтением заглянуло в глаза:
  - Не потребуется ли еще чего, Василий Степаныч?
   Василий степаныч подумал и вспомнил:
  - Цыганский ансамбль… Непременно!
   Согласно кивнув, мэр города снова мягко хлопнул в ладоши. Цыгане, конечно, не заставили себя долго ждать. Словно стекляшки в детском калейдоскопе, перед Василием Степанычем замелькали юбки, кофты, сапожки, рубашки, ножки, разноцветные пояса, скрипки, гитары, барабаны. Послышались визг, смех, протяжные голоса… Через минуту от всего этого у него закружилось в голове, и он недовольно нахмурил брови. Тотчас ни цыган, ни скрипок не стало – видит Василий Степаныч себя за массивным дубовым столом, на этот раз не обеденным, а обычным, письменным. Вновь напротив выстроились спонсоры, пайщики, деловые люди. С неподдельной улыбкой к столу направился мэр города, на ходу раскрывая папку в красном кожаном переплете:
  - Так что, Василий Степаныч, принимаете наше предложение?
   Василий Степаныч нервно дернул плечом, как бы желая показать, что нелегко ему это дается, но делать нечего, попробует:
  - Ладно! Подавайте-ка сюда ваш договор. Так и быть, подпишу. В вашей компании, как будто, очень даже уютно…

                Часть 4. Выбор направления

   Едва Василий Степаныч согласился, в кабинете восторженно зашумели, бросились поздравлять друг друга с появлением нового кооператива и выражать уверенность в том, что с таким председателем городскому населению сам черт не страшен, ибо не за горами то время, когда он поставит дело на широкую ногу. Наконец стало спокойнее, и Василий Степаныч, теперь уже на правах облеченного доверием, пожелал уточнить, какие же конкретно функции будет осуществлять его детище. Так сказать, чем заниматься станет? 
   Городское начальство недоуменно переглянулось, как бы не понимая, отчего это новоиспеченный председатель обращается с такими вопросами:
  - А это уж вам решать, Василий Степаныч! Это уж вам решать!
   Василий Степаныч поразмыслил немного и нашел, что иначе и быть не должно. Работать-то придется ему!
  - Ладно. Подсаживайтесь ближе. Вопрос, на мой взгляд, серьезный, так что обсудим сообща…
   Представители районных служб, спонсоры, посредники и прочие деловые люди с удовольствием подсели к столу. Их лица выражали понимание, а телодвижения – готовность немедленно выполнить любую просьбу либо пожелание, отреагировать на любое замечание… Василий Степаныч, разумеется, тотчас это заметил:
  -…и хотелось бы сначала послушать вас!
   Извинившись перед коллегами, с горячностью вскочил на ноги директор местной автотранспортной базы:
  - Я считаю, что Василию Степанычу следовало бы заняться автотранспортными перевозками. По городу или между населенными пунктами, а то и за пределами республики. Очень прибыльное дело, скажу я вам, если его поставить на широкую ногу, а деловитости, как нам известно, нашему председателю не занимать. Кроме того…
   Не дав транспортнику закончить, прямо с места категорически высказался директор общепита:
  - Только в системе питания… только в системе питания могут полностью реализоваться организаторские способности Василия Степаныча! Его непревзойденное чувство клиента, его умение разобраться в потребностях рынка, его неистощимая энергия, его феноменальное… Короче: завалим потребителя горячими плациндами! С творогом, капустой, картофелем, мясом, повидлом…
  - А ведь отвлечь Василия Степаныча от выпуска обуви – суть преступление перед населением! – мрачно заявил директор местной обувной фабрики. – И я настаиваю на том, чтобы наш уважаемый председатель возглавил обувной кооператив… Обуть человека – что может быть почетнее?!
  - А одеть? – с ехидцей поинтересовался директор местного трикотажного комбината.
  - Похоронить тоже надо достойно! – веско заметил начальник объединения бытового обслуживания населения. – Я лично считаю, что на данном поприще у Василия Степаныча открываются безграничные возможности…
  - А ежели молоть муку?
  - А ежели разводить рыбу?
  - А ежели выращивать шампиньоны?
  - А ежели ремонтировать мебель?
  - А ежели строить дороги?
   Внимательно выслушав каждого, Василий Степаныч откинулся на спинку кресла и надолго задумался. Поразмыслить, конечно, следовало. Перед кооперативом открывались блестящие перспективы, будущее сулило немало приятного, стоило лишь разглядеть единственную, по всем статьям подходящую сферу деятельности, другими словами, в нужный момент крепко ухватить птицу за хвост. И Василий Степаныч определился:
  - Гм-гм… м-да! Полагаю, что меня правильно поймут и поддержат… В общем, так… Нас давно беспокоит то, что в городе отсутствует единая банно-помывочная система. Есть, правда, кое-какие баньки и вытрезвители в центре и на окраинах, но это не то, далеко не то… Итак, я возглавлю помывочно-массажное дело! Сдвину с места, за мной не заржавеет…
   В зале опять задвигались, зашумели и одобрительно стали переговариваться:
  - Ай, да Василий Степаныч! Смотри-ка ты, уловил момент: горожане, они действительно нуждаются в помывке…
  - Без помывки, какой он человек?
  - пропаренный же клиент на многое способен!
  - Он и муки намелет…
  - И рыбу разведет…
  - Дров наколет…
  - Шампиньоны вырастит…
  - Мебель отремонтирует…
  - Займется междугородними перевозками…
  - Настроит жилых домов…
  - Натачает обуви…
  - Нашьет одежды…
  - Да, помытый горожанин не чета грязному! Тут, если разобраться, Василий Степаныч прав, ох, как прав! Бог ему в помощь!

