- Ириш, дверь закрой. Дай лифчик поправить.
- Ольга Константиновна, Вы - супер. Ну-ка, повернитесь. Шикарно!
В дверь лаборантской постучали. Ирина Михайловна открыла задвижку и выглянула:
- Ну, Лёнчик, тебе чего? Журнал? Нет, не нужен. Кто тебе его вообще дал. Отнеси в учительскую, - она закрыла дверь, - Ты представляешь, Скрипник журнал принёс. Сколько раз говорить - не берите в руки. Что они ещё тут делают. Когда у нас начинается?
- В семнадцать. Ангелину Васильевну не видела?
- К началу должна подойти.
В дверь снова постучали.
- Ну, Скрипник, что? Журнал не взяли? А.., - она вышла за дверь. Через минуту вернулась, прижимая к себе прозрачный свёрток с огромной тушкой.
- Видала - курицы пошли.
- А чё такого, нормально. У Матвеева отец в мясной лавке работает - мне вчера мясо подвезли. Четверку по физике хочет. Мне не жалко. Чего такого-то? Зачем ему физика? Отец, брат, мать, дядька - все мясом торгуют. Семейный бизнес. И он пойдет торговать. Он в мясе лучше нас с тобой разбирается.
- Это точно. Куда курицу деть?
- В столовую отнеси, попроси в холодильник кинуть. А мне колготок надарили, - Ольга Константиновна, пошуршав пакетом, вытащила несколько упаковок, - тройка, тройка, четвёрка - тоже пойдет. Ты телесные носишь? Держи, - пульнула через стол Ирине.
- Пригодится. Спасибо. Пойду курицу отнесу.
- Зачем самой бегать, Татьяну попроси. Она класс домывает.
Ирина заглянула через вторую дверь в смежный с лаборантской класс.
- Татьяна Ивановна, отнесите, пожалуйста, пакет в столовую в холодильник. Спасибо. О! Ангелина Васильевна! Вы как тут?
Нарядная, в черном норковом манто, блестя лаком высокой укладки, в свои шестьдесят Ангелина Васильевна выглядела лет на двадцать моложе, преподавателям-мужчинам при встрече благосклонно кивала, избранные в ответ удостаивались приложиться к ручке.
- Привет, девочки. У вас лаборантская закрыта. Дайте всех обниму. Олечка.
- М! Диор, Гуччи?
- Шанель, детка. Олежек привёз. Там кое-что осталось. Принесу, глянешь. Ириш, пока не забыла, Света платьев тебе передала - от распродажи остались, заберёшь. Смотрите, что принесла.
- Коньячок? Оу, mersi французам.
- Пока они там внизу собираются, мы начнем потихоньку. Потихонечку, помаленечку. Колбаска.
- Сырокопченая. Чудесно. У меня сыр.
- Огурчики. Икорка. Ирочка, где наши бокальчики? В своё время, помнится, из пробирок пили. Оль, помнишь?
- Было дело. Обеспыливались регулярно, непринудительно. В каждой лаборантской на центральной полке штатив с пробирками и чашка Петри.
- У химиков на презервативы меняли. Как гидростатика - так пошли мембраны на приборах рваться. А качество у советских - не проскочишь. На лабораторные упаковками покупали. Оль, помнишь, картонные коробки, сто штук со знаком качества. Ну, девочки, за нас, обеспыленных, регулярных и непринудительных!
- М... Красота! Да, весёлое было время. За кроссовки из пионеров исключали. Мишка Исаков сказал, что мечтает стать директором магазина, так его вообще не приняли, на общем собрании воспитывали и в газету поместили. Полгода у раздевалки висела.
- А девочка эта, как её там, Самойлова, пятый класс или шестой, не помню, принесла на урок пачку красных флаеров "Мир. Труд. Май!" Где-то в хлебном взяла на столе. Средние классы тогда повально в сказочные королевства играли, красочная бумага была дефицитом. Она её просто как красивый фон использовала. Написала на обратной стороне тайные задания для игры и вложила всему классу в учебники.
- Бедные родители. И что? - Ирочка поерзала на стуле.
