ВЕЛИКА СТРАНА МОЯ РОДНАЯ...(из советской песни)
А что, друзья, вы, верно, припоминаете, что когда Великая страна с угасающим энтузиазмом еще строила счастливое будущее, а вы бегали из магазина в магазин в поисках дефицитных товаров или продуктов питания из ГУМа в ЦУМ, а из ЦУМа в Детский Мир, или когда стояли там в очередях, то частенько замечали группы непривычно одетых людей, толпой бредущих мимо и с интересом инопланетян глазеющих на вас.
Смотри-ка, думали вы, интуристы. Приехали посмотреть на наши достижения. Смотрите, смотрите, думали вы, нам есть чем гордиться…
А я вот бродил по Советскому Союзу с этими западными интуристами без малого 15 лет, и теперь вспоминаю эти годы с таким удовольствием, что решил поделиться впечатлениями со всеми, у кого найдется желание погрузиться в давно прошедшую эпоху Великого СССР…
...Решение изучать английский язык я принял только в девятом классе.
Ни математику, ни физику, столь модные в те годы я не любил, равно как и другие точные науки.
Но надо было получить высшее образование. Куда же без него.
И меня осенило – английский язык! Вот это мне подходит.
Во-первых, это несложно, учи себе слова, да грамматику, а во-вторых, приятно: можно читать книги на английском, слушать и, главное, понимать слова очень популярной тогда западной рок музыки, типа Битлов (The Beatles) или Роллингов (The Rolling Stones).
Здорово! И вся эта счастливая будущая жизнь заключалась в изучении английского.
Мама даже купила мне магнитофон, чтобы я мог слушать английскую речь (а я-то больше слушал рок-музыку, каюсь).
Учиться я решил в МГПИИЯ им. М. Тореза (Московский педагогический институт иностранных языков) потому, что там был переводческий факультет, что давало возможность в будущем не работать учителем в школе.
Я, правда, мечтал поступить в МГИМО (Московский Государственный Институт Международных Отношений) и потом работать при посольстве где-нибудь в Англии или в США, но это была совсем уж несбыточная мечта.
Для этого надо было иметь серьезные связи или родиться в семье дипломата, а не в семье учительницы средней школы.
Мама немедленно нашла для меня частного репетитора, уроки которой были очень дорогими (она брала 10 рублей за два часа, это все равно, что 10 тысяч рублей сейчас).
Занимались мы с ней два раза в неделю.
Но это было правильным решением, мама была чрезвычайно мудрым человеком и понимала, что на образовании экономить нельзя, и денег для нас, детей, не жалела, отдавая практически последние.
Когда после школы я вынужден был пойти работать на завод, потому что в первый год я в институт не поступил, то всю зарплату, 80 рублей в месяц, я отдавал этой учительнице.
В те годы, как известно, выехать за границу было мечтой, пожалуй, всех граждан СССР.
Хоть одним глазком взглянуть на «загнивающий» Запад (так называла его советская пропаганда).
Выездной туризм в те годы был невелик и в основном в страны соцлагеря.
Поехать по путевке в капстрану тогда было сродни полету на Луну.
Зато в СССР приезжало около 5-ти миллионов туристов в год, что было довольно много для такой закрытой страны.
В Интуристе в те годы работали 5 тысяч гидов-переводчиков, которые говорили на 30 языках.
А всего в Интуристе во всех отделениях, подразделениях и службах в 1979 году работали 47 тысяч человек!
А были еще и Спутник, который сотрудничал с молодежными организациями, и профсоюзы принимали по своей линии через Интурбюро.
В отделении Интуриста Москвы было полторы тысячи гидов-переводчиков, но в некоторых отделах их катастрофически не хватало, особенно в скандинавском.
Вообще-то работать в Интуристе я не планировал.
Когда я учился в ИНЯЗЕ, то мечтал работать в какой-либо экспортно-импортной фирме, типа Электронзагранпоставки, Экспортлеса, Проммашэкспорта, Разноэкспорта или другой подобной им, что сулило поездки за границу и было привлекательнее Интуриста.
Но туда устроиться было чрезвычайно трудно, и меня после окончания института распределили в Интурист (напоминаю, что в те годы, получив диплом, молодые специалисты обязаны были два года отработать там, куда их направит государство).
Когда я пришел в отдел кадров, то начальник, узнав, что я знаю датский, буквально вцепился в меня и начал уговаривать приступить к работе уже на следующий день, потому что гидов с датским языком катастрофически не хватало.
(В институте в дополнению к английскому я изучал еще и датский.)
И на следующий день я приехал на работу в гостиницу Метрополь.
Необходимо пояснить, что в Москве в те времена из-за острой нехватки офисных помещений, занимали любое пригодное здание.
Но и офисами их не называли, а просто конторами.
Какой-нибудь барский особняк 19-го века или даже 18-го, иногда даже деревянный - а на нем вывеска Мосспецпроект или Дальстрой или что-либо подобное.
Главное управление Интуриста в те годы располагалось в бывшем здании посольства США на Манежной площади, которое фасадом смотрело на Кремль.
Легенда гласит, что после войны, когда началось обострение отношений между СССР и США, Сталин приказал убрать флаг США из-под окон Кремля, и он оказался на Новинском бульваре, а Интурист занял место посольства США (до этого он располагался в гостинице Националь, рядом, буквально за углом).
Гиды-переводчики тогда занимали правое крыло гостиницы Метрополь.
Вход был в торце здания, справа, со стороны памятника Свердлову (если он там еще стоит).
Скандинавский отдел располагался на пятом этаже, куда вела пыльная вытертая лестница, а пол на этаже был покрыт старым разбитым дореволюционным паркетом, который не покрывали мастикой и не натирали, видимо, со времен царской власти.
Начальница, которая в одиночестве сидела в отделе, (а точнее, в одноместном номере гостиницы, где с трудом помещались три стола, а документы и прочие бумаги лежали кучей в давно не мытой ванной), сразу взяла меня в оборот: - Как хорошо, что ты к нам пришел. Завтра прилетает группа датчан по маршруту Средняя Азия - Кавказ. Иди скорее, получай документы и езжай в аэропорт, а то опоздаешь.
- Как опоздаешь, куда опоздаешь, да я еще ничего не знаю, я только пришел, меня никто не обучал в институте работе с интуристами?!
Но она убедительно мне растолковала: - Ты пойми, сейчас сезон, (дело было в октябре), у нас некому работать. Все, абсолютно все на маршрутах. Я одна осталась в конторе для координации работы.
Я отчаянно пытался возражать: - Но я никогда не был в Средней Азии, я ничего не знаю ни о городах, ни о памятниках. Я испорчу людям поездку, будет международный скандал.
Но она меня «успокоила»: - Не ты первый, не ты последний, все мы так начинали, будешь учиться в пути.
И я пошел….
Потом в любом месте, где я появлялся, я спрашивал, что мне делать: референта я просил объяснить, как заполнять документы, как и где встречать туристов в аэропорту, как заказывать питание в ресторанах, что такое ваучер и что мне с ним делать и много-много еще я спрашивал и пытался запомнить, а мне уже надо было спешить в аэропорт.
И вот я в аэропорту Шереметьево, еще старом, Шеремтьево-1.
Я бросаюсь к девушке-представителю Интуриста в аэропорту, и в отчаянии прошу помочь мне, объяснить, что делать.
Она объясняет: стойте у выхода с прилета и, как только увидите человека, похожего на скандинава, подходите и спрашивайте: Датчанин? Группа? Центральная Азия? и, если он ваш турист, отводите его в сторону и идите вылавливать следующего.
И вот представьте: аэропортовая кутерьма и свалка, прилетело сразу несколько рейсов из-за границы, туристы валят толпой, вокруг люди с табличками на палках или просто держат листы бумаги, на которых написаны имена тех, кого они встречают, и тому подобная информация.
Попробуйте сейчас поставить себя на мое место.
У вас голова пойдет кругом.
Как тут угадаешь, кто датчанин, когда я их раньше в глаза не видел.
Потом я замечаю на чемодане первую наклейку датской турфирмы "Altreizer", той, туристов которой встречаю – и вот он, мой первый датчанин.
"Эр ду дэнско?" – Вы датчанин? - спрашиваю я, ужасно волнуясь.
Я, - отвечает он. "Я" в данном случае не русское, а ДА по-датски.
"Ви самлес хеа" - Мы собираемся здесь, говорю я и добавляю "Вент ну хеа" - Жди теперь здесь - и иду искать следующего.
Другие туристы из моей группы, видя знакомые лица (они уже познакомились в аэропорту Каструп перед вылетом из Дании), подходят сами.
Я пересчитываю их снова и снова, и каждый раз нескольких не хватает.
Наконец, с большим трудом, облазив весь зал прилета, я нахожу тех туристов, которые проскочили мимо и стоят неподалеку за колонной.
А все это время меня дергает девушка-представитель Интуриста в аэропорту и просит поторопиться, потому что наш автобус уже подъехал и не может долго стоять у выхода, за ним очередь из автобусов для других групп.
Я, нервный и взмыленный как лошадь на скачках, пытаюсь еще раз пересчитать туристов, которые постоянно перемещаются.