                Часть 5. Подготовка к делу

   Затем видит себя Василий Степаныч внутри огромного, из стекла и бетона, здания, заставленного импортными печатными машинами. Приглядевшись, он улавливает, что каждая машина четко работает: из одной сыплются красочные журналы, из другой – тянется неразрезанная еще лента обоев, там выскакивают этикетки, тут одна на другую ложатся свежие газеты. Цеха просторные, потолки  высокие, окна широкие…
  - Именно с этого и начнем! – решительно заявляет Василий Степаныч. – Именно от этого и оттолкнемся! А вы, заместители, как считаете?
   Колька Оглай-оглы и Ванька Гусейн-Пасенко, вдруг очутившиеся за спиной, молвили единогласно:
  - Ничего более подходящего во всем городе не найдете, Василий Степаныч, уж поверьте нам!
   Цепким взглядом окинув еще раз просторные цеха, высокие потолки и широкие окна, председатель кооператива велел кликнуть начальника комбината. За ним сразу же побежали. Не заставляя себя упрашивать, к кооператорам выскочил невысокий плотный человечек. Оказалось тот, с которым необходимо было переговорить. Василий Степаныч решил долго не объясняться:
  - Ты вот что, начальник, - указал он пальцем на импортное оборудование, - ты подай-ка команду станки выключить!
   Плотный человечек аж присел:
  - Как это… «выключить»?
  - Очень даже просто, - объяснил Василий Степаныч, - ручками. Если у вас имеются подъемные механизмы – будет быстрее!
   Начальник полиграфического комбината растерянно заморгал близорукими глазами, снял, протер, снова водрузил на нос квадратные очки:
  - Но… простите… это невозможно! У нас, как вы уже, наверное, заметили, производство… Новое здание, импортное оборудование, только что заработали в полную, так сказать, силу…
  - Вот оно-то нам и подходит, ваше новое здание, - хитро усмехнулся Василий Степаныч, - правда, помощнички?
   Колька с Ванькой за его спиной дружно заржали.
  - Помилуйте…- залепетал человечек, снова срывая с носа очки, - это как же получается? Нет, ни за какие деньги! И вообще: кто вы такие и какое право имеете распоряжаться?! Комбинат, по сути, государственное предприятие, и решать его судьбу могут только местные власти.
   В ответ на это заявление заместители опять непринужденно захохотали, а председатель с удивлением спросил:
  - Неужели вам не сообщили о возникновении банно-помывочной системы?
  - Гм-гм…- замялся помертвевший директор полиграфкомбината. – М-да! Так вы, значит, и представляете эту систему? Так бы и сказали, так бы и сказали…
   Развел руками и велел своим людям закругляться...

