Окна, решётки, двери и прочие ограничения

Я распахиваю окно. За окном – холодные четырёхгранные прутья, выкрашенные в серый цвет. Я не в тюрьме, нет. Похоже на то, что я нахожусь в собственной квартире. Она ограждена решётками. Их пришлось поставить после того, как осенью меня обворовали. Прутья с четырёхгранным сечением… Считается, что их сложнее перекусить, чем круглые. Я не знаю… Распахиваю окно и жадно в него курю. Там никого нет. Только ночь. И я. Мы наедине. А может, то не ночь, а целая Вселенная. Холодной рукой я цепляюсь за холодный прут. Ничего не чувствую, кроме холода. А нет, чувствую. Ощущение такое, что я в клетке. Не в золотой. Просто в клетке. Из которой нет выхода. Наружу – нет. Есть только внутрь. Так называемая внутренняя эмиграция. Но это бессмысленно. Невозможно погрузиться внутрь настолько, чтобы что-то понять. Постичь. Это возможно только во взаимодействии с внешним миром. С людьми. Наверно… Я цепляюсь за холодные прутья, прижимаюсь к ним лицом. Обжигающий холод. Мне хочется прорваться наружу, но это невозможно. Ограничения не пускают… Я трясу решётку. Она приделана крепко – оторвать её невозможно. Ребята постарались на славу. Помню, они работали под дождём. В тот день был настоящий ливень. Электроприборы, но они ничего не боялись… Хотелось бы мне жить на девятом или на шестнадцатом этаже – было бы интереснее. Выйти в подъезд, посмотреть в незарешёченное окно. Прикинуть время полёта. Представить на минутку, каково это – лететь и быть свободной. Покурить. Прислушаться к соседям, которые шумят за такими разными, но такими похожими дверьми. У кого-то – образца 80х, обитые бордовым дерматином. Там – пара алкоголиков с дочкой-шизофреничкой. Они всегда кричат, но никогда не дерутся. Шизофреничка периодически ложится на длительное добровольно-принудительное лечение, и тогда в квартире наступает тишина.  За другой дверью – металлической, добротной – молодая бездетная пара. Они никогда не ругаются. Только собаки лают. Было две таксы, осталась одна. Куда делась другая?.. Этажом ниже – дядя Витя. Сначала мне казалось, что он чудак, почти маргинал. Потом оказалось – приличный человек, сердечник. Рядом с ним живёт Таня. Таня вроде бы нормальная, но иногда из квартиры доносятся такие вопли… Как будто Таню режет на кусочки родной сын. У него почти никогда нет нормальной стабильной работы, поэтому он злится. И срывает зло на матери. Мать терпит. На то она и мать… Увы, я живу не на шестнадцатом, и даже не на девятом этаже. Я живу на первом. Даже если бы на окнах не было решёток, даже если бы я могла прыгнуть  – это было бы бессмысленно.