А все это время звучат объявления по громкоговорителю на русском и английском языках, садятся новые рейсы, туристы все валят и валят, вот итальянцы, а вот пошли испанцы вперемежку с англичанами, а за ними французы, а за ними …
И среди этой толпы мои датчане. И не только мои. Подходят еще датчане и спрашивают: Каукасус? - Кавказ?
Най (Нет), - отвечаю, - Сентраль Асиа, и они идут дальше искать свою группу.
А вокруг другие гиды ищут-собирают своих туристов и громко выкрикивают, призывают, созывают, командуют, и голова моя идет кругом, и я думаю, когда же я выберусь из этого кавардака.
А девушка не отстает и говорит, что пора грузить багаж, и спрашивает, все ли чемоданы на месте.
Откуда я знаю, черт побери, думаю я, и судорожно пытаюсь придумать, как это выяснить.
Сначала я решаюсь сказать: Виль ди прюве дерес багаже? Проверьте свой багаж.
Но потом я думаю, что эта фраза недостаточно корректна и придумываю другую:
Кан и си дерес багаже? Вы видите свой багаж? – спрашиваю я, и это оказывается верной фразой, потому что они начинают искать глазами свои чемоданы и сумки и, наконец, все утвердительно кивают.
Слава богу, первый этап пройден: мы садимся в автобус и едем.
Я беру микрофон, встаю, поворачиваюсь лицом к гостям и начинаю говорить по-датски.
В первый раз перед довольно большой аудиторией.
На меня пристально, не отрывая глаз, смотрят 35 датчан, мужчин и женщин, в основном пожилых.
Смотрят доброжелательно, многие с улыбкой.
Вы не представляете, как трудно говорить по-датски в первый раз, говорить много и по делу, говорить важные вещи, от которых зависит практически все для туристов.
Датский язык – это нечто среднее между немецким и английским, но произношение чрезвычайно трудное.
Труднее, наверное, только корейское.
Некоторые звуки буквально не выговоришь.
Я со всей ответственностью заявляю, что в институтах нас, практически, не учили говорить.
Нас учили произношению, особенно в английском языке (и мы гордились, что нас учат "оксфордскому" английскому произношению), нас учили грамматике (а это было для наших преподавателей, пожалуй, главной целью), нам преподавали такие мудреные дисциплины, как история языка, лексикология, лингвистика, введение в языкознание, теория перевода, стилистика, сопоставительная грамматика, учили даже латинскому языку!
А еще нам преподавали историю КПСС, основы научного(!) атеизма, научный(!) коммунизм - но нас не учили говорить на языке!
А в самом деле, зачем было учиться устной речи, если мы жили за "железным занавесом", и выехать за границу было почти невозможно.
И вот я потею, я бледнею, я в ужасе думаю, понимают ли они меня, и поминутно спрашиваю: Фосто ди? – Вы понимаете? Я, Я, - говорят они одобрительно, и хотя я в это не совсем верю, но очень надеюсь.
В методичке для гидов я успел наспех прочитать, что от аэропорта до гостиницы нужно рассказать туристам о Советском Союзе, сколько республик, сколько разных народов и народностей проживает здесь, немного о политическом устройстве, немного об экономике, немного о Москве.
Но руководитель группы, датчанин, просит у меня микрофон и начинает рассказывать практические вещи: о порядке размещения в гостинице, о программе на завтра, где можно поменять деньги и много других полезных вещей.
Я с удовольствием слушаю прекрасный датский язык и пытаюсь запоминать нужные в туризме слова.
Когда мы изучали датский в институте, никто не готовил нас к работе в Интуристе, и лексика, которую мы изучали, была в основном политической.
Ну, еще бы, из нас готовили бойцов идеологического фронта.
А тут вдруг зазвучали простые человеческие слова, разговорные фразы.
На следующий день я приобрел маленький блокнотик, в который постоянно записывал нужные слова и обороты речи, пригодные для разговора с туристами в будущем.
Однако позже, когда сезон закончился, нас, новичков, отправили на повышение нашей невысокой квалификации на специальные курсы, которые в советском Интуристе проводились для гидов-переводчиков каждый год.
Там мы два месяца изучали разнообразные аспекты работы в Интуристе, там нам читали превосходные лекции по искусствоведению, политико-экономическому устройству стран, с которыми мы будем работать (с идеологическим уклоном, конечно), устраивали для нас лекции в музеях и картинных галереях Москвы, в музеях и соборах Кремля, водили в Грановитую Палату, в Оружейную Палату, в Алмазный Фонд СССР и тому подобные интереснейшие места.
А на следующий год мы уже сами вели туда туристов и показывали и рассказывали...
Я работал с двумя языками: датским и английским, поэтому писать буду о поездках, которые были популярны у людей, говорящих на этих языках.
Правда, три скандинавских языка довольно похожи, особенно датский и норвежский, поэтому иногда приходилось работать и с норвежскими группами, если не было свободного гида с норвежским, а один раз мне дали большую группу шведских туристов в поездку по Средней Азии, но их понимать мне было очень затруднительно.
Сразу надо сказать, что датских, шведских и норвежских туристов было в 70-е и 80-е так много, что мы работали на износ, то есть, приехав с тяжелого двухнедельного маршрута по Транссибирской магистрали: Москва-Новосибирск-Иркутск-Хабаровск-Ленинград, мы уже на следующий день утром сдавали документы по этой группе и тут же получали новые документы и вечером этого же дня ехали в Шереметьево встречать группу по маршруту Средняя Азия: Москва-Самарканд-Бухара-Ургенч-Хива-Ташкент-Ленинград тоже на две недели.
Родные в сезон видели нас дома крайне редко.
Высокий сезон начинался в апреле и заканчивался в октябре.
Кстати, в конце 70-х поезд №2 до Владивостока шел полных 2 недели.
Только до Иркутска мы ехали неделю.
А иногда были тур-поездки на три недели, так называемый гранд-тур: Трансибирская магистраль, которая вызывала огромный интерес у иностранцев: ну еще бы – самая длинная железная дорога в мире, почти 10 тысяч км, неделя в пути до Иркутска.
Потом перелет в Самарканд, далее Бухара, Ташкент, потом перелет на Кавказ: Тбилиси, Ереван, Баку и, наконец, перелет в Ленинград.
Да, друзья, страна в те годы была воистину великой империей.
Только вдумайтесь - одна шестая часть мировой суши, 22,5 миллиона квадратных километров!
И я объездил эту страну практически вдоль и поперек.
И куда бы я ни приезжал, везде была родная страна, СССР.
Была, конечно, своя экзотика и в Средней Азии, где декхане, обливаясь потом, трудились в раскаленных полях, убирая хлопок, а вечерами, всё также обливаясь потом, угощались вкуснейшим жирным пловом с бараниной и горячим зеленым чаем в больших пиалах, и на Кавказе, где гостеприимные, не пьянеющие грузины заставляли без меры пить свое прекрасное вино и заедать его отличным шашлыком под нескончаемые витиеватые и остроумные тосты...
Но государственные законы, основные правила жизни, ее базовые принципы и установки были одинаковыми для всех, для всего населения, для всех наций и народов, ее населяющих.
Где бы вы ни жили, вы с гордостью могли сказать: Мы все советские люди!
Это одно делало всех нас равными.
Три главных направления туризма для туристов из Западной Европы были: Средняя Азия, Кавказ и Трансибирская магистраль, с остановками в Новосибирске, Иркутске и Хабаровске. Иногда добавлялся Братск.
Поездки по Золотому Кольцу были редкостью: я за все годы работы ни разу не был на таком маршруте.
Да, еще были туры в Прибалтику: Москва-Вильнюс-Рига-Таллин-Ленинград, но скандинавы такими не интересовались, это было слишком похоже на их страны. (Кстати, название Таллин переводится как "город датчан".)
В Прибалтику я ездил с американцами.
Я работал с датчанами, американцами, норвежцами, шведами, канадцами, раз с туристами из Южной Африки, с австралийцами, и даже с группой из Румынии, когда не нашлось гида с румынским.
А однажды ездил с японцем в Суздаль на два дня. Я-то думал, что он едет любоваться церквями, которых там множество, а он, как оказалось, приехал половить рыбу в маленькой речушке Каменке, которая там протекает.
Это меня чрезвычайно заинтриговало: зачем японцу понадобилось ехать из далекой Японии, чтобы половить рыбу в Суздале.
Весь вечер по приезду туда за бутылочкой виски Джонни Уоркер, которую он принес на ужин, я пытался его «расколоть».
Беседовали мы с ним, разумеется, по-английски.
Бутылочку мы выпили, но смысл его поездки я так и не понял.
Он сократил осмотр Суздаля до минимума и весь следующий день среди бела дня пытался ловить рыбу нахлёстом, как никто в центральной России не ловит: то есть закидывал искусственную наживку без грузила и поплавка, как ловят форель в Сибирских реках.
Разумеется, рыба на его приманку не брала.
Я пытался ему втолковать, что так у нас рыбу не ловят, это не Сибирь, и форели тут нет, но он мне не поверил, а карты СССР у меня под рукой не оказалось.
Соскучившись, я решил пойти на знаменитую Суздальскую ярмарку огурцов, а когда встретил его перед ужином, он заявил, что поймал много больших рыб.
На просьбу их показать, он заявил, что отпустил их обратно в речку, как принято в Японии.
