Городские кофейни никогда не пустуют. Ночь или день – не останавливается ненавязчивая мелодия, не исчезают в шкафах чашки, не остывает кофе. Такова жизнь города. Такова жизнь.
И человеческая природа циркулирует, растворяется, мечется, забавная, излишне театральная. Проходит человек или год – вы видите разницу в течении человека и времени? Постоянное движение и прятки за ним – кому оно нужно, зачем притворяться, будто мы хотим этого или видим потребность в постоянной беготне. Поэтому зайдем в кофейню. Она статична, многомерна. Не найдете вы измерения, где бы ее не было.
С невысоких потолков дует приглушенный свет прямо на двух людей, сидящих друг против друга за маленьким квадратным столиком у окна. К своим заказам они не прикасаются. Смотрят друг на друга и разговаривают, разговаривают, разговаривают.
Первый вздыхает:
- Помнишь, мы встретились в последний раз полгода назад на концерте твоей дочки в местной филармонии? – усмехается. – Правда, мы не поговорили – я только и делал, что протягивал тебе платок за платком.
- Помню. Кажется, давно было, - тон второго кажется равнодушным.
- И я бы хотел себе семью… Переживать о чем-то, кроме себя, работы и прочей гадости. – взгляд Первого делается задумчивым.
Второй учтиво молчит.
- Недавно получил повышение…
- Поздравляю.
- …но что мне с ним делать? Коллеги подходят, поздравляют, даже вечеринку, вроде, устроили. Но мне все равно – корчу улыбку, выговариваю формальности и, наконец, прячусь в своей многокомнатной пыльной каморке.
На заднем фоне играет музыка. Элингтон.
Второй внимательно смотрит на собеседника, но старательно избегает его глаз.
- А о чем ты думаешь, когда остаешься один? – хотя немыслимо остаться одному в сплошь населенном шумом пространстве.
- Раньше мечтал… А теперь, совсем ничего. Будто пустота засела и затягивает все сильнее. Совсем ничего не осталось. Только пара друзей, да какие-то бредовые воспоминания. Например, как мы пытались играть в гольф, но в итоге начали лупить друг друга клюшками. Или как ты сходил с ума от того, что тебе казалось, будто старшекурсник следил за тобой после занятий, а потом мы все из него вытрясли и оказалось, он просто хотел отдать студенческий. Ничего существенного нет, ничего существенного не было и не будет. Вот что я думаю.
Второй не смущается от такого потока откровений. Он понимающе кивает, но так, словно это не он, а его заставляют, дергают веревочки.
- Знаешь, я теряюсь, теряю… - раздается мелодия на телефоне, но никто ее кроме Первого не слышит. – Прости, - быстро извиняется тот и отвечает. - …Да… Да, на столе под папкой… Нет, она отмечает праздники с семьей, - кладет трубку. – Так вот… был азарт, страх, что скоро оно все закончится. А сейчас действительно заканчивается – и все, ничего, никаких эмоций…
Посетители кофейни разлеглись в креслах, впились в свои телефоны, разговорились, сверкая застывшими растянутыми улыбками. Говорят одинаково, одинаково, одинаково.
Второй просит Первого рассказать еще. Последний не отказывается. Он распинается, рассказывает – и весь мир пропускает мимо них свое внимание.
Мы не узнаем, что Первый вовсе нигде не работает. У него нет воспоминаний. Он не хочет семьи, он не хочет ничего. Действительно то, что ему грустно. А остальное – самообман, болезнь.
Второй тоже лжец. Он сидит, слушает, подтверждает ложь, потихоньку записывает что-то под столом или заглядывает в медицинское дело первого. Он – Врач, Психиатр, но первый не знает. Никто не знает. Может, и Второй тоже.
Но оба разыгрывают – роли, разговоры, жизнь. В маленькой кофейне – вечном обиталище, куда люди приходят и откуда чуть спустя исчезают.
Вчера, сегодня, завтра – они сидят здесь. И никогда не уходят.