Василиса решила покончить со всеми проблемами разом, бросившись с балкона. Напоследок она методично убралась в квартире – люди же придут. Полиция приедет, кого-то из соседей понятыми позовут, Костика, конечно, вызовут. Два часа Василиса торчала в душе – долго терла себя скрабом, сбрила всю лишнюю растительность, хорошенько намазалась увлажняющим кремом, сделала педикюр и покрасила корни волос. Конечно, с одной стороны – какой смысл, если через пару часов это тело, поломанное и залитое кровью, будет валяться в грязных соплях, по недоразумению называемых в Москве снегом. С другой стороны, смерть – не повод представать с мохнатыми ногами и заскорузлыми пятками перед незнакомым патологоанатомом и Костиком, которому придется прийти на опознание, и сверкать на похоронах в гробу черными корнями. Правда, у покойников, говорят, еще какое-то время волосы вроде бы растут, так что, может, и зря сталась, но вдруг эти слухи преувеличены.
Легкими движениями вбивая подушечками пальцев в кожу лица увлажняющий крем, Василиса подумала, как хорошо, что она в ноябре не поддалась соблазну сделать аппаратную подтяжку лица – сейчас было бы смешно, а так хоть денег сэкономила. Себе же на похороны. Ха, все равно получилось смешно! Василиса расхохоталось. С тех пор, как она приняла решение распрощаться с этим светом, тяжелый кирпич, последний месяц мешавший ей дышать, куда-то исчез из груди. Вернулась возможность даже смеяться. Появилось предвкушение как перед отпуском.
Василиса тщательно выбрала белье. А с одеждой можно не заморачиваться – ее, кажется, все равно в морге сразу разрежут. Пусть будет любимый спортивный костюмчик, он как раз свежевыстиранный. Или надеть шелковую пижаму? В пижаме, типа, отход к вечному сну, а в спортивном костюме – полет в вечное движение. Никто, конечно, не обратит внимание на аллюзии, но для самой себя и как намек Господу Богу, если он хоть на что-то обращает внимание, эта деталь будет забавной.
«Чего ты хочешь, Васька: вечного покоя или новой беготни?» – весело спросила она сама себя и тут же ответила: «Я хочу выйти из вашего гребаного колеса Сансары, оно меня задолбало!». Отлично, тогда пусть будет пижама с белочками. Белочка ускакала из колеса, всем чао-чао.
Перед прыжком надо выпить просеко и посмотреть новогодний салют. Игристое снимет страх перед болью, а салют в последние мгновения жизни – это красиво и вдохновляюще. Доставая из холодильника бутылку, Василиса уже хохотала в голос. Неловко откупорив пробку (шампанское всегда раньше открывал Костик, она не умела), Василиса наполнила любимый бокал, единственный сохранившийся от бабушкиного сервиза, и по пути к балкону в спальне чокнулась с иконой Христа. «Извини, – бодро сказала она. – Но у меня нет больше сил. Ты сказал: «Просите – и дано вам будет» – и я просила. Ни богатств, ни славы, ни чего-то чужого – я просила у тебя помощи и поддержки, когда у меня земля поплыла из-под ног. А ты не услышал. Или услышал, но не захотел помочь. Говорят, Ты даешь ровно столько испытаний, сколько человек может выдержать. Так вот: со мной Ты просчитался. Я больше не могу. И не буду даже пытаться. Зачем? Извини, если я Тебя разочаровала. Но Ты разочаровал меня еще больше».
Василиса выпила бокал залпом, потом натянула шерстяные носки, завернулась в колючий толстый плед и вышла с бутылкой и бокалом на балкон. Там стояло старое кресло – это было место для курения Костика, пока он не ушел.
Костик ушел за один день. Торопливо и комкано рассказал, что встретил новую любовь и хочет начать новую жизнь. Что, оказывается, у них с Василисой давно всё умерло (надо же, а она не замечала), и вообще они всегда были чужими людьми, их встреча – ошибка, он годами терпел «всё это» (что «это»?) исключительно ради дочери, но теперь она большая и сможет его понять. Самое поразительное, что всего за пару месяцев до этого у них была годовщина свадьбы, Костик трогательно держал Василису за руку и чуть ли не со слезами на глазах говорил, как он благодарен судьбе за такой подарок – лучшую женщину на свете, как он гордится женой и дочерью, и любит свою семью.