За ужином я угощал его суздальскими сладкими огурцами под водочку.
На следующий день мы вернулись в Москву, и я проводил его в Шереметьево.
Я уверен, что как истинный рыбак, он потом долгие годы будет рассказывать своим детям и друзьям, как в самом центре России, в маленьком чудесном русском городке Суздале, где очень много старинных церквей и вкусных огурцов, в маленькой речушке под названием Каменка он ловил больших, больших русских рыб – вот так-и-и-и-х, полюбовавшись на которых отпускал с миром.
Необычный рыбак.
Кстати, у него был великолепный японский фотоаппарат, и он клятвенно обещал прислать мне фото пойманных в Каменке рыб, когда их проявит и отпечатает, но, видимо, забыл.
А недавно у меня в голове возникла новая версия его заинтересованности в рыбе из Каменки.
В детстве, когда мы проезжали мимо реки Истра, по дороге на дачу, я много раз слышал от отца, что, мол, в воде этой речушки обнаружена "тяжелая вода", то есть радиоактивная вода - дейтерий, которую можно добывать и делать из нее ядерные бомбы. Так не было ли того японца секретного задания обнаружить "тяжелую воду" в Каменке, а?
Гид-переводчик в те годы был очень уважаемой персоной.
Как только группа появлялась в зале ожидания аэропорта или холле гостиницы, сотрудники сразу бежали навстречу и спрашивали, кто гид-переводчик, где гид-переводчик.
У меня создалось впечатление, что различные службы Интуриста немного заискивали перед гидами, опасаясь, что те могут пожаловаться на недостатки в обслуживании по возвращении в Москву.
Когда мы приходили в музей, то гид, разумеется, ничего не платил.
Я говорю об этом особо, потому что, когда я попробовал еще раз поработать на круизе в 2004, то сразу почувствовал разницу.
Самыми привлекательными турами для туристов, да и для нас, гидов были поездки в Среднюю Азию. Тогда ее так называли. Сейчас предпочитают называть Центральная Азия. Это было то счастливое время, когда узбеки жили в Узбекистане, таджики в Таджикистане, киргизы в Киргизии - и никто из них не рвался в Россию на заработки.
Самарканд, Бухара, Хива, Пенджикент, Шахрисиабс, Ферганская долина – как прекрасен Узбекистан ранней весной! Обязательно поезжайте туда в апреле, когда цветет гранат своими гранатовыми, огненными цветками, когда цветет персик божественными нежно-розовыми, когда воздух еще по-весеннему чист и свеж и наполнен загадочным благоуханием Востока – голова у вас будет сладко кружиться и всюду преследовать вкус халвы.
Вы уезжаете из Москвы, где тает грязный снег, деревья еще без листьев, черные, кривые ветки, стволы, заляпанные грязью от проезжающих машин.
Приезжаете в большой аэропорт, где битком народу.
Наконец довольно уютный, тесный, советский, дальнемагистральный самолет, ТУ-154 или, реже, ИЛ-62, своеобразный запах дезодоранта как от влажных аэрофлотовских салфеток, так и из туалетов, всегдашний цыпленок с горошком, пластиковые ножик и вилка, которыми ничего не отрежешь, поэтому ты ешь руками, прижимая к себе локти изо всех сил, потому что рядом растопырился жирный узбек, который ну никак не помещается в узком сиденье.
Но уже появляется аромат Востока: вокруг сидят узбечки в цветных нарядах: шелковых разноцветных платьях и шелковых же штанах из-под них и разговаривают на непонятном языке.
Четыре часа полета - и вот приземление: за окном пробегают голые поля, разрезанные на квадратики, только начинающие зеленеть, саманные домики за саманными-же дувалами-оградами – и маленький, игрушечный аэропорт: небольшое здание, в которое заходят лишь чтобы зарегестрироваться, а свой рейс ожидают в чудесном садике на воздухе.
Навстречу спешит девушка, сотрудница Аэрофлота, ища переводчика глазами, спрашивает: Дания, Дания?
Найдя меня, ведет к автобусу, как правило ЛАЗу, реже Икарусу – по дороге спрашивая сколько человек прилетело и - Вот ваш автобус.
А багаж? - спрашиваю. – А багаж уже в автобусе, - отвечает она.
Как приятно.
Правда, иногда багаж стоял рядом с автобусом, и шофер предлагал сначала каждому туристу проверить свой багаж, а уж потом грузил его.
Надо отметить, что Интурист как система работал великолепно.
Он казался мне чем-то вроде огромного спрута, в хорошем смысле этого слова, щупальца которого простирались во все уголки огромной империи, которая охватывала 1/6 часть суши, (только представьте себе это чудище).
Референты, которые сидели в центре империи, в столице, на Манежной площади в здании бывшего посольства США, и прочие вспомогательные службы управляли всей громадной системой организации иностранного туризма в СССР.
Расскажу упрощенно как все происходило: сначала референт договаривался с иностранной турфирмой о поездке группы туристов, например, в 30 человек.
Причем вся переписка шла при помощи телетайпа, такой большой машины, которая находилась в особой, тщательно охраняемой комнате, куда пускали только проверенного КГБ работника.
Если надо было что-то спросить у контрагента, то референт писал запрос, шел к начальнику отдела и получал его добро и подпись.
Потом шел к окошечку телетайпной (внутрь никого не пускали), стучал, совал свою телеграмму и попадал в очередь таких-же сотрудников, которые уже ждали ответа на свои телетайпы (читай телеграммы).
Когда все было согласованно (на это могло уйти несколько недель), и окончательный состав и количество группы было точно определено, то он передавал информацию в другие подразделения, и те начинали писать заявки в третьи подразделения: транспортное, для заказа автобуса, в гостиничное, для заказа номеров по всему маршруту следования туристов, во все рестораны, где они будут питаться, в местные отделения гидов-переводчиков, для заказа гидов во всех городах и так далее.
И удивительно, куда бы мы ни приезжали, нас встречали стюардессы в аэропортах, ждали автобусы, не успевали мы войти в гостиницу, как нас тут же размещали в номера, приглашали в рестораны, где уже был заказан ужин и блюда стояли на столах.
Поразительно, но система работала безукоризненно!
Сбоев почти не было.
За все 15 лет работы я помню, пожалуй, только два-три случая, когда что-либо напутали, и информация не дошла или дошла неправильно.
Поразительно и другое: за все годы моей работы и многие годы до меня (я не говорю после, потому что я ушел в связи с развалом советского Интуриста, который практически перестал существовать в связи с развалом СССР), не было случаев аварий ни авиа, ни автобусных.
За все эти годы произошла только одна автобусная авария, в которой пострадала наша переводчица, не погибла, но была ранена.
Это был шок для всех нас: как, как это могло случиться? В Советском Союзе! Невероятно.
Мы потом всем Интуристом по очереди ходили навещать ее в больницу и я в том числе.
И это при том, что по стране летали на самолетах, таких как Ту-154, ТУ-134, ЯК-40, ЯК-42, ИЛ-18, ИЛ-62, потом появился большой ИЛ-96, мой любимый, а по Средней Азии мы летали в основном на винтовых АН-24.
И это при том, что ездили на советских (довольно примитивных) автобусах тысячи иностранных групп и тысячи наших гидов-переводчиков.
Основной проблемой для иностранных туристов, особенно в Средней Азии, было расстройство желудка.
Я всегда уговаривал туристов быть предельно осторожными, стараться не пробовать ничего на базаре, не есть сомнительные блюда.
Но как тут убережешься, если перед обедом, когда я приходил проверить, накрыто-ли для моих туристов, видел, как по хлебу, который ставили заранее, да и просто по тарелкам ползают мухи.
А что с ними поделаешь, если там мухи везде.
И, конечно, вода.
Вода в Средней Азии была очень опасная.
Можно было пить только кипяченую, а о бутилированной воде тогда и не слыхали.
Конечно, можно было купить местную минеральную воду в стеклянных бутылках, теплую и мутноватую, но охоты большой не было.
Фрукты к столу мылись в сырой воде, да и сами фрукты не вызывали особого доверия.
Поэтому, после недели путешествия по Средней Азии, от трети до половины группы страдали от поноса.
Единственным лекарством, которое могло справиться с азиатскими кишечными расстройствами, был левомицетин, уже в те годы запрещенный на Западе, но широко применявшийся в Средней Азии, да и по всему Союзу, своего рода лечебный напалм, который уничтожал все на своем пути, включая полезные кишечные бактерии.
Да, он был очень эффективен, это я не раз проверил на себе, но после него нужно было сразу начинать принимать бифидумбактерин или ему подобные препараты, чтобы восстановить микрофлору, но ни мне, ни туристам этого никто не говорил, потому что его достать было чрезвычайно трудно.
Многие, наиболее информированные и предусмотрительные туристы привозили с собой западные таблетки, типа бифидумбактерина, и принимали перед едой, но таких было немного.
Еще и перегрев на солнце приводил к той же проблеме, особенно у людей с гастритами.
В 1983 году в славном городе Ургенче, что на пути в знаменитую Хиву, один из моих туристов свалился с аппендицитом и попал в местную больничку.
