Схватив дочь за руку, Лида бежала с остальными глубже в лес. Уже стемнело, когда не стали слышны звуки двигающихся танков и стрельбы. Запыхавшись, люди медленно остановились и присели на землю. Все были очень напуганы, маленькие дети на руках матерей, плакали, иные просили есть. Уставшие и тяжело дыша, многие оглядывались, пытаясь понять, где они находятся и что же делать дальше. Но наступала ночь, надо было или идти дальше, или располагаться на ночь. А ночи были уже прохладные. Женщины снимали с себя кофты и телогрейки, кутая своих детей. Мужчин было мало, только несколько стариков. Кто-то протянул, сняв с себя, женщине пиджак, кто-то кутался в шерстяной платок. Слышались кашель и плач. Наконец наступила тишина, гнетущая и пугающая.
- Мамочка, я есть хочу, - тихо пробормотала Люда, прижимаясь к матери.
- Потерпи, доченька, вон, посмотри, меньше тебя дети и те терпят, - ответила Лида, обнимая дочь.
Вдруг, нащупав в кармане кофты сухарик, она так обрадовалась, будто нашла целую буханку. Вытащив сухой кусочек хлеба, Лида протянула дочери.
- На вот, погрызи, голод отпустит, - ласково погладив дочь по голове, сказала Лида.
Кажется, люди, от усталости и напряжения, немного расслабились и постарались уснуть. Задремала и Лида, прижав Людочку к груди. На рассвете, когда она открыла глаза, то с испугом увидела, что их окружили люди с автоматами и ружьями. Видимо, они стояли здесь давно и ждали, когда все проснуться. Озираясь, Лида стала будить лежавших рядом женщин. Когда все проснулись и медленно поднялись, один из мужчин, с автоматом в руках, обратился ко всем.
- Не бойтесь, люди! Сейчас вы все пойдёте с нами туда, где вас накормят. Там вы и согреетесь. Мы партизаны, прочёсывали лес и наткнулись на вас. Не бойтесь, немцы ушли, - громко говорил мужчина, в фуражке и телогрейке.
- Мамочка, а что значит партизаны? - тихо спросила Люда.
- Это хорошие люди, доченька, они сплотились, чтобы бороться с фашистами. Пошли, дорогая, они нас покормят, - ответила Лида.
Они прошли километра два, когда наконец дошли до большой поляны, где были сооружены деревянные домики и было несколько землянок. Стояли срубленные столы со скамейками, в титане кипела вода и на самодельном очаге, в кастрюле, варился обед. Людей рассадили и накормили, дав по кусочку хлеба. Все с жадностью ели, не произнося ни слова. Никто не знал, что их ждёт. Вдруг Лида увидела свёкра в сопровождении двоих людей, видимо, тоже партизан. Лида, вскочив, подбежала к Семёну Матвеевичу и крепко обняла его за шею. Люда тоже подбежала к нему и обняла его за ноги, с криком:
- Дедушка! Ты вернулся!
- Папочка! Родимый... Вы живы... живы... - плакала женщина.
- Вы отойдите, женщина. Товарищ командир, вот, привели его. В лесу прятался, - сказал один из парней.
- Кто таков? Почему прятался? - спросил командир партизанского отряда.
- Панкратов Семён Матвеевич. Свёкор её и соответственно, значит, дед этой девочки. Не прятался я, не хотел быть им помехой, чтобы они сами бежали от танков. Искал оружие, чтобы хоть как-то бороться с немцами, - ответил Семён Матвеевич.
- С одной рукой? Ладно, разберёмся. Есть хотите? Ну да, конечно. Садитесь, поешьте. Надо решить, что с людьми делать, - сказал командир и отошёл в сторону.
Семён Матвеевич сел за длинный стол, ему налили похлёбку и он с жадностью стал есть. Посовещавшись, было решено отправить двоих партизан в разведку.
- Осмотритесь там, если на станции нет немцев и всё спокойно, будем отправлять людей. Говорят, беженцы хотели ехать в Ташкент, надо им помочь, - сказал командир.
Парни вернулись поздней ночью. Людей накормили ужином и разместили для ночлега, где они крепко уснули.
- Ну что? Как там на станции? - спросил командир.
- Немцев нет, они ушли. Железная дорога тоже цела, даже составы стоят. Странно, что их немцы их не тронули. Вот, мы и продукты принесли им в дорогу, жители поделились. Народ у нас добрый и понятливый, - сказал один из парней.