- Хотели привлечь за антисоветскую агитацию, но мама оказалась секретарем партийного комитета - не стали раздувать. А она так и не поняла ничего - ребёнок.
- Секретари эти тоже несчастные люди. Раньше ни директором, ни завучем не станешь, если не член партии. Примут насильно и бдят неусыпно. Ни за что бы не пошла. Слушайте, Ангелина Васильевна, а помните Зою Степановну из пятой школы? Директора?
- Кто ж такое забудет.
- Ир, представляешь, она пришла как-то на работу не в настроении, дома что-то случилось, муж запил или дочка заболела, невыспавшаяся, уставшая. Раздевалась в приемной и сказала секретарше: устала, говорит, не могу, хоть в реку прыгай. И, что думаешь, через час её под белы руки вывели, посадили в машину и увезли. В психушку! Секретарь позвонила, куда надо, - и готово. Бдила.
- Так она вышла потом? Восстановили?
- Вышла, но не сразу. Дочка долго добивалась. Её кололи чем-то. В школу уже не вернулась. Да, может, ты помнишь её, в нашем храме, горбатенькая такая, свечки продавала.
- Нет, не помню, я не хожу, мама бывает иногда, спрошу.
- Фу, девчонки, что-то мы о грустном. Наливайте.
- А чё такого-то? Жизнь она есть жизнь. А как медали распределяли, Ангелина Васильевна, а? По разнарядке сверху. В облоно делили, потом в районо делили. Кому сколько по три пятьдесят - серебряных, а кому сколько по пять рублей - золотых.
- Столько стоили?
- Где-то так. Мой первый выпуск так говорил: ты меня дороже на рубль пятьдесят.
- А если учеников больше?
- Больше не бывало. На экзамене всегда можно вместо пятерки поставить четыре, а вместо четыре - три. Пошла я покурю, - с шумом отодвинулась от стола, - Ангелина Васильевна, я тут, а? Окно откроем. Тепло ещё. В прошлом году на День учителя дождь лил, а в этом - осень золотая, - Ольга открыла нараспашку высокую створку и просунула руку за решётку, - Хорошо! Мои ребята вообще умницы были. Первый выпуск - такие взрослые. Взрослее нас, своих педагогов. Парни почти все в Афгане погибли, а девчонки - кто куда. Ой, ладно, вот помню как с Васькой, первым мужем, решили после работы на природе пива выпить. Мне ж нельзя на людях. Он в магазин зашел, взял пару бутылок, сели в чужом дворе, под кустики, только пивнула: Здрасьте, Ольга Константиновна, - Пашка Крылов. Добрый день, говорю, Паша. А у самой в руках бутылка и на губах усы пивные. Ладно, говорит, Ольга Константиновна, не смущайтесь, с праздником Вас. И пошёл. Он первый погиб, Пашка. А я с тех пор пиво на улице не пью, - Ольга улыбнулась, стряхнув с горохового подола прилетевший пепел, - а вообще, надоело по углам прятаться.
- Разошлась. Тут лучше не курить - в класс тянет, - Ангелина Васильевна перестала крутить вилку на столе, царственно вскинула подбородок и, подняв глаза, улыбнулась, кивнув обеим по очереди.
- Я обычно к Соколову в тир бегаю. У него все старшеклассники прячутся, а я в перерывах между ними.
- Там окна нет.
- Там какая-то чудо-вытяжка, да и стреляют они раз в полгода.
- А Соколов женат? - вытянув под стол одну ногу, Ира одной рукой упиралась в стул, а другой пыталась завернуть сыр в тонкий кусочек грудинки на другом конце стола.
- Ириш, даже не думай, военруки-биологи - гиблая тема. Среди физруков и литераторов ещё можно посмотреть. Тебе что ближе, физическая культура или филологическая?
- Ей ближе к телу, желательно, душенька.
Засмеялись.
- Иришка, ты замуж когда пойдешь? Детей рожать надо, возраст выйдет.
- Ангелина Васильевна...
- Ну что. Мама да кошка. Мамы не будет, что будешь делать?
- Мама, слава Богу, жива и крепка и ещё нас с Вами переживет. А как там Вера Дмитриевна?
- Как там, Ирочка, может быть. Пока полгода не пройдёт, тяжело будет.