Это был для него огромный шок: человек, мужчина средних лет, привыкший к датской медицине, превосходным палатам, кристальной чистоте, отличным лекарствам, лежал в палате с раскрытыми окнами, в которые вливалась уличная 40-градусная жара.
Из-за него я был вынужден остаться в Ургенче и не поехал с группой на автобусе в знаменитую, древнюю Хиву, ради которой мы и прилетели в Ургенч (в Хиве гостиниц не было).
Я сидел рядом с врачом и в десятый раз переводил, что необходима срочная операция, иначе будет поздно, но турист твердил, что хочет домой и не хочет операции при 40-градусной жаре и отсутствии кондиционеров.
На следующий день его отправили домой, а я так и не побывал в Хиве.
Кстати, по поводу кондиционеров: их не было в гостиничных номерах (и это в Средней Азии, где дневные температуры за 40 градусов по Цельсию), их не было в интуристовских автобусах, в которых мы иногда ехали по несколько часов, их не было нигде и никогда.
Я хорошо помню, как просыпаясь в 6 утра, нет, не просыпаясь, потому что я практически не спал, а вставая с постели и подходя к комнатному термометру, я видел 36 градусов. И это в 6 утра!
Что я только ни делал: обливался водой и мокрый ложился в постель, мочил водой простынь, которая через полчаса высыхала и опять становилась сухой и горячей, поливал водой ковровое покрытие вокруг кровати – ничего не помогало.
Сейчас я думаю, ну не было кондиционеров, могли бы хоть вентиляторы поставить настольные или напольные.
Вы, наверное, знаете, что, например, в Индии вентиляторы с большими лопастями подвешивают к потолку, и они, медленно вращаясь, создают приятную прохладу.
А вентиляторы, какие-никакие, в СССР были.
После лет пяти таких мучений я придумал гениальную вещь: купил надувной резиновый матрас и начал возить его с собой и спать на балконе.
Как я мечтал тогда купить легкий, пластиковый, который я видел в западных журналах, потому что резиновый был очень тяжелый!
А еще я мечтал купить тонкие хлопчатобумажные брюки для поездок в Азию, потому что у меня были только полушерстяные, и везде продавались только полушерстяные.
А еще я мечтал о кроссовках, потому что много ходил на экскурсиях в тяжелых советских ботинках.
А еще я мечтал купить чемодан на колесиках, с которыми приезжали мои гости.
А еще…. много еще можно продолжать.
Все это я видел у интуристов.
Вот если бы не видел, то и не знал о таких вещах, и спал бы спокойно.
Как гласит английская поговорка: Что не видит глаз, не расстраивает желудок.
Но одной моей вещи завидовали мои туристы, особенно мужчины – это была хлопчатобумажная желтая кепочка, которую я однажды купил в ГУМЕ.
Я постоянно носил ее в Азии, иначе было нельзя, особенно когда стоишь на знаменитой площади Регистан, что в Самарканде, там, где друг напротив друга стоят три прекрасных медресе с красивыми названиями: Шер-Дор, Улуг Бек и Тиля-Кари и где нет ни одного деревца, и переводишь на датский то, что рассказывает местная гидесса, (а это бесконечные легенды), под палящим солнцем, когда в тени 40-42, а представляете как припекает на солнце!
Я в этой кепке остался навеки на многих датских фотографиях.
Датчане называли ее «кепка Ленина» и постоянно спрашивали меня, где я ее купил.
И я честно отвечал, что в ГУМЕ, и обещал, что каждый сможет купить себе такую, когда мы вернемся в Москву.
Но когда мы возвращались, времени для ГУМА уже не было, и мое слово оставалось нерушимо.
На наше счастье пребывание в Самарканде и Бухаре было очень недолгим: обычно один-два дня в Самарканде и один, редко два дня в Бухаре.
Поток туристов был в те годы поистине огромен: мы не успевали выехать из гостиницы, как уже заезжали новые иностранцы.
И наоборот: мы приезжали в гостиницу, а нам говорили, что номера только что освободились, и их надо убрать и поменять постельное белье. Приходилось ждать час-полтора в холле или сразу идти в ресторан ужинать.
СССР очень привлекал западных туристов.
Некоторые туристы-датчане приезжали не один раз.
Сначала съездят в Среднюю Азию, потом по Транссибу, потом на Кавказ.
Однажды у меня в поездке по Средней Азии в группе был датчанин, который побывал в СССР 24 раза!
Он с гордостью сообщал об этом всем и каждому.
Это был веселый, доброжелательный, полноватый мужчина лет 50-ти.
Он знал всё и обо всем. Он сам мог-бы вести экскурсии вместо меня.
Куда бы мы ни приходили, он всегда дополнял мой рассказ какими-то деталями, известными только ему.
Туристы сразу прозвали его "Mister Know All", то есть "Всезнайка".
Когда я выспрашивал у него, зачем он столько раз приезжал в СССР, он всегда отвечал, что ему тут очень нравилось.
И что вы думаете, через месяц-другой я снова встретил его в Средней Азии в составе другой группы. Он радостно закричал мне "Nu er det 25-vende gang!" - "Теперь это уже 25-ый раз!"
Мы с коллегами решили тогда, что это наверняка был датский шпион, который пытался узнать секреты выращивания хлопка в Узбекистане.
Мы обязаны были вести пропаганду советского образа жизни, и я рассказывал датчанам о том, что образование и медицинское обслуживание у нас бесплатное, квартиры многие тоже получают бесплатно, что у нас нет безработицы.
- Смотрите, - гордо заявлял я, когда мы проходили мимо какого-нибудь завода, - видите доску объявлений около проходной? На ней перечислены должности и рабочие профессии, которые требуются на этом заводе. И так везде и повсюду. На любом заводе и фабрике. То есть работу можно найти в два счета.
Их это, конечно, впечатляло. Они постоянно жаловались мне на безработицу, особенно среди молодежи.
А я при этом думал, господи, ну и что, велика важность.
У нас от работы никуда не скроешься, участковый найдет и заставит работать, а у них: хочешь - работай, не хочешь – не работай, рыбку лови на речке или за грибами ходи.
Свобода выбора.
И при этом, безработные получали в Дании в случае потери работы первые три года 90% зарплаты, вторые три года 80%, а далее установленную фиксированную сумму в размере приблизительно 70%. Вот благодать-то.
И они еще жалуются, думал я. Мне бы так жить!
К слову сказать, датчане и сейчас так живут, мало что с тех пор поменялось в их скучной жизни, если вообще что.
Пару раз у меня были группы датских фермеров. Большие. По 60 человек. По маршруту Москва-Киев-Ростов-на-Дону-Москва.
Они очень хотели узнать и главное увидеть, как у нас живут коровы.
И вот мы приезжаем в совхоз под Киевом.
Встречает как всегда, какой-то партийный секретарь райкома или обкома, первый или второй, но никогда не председатель совхоза.
Нет, он может там и был, но сидел где-нибудь в сторонке и помалкивал.
Ну как можно ему доверить встречу, скажет еще что-нибудь не так, политически неправильно с точки зрения компартии.
И вот ведет нас секретарь и показывает разные помещения, технику, трактора, комбайны, потом коровники издалека.
Фермеры, конечно, взволновались: коров, коров нам покажите, приехали коров мы посмотреть.
Но секретарь ни в какую, нельзя, говорит, никак нельзя.
Почему нельзя, волнуются фермеры, мы за тысячи километров приехали, чтобы коров увидеть, не технику.
Технику вашу мы можем на выставке разглядеть.
Секретарь виляет и так и эдак, нельзя и нельзя.
Фермеры говорят, мы в разных странах побывали, и в США и в Аргентине, и в Голландии и везде нам коров охотно показывали.
Секретарь начал шептаться с председателем, что, мол, делать и вдруг объявляет, что тут карантин, боятся заразить коров ящуром.
Фермеры удивились, мы сами, мол, коров держим тысячами, и у нас ящера нет и в помине.
Потом стали меня умолять, можно хоть издалека на них посмотреть, ради чего, мол, ехали в такую даль.
Но даже издалека посмотреть на советских коров им не дали.
Вот такой у нас был порядок, нечего на наших коров капиталистам пялиться, сглазять еще чего доброго.
В совхозе под Ростовом-на-Дону история повторилась.
Когда я, однажды, попытался повлиять на ситуацию и пригрозил, что пожалуюсь, когда вернусь в Москву, то наш добрый проводник, он же секретарь парткома, шепотом рассказал мне, что в коровниках такая грязь, и коровы столь неухожены, что лучше бы они этого никогда не увидели, иначе они потом спать не будут или будут видеть страшные сны.
Вы что, хотите, чтобы они нафотографировали наших коров, а потом растиражировали по всем газетам? – спросил он меня. Меня же с работы снимут.
Это меня убедило. Зачем расстраивать добрых фермеров и показывать им всякие ужасы.
И это при том, что нас направляли в лучшие хозяйства, какие только могли найти.
Нам показывали коровники, издалека, с расстояния метров в двести, и рассказывали, как много коров там обитает, и сколько литров молока они дают и т.п. и т.д.
После довольно беглого ознакомления с хозяйством, нас быстренько вели в местную столовую или в актовый зал, где уже были накрыты столы, и начинали потчевать местной кухней под водочку, при этом произнося тост за тостом, каждый из которых заканчивался призывом выпить до дна.