                *        *       *

   В центральном сберегательном банке начался обеденный перерыв, но Василия Степаныча впустили беспрепятственно. Следом проскочили и помощники. Вынув изо рта бутерброд с икрой, директор учреждения попросил у вошедших прощения за то, что так некстати решил перекусить, однако, Василий Степаныч доброжелательно махнул рукой: продолжай, мол, чело уж там! Финансист доел бутерброд, облизал пальцы, затем обратился в зрение и слух.
  = Разумеется, вы догадываетесь, за чем мы пожаловали! – начал Василий Степаныч, не растрачиваясь на предисловия. – Итак…
   Сбербанковское начальство пододвинуло к себе калькулятор и лихорадочно стало нажимать кнопки, затем заглянуло в бумаги, затем бросилось к несгораемому шкафу, затем кому-то позвонило…
  - Ссуду мы вам, понятно, дадим… Какая сумма на первое время вас устраивает?
   Василий Степаныч поднял глаза к потолку, пожевал губами и брякнул, не советуясь:
  - Сто тысяч долларов!
   И тут же ощутил грубый толчок под ребро.
  - Дур-р-р-ак! – заслоняясь от директора сбербанка  ладошкой, зашипел Колька Оглай-оглы. – Проси двести!
  - Идиот! – прошипел с другой стороны Ванька Гусейн-Пасенко. – Как будто из своего кармана вынимаешь!
  - Ну почему вы всё время перешептываетесь? – грустно полюбопытствовал директор сбербанка. – Хоть дела у нас нынче идут не блестяще, на развитие банно-помывочного дела мы можем ссудить и двести…
  - Вот видишь, вот видишь! – подтолкнули председателя Колька с Ванькой.
  - И даже триста…
  - Хотелось бы на самых льготных условиях, - задумчиво молвил Василий Степаныч.
  - А это уж непременно! – заверил финансист. – Собственно, в какое еще предприятие можно без риска вложить такие деньги? Сапожники пропьют, интеллигенты промотают, творческие работники используют не по назначению… Вы же, вы же… Именно вам мы готовы предоставлять любые кредиты!
  - С нами не пропадете! – ухмыльнулись Колька с Ванькой.
   Не откладывая в долгий ящик, Василий Степаныч тут же открыл счет в банке, получил чековую книжку и пригласил директора на первый парок. Тот обещал осчастливить своим появлением избранное общество, которое соберется в день торжественного открытия уникального банного комплекса. Итак, все вопросы были благополучно разрешены, и кооператорам ничего не оставалось, как только пожать руку руководству банка и бросить на прощание несколько слов рядовым служащим:
  - Заходите! – расщедрились кооператоры. – В день открытия у нас намечена бесплатная раздача веников! Ну, а в дальнейшем… известное дело: парок наш, денежки – ваши!
   Вдруг…

                *        *       *

   Декорации опять переменились… Не составляет труда определить, что вот-вот начнется нечто чрезвычайное, может, симпозиум, а может, пленум. Но скорее всего – пресс-конференция, ибо всё свободное пространство в высоком круглом зале занято фотокорреспондентами и телеоператорами, у каждого из присутствующих записная книжка и ручка, повсюду установлены микрофоны, телефоны, телефаксы и разные другие подобные устройства. Перед Василием Степанычем последней модификации японский видеоплейер (должно, интервидение заинтересовалось!!!), у помощников, приспособившихся за его спиной, головы в наушниках…
   И тут началось…
   Зажужжали теле- и кинокамеры, защелкали фотоаппараты, конференцзал озарился фотовспышками… Собравшиеся, словно шмели, загудели сначала на пониженных тонах, нерешительно, затем осмелели, подступились к кооператорам ближе. Очевидно, здесь собрались мастера своего дела, не любители – профессионалы, так как взяли с места в карьер:
  - Итак, Василий Степаныч, вы рискнули открыть новый кооператив… С тем, чтобы изменить банно-помывочную ситуацию в городе и, разумеется, в сторону улучшения…
  - Скажите, вы уверены в том, что сумеете построить свою работу в соответствии с новейшими разработками в банном деле?
  - Позвольте мне… Я понимаю, и так, скорее всего, отмечу в своей статье, что затевается грандиозное мероприятие, своего рода перестройка в системе бань и саун…
  - Какая там перестройка! Бери выше – переворот!!!
  - Да… ясное дело – возрождение…
  - Василий Степаныч, Василий Степаныч, а пара на всех хватит?
  -…а пива?
  -…а раков?
  - Кроме того, хотелось бы уточнить: приходить со своим шампунем или же можно полагаться на ваш?
  - И всё же, я не рискнул бы взяться за такое масштабное дело. Ни в жисть бы не отважился!
  - Я тоже…
  - И я, скорее всего…
   Василий Степаныч загадочно усмехнулся и ответил так:
  - Ладно, ладно, - ответил на всё это Василий Степаныч. – Чего уж там?!
   И был, очевидно, прав.
   В результате работы пресс-конференции было создано четыре статьи для местных газет и один репортаж для республиканской, отснято восемнадцать тысяч восемьсот сорок девять метров кино- и фотопленки для нужд кино и телевидения, записано несколько отчетов для радио. На отдельные магнитофоны были записаны речи и высказывания Кольки Оглай-оглы и Ваньки Гусейн-Пасенко. Наконец кооператоров засняли крупным планом… Некоторые журналисты, чтобы всё уместить в своих блокнотах, стали сокращать слова и предложения, у многих закончилась паста в шариковых авторучках… А местный поэт, не отходя, что называется, от круглого стола пресс-конференции, сочинил в честь кооператоров оду, и обещал, кроме того, создать поэму, которая зазвучала бы жизнеутверждающим гимном банно-помывочному производству… Начальник же полиции со своей стороны счел необходимым создать специальный отряд, который защищал бы банное дело от нашествия рекетиров.

