Запись в дневнике.
Из рассказов моих родителей, соседки Марии Евгеньевны Платовой и тётушек: Катерины и Ольги.
1847 год. Один состоятельный купец, наняв умелых и проворных мастеров–плотников, занялся строительством дома. Довольно скоро, а точней – через год, на самом высоком месте посреди живописной, достаточно благополучной середняцкой деревни вырос огромный, добротный, срубленный из столетних сосен двухэтажный дом с мезонином.
Дом состоит из двух половин: зимней и летней, под летней избой в двух больших комнатах с прихожей и кухней обитает прислуга и наёмные работники.
Вторую половину дома занимает просторная поветь, куда по наклонному настилу можно заехать на лошади вместе с повозкой, гружёной сеном, мешками с зерном.
Под поветью - «двор» для пары лошадей, тёплый хлев для овец и коровы с телёнком.
Купеческая семья живёт дружно, все работают не покладая рук. Сам хозяин зачастую отлучается в соседнюю губернию за товарами, на трёх повозках привозит мануфактуру, одёжку с обуткой (обувь), глиняную посуду, два мешка с белоснежными сахарными головками величиной с кулак, соль, спички, индийский чай в больших фанерных ящиках, оклеенных гладкой плотной бумагой, на которой нарисованы танцующие черноволосые смуглые красавицы-индианки в красных платьях...
После отхода купца в мир иной бразды правления взяла на себя его дочь Анна Петровна Платова...
Наш дедушка Александр Яковлевич, будучи молодым, работал у купчихи Анны Петровны управляющим.
Он был женат на молоденькой красивой девушке Вере, но, видно, не судьба была жить с ней. Юная жена сильно простудилась в сенокос, искупавшись в ледяной ключевой воде. В полуденную жару молодые мужики и бабы по много раз окунались в родник, им то хоть бы что, а Вера враз сгорела...
Через год молодой вдовец сошёлся с купчихой Анной Петровной - умной, грамотной и властной женщиной. Она была старше мужа на несколько лет и сразу сумела взять его в свои руки.
Помимо торговли своё хозяйство было большое: поля, луга, кони, коровы, овцы... Анна Петровна нанимала работников из бедняков, с которыми была очень строга, постоянно их поторапливала, ругала:
-- «Ничево не умиите делать, чумары! Больно уж нерОсторопны!»
Из восьмерых, народившихся детей в живых осталось пятеро: Павел, Катерина, Олья, Иван и маленький Санушко.
С оставшимися детьми день и ночь занималась нянька – послушная, работящая, приветливая девочка десяти лет.
Её взяли из дальней деревни с беднейшей семьи. Ирина, так звали няню, жила в доме до своего совершеннолетия.
Дети выросли, и няня стала уже без надобности. Когда она, со слезами на глазах, уходила в «люди», дети ревели, цеплялись за подол, потом ещё долго тосковали по своей доброй и ласковой нянюшке.
Кроме обязанностей по управлению всем хозяйством, Александр Яковлевич был хорошим плотником: постоянно что-то мастерил, сам делал добротную красивую мебель: столы и стулья на резных ножках, шкафы и полушкапья (кухонные комоды), узорчатые двери, полки–горки для посуды и многое другое...
У Анны Петровны в мезонине (на «вышке») стоит большой деревянный сундук с одеждой, запертый на висячий замок. В нём аккуратно сложены красивые кумачовые сарафаны и кацавейки, расшитые цветными шёлковыми нитками, кофты, платки и косынки, расписанные яркими цветами, узорчатые кружевные шали, связанные на коклюшках с бахромой по краям...
А потом наступили лихие времена.
После установления советской власти в одночасье всех раскулачили, сравняли бедняков и богатых, лентяев и тружеников. Образовали коммуну, при которой всё стало общим: с каждого подворья забрали почти весь скот, согнали в общее стадо: лошадей, коров, овец, отобрали окультуренные земельные угодья...
Открыли общественную столовую, в которой питались многие жители деревни от мала до велика. Беднякам жить стало гораздо веселей. Бывшая купеческая семья «общепитом» не пользовалась, хоть и очень скромно, но обходилась своим, что осталось от лучших времён.
Хозяйство Анны Петровны окончательно распалось, Александр Яковлевич (наш дед), как управляющий, стал уже не нужен. Вскоре коммуна доверила ему общественную мукомольную мельницу, где он трудился много лет.
Начался передел земли: кто хотел и умел работать, тем досталась самая худшая земля в разных местах и та по кусочку, да ещё и на заросших кустарником межах с грудами камней... Пришлось вновь разрабатывать, ломом выковыривать и вывозить камни, вырубать кусты, снимать верхний, твёрдый слой дерна...
Вместе с родителями упорно трудились и малые дети. Труд окупился сторицей, сделали всё как надо, в тот же год получили хороший урожай, и жить бывшей купеческой семье стало намного лучше.
А потом? Вот, что стало потом:
Образование колхозов со всеми вытекающими на то последствиями, далее - война с фашистами. Призыв на фронт и гибель сыновей: восемнадцатилетнего Саши (Санушка - самого младшего сыночка) в первый месяц войны и пропавшего без вести сына Ивана. Добровольцем ушла на фронт дочь Катерина, клятвенно пообещавшая отомстить за гибель братьев...