Фермеры быстро пьянели и забывали, зачем они приехали.
Вот так и не увидел ни один датский фермер ни одной советской коровы.
Зря ехали.
Лучше бы пошли на выставку ВДНХ и посмотрели там на элитную корову в количестве одной штуки.
Работа гида-переводчика была и увлекательной и тяжелой одновременно.
Я постоянно путешествовал по всей великой и необъятной империи, побывал во всех ее столицах кроме Ашхабада.
Так уж случилось, потому что Ашхабад не пользовался успехом у скандинавов.
Я посещал самые интересные достопримечательности страны, куда не смог бы попасть сам, по многу раз ходил в лучшие музеи, Московский Кремль знал как свои пять пальцев.
Я жил в лучших гостиницах Советского Союза, завтракал, обедал и ужинал в лучших ресторанах, куда попасть было очень престижно.
Я не раз отдыхал с интуристами в Ялте и Сочи, проживая в гостиницах "Ялта" и "Жемчужина", обе интуристовские, вблизи наблюдая знаменитостей того времени: рядом загорали или сидели в ресторане Владимир Высоцкий, Олег Басилашвили, Андрей Миронов, и многие другие знаменитости.
А где же им еще было отдыхать.
Это с одной стороны.
А с другой стороны сидели тогдашние криминальные авторитеты, имен которых, я, разумеется, не знал, но зато видел шик, с которым они просаживали нажитые непосильным трудом деньги.
Помню там одного импозантного мужчину, которого всегда сопровождали три роскошных девушки: брюнетка, шатенка и блондинка.
Это ж надо было постараться подобрать! Одна другой краше!
Мы с другом-переводчиком Валерой Хазовым заметили их днем на пляже, где он важно восседал в шезлонге, как на троне, а девушки живописно расположились у его ног в соблазнительных позах в нескольких метрах от нас.
Ну просто Джеймс Бонд.
Нас с другом очень забавляла эта необыкновенная картина, и мы сдержанно хихикали, но и позавидовать было чему.
О, как гордо он смотрел по сторонам!
При этом движения у него были подчеркнуто медленные, движения орла, который зорким глазом то поглядывал на своих пассий, то медленно переводил глаза на нас.
Но Гордый орел (так мы его прозвали) таки добил нас вечером.
Когда мы ужинали с нашими туристами в большом ресторане гостиницы "Ялта", он явился туда в ослепительно-белом костюме, сопровождаемый своим гаремом в роскошных вечерних платьях.
О, друзья, это надо было видеть.
Мы с Валерой чуть не подавились.
Конечно все в зале устремили свои глаза на них.
Когда же они уселись в самом центре зала (стол был, разумеется, всегда зарезервирован только для них), то снова гордо поглядев вокруг и увидев столько иностранцев, он подозвал метр-д-отеля и приказал подать шампанское на все столы!
Наши интуристы были очарованы его гостеприимством.
С этого момента мы простили ему все...
Позже метрдотель доверительно поведал мне, что это был простой директор одного из центральных московских рынков.
Но с другой стороны работа гида-переводчика – это постоянные встречи и проводы в аэропорту, огромное количество перелетов на самолетах и переездов на автобусах на большие расстояния.
Это бессонные ночи, когда мы приезжали в гостиницу в Самарканде в час ночи, ложились спать в два, а в семь утра надо было вставать и идти завтракать, потому что в восемь начиналась первая экскурсия.
Потом часами стоять под раскаленным солнцем у мавзолеев Шахи-Зинды или у обсерватории Улугбека и переводить бесконечные восточные легенды и сказания, обильно сдобренные местными реалиями, которые ну никак не переводились на европейские языки.
Потом возвращаться в раскаленный ресторан, где подавали горячий жирный лагман или шурпу, а за ними не менее горячий и не менее жирный плов, которые есть было совершенно невозможно, потому что после часов, проведенных в пекле, хотелось только пить, пить и пить.
К слову сказать, я, после туров в Среднюю Азию терял по четыре-пять кг, и это при том, что был худым от рождения.
Ночью ты обессиленный валился в постель и забывался тяжелым сном, но часа в три ночи кто-то громко и бесцеремонно стучал в дверь, и когда ты шатаясь от усталости открывал ее, то видел узбечку-дежурную по этажу, а за ней лицо какого-нибудь переводчика, которого среди ночи подселяли к тебе в номер.
Он заходил, зажигал свет, начинал бодро распаковывать чемодан и рассказывать про то, как произошла задержка рейса, например, в Хабаровске или Иркутске, и сколько часов они сидели в аэропорту и про другие приключения и разговор продолжался и час и два, а скоро нужно было опять вставать и идти на экскурсию в испепеляющую жару и снова переводить и переводить туристам все, что рассказывали томные барышни-местные гидессы.
Или не успевал я уснуть (с огромным трудом), как в час ночи звонил телефон (в Ереване), и администратор гостиницы сообщала мне, что мои туристы гуляли по городу, и одна девочка решила погладить собаку, (он привыкла к тому, что собаки в Дании добрые и не кусаются), и та ее укусила, и она сейчас в больнице и мне надо срочно ехать туда и переводить то, что говорит ей врач.
Потом я возвращался в свой номер уже в три часа ночи и не мог уснуть еще час, а когда засыпал, то под окном проходила веселая компания со свадьбы, которая пела веселые армянские песни…
Припоминается одна поездка, чудовищная поездка.
Это был тур Средняя Азия – Кавказ, то есть Москва-Самарканд-Бухара-Ташкент-Тбилиси-Ленинград.
Сначала мы просидели во Внукове 7 часов.
У нас был утренний рейс с вылетом в 10 утра.
Вылетели мы только в 7 вечера.
Соответственно, с учетов разницы во времени прилетели в Самарканд мы только часов в 11-ть вечера.
Представьте себе, семь часов в аэтопорту и четыре часа в воздухе – довольно утомительно, особенно, если принять во внимание очень пожилой возраст туристов (была пара датчан, муж и жена в возрасте 85-ти лет).
Мы с облегчением входим в гостиницу, предвкушая долгожданный отдых, а нам заявляют, что произошла накладка, и номеров в единственной гостинице Интуриста в городе нет. А у меня в группе 32 человека.
Я в шоке: туристы очень устали, после духоты зала ожидания и тесноты в самолете, все хотят поскорее покушать, принять душ и лечь в постель, а тут…
На мой вопрос, что же нам делать, нам предлагают замечательный выход: ехать на ночлег в город, точнее городишко Шахризиабс и заночевать там.
Да, да, с энтузиазмом заверила меня представитель Интуриста, там прекрасная гостиница и там вас ждут.
Помимо всего, это место рождения великого Тимура, (Тимурленк по-датски), великого завоевателя древности, и вам покажут его мавзолей и другие достопримечательности.
И это всего-то 80 км от Самарканда, если через горы.
А ночью ехать через горы с туристами запрещено, так что придется вокруг, а это около двухсот.
Мама дорогая, за что же нам такое, точнее, за что же мне такое!
С тяжелым сердцем я подхожу к туристам и докладываю о ситуации.
Как всегда, датчане люди невероятно выдержанные и выносливые и абсолютно не скандальные.
Они с усталыми улыбками уверяют меня, что ничего страшного, надо так надо, поедем в Шахризабс, приключение, как-никак.
Нам подают автобус ЛАЗ, за рулем которого сидит мой замечательный друг Феликс.
Феликс, дружище, как я рад! Мы обнимаемся. Это большое утешение для меня: Феликс был лучшим водителем в Самарканде, обаятельный, образованный и прекрасный собеседник.
Всегда просил меня привезти ему какую-нибудь хорошую книгу: в Самарканде непросто было достать.
Я в ужасе стал выяснять у него, когда же мы доберемся до гостиницы в Шахризабсе, на что веселый Феликс заверил меня, что дорогу он прекрасно знает, и поедем мы, конечно же, через перевал, иначе приедем только к утру.
И в двенадцать мы, наконец, выезжаем.
Ночная дорога по древнему и загадочному Востоку петляет по горному серпантину.
Во мраке ночи лишь отдельные запоздалые огоньки.
Свет фар выхватывает то низенькие саманные домики-мазанки, окруженные саманными же дувалами-оградами, то какого-нибудь барана, привязанного под раскидистым платаном, а то вдруг осветит пышный куст цветущего гранатового дерева.
Неповоротливый и явно тяжелый в управлении ЛАЗ тяжело урча, ползет и ползет все выше и выше.
Маленький Феликс сильными руками уверенно крутит большое рулевое колесо и, весело поглядывая на меня, постоянно рассказывает разные интересные истории и местные легенды, а я перевожу туристам.
По лицам я вижу, что все довольны: еще бы, такое неожиданное приключение - поездка в ночИ к могиле знаменитого Тимура.
Воздух, врывающийся в окна становится таким свежим и упоительным, что у меня пропадает усталость, появляется бодрость, и я пытливо вглядываюсь в ночь, стараясь разглядеть провал, который совсем рядом по борту, но в котором ничего не видно.
Часам к трем утра мы прибываем в славный город Шахризиабс, который никак не указан в нашей турпоездке.
Стандартная двухэтажная гостиница с балконами-мансардами во всю длину, тишина, запахи каких-то цветов, сонная узбечка берет паспорта и меняет их на картонки с номерами комнат.