- Хорошо, молодцы. Утром отведём людей на станцию и надо проследить, чтобы они благополучно сели в поезд. Хорошо, дороги не разрушены. Видимо, немцам не до этого было. Хозяйничают, гады... - с суровым лицом произнёс командир.
Утром, когда все поднялись, командир велел накормить всех, а было двадцать семь человек, в основном женщины, дети и несколько стариков.
- Товарищи! Сейчас вас отведут на станцию и посадят в поезд. Тут продукты вам на дорогу. Без лишнего шума и суматохи, собираемся и в дорогу, - громко сказал командир.
Собравшихся людей, командир решил сам сопровождать с отрядом вместе.
- Мало ли что? И так люди натерпелись, а среди них дети и женщины, - сказал он, собрав небольшой отряд.
Шли несколько километров, шли молча, так как все отдохнули, были сыты и успокоились. На станции, командир подошёл к начальнику станции и объяснил ситуацию, хотя и был удивлён, как он остался в живых и почему немцы станцию не тронули.
- Так ведь немцы стороной прошли, в четырёх километрах отсюда. Хотя и у них должна быть карта местности. Чёрт их поймёт, - ответил начальник станции.
- Когда прибудет поезд до Ташкента? - спросил командир.
- Ждём из Киева, давно должен быть. Уже на сутки опаздывает, - ответил начальник.
Поезд прибыл ближе к вечеру, в поезде было много народу, командир распорядился, чтобы разместили всех людей и удостоверившись, что всё в порядке, он с отрядом отправился назад в лес. Состав, простояв минут сорок, медленно стал набирать ход, потом плавно пошёл по рельсам. Люди, прибывшие из партизанского отряда и перенесшие шок, понемногу стали успокаиваться, кто-то задремал, дети тоже спали, иные, с тревогой посматривали в окна. Ехали несколько суток, останавливаясь на несколько минут лишь на крупных станциях. Тревога не покидала людей, они видели вокруг разрушенные дома, места боёв, с развороченной боевой техникой - жуткое зрелище.
Потом наступила тишина, вдалеке показались поля, засеянные хлопком и кукурузой. Наконец поезд, пыхтя, остановился на станции Ташкент. Все с облегчением вздохнули и без суеты стали выходить из вагонов. Видимо они были не первыми беженцами, как потом стало известно, в Ташкент прибывали люди и из других городов России, и из Ленинграда и Москвы. Поэтому, на станциях людей будто ожидали.
Начальник станции давал распоряжения, здесь были и из райисполкома, и из горкома. Стояли и местные жители, которые готовы были принять и приютить у себя вновь прибывших. Кто-то записывал фамилии и откуда прибыл человек. Кто-то организованно давал указания, кому и куда можно уже ехать.
Так, Семён Матвеевич с Лидой и внучкой, были отправлены в семью Гафуровых, которые проживали в махалле, находившейся недалеко от Боткинского кладбища. Двор был большим и дом состоял из четырёх комнат и большой террасы. Надо было отметиться в махалле, чтобы вновь прибывшим выдали карточки на хлеб.
Хозяин дома, Фахритдин акя, степенный мужчина, лет шестидесяти, работал разнорабочим на станции, его жена, тихая, скромная женщина, пятидесяти семи лет, Матлюба, радушно встретили прибывших и тут же усадили за стол.
- Для начала, поешьте, с дорог и прибыли. Потом вам покажут вашу комнату, - сказал Фахритдин акя.
Из дома вышла молодая девушка и поздоровавшись, поставила на стол кислое молоко в косушке и немного сухарей.
- Это наша младшая дочка, Фатима. Был ещё Хусан, близнец нашей девочки, но он умер, давно это было, ещё в младенчестве. Старший сын, Бахром, на фронте воюет. Его жена и двое их детей, живут с нами. Дети в школе, а Салима, невестка наша, на работе. Она работает в школе учительницей, скоро все вместе и придут, - говорил Фахритдин акя, с акцентом выговаривая русские слова.
Невысокого роста, с серьёзным лицом, густыми бровями и большими глазами мужчина, был одет в лёгкий чапан, с тюбетейкой на голове, перевязанной ситцевым, белым платком.
Лида с интересом разглядывала домочадцев этого гостеприимного дома.
- Вас как зовут, уважаемый? - спросил хозяин, почему-то посмотрев на его руку, вернее на то, что у Семёна Матвеевича её не было.
- Семён Матвеевич, для Вас можно просто Семён, уважаемый. Руку я потерял на финской войне. Спасибо Вам, что приняли нас в свой дом. Никогда не забудем Вашей доброты, - ответил Семён Матвеевич.