                *        *        *
   Между прочим, Колька с Ванькой оказались толковыми помощниками. Не успеет, бывало, Василий Степаныч и глазом моргнуть, а заместители уже предлагают какую-нибудь полезную для кооператива идею или же тащат нужную вещь. Так, недавно молодые  люди задумали радиофицировать каждую помывочную кабину с тем, чтобы любой потенциальный клиент, не прекращая помывки, оценил последние новости, послушал романс или же повеселился с юмористом! И что вы думаете? Осуществили! Перетащили из общежитских коридоров все динамики в кооператив… Затем для завершения замысла заглянули на кабельный завод. За проводкой.
   Буквально за несколько часов облицовочный завод (собственным транспортом, разумеется) завез кафельную плитку, а штукатуры из ближайшего РСУ по высшему разряду и совершенно безвозмездно налепили нн на всё то, на что указывали кооператоры. Параллельно забегала инженерия из жилищно-эксплуатационного хозяйства: здесь необходимо было подвести газ, там – воду, еще дальше – оборудовать котельную, то есть, установить котлы, всякие краны и автоматику. И тоже не оплошала. (Инженерия, значит). Затем подключились дизайнеры, художники-оформители, мастера-озеленители, электрики-осветители, звукоусилители, шумоуловители и просто зеваки-любители, которые не только не помогали, но даже мешали, путаясь под ногами, но Василий Степаныч не прогонял их: пусть смотрят, ума-разума набираются…   
   Много-много забот появилось у председателя кооператива:  хотелось, чтобы всё выглядело, как у людей, то есть, на высшем уровне, и в то же время было боязно что-нибудь переборщить, чтобы никому не бросились в глаза какие-либо излишества, которые можно было бы истолковать, как некомпетентность или отсутствие вкуса. Хотелось кое-что сделать в своем, так сказать, национальном стиле и в то же время использовать какую-нибудь заграничную технологию, чтобы не дать повода заподозрить себя в безразличии к зарубежным разработкам. Хотелось поставить дело на широкую ногу, но так, чтобы для непосвященного это было незаметно, а выглядело скромно, дешево и пристойно, для избранных же явилось бы образцом изысканности, продуманности, совершенства. Хотелось идти в ногу со временем и даже опережать… В смысле секса, спецкабинетов, обнаженной натуры по вечерам… Кроме того, музыки, шампанского, рулетки! Не для себя, упаси боже! Для широкого клиента. В общем, сидеть было некогда…
   В результате неимоверных усилий множества организаций и предприятий бывший полиграфический комбинат преобразился. Теперь даже самый отсталый прохожий очень быстро мог определить, что это за учреждение, и чем занимаются в его стенах, ибо еще издали видел трехметровую скульптуру, изображающую моющегося с шайкой над головой. Подойдя ближе, он (прохожий) упирался взглядом в одну из стен несуществующей типографии, на которой нынче к самой крыше поднимались взрывы мозаичного пара. Вестибюль масляными красками расписали два известных городских художника Самурайкин и Бенбелло. Чего только не было изображено мастерами!!! Были выписаны купающиеся Венеры и поджидающие Аполлоны, с потолка острыми стрелами в них целились мальчики-Амуры; по бокам шли сцены из истории помывочного дела: здесь ополаскивают римлянку, там – раздевают гречанку…
   Немало хлопот доставило сооружение сауны и бассейна. В связи с этим пришлось высьтавить заднюю стенку полиграфкомбината для проникновения в здание экскаватора, который и вынул необходимое количество грунта. Затем до конца радиофици- телефонизи- и компьютеризировали учреждение. Председателю и помощникам установили селекторную связь со всеми остальными работниками кооператива и отдельно моющимися лицами… Словом, дело продвигалось как нельзя лучше. Единственное, что раздражало, это импортное полиграфическое оборудование, которое, как выяснилось, совершенно некуда было приспособить. Впрочем, после того, как его выставили на хоздвор, Василий Степаныч и Колька с Ванькой успокоились: пусть полежит – не они завозили, не им вывозить…