Здесь номеров в избытке: я объявляю завтрак в девять утра, хотя в программке написано восемь, и все быстро расходятся.
Наконец я в своей комнате. Время три часа ночи по-нашему или три часа утра по-датски.
Боже мой, неужели можно лечь спать!
Открываю настеж дверь балкона и, не приняв душа, чтобы не взбодриться, раздеваюсь и ложусь на чистую белоснежную прохладную простынь, укладываю голову поудобнее на белую подушечку – и блаженно засыпаю.
И когда я начинаю видеть прекрасный восточный сон, когда меня окружают танцующие гурии, увлекая в цветущий сад персиковых и гранатовых деревьев, раздается ужасный грохот, я вскакиваю на постели – и, продирая глаза, в ужасе вижу мужика в проеме двери, ведущей на балкон.
Первые секунды мне кажется, что он собирается броситься на меня с топором (потом я разглядел бутылку в его руке).
Я, с трудом выговаривая слова, кричу: Ты кто, ты чего, какого черта!
Секунды я думаю, что это местный убийца-потрошитель, охотник на заезжих интуристов, но он пьяным голосом начинает объяснять мне, что залез ко мне по ошибке, а ему надо в соседнюю комнату к подруге.
Ах, чтоб ты сдох! Я приказываю ему убираться назад на балкон, а он уговаривает меня выпустить его внутрь, в коридор, иначе ему не попасть к своей гурии.
После этого у меня еще с час колотится сердце, сна нет и помине, и я горестно размышляю, почему я такой несчастный, почему мне не дают выспаться перед трудным рабочим днем.
Друзья, после этого случая мне многие годы снились кошмары, когда на меня в разных вариантах бросались разные чудища – и я в ужасе просыпался.
Наутро (это через три часа) меня будит трезвон телефона, и приятный женский голос с узбекским акцентом, сообщает мне, что она, наш местный гид Зульфия, ждет меня в холле, чтобы обсудить со мной план экскурсий.
Смотрю на часы, время семь утра, мог бы спать еще час. Проклятье!
Умываюсь, бреюсь и иду к Зульфие.
По ней видно, что интуристы бывают в этом заброшенном местечке крайне редко.
На ее лице идеального овала сияют миндальные глаза.
Я любуюсь ей как свежей дыней, только что принесенной с бахчи.
Подтягиваются мои туристы и тоже ее разглядывают.
Ей хочется показать всё, что есть в этом богом забытом городишке, и я соглашаюсь на все, лишь бы угодить туристам.
Автобус здесь, практически не нужен, и мы плетемся по жаре от одного памятника древней старины к другому.
Выясняется, что в прекрасном мавзолее, специально построенном для него, Тимур не похоронен, потому что похоронен в мавзолее Гур-Эмир в Самарканде.
Так получилось. Или не получилось.
Но мавзолей прекрасный, хотя и пустой.
И выстроен для Тимура, что ни говори.
Ну и здорово, мы довольны.
Потом мы плетемся по пыльным улочкам городка, чтобы почувствовать атмосферу жизни на Востоке.
Мы с Зульфией, как пастыри, идем впереди, беседуя о том, о сем, как вдруг, обернувшись, я не вижу туристов.
Вот же только что были сзади, тридцать человек – и нет их.
Мы бросаемся назад искать заблудших овец.
Случайно заглянув в проем низенькой и узенькой дверцы в саманной (читай - глиняной) глухой ограде, я вижу туристов во внутреннем дворике уже рассевшихся под платаном на циновках.
Тут справляют день рождения, уже зарезали барана, уже дымится плов в огромном тагане, а хозяин наливает водку в пиалы и подносит моим гостям.
И это в полдень, когда в тени 38, а что на солнце?
Я тоже выпиваю пиалу, а то кровная обида и хозяин не отпустит.
Через час-полтора мы вырываемся на волю.
Туристы довольны: такое приключение, восточная экзотика, за этим и ехали.
А вечером снова через перевал возвращаемся в Самарканд, в свои законные номера в гостинице.
Весь следующий день осматриваем Самарканд, и наутро мы в аэропорту, ждем вылета в Бухару.
Но фортуна снова отворачивается.
Видно кто-то в группе сильно нагрешил.
На этот раз непогода накрывает всю Среднюю Азию, и мы ждем вылета 11 часов, и вечером нас возвращают в гостиницу.
Но в этот раз номеров опять нет, потому что мы должны быть в Бухаре, и нам выделяют два дежурных двухместных номера, где самые пожилые и уставшие могут посидеть и покемарить до утра.
А наутро мы вновь штурмуем аэропорт, а погода - непогода, и вылет опять откладывается, и тогда руководитель группы заявляет мне, что никто уже не хочет лететь ни в Бухару, ни в Ташкент, спрятанные в густом тумане, а сразу в Тбилиси, аэропорт которого залит весенним солнцем, и там, наконец, отдохнуть и выспаться.
И мы, после долгих переговоров с референтом в Москве, летим в Тбилиси, и там наслаждаемся жизнью, то есть оставшимся временем турпоездки.
Теперь расскажу о другой незабываемой поездке.
Где-то в середине 80-х мы возвращались из тура по Средней Азии в Москву, рейсом Ташкент – Москва, самолет ТУ-154.
Помимо моих 36 датчан в самолете были еще две группы: западных немцев и испанцев, тоже человек по тридцать пять.
Из Ташкента до Москвы около четырех часов лета.
Подлетаем к Москве, ночь, время около двенадцати – вдруг командир самолета заявляет, что в районе Домодедова густой туман, что-то не видать ему куда садиться, давайте, мол, лучше полетим в Шереметьево, тут недалеко.
Ну мы, конечно, не против. Мы всегда за. Нам куда бы ни лететь, лишь бы долететь.
Самолет тихо летит на бреющем вдоль города.
Огней большого города в этот раз почти не видно, туман мощный, только отдельные огоньки мигают в прорехи.
А самолет все летит и летит на бреющем, высоту не набирает, моторчики так спокойно работают, убаюкивающе, летит и летит….
Вот уже совсем огоньки пропали, темно стало за окном, ни зги не видать.
Странно как-то.
Никто уже ничего не объявляет. Видать, спят все.
Иду сам к стюардессам в их закуток и спрашиваю, когда мы садиться-то будем.
Надоело уж летать по воздуху. На землю пора.
А они отвечают, что им самим надоело, но Шереметьево тоже закрыли, и теперь мы летим в Ленинград, в ближайший запасной аэропорт.
Я объявляю туристам, что Москва вся как ежик в тумане, и мы вынуждены лететь в Ленинград.
Мои добрые датчане как всегда невозмутимы: Ленинград, так Ленинград. Ничего не поделаешь. Тоже приключение.
Поворачиваются на другой бок и продолжают дремать.
А до Ленинграда лететь еще около часа.
Ну, летим мы потихоньку, не спешим, слышно, что двигатели не на форсаже.
Летим минут 25-30-ть - и вдруг начинаем снижаться.
Я тупо соображаю, что вроде рановато еще.
Смотрю в окно – темень, хоть глаз выколи.
Что это мы, уж не в чистом ли поле собираемся садиться. Ведь других аэропортов до Ленинграда нет.
При этом никаких объявлений. Полная тишина и спокойствие в зале.
Снова вглядываюсь в темноту – ничего не видно, ни огонька.
А самолет уже ударяется колесами о землю, всё вокруг трясется, и мы ощутимо катимся по земле.
Что за наваждение.
Изо всех сил вглядываюсь в темноту – ни огонька. Вокруг полный мрак.
Моему удивлению нет пределов. Может быть, мы сели на автостраду?
Тут стюардесса мимо бежит, взволнованная, но целеустремленная.
Я ее хватаю за руку, и она торопливо шепчет мне: топлива до Ленинграда не хватило, поэтому мы вынужденно сели на большом военном аэродроме около Твери.
Это 160 км от Москвы по прямой.
Дальше происходит следующее: командира самолета забирают в военную комендатуру для допроса, нам, наконец-то, сообщают что произошло и говорят, что из самолета нас теперь не выпустят до утра.
А время час ночи.
Что тут началось: испанцы, как и полагается горячим южанам, бегают и орут, немцы тоже недовольны, хотя и выглядят заинтересованными; все требуют, чтобы их накормили и напоили и разрешили покурить (тогда уже было запрещено курить в самолетах).
Стюардессы застенчиво блеют, что все уже выпито и съедено, а на военном аэродроме снабжение гражданских самолетов не предусмотрено.
Ладно, хоть открыли переднюю дверь, пустили свежий ночной загадочный воздух военного аэродрома, подогнали один трап и разрешили курить, стоя на трапе по очереди.
А что мои датчане? Те, узнав о происходящем, начали перешучиваться, весело комментировать, а, утомившись, продолжили спать.
Даже есть не попросили, даже воды не попросили.
Вот закалка скандинавская!
Часов в пять начался рассвет, и из ночной мглы стали появляться темно-серые силуэты истребителей, военных вертолетов и громадных стратегических бомбардировщиков с загнутыми вниз носами.
Ух, сколько их там было, аккуратными рядами со всех сторон, куда ни посмотришь!