Лиза, дочь, поначалу не могла поверить в происходящее точно так же, как Василиса, и первые дни пыталась вытащить мать из шока и депрессии, а потом вдруг заявила, что Василиса сама виновата – надо было следить за собой, держать себя в тонусе, чтобы отец не стрелял глазами по сторонам. Оказалось, Костик захотел познакомить дочь с новой любовью, и Лиза этим приглашением не только не побрезговала, но и, нисколько не смущаясь, рассказала потом матери, что «папина новая девушка» очень милая и обаятельная, настоящая красавица, «папу можно понять – мам, ну он же мужчина все-таки, а ты, прости за откровенность, в последнее время заметно сдала».
Василиса не то что бы «сдала» – она в принципе никогда не понимала женщин, помешанных на своей внешности, просаживающих время и деньги в эстетических клиниках в надежде повернуть время вспять. Но за полгода до этих событий у Василисы диагностировали онкологию, а химиотерапия никого не красит. Как раз после операции и курса лечения Василиса впервые задумалась о подтяжке. Но тратить такие деньги на лицо, не зная, что ждет в будущем, не решилась.
Во время болезни Василиса впервые почувствовала дочкино отчуждение, но списала это на страх. «Наверное, у Лизы психологическая самозащита – она боится меня потерять, и, чтобы потом не испытывать боли от потери, сама же меня и отталкивает», – думала мудрая Василиса, наблюдая, как к ее соседке по палате каждый день приходит дочь и долго сидит, болтая обо всем на свете. Лиза не приходила и даже ни разу не позвонила сама, а, отвечая на звонки матери, разговаривала натянуто, как чужая. Костик тогда приезжал каждый день, с полными сумками вкусняшек, которые Василиса все равно не могла есть из-за тошноты, сидел минут по 15 и уезжал. Василиса думала, что на работу, но теперь-то понятно куда на самом деле.
Вскоре после внезапного ухода Костика Лиза, особо не скрываясь от матери, стала всё больше времени проводить с папой и его Дашей. Новый год она тоже решила отметить с ними.
«Интересно, будут ли там Хрякины? – думала Василиса, потягивая просеко в кресле Вадима. – Я бы не смогла вот так легко, после стольких лет дружбы, вычеркнуть Наташку и как ни в чем ни бывало принять вместо нее какую-то молодую мокрощелку рядом с ее Сашей. А она легко выкинула меня из своей жизни».
Когда Василиса узнала, что Хрякины давно в курсе нового романа Костика, и втайне от нее даже принимали сладкую парочку у себя в гостях и вместе ездили кататься на гору, пока Василиса приходила в себя после курса лечения, она не смогла промолчать и позвонила Наташке с вопросом: «Как ты могла?». Та спокойно ответила: «А что такого? Прости, но Костик – любимый друг Саши. Как я могла не принять новую женщину друга моего мужа?».
– То есть Костик – любимый друг, а я – никто? Все эти годы я для тебя была просто приложением к «любимому другу твоего мужа»? Даже тогда, когда ты рыдала у меня на плече, а я с тобой нянчилась? – Спросила Василиса.
– Прости, я не знала, что тебя это так ранит. Если честно, я вообще не верю в женскую дружбу, – легко слицемерничала Наташка.
А Василиса в женскую дружбу верила, как и в любовь до гроба. Хотя, наверное, Наташка права: растеряла же Василиса всех своих прежних подруг, когда вышла замуж за Костика. Она легко заменила старые связи на общение почти исключительно с Хрякиными, потому что Костика раздражали чужие люди, а на встречи с девчонками где-то вне дома, без мужа, быстро не стало времени. Теперь вот и позвонить некому. Вообще нереально тихий Новый год – ни одного звонка, ни одного сообщения с поздравлениями. Бывшие коллеги, видимо, боятся беспокоить: как только Василиса заболела, она уволилась, чтобы плотно заняться лечением и не держать людей в подвешенном состоянии. Причину увольнения скрывать не стала. Она быстро заметила, что информация о несчастье как будто создает отпугивающую ауру. С человеком, получившим клеймо беды, боятся общаться. Может быть, опасаются услышать бесконечный поток жалоб на жизнь и просьб о помощи, а может быть, просто не знают, как утешить, как вообще себя вести с горемыкой, и, чтобы избежать неловкости, предпочитают не общаться вовсе.