                *        *        *

  - И кто это к нам пожаловал? И кто это к нам спешит? – вдруг искренне удивился Колька Оглай-оглы, глянув в окно с третьего этажа, где располагался его кабинет, на центральный вход.
  - Как будто, не из наших, - задумчиво молвил Ванька Гусейн-Пасенко, оказавшийся за спиной у товарища. – Уверен, не из наших!
   Поспешно выбравшись из-за стола, за которым разгадывал кроссворд, Василий Степаныч бросился к окну. Действительно, делегация мало чем напоминала отечественную… Возглавлял ее юркий человечишко с раскосыми глазами и ежиком на голове, выходит, китаец либо японец. Размахивая дипломатом, он то забегал вперед, то отскакивал в сторону, то вдруг, останавливаясь, приглядывался к банно-помывочному хозяйству и начинал что-то убедительно лопотать. Чувствовалось, что ему здесь нравится. Спутники его выглядели солиднее. В черных смокингах, галстуках и тоже с дипломатами,   
они равнодушно отбивали шаг, но было понятно, что это деланное равнодушие, чисто, так сказать, капиталистическое, напущенное на себя для того, чтобы не выдать интереса к делу, к которому они намеревались приступить. И Василий Степаныч это отчетливо осознал.
  - Ко мне! – зловещим шепотом распорядился он, и помощники, словно ангелы-хранители, поспешно встали по обеим сторонам массивного стола. Прикрыв кроссворд каким-то бланком, Василий Степаныч занес над ним руку с большой кооперативной печатью, чтобы в такой позе дождаться иностранцев, которым на всякий случай необходимо было намекнуть, что предприятие успешно работает, что постоянно решается множество вопросов, что председатель тут не зря кушает хлеб, что помощники готовы побежать туда, куда пошлют, что…
   В коридоре раздался мерный топот, и Василий Степаныч воздел печать повыше.
   В дверь постучали.
  - Не занято! – одновременно закричали Колька с Ванькой.
   Дверь приоткрылась. Василий Степаныч грохнул печатью по столу. Просунувшаяся в кабинет голова отшатнулась, но в следующий момент, как ни в чем не бывало, появилась опять: оскалилась, щелкнула языком, приветливо подмигнула. Следом за головой возник ее хозяин – непоседливый человечек с дипломатом подмышкой. За ним, опасливо озираясь, - остальные иностранцы… Поздоровались, каждый на своем языке.
  - Гутен, как говорится, морген, - вежливо отозвался Василий Степаныч, давая понять, что тоже не лыком шит, и что всё это ему не в диковинку. – Другими словами: бон матен или же бонно джорно… Присаживайтесь, дорогие джентльмены, а если есть среди вас сеньоры, тоже прошу не стоять…    
   Гости с достоинством опустились на диваны, в коротышка-японец суетливо забегал вокруг стола.
  - Как нам известно, - скороговоркой залопотал он, - мы, иностранцы, не привыкли… как это по-вашему?... баклуши бить, что ли? Да, да, это подходящее выражение. Короче говоря, сидеть нам некогда, мы пришли с предложением. Итак, как это по-русски… уступайте нам, что ли, выше банное предприятие… За валюту, разумеется… Доллары там, марки, фунты стерлингов… Ну. Подумайте!
   Тут Василий Степаныч явственно икнул. Кольку Оглай-оглы начала бить мелкая дрожь, у Ваньки Гусейн-Пасенко отвисла нижняя челюсть. Но ситуация требовала сдержанности, и Василий Степаныч отпил глоток воды. Колька прислонился к шкафу, а ванька закусил зубы. Предложение годилось, тем не менее, следовало быть осторожным. И Василий Степаныч с безразличием поинтересовался:
  - Это как же так – уступить? Продать, что ли?
  - Фот именно – продайть, фот именно продайть! – заволновалсь на диванах иностранцы. – Мы на этом месте будем грандиозный план осуществляй… Мы построить комбинат по производству минеральной воды… при котором функционировать фино-коньячный зафодик…
  - Вино-коньячный заводик! – поразился Василий Степаныч.
  - О да! да! да! – застонал человечек-япошка, не понимая, отчего это так поздно доходит до собеседника.
   Колька с Ванькой переглянулись и, незаметно для иностранцев, с двух сторон двинули председателя  под ребра:
  - Продавай, сукин сын!
  - Магарыч пить будем!
  - Вино-коньячный заводик, - задумчиво повторил председатель. – Нет, друзья, ничего у нас не продается.
  - Идиот! – единодушно заключили помощники.
   При последнем восклицании иностранцы немедленно раскрыли дипломаты, вынули словари и, обнаружив перевод, с неодобрением покачали головами. А японец в отчаянии заломил руки и забегал глазами по кабинету, словно в поисках кинжала, которым мог бы сделать себе харакири. Но Василий Степаныч уже выработал свою линию:
  - Т не просите, господа, и не помышляйте… Вот о совместно предприятии… - он мечтательно поднял глаза к потолку, - об этом, я полагаю, поговорить можно!
   Тут и заместители, кажется, уловили поворот председательской мысли. Во всяком случае, они значительно переглянулись и больше не заставляли иностранцев заглядывать в словари. А Ванька Гусей-Пасенко даже прошептал, как заклинание:
  - …вино-коньячный заводик!
   Капиталисты, конечно, поняли, что наткнулись на стоящего партнера, который от своего не отступится. Чтобы окончательно не лишиться его расположения, они опять захлопали крышками дипломатов, вынули авторучки и старательно расписались в договоре о создании совместного предприятия, причем, на самых кабальных для себя усливиях…