Весь огромный аэродром был забит самолетами!
Ну понятно, это ведь главный военный аэродром, прикрывающий Москву с запада.
Тут все немцы и испанцы сразу притихли, посерьезнели и стали разглядывать советские военные самолеты, которые стояли перед ними как на выставке.
Разумеется, фотографировать никто не осмелился, потому что капитан объявил, что если кто сфотографирует аэродром, тот на этом аэродроме и останется надолго.
Наш самолет даже заправляли с нарушением правил, не выпуская пассажиров из салона.
Наконец в семь утра мы вылетели и в восемь были уже в Домодедове.
Когда мы ехали в автобусе в гостиницу, я сказал туристам: Запомните, вы первая и последняя группа датских туристов, которая побывала на советском военном аэродроме.
Им это явно понравилось. Несмотря на бессонную ночь, лица сияли. Еще бы, вот это приключение! И совершенно бесплатно.
И еще один случай, который произошел не с моими туристами, но который так нашумел и стал столь хрестоматийным, что его нельзя здесь не упомянуть.
В Москве к Олимпиаде 1980-го года построили новую суперсовременную гостиницу Космос на 3 тысячи номеров.
Она стала основной гостиницей московского Интуриста.
Но даже она не могла решить проблему с расселением огромного потока туристов в 80-е годы.
И вот в Космос заезжает группа обычных итальянских туристов.
Человек 30.
А мест нет. Что делать? Куда их девать.
В других гостиницах тоже мест нет.
Москва ведь, столица нашей родины.
Администрация в панике. Это скандал.
Туристы заплатили за поездку заранее.
Деньги уже давно на счету Интуриста.
А места забронировать забыли. Ну, обычное дело, кто-то прошляпил.
А в Космосе есть прекрасный бассейн. Для купания интуристов.
И вот находчивые администраторы предлагают спустить на ночь воду и разместить туристов там.
То есть поставить им там кровати.
Только на одну ночь, уговаривают они руководителя группы и гида-переводчика.
Мы вам потом компенсируем моральный ущерб праздничным ужином за счет Интуриста.
Вы войдите в наше положение, как всегда канючили в те годы (не знаю как сейчас), что же нам делать, Москва не резиновая и т.п.
Ну, делать нечего, деваться некуда - согласились интуристы одну ночку провести в бассейне.
Слава богу, вздохнули администраторы, и пошли отдыхать, забыв предупредить начальника бассейна.
А тот утром приходит на работу и первым делом включает воду…
Мне потом разные гиды-переводчики рассказывали эту веселую историю с разными подробностями, типа, что подумали бедные итальянцы, когда под ними стало мокро, или какие сны им приснились, когда они пошли ко дну, но все пересказы этой истории заканчивались одним: Как только наш бедный гид живым после этого остался! Итальянцы, ведь, народ горячий!
А вот была еще история.
Где-то в 1986 году нам в конторе объявляют, что едет необычная группа датских туристов – инвалиды.
И какая – 120 человек.
Из них половина инвалидов и половина сопровождение, то есть помощники инвалидов.
А датских гидов свободных только я и еще одна переводчица-новичок.
Начальница говорит: - Делать нечего, придется подключать с другими языками.
И назначает двух гидов с норвежским языком и одного со шведским.
Вы позже поймете, почему я уточняю это и что из этого вышло.
Таким образом, 120 человек поделили по тридцать на четверых переводчиков, а гид со шведским была назначена старшей нашей группы.
Приезжаем мы в Шереметьево (тогда единственный международный аэропорт) и ждем гостей.
И тут мы видим картину: едут одна за одной инвалидные коляски, каждую из которых толкает помощник (или помощница).
О боги! Мы такого никогда раньше (и позже) не видели.
60 инвалидных колясок всех размеров и моделей.
А одна особая, с электромотором, и парень в ней носится по залу ожидания как Шумахер. (Ну да, дома не погоняешь, а тут огромный зал ожидания.)
Начинаем сажать их в наши автобусы-ЛАЗЫ (Львовский автозавод.) Вы таких сейчас нигде не увидите, а в те годы почти все автобусы были этой марки, да еще Икарусы венгерские. Но те были получше.
А они никак не приспособлены для инвалидов.
В те далекие-недалекие годы в СССР вообще мало что было приспособлено для инвалидов.
У меня отец был инвалидом без ноги.
Так вот он сидел целыми днями дома на первом этаже, потому что даже с первого этажа спуститься он не мог – пандуса не было и в помине.
Надо было на руках каждый раз выносить…
Но вернемся к датским инвалидам.
Они привыкли, что в Дании все и вся оборудовано для инвалидов.
(Кстати, в Дании не принято называть инвалидом, а надо вежливо говорить человек с ограниченными способностями.)
Так вот начали мы их грузить-запихивать в наши ЛАЗЫ.
Боже мой, чего мы натерпелись!
Большинство из них пришлось заносить-выносить из автобуса на руках, а проходы в ЛАЗах очень узенькие...
Шофера ругаются на нас потихоньку, кого это вы нам в автобусы сажаете, куда мы все эти тележки инвалидные денем.
В общем, суета, неразбериха и сплошные переживания.
И так повторялось каждый день по нескольку раз!
Как вспомню, так вздрогну.
Мои милые коллеги, если вдруг прочитают эти воспоминания, тоже, наверное, разволнуются опять.
Ну да продолжим. Когда мы, наконец, привезли их в гостиницу и выгрузились, то новая история.
Стали подходить водители и жаловаться, что вот, мол, сиденья испортили некоторые, обмочили, кто теперь их чистить будет и т.п.
И снова говорю, так повторялось по всему маршруту.
А поездка у нас была Москва-Ялта-Москва.
Ну ладно, не буду рассказывать все подробности, а расскажу о завершении этой грандиозной поездки.
Последний вечер в Ялте.
Стоило посмотреть, как с ними, инвалидами обращались их помощники-сопровождающие.
Как они трогательно заботились о них, даже плакали вместе, когда кому-нибудь из инвалидов было плохо на душе.
А многие из них были инвалиды умственно отсталые, которые мало понимали, что вокруг происходит, и их помощницы постоянно нашептывали им что-то на ухо. Успокаивали их.
Но вы бы видели прощальный вечер, который устроили им в Ялте.
Когда после ужина с шампанским начались танцы, и помощницы стали танцевать со своими подопечными, крутя их в колясках.
Ну, честно вам скажу, у меня слезы были на глазах.
И вот что тут произошло.
Директор этой школы для инвалидов вышел на сцену и решил произнести маленькую речь.
Так сказать, подытожить увиденное и пережитое в Советском Союзе.
А он был человеком с юмором.
Я с ним часто общался и знал его стиль общения.
А как же без юмора годами работать с инвалидами да еще дебилами (Прости меня Господи! Я говорю так просто для усиления мысли.)
И вот он говорит свою маленькую речь, пересыпая ее остроумными наблюдениями и просто шутками о том о сем.
Я с увлечением его слушаю и вдруг замечаю какое-то брожение у нас за столом (мы, 5 гидов-переводчиков сидели за большим круглым столом в самой середине зала.)
Наши стали озабоченно перешептываться, что-то взволнованно обсуждать и, не успел я понять о чем они говорят, как все они вскакивают и идут к выходу.
Что за штука, что происходит, куда вы? – говорю я им, а они настойчиво манят меня за собой.
Что они задумали, не понимаю, но делать нечего, и я неохотно плетусь за ними следом.
Когда мы, наконец, входим в один из наших номеров, они возмущенно начинают говорить мне, какое безобразие, какая наглость, что он себе позволяет.
Кто позволяет, что позволяет, спрашиваю я. Оскорблять нашу родину, звучит в ответ.
Я чуть было не упал.
Да вы хоть поняли, о чем он говорил, спросил я.
Как не понять, и начинают приводить отдельные слова, вырванные из текста.
Да вы же не понимаете датского юмора, стал объяснять я им.
Да, вы хорошо знаете норвежский и шведский, но датский вы понимаете очень плохо, вы сами мне об этом не раз говорили.
Почему вы не спросили меня там, в зале, о чем он говорил?
И я начинаю пересказывать его речь и его безобидные шутки, рассчитанные на своих ограниченных безобидных подопечных.
И тут они понимают, какую дурацкую ошибку они совершили.
Я бы сказал, «политическую» ошибку.
Просто испортили вечер огромному количеству людей.
А ведь это были иностранцы, который впервые приехали в СССР, посмотреть, как мы живем.
Вы спросите, что было потом?
Потом мы сидели до утра и думали, как нам выкрутиться из этой ситуации.
В конце-концов, мы решили представить все как глупую ошибку, недопонимание (что и было на самом деле), и написали объяснение специально на норвежском языке, чтобы они не все поняли, и поручили произнести это нашему норвежскому гиду.
Что он и сделал не следующий день во время завтрака.
Вот такая была история.
Датчане-же всегда поражали меня своей выдержкой, стойкостью в преодолении трудностей и олимпийским спокойствием.
В отличии от советских туристов, которые поднимали скандал при каждой задержке рейса за границей (я в 80-е иногда сопровождал советские группы в качестве переводчика в разные страны) и набрасывались на меня, требуя немедленно вмешаться в работу аэропорта и навести порядок, датчане никогда не жаловались.