Позавчера позвонил незнакомый человек. Оказалось, это адвокат Костика. Костику не хватило храбрости самому попросить Василису «очистить жилплощадь», и он предпочел заплатить чужому человеку, чтобы тот выполнил эту санитарную функцию. Квартира досталась Костику по наследству, формально у Василисы не было никаких оснований претендовать на нее в случае развода. А до развода оставалось всего ничего – на прошлой неделе пришла судебная повестка. Так Василиса поняла, что всё серьезно, и уже ничего не наладится.
Два года назад они купили однушку, но оформили ее сразу на Лизу – это был подарок ей на день рождения. У Василисы осталась еще после родителей квартира в родной Перми, она ее сдавала. Деньги по московским меркам смешные. Интересно, можно ли на них снять тут хотя бы комнату? Даже если да, на что жить и лечиться? Других-то доходов у Василисы, пока ситуация со здоровьем подвешенная, не предвиделось. Вряд ли стоит рассчитывать на помощь Костика – ему явно не терпелось зажить новой жизнью, избавившись от балласта из жизни прежней. Так накануне Нового года Василиса оказалась перед выбором: проситься в приживалки к дочке, которая такой перспективе явно не обрадуется, или вернуться спустя 20 лет в родную Пермь, без малейшего представления, как и на что жить.
Да и зачем жить, собственно? Ради чего? Всё в прошлом. Даже это прошлое вдруг оказалось сплошной бутафорией. И сколько жить? Это сейчас ремиссия, а что будет через полгода, неизвестно. Если вдруг начнется терминальная стадия, пресловутый стакан воды подать будет некому, не говоря уже о том, чтобы побегать по врачам, выбивая сильные обезболивающие. Василиса поежилась, представив себя корчащейся от боли в полном одиночестве в грязной постели или на немытом полу. Собачья смерть. Нет, уж лучше сейчас и мгновенно. Василиса снова наполнила бокал.
Немножко жалко Лизёныша. Она, конечно, предательница и ужасная мерзавка, но, наверное, они сейчас все такие в 20 лет. Теперь у нее каждый Новый год будет омрачен годовщиной смерти матери. Может, перенести час Икс хотя бы на завтра?
«Действительно, бедняжка Лизёныш, – тут же отозвался ехидный внутренний голос, – Нашла кого жалеть! Она тебя не жалела и не пожалеет. Только разозлится из-за того, что ты ей праздник подпортила. Ничего, будет память и урок на всю жизнь. Двадцать лет – не тринадцать, пора бы уже заработать и мозгам, и сердцу».
Со всех сторон грянуло «Ур-р-ра-а-а-а! С Новым годом!», небо озарилась салютом. Василиса встала и подошла к парапету балкона.
– С Новым годом! – Крикнула она, чокаясь бокалом с небом, и истерично расхохоталась. – С новым счастьем!
– С Новым годом. – Ответил ей спокойный голос сзади.
Василиса взвизгнула и резко обернулась, замахнувшись бутылкой. Остатки шампанского обдали холодной пеной плед и пижаму.
В кресле, с которого она встала буквально минуту назад, сидел чужой человек и с улыбкой смотрел на Василису. Ни в его лице, ни в его позе не было ни намека на угрозу. Он сидел, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Несмотря на абсолютное спокойствие и доброжелательный взгляд непрошеного гостя, Василису от макушки до пяток обдало панической волной. Сердце гулко стучало где-то в ушах. Она так и застыла с занесенной бутылкой, готовая к обороне.
– Вы кто?! Вы как сюда попали?! – Сиплым от ужаса голосом пробормотала Василиса. – Убирайтесь, я буду кричать!