                Часть 6. Дело

   В банно-помывочный кооператив сразу же устремились… После торжественного открытия, которое обслуживали духовой оркестр из загородной воинской части, областной коллектив «Варьете», а также местные костюмеры, цветочники, кондитеры, пекари, продавцы горячительного и пива, транспортники и связисты, состоялась церемония освящения. Отец Дементий, огромный мужичина с дремучей растительностью на лице и загривке, прорыкал собравшимся нечто нечленораздельное, после чего, обойдя ряды, обильно окропил всех какой-то жидкостью из медной цацки, что символически, вероятно, должно было означать: благословляю вас, дети мои, на пар и воду, в которых вы так нуждаетесь, а также на минеральную, квас, пиво и, возможно, шампанское, ликер и коньяк… Во всяком случае, у каждого из окропленных возникли на сей счет свои соображения!      
   После освящения состоялась пробная, в виде  рекламы и аванса, бесплатная помывка. Надо заметить, что первый блин, который, как известно, выходит комом, у Василия Степаныча выпекся на удивление удачно. Самая  разношерстная публика – от сантехника до генерального директора сырзавода – изъявила в тот день желание ощутить всем телом очищающее дыхание священного пара. Кому же не посчастливилось попасть под животворящие струи банно-помывочного учреждения, тот полюбовался росписями и украшениями, как внутри, так и снаружи треста, послонялся  возле духовиков, поглядел на красоток из варьете, вкусил от даров местного общепита и системы розничной торговли. Как бы там ни было, весть об открытии нового предприятия донеслась до самых отдаленных уголков города, что само по себе являлось неплохим предзнаменованием…
   Как не хотелось того кооператорам (а работу наладили как беспрерывное производство, круглосуточно), на помывку сразу же возникла очередь. Записывались из родного города, из соседних населенных пунктов  и даже областного центра. Никто, разумеется, не получил отказа при строжайшем соблюдении порядка. Кое-кто, правда, пытался использовать свое служебное положение или же просунуться «по блату», в особенности из высших эшелонов власти – председатели, директора, всякие там замы и помы, - но таким быстро дали по рукам, и они вынуждены были отступить. Нет, нет, от этого нисколько не пострадал авторитет кооператоров, наоборот, о таком равном и справедливом  распределении пара заговорили, как о значительном достижении в области равноправия и торжестве демократии.
   С открытием банно-помывочного учреждения городская жизнь везде переменилась! Раньше обыватель после работы, как правило, уныло плелся домой, чтобы скандалить с женой или же воспитывать потомство, теперь всё это отодвинулось на задний план!!! С какого бы конца города не возвращался он вечером, он непременно устраивал так, чтобы путь пролегал мимо банно-помывочной. И, очевидно, делал это не зря!
   В просторный светлый зал, предшествовавший парилкам, еще засветло приходил почтальон либо библиотекарь. Первый раскладывал на удобные кожаные топчанчики, которые в остальное время служили столами для карточных игр, свежую прессу, включая зарубежные газеты и журналы; второй, как правило, прихватывал с собой все книжные новинки, полученные библиотекой за последние дни, и сооружал нечто вроде походного стенда. Таким образом любознательные горожане, не покидая своего населенного пункта, имели возможность быть в курсе всех событий, происходящих в стране и за ее пределами. По прочтении прессы и книжных изданий включали радио или цветной телевизор. Затем делились собственными соображениями и это, наверное, было главным, из-за чего стоило сюда заглянуть. Какие тут мнения высказывались! Какие предложения поступали! Какие мысли витали в пропаренном воздухе! Словом, каждый оставался довольным и уходил к семье успокоенный, ободренный, одухотворенный, уверенный в завтрашнем дне…
   Кроме того, если брать по большому счету, в любое время суток, в праздники, святки, выходные и будние дни каждый клиент (включая детей, стариков и женщин) мог легко найти себе занятие по душе. Спортсмены в небольших автономных спортивных залах поднимали гири, сражались в шахматы, волейбол и теннис; инженеры составляли головоломки для газет и журналов; водители на тренажерах упражнялись в вождении; находили себе дело моряки и летчики, столяры и плотники, электрики и сантехники; поэты и прозаики в специальных павильончиках писали стихи и прозу; художники колдовали над этюдниками; старики предавались воспоминаниям; молодежь набиралась опыта; наблюдая за взрослыми, избирали профессию дети; словом, каждый чувствовал себя в своей тарелке, и приходил сюда, как на праздник…
   Но основным фактором, из-за которого под крышу банно-помывочного кооператива, как магнитом, стягивались и стар, и млад, был и оставался, естественно, пар! Именно на его основе строились новые взаимоотношения между гражданами, пересматривались взгляды и вырабатывались традиции. Впрочем, за примерами далеко ходить не надо…
   Прежде всего, следует, наверное, упомянуть о том, что в городе резко сократилось число правонарушений, уменьшилось количество пьяных, установилась атмосфера доброжелательства. Еще бы! Теперь после тщательной помывки и принятия доброй порции ядреного пара даже самому несознательному горожанину делалось так хорошо на душе и в теле, что он напрочь отказывался от своих закоренелых привычек, скажем, пить, курить и драться. Умиротворенный, спокойный, уравновешенный выходил он из парилки, отдыхал в прохладном вестибюле и, легкий, как птенец, возвращался в родные пенаты. По дороге он обязательно использовал любую возможность, чтобы совершить какой-либо общественно-полезный поступок: поднести сумочку женщине, перевести через дорогу пенсионера, дать совет юноше…