«Пришла беда – отворяй воротА!» Истерзанному народу явилось ещё одно испытание – полнейшая разруха в государстве и голодуха...
Всё это окончательно подкосило мать, и в лютую зиму 1943 года чёрной ночью явилась смерть к бывшей купчихе Анне Петровне. При свете тускло догорающей лучины тихо упокоилась она то-ли от голода, то-ли от мучительного горя и тоски по своим погибшим сыночкам и от постоянного беспокойства за свою дочку Катеринушку, ушедшую совсем недавно на фронт...
Дед остался совсем один... Он уже не работал мельником, мельница стала не нужна.
В тяжкие годы войны и послевоенное голодное время всё зерно до последнего зёрнышка (и не только зерно) сдавалось государству. Осенью, когда заканчивалась жатва, деревенские дети босиком бродили по колючему жнивью и собирали колоски, кто в фартук, кто в корзинку и всё ссыпалось в общий мешок...(Никогда не забуду, как и я вместе с сёстрами собирала колоски, - тогда мне было всего 4 года).
А потом? Потом – это 2000 год.
В этот год с сестрой мы приехали из далёкого Казахстана в свою деревню (в дороге более трёх суток с пересадкой в Москве). Здесь мы не были с десяток лет... Вот он наш осиротевший дом! Сердце разрывается – нет сил...
Ключа у нас нет, попросили соседского подростка о помощи. Недолго думая, он легко поддел петлю монтировкой...
Похоже, деревенская молодёжь сюда уже заходила: на кухне стоит небольшой деревянный сундук, наполненный пустыми бутылками из-под «Портвейна», «Вермута», столового вина «Солнцедар» и ещё какой-то "бормотухи"...
Однако, в комнатах - полный порядок и чистота... Будто мама отлучилась совсем ненадолго: на столе самовар с подносом и букет засохших цветов в тонкой металлической голубой вазе, что мы с сестрой нарвали у реки десять лет назад...
На окошках висят, будто только что постиранные, белоснежные шёлковые занавески с кружевным шитьём по углам, на крашеном полу полосатые половики, когда-то вытканные мамой.
Не пылинки на деревянных широких лавках, на комоде с посудой и столе с резными ножками, потому как у нас по деревне машины почти не ездят, может, раз в год и проедет какая по дороге, заросшей мелкой травой-муравой вперемежку с подорожником. Не откуда взяться пыли: за заброшенными полями - густые хвойные леса и духмяные травы по пояс!
В комнате, как и раньше, гордо стоит большой, крашеный охрой, деревянный шкаф, на верхних полках папки с личными бумагами папы, подшивки журналов и книг, альбомы с семейными фотографиями...
В задвижках кой-какая мамина одёжка, ситцевые платки и завёрнутая в плат одежда, приготовленная на погост, так и не пригодившаяся...
После ухода папы в мир иной, мама уехала на Украину к старшей дочке Тамаре, тут и задержалась на десять лет. Мама доживала с глубокой тоской о родине - Вологодчине, по ночам тихо плакала, печалилась о своём родном доме, о деревне...
Мама там, на Украине, и похоронена...
С молчаливой грустью стоит тяжёлый, никому не нужный мамин ткацкий станок (кросна) и деревянная резная прялка с колесом, на которое надета крепкая льняная нить. Я хотела её забрать с собой, но так и не взяла.
До сих пор, вот уже 152 года, в нашем старом, окаменевшем от времени доме, на повети, стоит большой деревянный старый верстак, на котором когда-то пилил, строгал, вырезал мой дедушка. Верстак собран без единого гвоздя, даже деревянные винты с резьбой выточены с ювелирной точностью и сейчас закручиваются, как по маслу.
А сколько было добротного инструмента! Всё находилось строго на своих местах, было в идеальном порядке: остро заточенное, блестящее, красивое. После смерти деда, этот идеальный порядок придерживал и наш папа...
Здесь же на повети стоит пустой сундук Анны Петровны, в котором когда-то хранилась её нарядная одежда.
Когда-то бывшая большая деревня опустела, доживают век одни старики. Колхоз развалился. Проезжие дороги и тропы, давно непаханые поля, некошеные луга заполонило бурьяном и кустарником, выросли большие деревья.
Лес всё ближе и ближе наступает на умирающую деревню...
А потом? Вот уже и 2014 год.
Промчались годы чередой, много чего произошло в нашей жизни, в частности в нашей семье: мои младшие братики, за которыми я когда-то приглядывала, все трое совсем молодыми ушли в мир иной...
Осиротел наш дом, так и не дождавшись никого...
Недавно сосед раскатал его «за просто так» или, как говорят в деревне: «не за понюх табака» вместе со всем скарбом перевёз в другое место - подальше от нашей деревни и там поставил себе наш дом.
Сильно постаревший, худой как стручок, сосед Санко при встрече с нами с грустью поведал:
-- Когда распиливали брёвна, бензопила визжала и искрила, потому как с трудом поддавались окаменевшие брёвна...