– Кричите. – Спокойно разрешил гость. Или гостья. Самое поразительное, что Василиса не могла с уверенностью определить даже пол человека, внезапно появившегося на ее балконе. Возможно, Василисин мозг от страха резко спятил, но человек действительно выглядел необычно – как андрогин. Василиса встречала таких иногда в метро – не то девочка, не то мальчик без возраста, ему или ей вполне могло быть как 15 лет, так и 25. Длинная светлая челка набок, узкие, как будто смутно знакомые и одновременно незнакомые черты лица, изящные музыкальные пальцы. Даже голос мог принадлежать как парню, так и девушке. Для парня тембр высоковат, для девушки низковат – поди разберись. Одет (одета?) во что-то белое, балахонистое, типа длинной толстовки и джинсов.
«Наркоман какой-то, – Панически соображала Василиса. – Я же дверь оставила приоткрытой, чтоб люди могли войти, когда я…»
– Я не употребляю наркотиков, Василиса Борисовна. – Невозмутимо прозвучал голос гостя. – И у меня нет ни малейшей причины причинять Вам хоть какое-то зло. Собственно, чего Вы вообще боитесь, если пять минут назад Вы сами собирались распрощаться с жизнью?
Василиса почувствовала, что ее колени стали ватными, и тяжело опустилась на корточки, прислонившись к парапету.
– Вы что – Ангел Смерти? – спросила она, не зная, что ей кажется более невероятным – собственная догадка или этот странный визитер.
Гость(я) закатил(а) глаза и вздохнул(а).
– Слушайте, Василиса Борисовна, Вы же здравомыслящий человек – ну какой Ангел Смерти, о чем Вы? Вы еще предположите, что я Дед Мороз или Снегурочка. Не надо столько пить, тем более на голодный желудок. Хотите чаю? Вы же заиндивели тут совсем. Пойдемте на кухню.
Гость(я) встал(а) и легкой, плавной походкой (кажется, все-таки девушка?), не оборачиваясь, поплыл(а) на кухню. Василиса пошла за ним (за ней) как под гипнозом.
«Почему он (она) здесь так уверенно ориентируется? – Думала Василиса. – Может, это кто-то из друзей Лизы?».
– Закройте дверь на балкон – квартиру же заморозите. – Посоветовал удивительный голос. – И нет, ваша Лиза со мной не знакома.
Василиса послушно закрыла дверь и вошла вслед за незнакомцем на кухню. Он (она?) уже включил (а) чайник.
– Вы мне скажете, кто Вы? – Спросила Василиса. На смену панике пришло ощущение отупелого шока от происходящего, но шок не отменял любопытство.
– Считайте меня социологом. Я провожу соцопросы. – Ответил (а) гость (я), наливая горячий чай в Василисину любимую чашку. – Я специализируюсь на особой группе респондентов – на самоубийцах перед их последним шагом. Пожалуйста, пейте.
Красивая точеная рука протянула Василисе чашку. Василиса покорно взяла ее и отхлебнула обжигающую жидкость.
– Вы психолог из МЧС, да? А как Вы узнали, что я собралась прыгнуть? Я же не сидела на парапете.
Гость(я) снова закатил(а) глаза.
– Сказано же Вам – я социолог, а не психолог. Я не собираюсь ни секунды отговаривать Вас от принятого решения, я уважаю Вашу свободную волю. Хотите поставить точку – ставьте, ответьте только сначала на несколько вопросов, пожалуйста.
– Хорошо. – Согласилась Василиса. Ей начинало казаться, что она смотрит кино про себя как будто со стороны. Страх совсем ушел, а любопытство распирало.
– Спасибо. Первый вопрос: если бы Вы начали свою жизнь с начала, что бы Вы в ней изменили?
– Ого, ничего себе заход! – Расхохоталась Василиса.
– Обычный, стандартный заход. – Гость(я) пожал(а) плечами и сел(а) напротив, подперев подбородок одной ладонью, внимательно глядя на хозяйку.
Василиса отхлебнула чай и задумалась.
– Ну… Наверное, я сделала бы так, чтобы Костик не разлюбил меня, не встретил эту юную дрянь и не ушел от меня.
– Мой вопрос был – что бы Вы изменили в своей жизни. – Мягко повторил удивительный голос. – В своей, понимаете? Вы не властны над изменением чужих чувств и поступков, даже если это Ваш муж.