   Теперь даже без специального медицинского освидетельствования легко можно было определить, что жизненный тонус каждого горожанина, хоть однажды окунувшегося в воды банно-помывочного кооператива, в значительной степени повысился. Клиент, что называется, менялся на глазах: нынче это был здоровый, упитанный, жизнерадостный и любвеобильный субъект, способный дожить до сотни лет. Калеки и инвалиды исцелялись на глазах. Старики молодели, а молодежь быстро набиралась сил. Всё это вскоре привело к тому, что в городе не осталось ни единого немощного, больного или обиженного человека, что в свою очередь обеспечило быстрое развитие городского хозяйства во всех направлениях, - сейчас везде и всюду трудились крепкие, выносливые, добросовестные люди, которые, как правило, играючи справлялись со своими обязанностями. Производственные успехи в значительной мере способствовали укреплению домашнего очага: во многих семьях воцарились мир, покой, тишина…
   Но самым удивительным, пожалуй, было то, что во всем городе за последнее время не зарегистрировали ни единого случая рождения нездорового ребенка. Окрепшие матери давали полновесное, здоровое потомство, и одно уже это говорило о том, что с годами в ряды городских тружеников вольется мощный поток свежей рабочей силы, способной произвести переворот на транспорте, в строительстве и хлебопечении. Естественно, что прежде чем доставить новорожденного в местную церковь, где рыкающий отец  Дементий с головой совал его в болезнетворную жидкость, ребенка несли в банно-помывочную. Василий Степаныч с готовностью шел навстречу родителям, то есть, моментально освобождал  облюбованную ими душевую, даже если она была занята начальствующим составом, а иногда и собственноручно обрызгивал младенца каплей-другой шампуня. Такое многообещающее начало как бы ограждало нового горожанина от всяческих невзгод, а также гарантировало здоровье, успехи в личной жизни и на общественном поприще…
   Неожиданно вместо «господин» в городской быт прочно вошло слово «брат». В автобусах, троллейбусах, маршрутных такси теперь неизменно настаивали: - Вот что, брат, ты садись-ка на мое место, а я постою! То же самое слышалось в очередях: - Становись-ка, брат, впереди меня, мне торопиться некуда! На улицах города стало оживленно, шумно. Совершенно незнакомые люди, не стесняясь, обнимались, приглашали друг друга на чашку кофе. Разумеется, была забыта и такая, некогда неразрешимая проблема, как национальная: нынче цыган запросто крестил детей у еврея, и наоборот. Что касается карьеризма, взяточничества, очковтирательства, лжесвидетельствования, подхалимажа и пр., с этими негативными явлениями было покончено раз и навсегда! И в отношении малообеспеченных вопрос решился удовлетворительно: имущие совершенно добровольно поделились с неимущими своими сбережениями, таким образом в материальном плане все стали равными…
   Не прошло и месяца со дня открытия банно-помывочного кооператива, а весть о городе и его достижениях разнеслась по всем окрестностям и достигла областного центра!!! А вскоре поползли слухи, что руководство области, раздосадованное тем, что ему утерли нос по всем статьям, пунктам и параграфам, вот-вот подселится ближе к помывочной, а это красноречиво говорило о том, что город со временем обретет статус областного центра…
  Тем временем очереди на помывку  становились всё длиннее, и теперь, чтобы попасть к Василию Степанычу, необходимо было записаться за полгода наперед. Конечно же, подождать стоило, ведь у кооператоров, не отходя от кассы, другими словами, от персональной шайки, можно было послать телеграмму, позвонить или же получить ответ из любого конца страны, заказать авиа- или пароходный билет, место в ресторане либо в филармонии и т.д. и т.п. И клиент охотно дожидался полгода, чтобы наконец-то воспользоваться всеми услугами, предлагаемыми кооперативом. Впрочем, чтобы разгрузить очередь, Василий Степаныч уже подумывал о приобретении новых помещений под помывочные, в частности, очень приглянулась ему инкубаторная станция. Итак, необходимо было распорядиться насчет кур-несушек и снесенных ими яичек…
   Однако, как ни изворачивались кооператоры, и у них не обошлось без некоторых накладок. К примеру, остро стоял вопрос о наличии специалистов, которые умели бы квалифицированно обмывать тела посетителей, то есть, кадровый вопрос, ибо каждый непременно хотел мыться, мыть же других категорически отказывался. В связи с этим время от времени к ваннам и тазикам приходилось приставлять заместителей. Оглай-оглы и Гусейн-Пасенко недовольно ворчали, но в открытую бунтовать не решались. Василий же Степаныч лично, если требовалось и его участие, с удовольствием тер толстые и тонкие, широкие и узкие спины, и не видел в этом ничего зазорного. Истинный патриот пара, знаток банно-помывочного дела, настоящий председатель, он использовал малейшую возможность для того, чтобы заработать денег, которые впоследствии можно было бы использовать на нужды кооператива…   
   И вот в один из предвыходных дней Василий Степаныч усердно тёр спину… кому бы вы думали? Самому начальнику местной исправительно-трудовой колонии майору Розенбауму! Лежа на животе, Илья Самойлыч Розенбаум довольно попискивал и покрякивал, постанывал и посвистывал, - мычал, мурлыкал, лопотал… Значит, всё шло хорошо, значит, всё складывалось, как надо! И вдруг Василий Степаныч всем телом ощутил, как зацепил ногтем любимую бородавку на ягодице брата Розенбаума. Илья Самойлыч вскрикнул, Василий Степаныч отшатнулся… и проснулся…