Нет, припоминаю одну единственную жалобу (одну за 15-ть лет работы!) на холод в вагоне, когда мы в ноябре ехали по Трансибирской магистрали до Хабаровска.
Но тогда нам в проводники вагона попались две веселые, безалаберные студентки Иркутского педагогического института, которые проходили в поезде практику, типа стройотряда.
Я их уговаривал топить почаще (а поезд по тайге шел тогда ведомый дизельным локомотивом ввиду отсутствия электрических проводов, и получить тепло в вагон можно было только от вагонной печки-буржуйки), что они в силу своей молодости и легкомысленности забывали делать, предпочитая общаться со своими подругами в соседних вагонах, и в конце-концов, я начал топить сам.
Да, да, вот вам непредвиденные аспекты работы гида-переводчика.
Что бы моим датчанам ни предлагалось в ресторане, не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь жаловался на еду.
(Разумеется, турист не мог выбирать себе питание а ля карт.
Завтраки, обеды и ужины были составлены заранее для всех групп, проживающих в этот день в гостинице.
Выбирал я: метродотель предлагал мне, как правило, три вида заранее составленных меню, и я выбирал то, которое считал наиболее привлекательным.)
Но я хорошо помню, как добродушные датчане обсуждали практически каждое блюдо, которое им подавалось.
Женщины, особенно пожилые, любили, попробовав, со знанием дела определить мясо или рыбу или специи, которые присутствовали в блюде.
Но забавно было, когда подавались сырники из творога (а это было стандартное блюдо на завтрак во всех интуристовских ресторанах).
Ва ер ди? (Что это?) спрашивали меня опытные датские домохозяйки, и я объяснял им, что это творог, так горячо любимый нами, и который они не делают у себя дома.
А, это "кварк" (деревенский сыр), неуверенно говорили они тогда, сделав вид, что вполне поняли.
Еще удивительнее была для них наша страсть к гречке.
Гречку нам тоже часто подавали в качестве гарнира. (Выбор продуктов в 80-е даже в ресторанах Интуриста был очень невелик.)
Они удивленно разглядывали ее, пробовали и не могли понять, что это.
А когда я с восхищением рассказывал им, как я люблю гречневую кашу с молоком, они смотрели на меня с недоверием.
Так же как мою любовь к гречневой каше, не могли они понять и моей любви к грибам.
И когда я вдохновенно рассказывал им, как русские любят грибную охоту, как поэтично бродить по осеннему лесу и, найдя пузатый боровик или высокий подосиновик с малиновой шляпкой на сахарной ножке, с восхищением его разглядывать, по их глазам я видел, что понять им это не дано.
Но были и у них пристрастия, которые я так и не принял.
Во первых, это так называемая "лакриц" - черная жевательная резинка из корня солодки. (На самом деле, это не чуингам американского образца, но очень схож по применению.)
Ужасная горечь и никакого удовольствия. А вот любят же они ее!
Я помню, как некоторые из них, заранее зная эффект, предлагали ее нашим местным гидам-переводчицам, которые не подозревая подвоха, доверчиво клали ее в рот, а потом мучились, не знали как от нее избавиться.
А еще любимый датский алкоголь "Гаммель Дэнск" в дословном переводе "Стародатский", настоянный на множестве трав как наши бальзамы.
Но в отличие от бальзамов, пьют его часто и достаточно много.
Но вот тут нужно оговориться и отметить, что за все время работы мне встретились только два туриста, два друга, которые, путешествуя со мной по Транссибу, пили всю дорогу как настоящие русские туристы заграницей.
Они были чрезвычайно хороши: один был похож на Д'Артаньяна, с закрученными в тонкие спирали черными длинными усами, а другой был вылитый Портос, такой же толстый и добродушный.
Они пили, дурачились, веселились и хохотали всю дорогу. Помню, как на второй день пути, рано утром, часов так в 6-ть, меня разбудило прикосновение к носу чего-то холодного. Открыв глаза, я увидел, что Д'Артаньян сует мне бутылку виски.
- Еще только шесть утра, - с удивлением говорю ему я. А он мягко возражает: А ты выпей и спи дальше.
Потом они храбро искупались в Байкале (при температуре воды в 9 градусов) и оба заболели.
После этого они перестали ходить в вагон-ресторан на обед и пили только виски.
И что вы думаете? Выздоровели на третий день.
Но эти двое были исключением.
Нормальные датчане пьют крохотными рюмочками, граммов в 25-30.
Они возили с собой такие наборчики из нержавейки.
Одна рюмочка так и называется "Ин" (Одна). Так и говорят: Виль ду ха ин?
Что в переводе означает: Выпьешь рюмочку?
Или еще более конкретно: Виль ду ха ин ЛИЛЕ ин? Что в переводе означает буквально: Выпьешь МАЛЕНЬКУЮ рюмочку (наперсточек)?
Похоже на наше изречение: Ну, что, выпьем по-маленькой?
(Но наша "маленькая" это, как правило, граммов 100, не правда-ли?.
А выпив два-три "наперстка", очень веселятся и рассказывают массу разных историй, смешных и не очень (а часто глупых, на мой вкус.)
Особенно хочется отметить высокую бытовую культуру датчан.
Я не припомню, чтобы кто-нибудь пришел на завтрак в мятой одежде или невыбритым или с засаленными волосами.
Когда сидишь с датчанами в экскурсионном автобусе или за столом в ресторане, вокруг всегда разлит запах свежести и тонкого парфюма.
Вот один чрезвычайно забавный случай: в очередном путешествии по Транссибирской магистрали (а я был на ней, по меньшей мере, раз сорок) в группе из 18-ти туристов оказался один не совсем обычный.
От него пахло потом. Да, да, это звучит невероятно, но от датчанина пахло потом!
(А урожденный ли датчанин он был?)
И узнал я об этом сразу.
Буквально на второй день поездки ко мне в купе приходит делегация из 3-х моих новых туристов.
Видимо, они рассудили, что для решения такой большой международной проблемы нужна парламентская группа.
Вежливо спросив меня, могу ли я обсудить с ними важную проблему (от чего я сразу похолодел внутри, задумавшись, что же я такого мог натворить), они уселись на койку напротив и сообщили мне, что Herr (господин) такой-то пахнет потом!
Я даже не понял, это шутка или какой-то датский розыгрыш.
Ва сиё и? - Что вы говорите? - в растерянности переспросил я.
Но, восклицали они по очереди, это не типично для нас, датчан, Василий!
- Пожалуйста, не подумай, что это обычное дело, нет, Василий, это странный человек, - и тому подобные извинения.
И я понял: им действительно было стыдно за него.
Ну, как же, датчане, культурная нация, и вдруг датчанин пахнет потом.
Позор и пятно на всю нацию.
Я сидел ошеломленный их возбуждением и думал про себя: Господи, вот так важная проблема, да у нас в автобусе или электричке в жаркую погоду каждый второй пахнет потом. Ну не второй, так третий.
В армии ребята любили повторять, что настоящий мужик должен пахнуть потом, водкой и табаком. (Цитирую по памяти, если не дословно, то поправьте меня.)
Потом один из них робко попросил меня: - Василий, а можно он переедет в твое купе?
- Господи, какие проблемы! - радостно закричал я. - Да пусть переезжает хоть сейчас.
Их лица просияли, и они ушли.
А вместо них пришел приятный полноватый добряк с лицом, похожим на,- нет, я, пожалуй, не стану сравнивать его с известной всем персоной. Ни к чему.
Очень добрый и вежливый человек. Ну пахнет потом, что за беда.
Мы с ним потом часто беседовали, глядя в окно на пробегающую тайгу.
А я вспоминал нашего повара в армии, тоже довольно полного парня.
Вот тот пах потом так, что стоять рядом было тошно.
Да еще и лицо у него было покрыто прыщиками с гнойничками.
Но он тоже был очень добрым малым, и супы и каши варил вполне сносно.
Как мы, бывало, сидя с ним на ступеньках столовой, мечтали о дембеле!
Но я отвлекся. Вернемся к датчанам.
Датчане - очень курящая нация.
Они частенько говорили мне с гордостью: У нас даже королева Маргарет курит!
Курят они, преимущественно, свои сигареты, я имею ввиду, датского производства:
Prince, King's и Cecil.
Датчане, жители маленькой страны, большие ее патриоты.
Помню, как в самом начале моей работы в Интуристе, кто-то подарил мне ручку с надписью: Покупай датское, и жизнь станет лучше!
Вернемся к сигаретам: курить в Дании очень дорогое удовольствие.
И так было всегда. И в 70-е и в 80-е годы и сейчас.
Сигареты обложены такими высокими акцизами, что пачка стоит в среднем 7-8 евро.
Если кто-то угощает вас сигаретой, то это нужно ценить высоко, это дорогой подарок.
Prince - сигареты с фильтром, а King's и Cecil - без.
Но все они очень хороши, и многие предпочитают именно без фильтра.
Без фильтра сигареты кажутся более смачными.
А еще многие курят маленькие тонкие сигарки, которые они называют серутты.
Очень ароматные и не такие крепкие, как обычные сигары.
Сейчас, после того как давно бросил курить, я со сладкой ностальгией вспоминаю прекрасные датские сигареты.
Продолжение следует.