– А, вот как… Ну тогда я сделала бы так, чтобы я не заболела.
– Разве в Ваших силах было этого избежать? – В голосе социолога звучала легкая насмешка.
– Я не понимаю, чего Вы от меня хотите! – Рассердилась Василиса.
– Не надо злиться, Василиса Борисовна. – Мягко попросил(а) социолог. – Я хочу, чтобы Вы подумали, могли ли Вы где-то на Вашем жизненном пути поступить по-другому, свернуть в другую сторону, чтобы в итоге не оказаться в той точке, в которой Вы находитесь сейчас. Меня интересует только то, что в зоне Вашего контроля.
Василиса замолчала надолго. Гость(я) ее не торопил(а).
– Не знаю, возможно, вообще не стоило связывать свою жизнь с Костиком… – Неуверенно заговорила Василиса. – Он так всё обесценил сейчас… Как будто все эти годы коту под хвост. Зачем это всё было? И дочь вон какой дрянью получилась. Знаете, в меня был влюблен однокурсник, Дима. Может, он был моей настоящей судьбой? Может, если бы я с ним связала жизнь, он меня до сих пор на руках носил бы, пылинки с меня сдувал бы?
– А Вы его любили? Вы всерьез выбирали между Костиком и этим Димой? – Вкрадчиво спросил(а) социолог.
– Да ну, нет, конечно, – отмахнулась Василиса, – Внезапно вспомнила его сейчас – вдруг я тогда свою настоящую судьбу проморгала. А тогда я, кроме Костика, и не замечала толком никого.
– Тогда это Ваше предположение тоже не принимается. Вы не могли не связать свою жизнь с Вашим Костиком, потому что Вы его любили. У Вас не было других вариантов. Кстати, тот Ваш однокурсник Дима давно спился, и вовсе не потому, что Вы не ответили на его чувства (он забыл Вас очень быстро), а просто потому, что он потомственный алкоголик. Представляете, кого Вы родили бы от него? Какие еще есть идеи насчет того, что можно было бы изменить?
Василиса ошалело уставилась на социолога.
– Наверно, я должна была по-другому воспитывать свою дочь, чтобы она выросла человеком, а не эгоистичной сволочью.
– А как Вы ее воспитывали? – Снова очень вкрадчиво спросил(а) социолог.
– Да ну как… Обычно воспитывала. Как меня родители воспитывали, так и я ее. – Пожала плечами Василиса.
– Но при этом Вы не стали эгоистичной сволочью, а она стала?
– Ну да… – К чему Вы клоните? Я не понимаю.
– К тому, что, может быть, не в особенностях Вашего воспитания дело?
– А в чем же?
– Ну, например, в том, что она просто такая, какая есть, и Вы тут совершенно ни при чем.
– А так бывает? – Удивилась Василиса. – Вы имеете в виду, что виноваты гены? Что она просто пошла в папу?
– Да в кого угодно – в папу, в бабу Лиду, в дядю Сережу по линии Вашей мамы, дело-то не в этом. – Вздохнул(а) социолог.
– Вы и про бабу Лиду с дядей Сережей знаете?! – Ахнула Василиса. – Откуда?!
– Не имеет значения, считайте, что это всё условные имена. – По-прежнему мягко и спокойно ответил(а) гость(я). – Просто Вы почему-то думаете, что характер и жизненные ценности Вашей дочери – полностью результат Вашего воспитания, а я даю Вам понять, что это не совсем так.
– Вы хотите сказать, что моя дочь не стала чудовищем из-за воспитания, а родилась такой?
– А Вы всерьез думаете, что Ваша Лиза – чудовище?
– Да! – Воскликнула Василиса. – Да, моя дочь – чудовище! – Повторила она еще громче и неожиданно для себя расплакалась. – Какое сердце надо иметь, чтобы ни разу не навестить мать в больнице? Кем надо быть, чтобы бросить мать одну, когда ей так плохо, и спокойно принять новую «мамочку» при живой матери!
Василиса закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться, и вдруг ощутила ласковую ладонь на своей макушке. Так в детстве гладила по голове мама.