                Эпилог,
                либо Пробуждение

   Проснулся Василий Степаныч, огляделся, и видит, что находится вовсе не в парилке, и вспотел отнюдь не от того, что занимался спиной майора Розенбаума…
   Вместо чистых хрустальных люстр с потолка свисала пыльная паутина, сотканная примерно год тому назад. Обшарпанные, давно не беленные стены даже отдаленно не напоминали импортные кафельные стенки самой убогой душевой; потрескавшиеся оконные рамы, заплеванный пол… Разбитые тумбочки и шкаф, повсюду недокурки, пустая тара из-под «портвейна»…
  «Куда это я попал и как там дела в кооперативе»? – в тревоге подумал Василий Степаныч, напрягая память, чтобы разобраться в ситуации. Глянув по сторонам, председатель обнаружил, что оба его заместителя, невзирая на белый день, прямо в сапогах валяются на кроватях и никуда особенно не спешат…
  «Это чего же они дрыхнут? Это кто же за них спины-то драить будет?» - обозлился Василий Степаныч и проснулся окончательно.
   В голове гудело. Руки тряслись. Тело колотила нервная дрожь. И Василий Степаныч вспомнил: это ведь вчера они отмечали…  Что отмечали? Что-то такое… праздничное. Собственно, и праздника-то никакого не было… Просто заявился сначала Оглай-оглы с бутылкой «портвейна», затем бутылочку красненького притащил Гусейн-Пасенко. Разумеется, Василий Степаныч не остался в долгу, и тоже выставил. Праздновали вчера, праздновали позавчера, и еще позапозавчера…
  «Опохмелиться бы!» - простонал Василий Степаныч и быстро перещупал карманы своего мятого пиджака, но не нашел ни копейки. Тут его мутный взгляд упал на пустую тару из-под «портвейна», и бывший председатель банно-помывочного кооператива засуетился.
  «Лишь бы Колька с Ванькой не проснулись, иначе делиться придется!» - мелькнула беспокойная мысль, и Василий Степаныч, стараясь меньше шуметь, собрал пустые бутылки, чтобы где-нибудь в городе обменять их на одну-единственную…
   Полную!