- Не стоит благодарить, это наш долг. Время тяжёлое для всех нас. Значит, воевали... А меня вот на фронт, не взяли просился я, сказали возраст. Может ещё возьмут, опять заявление написал, - сказал Фахритдин акя, посмотрев на плачущую жену.
- Я бы и сам на фронт пошёл, да куда без руки. Может мне работа какая найдётся? - выдохнул Семён Матвеевич.
- Ну... надо поспрашивать... если только сторожем на какой-нибудь склад, - ответил Фахритдин акя, принимаясь за маставу, которую Матлюба разлила всем по косушкам.
- Может и мою дочь можно в школу устроить? Ей семь лет исполнилось, а война не дала ей возможности пойти в школу. И я бы на работу устроилась, - спросила Лида.
- Вот поедИм и сходим в сельсовет, там всё и узнаем, - ответил Фахритдин акя.
Люда с аппетитом поела и спустившись с топчана, где все сидели за обедом, подошла к арыку, текущему под дувалом. Поев, встали и взрослые.
- Спасибо. Очень вкусный суп, - сказала Лида.
- На здоровье. Это мастава, - ответила Матлюба.
- Имена у Вас красивые, - впервые за много дней улыбнувшись, сказала Лида.
- А тебя как зовут, дочка? - спросила Матлюба.
- Лида. А дочку зовут Люда, - ответила Лида.
- Вижу, молодая ты... что же только одну дочку родила? - спросила Матлюба.
Лида опустила голову и заплакала.
- Сыночек мой, Митенька, в дороге погиб. Поезд с воздуха бомбить стали, стреляли долго... а ему только четыре годика и было. Сама там схоронила, в поле, - с трудом произнесла молодая женщина.
- Вай! Горе-то какое! Прости, дочка, я не должна была спрашивать. Разбередила твоё сердечко, прости. У меня самой сыночек умер, совсем крошечный родился, два дня не прожил. А вот старший, на фронте воюет. Как он там... душа за него болит, - заплакав вместе с Лидой, говорила Матлюба.
- Мой муж тоже воюет, ещё о сыне не знает. Как ему скажу, не знаю, - сказала Лида, вытирая глаза краем платка.
- Ну что, Матлюба, присмотри за девочкой, пусть с Фатимой посидит, а мы в сельсовет сходим. Пошли, - сказал Фахритдин акя.
Втроём, они вышли на улицу и пошли к сельсовету. Там им показали дверь, куда они должны были пройти. Ещё раз записав данные прибывших беженцев, которые подходили в порядке очереди, им предлагали место работы. Подошла очередь и Семёна Матвеевича с Лидой. Записав их данные, Семёну Матвеевичу предложили работу на заводе Ташсельмаш.
- Поработаете на проходной. Будете пропускать строго по пропускам, - сказали ему.
Лиде, которая до войны работала воспитательницей в детском саду, предложили пойти в детский сад.
- Вот направление, скажете, что Вас рекомендовали от сельсовета, - сказала пожилая женщина, в тёмном платке и в старом пальто.
Адрес Лида спрашивать постеснялась, но женщина написала на отдельном листочке номер детского сада.
- Это недалеко от дома, где Вы будете проживать, на трамвае всего три остановки, - сказала женщина.
Затем они прошли в другой кабинет, где им выдали карточки на хлеб. Лида и предположить не могла, что всё так быстро устроится. Довольные, они вернулись домой.
Часам к трём, пришли невестка Фахритдина акя и Матлюбы, Салима с детьми. Молодая женщина, лет тридцати и дети, мальчик девяти лет и девочка семи лет. Они подошли ближе и поздоровались. Дети обняли дедушку, потом и бабушку. Люда с вниманием смотрела на них.
- Ну, дети, познакомьтесь, это ваша новая сестра, Людочка, - сказал Фахритдин акя, обнимая детей.
- Людочка, дочка, подойди ближе, познакомься с детьми, - легонько подталкивая дочь, сказала Лида.
- Я Люда, - смело сказала девочка, по-взрослому подавая свою ручку.
- Акбар, ну чего ты встал? Малика, доченька, дай руку Людочке, - сказала Салима, улыбаясь.
Минут через десять, дети уже игрались, сидя возле арыка и что-то весело говорили друг другу.
Салима и Лида были сверстницами, Лиде тоже было столько же лет, что и Салиме. И к вечеру, они уже болтали, как давние подруги.