– Я Вам очень сочувствую и понимаю Вашу обиду, – Голос звучал искренне. – Но понимаете, у каждого человека своя правда. Каждый человек, который кажется кому-то чудовищем, совсем не считает чудовищем себя, потому что может объяснить свои поступки своими причинами и мотивами. Если бы Вы поговорили с дочерью откровенно, Вы узнали бы, как видит эту ситуацию она. Скорее всего, совсем не так, как видите ее Вы.
– А мой муж – тоже, по-вашему, не чудовище? – Василиса резко убрала руки и подняла заплаканное лицо к социологу. – За что он со мной так, за что? Как он мог? Это же предательство!
– У него тоже своя правда. – Тихо ответил(а) гость(я). – Он просто устал от всей своей жизни в целом, он разочарован, он хотел большего, а ваши с ним отношения – огромная часть его жизни. Он думает: «Как? И это всё, больше ничего не будет – дальше только старость?». Он боится старости и наивно хочет отодвинуть ее как можно дальше, любым доступным способом. А еще он не умеет бороться с трудностями, потому что он слабый человек. Ваша болезнь для него – трудности. И да, он влюбился. Его влюбленность – это как Ваша бутылка просеко на балконе, просто способ заглушить усталость и страх. Слабый, уставший, даже жалкий человек – не чудовище. Он просто не герой.
– Прекрасно. – Усмехнулась Василиса. – Никто ни в чем не виноват, оказывается! Никто ни за что не отвечает и не может ничего изменить. Это очень удобно: чудовищ не бывает, просто у каждого своя правда. Получается, мне совершенно нечего менять в прошлом. Всё случилось, как должно было случиться, никаких ошибок. Странно только, почему им всем хорошо, а мне хочется немедленно сдохнуть?
– И тут я задам свой второй вопрос! – Взгляд социолога заметно ожилился. – Если бы Вы точно знали, что Бог есть, Вы упрекнули бы Его в чем-нибудь?
– Да! Черт возьми, да!!! – Закричала Василиса и стукнула кулаком по столу. – Я упрекнула бы его в несправедливости и равнодушии!
– Пожалуйста, поподробнее! – Попросил(а) интервьюер. – Что Вы имеете в виду под несправедливостью?
– Смотрите: я в жизни своей никому не причинила зла: я не уводила чужих мужей, никого не предавала, не обманывала ничье доверие, не мошенничала, ни у кого ничего не отняла, никого несправедливо не обидела, – Василиса загибала пальцы на правой руке, перечисляя свои достоинства, – И что же? Почему именно я заболела раком и почему меня бросил муж?
– А почему Вы считаете, что эти события в Вашей жизни – болезнь и уход мужа – как-то должны быть связаны с Вашим поведением? – Вздохнул(а) социолог.
– Ну как же, должна же быть какая-то причина? – Растерялась Василиса.
– Возможные причины ухода Вашего мужа Вы от меня уже услышали. – Слегка устало ответил(а) гость(я). – Вы могли быть сущим ангелом, это его не удержало бы. Что касается Вашей болезни, то причин может быть сколько угодно – генетическая склонность, плохая экология, стресс. При чем здесь Ваше поведение, будь оно плохим или хорошим? Я знаю с женщину, которая создала благотворительный фонд, спасший не одну сотню жизней. Она не только не причинила никому зла, она сотворила столько добра, сколько Вам и не снилось, простите за откровенность и не сочтите за упрек. Сейчас она мучительно умирает от той самой болезни, которая у Вас ушла в ремиссии. Очевидно же, что ее болезнь никак не связана с ее поступками. Просто так случилось, что она заболела. Почему Вы вообще ищете какой-то связи между своим поведением и теми событиями, которые вне вашего контроля происходят в Вашей жизни? Вам кто-то обещал эту связь?
– Нет, никто не обещал. – Оторопело ответила Василиса. – Но было бы справедливо, если бы такая связь была – если бы проблемы получали всякие чудовища, а хорошие люди проживали бы спокойную, гладкую жизнь без проблем.
– Класс! – В голосе социолога звучало восхищение. – То есть вы сами придумали себе понятие справедливости, но в том, что это придуманное вами понятие не работает в вашей жизни, вы почему-то упрекаете не себя, а Бога. Василиса Борисовна, я, кажется, уже объяснил Вам, что чудовищ не бывает, и абсолютно хороших людей тоже не бывает – всё это очень субъективные и относительные понятия.
– Класс! – Передразнила Василиса социолога. – То есть, что же получается: мой муж со своей мокрощелкой могут жить долго и счастливо, несмотря на ту боль, которую они мне совершенно незаслуженно причинили, а я ни за что ни про что могу сдохнуть в муках от рака?
– Да. – Развел(а) руками социолог. – Такое вполне может быть.
– И у них даже может родиться ребенок, который будет здоровым и проживет долгую, счастливую жизнь, несмотря на то, что он – плод большого предательства? – Изумилась Василиса.
– Да, и это тоже может случиться. Слушайте, если люди даже за свои собственные поступки не расплачиваются несчастьями, почему ни в чем не повинный новый человек должен страдать за поступки своих родителей? – Социолог сделал(а) большие глаза.
– А знаете, у моей мамы такой случай был: ее квартиру обокрали, а через пару дней в поножовщине в ресторане убили парня, и у него дома нашли вещи моей мамы!
– Победно сказала Василиса.
– И что? При чем здесь эта история?
– А то, что Высшая справедливость иногда работает! – Вскинула Василиса палец к потолку. – Но почему-то не всегда, вот что возмущает!
Социолог закатил(а) глаза и тяжело вздохнул(а).
– Послушайте, Василиса Борисовна, но очевидно же, что этот случай – просто совпадение. Вы же умная женщина, Вы читали про когнитивные искажения. Вы сами придумали, будто существует возмездие за поведение, хотя его нет, и когда у человека, совершившего неблаговидный поступок, происходит в жизни трагическое событие, вы не считаете это случайностью, а радостно ищете взаимосвязь: «Ура, вот она – справедливость!». А если никаких трагически событий в жизни человека, причинившему кому-то боль, не происходит, и тем более, когда что-то плохое случается с человеком, который этого по вашим выдуманным понятиям «не заслуживает», вы возмущаетесь: «Где же справедливость?». Хотя никто вам этой связи не обещал. Смешно же?
– Вы что, хотите сказать, что все события – результат случайности, и никакой Высшей справедливости нет вообще в принципе? – Ужаснулась Василиса.
– Ну да, справедливость – это понятие, выдуманное людьми. – Кивнул(а) гость(я). – Поэтому очень странно требовать справедливости от Бога.
– А почему кому-то в жизни везет, а кому-то – нет? – Запальчиво спросила Василиса. – Почему кто-то – например, я – заболевает раком в 45 лет и остается в полном одиночестве, а кто-то живет до 90 лет в окружении любящей семьи, не зная никаких серьезных проблем ни со здоровьем, ни с чем другим, и тихо умирает во сне как праведник?
– Да нет никаких «почему», Василиса Борисовна! – Казалось, социолог уже начал(а) терять терпение. – Просто кому-то везет, а кому-то – нет, вот и всё. Вся жизнь – всего лишь набор случайностей, которые мало от чего зависят, понимаете? И уж точно эти случайности никак не зависят от ваших поступков, просто примите это как данность, и Вам станет легче.
– То есть Бога абсолютно не волнует, что хорошие люди страдают, а плохие – процветают? – Возмутилась Василиса. – И Он не прислушивается к мольбам людей о помощи и возмездии, либо прислушивается к ним выборочно и независимо от того, хорошие это люди или плохие – так, что ли? Вот это я называю равнодушием!
– Василиса Борисовна, простите, а почему Вы вообще решили, что, во-первых, Бог есть, а, во-вторых, Он – такой добрый дедушка, который обязан переживать за всех и помогать каждому? – Очень тихо спросил(а) социолог. – Вы не думали о таком варианте, что во всей Вселенной абсолютно никому нет до Вас дела, кроме Вас самой, и что это абсолютно нормально, а всё остальное – ваши фантазии? Понимаете, в таком случае Вам абсолютно не на кого обижаться из-за равнодушия и отсутствия справедливости.
Василиса потрясенно молчала. А правда, почему она вообще решила, что к ней Кто-то там наверху несправедлив, и что хоть кому-то на свете должно быть до нее дело? Как ни странно, эта мысль показалась утешительной. Гораздо утешительнее, чем надежда на «всеобщего папу», который вроде бы должен следить за порядком и справедливостью, но совсем забыл про это и занят непонятно чем.
– Задавайте остальные Ваши вопросы, пожалуйста. – Устало попросила она.
– Спасибо, уже недолго осталось. – Кивнул(а) социолог. – Скажите, что Вам больше всего здесь понравилось, что больше всего не понравилось?
– «Здесь» – это где? – Не поняла Василиса.
– В жизни. – Уточнил(а) гость(я).
– Ну, то, что мне не понравилось, Вы и так уже поняли. Предательство, эгоизм, несправедливость, равнодушие… А понравилось вот что… – Василиса мечтательно прикрыла глаза и заговорила скороговоркой. – Как меня мама обнимала и гладила по голове, запах бабушкиных пирогов, карусель и качели в детстве, сверкающий под ногами снег по пути на новогоднюю ёлку, предвкушение и ожидание большущего будущего счастья в юности (куда оно делось, а?), ощущение полёта во время влюбленности, восторг и нежность при взгляде на дочку, когда она была малышкой, сладкий запах детской макушки, аромат майского ветра, бирюзовый цвет моря в сочетании с синим-синим небом над ним, шелест листвы в летнем лесу, жужжание пчелы над маминой розой на даче, соловей весной под окном, закаты, рассветы, ослепительно белые горы, ощущение «Ух!» в груди, когда мчишься с них вниз… Да много чего! Я долго могу перечислять, но всё это такие мелочи, отдельные мгновения.
– Хорошо! – Похвалил(а) социолог. – А жизнь и состоит из набора мелочей и мгновений, все остальные смыслы вы придумываете себе сами, а потом удивляетесь, что не можете их разглядеть в своей жизни. Последний вопрос, точнее, просьба. Оцените Вашу жизнь в целом, от одного до десяти баллов.
– Простите, а Вы точно социолог? Не маркетолог? – Рассмеялась Василиса. – Я сама маркетолог, и такие же дурацкие опросы для клиентов составляла, пока не уволилась.
Гость(я) в который раз пожал(а) плечами.
– Ну ладно, пусть будет шестерочка. – Решила Василиса, помолчав минуты три. – На самом деле, жизнь не так уж ужасна, если воспринимать ее просто как цепь случайных событий и набор мелочей.
– Спасибо, благодарю Вас за уделенное время! – Гость(я) одарил(а) Василису широкой сверкающей улыбкой. – На самом деле, меньше пяти баллов вообще редко кто ставит, и это хорошо. Не смею больше Вас задерживать.
Он(а) встал(а) из-за стола и протянул(а) на прощание руку. Василиса робко пожала тонкие пальцы и не удержалась от вопроса:
– А всё-таки кто Вы, если во всей Вселенной абсолютно никому нет до меня дела, кроме меня самой? Ангелы-хранители, значит, тоже исключаются.
Гость(я) в который раз закатил(а) глаза и сказал(а) с легким упреком в голосе:
– Вы же умная женщина, Василиса Борисовна! Вы сами на свой вопрос и ответили: никому, кроме Вас самой, нет до Вас дела. Почитайте что-нибудь про работу подсознания. Завтра, разумеется. А сейчас ложитесь спать. С Новым годом! Не забудьте закрыть за мной входную дверь, кстати. А то и правда на наркомана какого-нибудь нарветесь.
Проводив странного гостя (гостью?), Василиса посмотрела в окно и, конечно, не увидела, как он (она) выходит из подъезда. Наверняка его (ее) силуэт растворился в воздухе, не дойдя от Василисиной двери даже до лифта – жаль, Василиса не догадалась понаблюдать в глазок.
За окном падал пушистый снег.
«Надо же, чудо какое! Года три на Новый год снега не было, – подумала Василиса. – Высплюсь и пойду погуляю в парке, посмотрю на снежные искры под ногами. А если хороших сугробов нападает, то завтра и на лыжах прокачусь».