- Я ей звонила вчера, - отозвалась, прикуривая вторую сигарету, Ольга, - Похоронили. Совет ветеранов помог.
- Ты на поминках была?
- Нет.
- Я тоже не поехала. Тяжелы что-то стали похороны-поминки. Да и чем утешишь, - Ангелина Васильевна пошарила ногами под столом, отыскивая ногами тапки, - Пора с каблуков-то слезать.
- Свечку в церкви поставила и сорокоуст заказала. Написала, чтоб держалась. Её замещать надо будет. Ангелина Васильевна, Вы как на следующей неделе? Сможете на замену выйти?
- Я - нет. Никак, Олечка, Олежек уезжает - собирать нужно. И внуки у меня остаются.
- Ир, ты как, выйдешь?
- Я маму по врачам веду. Ей инвалидность подтверждать. Все дни расписаны. Я бы вышла, но мы талоны за два месяца брали - не поменять.
- Я тоже не могу. У Алины показательные через две недели. Мне на тренировки её возить каждый день.
- Может, им физику математикой заменят? Давайте завучей попросим. Никто же не рассчитывал на лишние часы.
- Доводы разумные, Ирина Михайловна, но боюсь нашу администрацию это мало волнует, - Ольга бросила окурок за решетку и захлопнула окно, - Может, выйдете всё-таки? Ну что мама - сама справится. Она ещё молодая женщина. Чуть меня старше.
- Нет, Ольга Константиновна, не могу. Она боится, волнуется. На этих комиссиях так психологически давят. Что не так ответишь - могут и инвалидности лишить. Да и ходит плохо.
- Такси ей возьми. И что волноваться - инфаркт не испарится.
- Вы плохо эту систему знаете. Я тоже раньше так думала: что особенного, в бумагах всё написано, пришёл, показал - и свободен. Там ещё доказать нужно, что ты "заслужил".
- Ну не знаю. Я не могу.
- Вы тоже напишите, что не можете. И я напишу. И отдадим администрации. Пусть решают.
- Что там писать. У меня всего по три урока два раза в неделю, - Ольга Константиновна села на отдельно стоящий посреди лаборантской табурет, - я не возьму больше. Я вообще уходить собираюсь, сижу тут только из-за кредита да Алинки - справки нужны и удобно её вечерами возить. Выступит сейчас, призовое возьмет - и я уйду. Мне эти лишние часы не нужны.
- Не знаю. Я не могу.
- Ир, ты тут без году неделя. Мы в своё время с утра до ночи просиживали с зарплатой в три копейки. Ничего страшного. Недельку позамещаешь.
- Я не могу. Я у завучей спрошу, - Ирина Михайловна вытянула из-под тарелки салфетку, быстро встала из-за стола и выскользнула в класс.
- К завучам побежала, как обычно.
- Ну чего ты, Оль, видишь, девчонка за мать переживает. Знаешь ведь, денег нет заплатить, а бесплатная - какая нынче медицина.
- И чё? Я ей нянька? Я не виновата. Крутиться надо, а не сидеть. И не подумаю. Как сказала - так и будет.
- Ладно, Ольга Константиновна, как знаешь, пошли вниз. Там уж танцуют, наверно.
В столовой были сдвинуты столы. На скатертях теснились группами школьные стаканы с вином и соком. В центре приплясывал с десяток женщин.
Ольга пошла к танцующим, поискала глазами секретаря.
- Вер, ты Ирину нашу не видела?
- Нет, а что?
- Да выскочила вся в слезах и соплях в истерике. Не в себе. По коридору кинулась - не догнать.
- От вас?
- Ну, из лаборантской. Выпила, может, лишнего.
- Сумасшедшая что ли? Как таким можно детей доверять? С собой справится не может. Может, к Соколову побежала. Она вокруг него в последнее время вертится.
- Не ревнуй. Твой Соколов на кости не бросается.
- Это точно. Но мозги ей вправить не мешало бы.
- Увидишь, скажи мне.
- Хорошо.
Вера пробежала глазами по залу и двинулась к мужчине у запасного выхода.
- Игорь Александрович, пойдем, потанцуем, хоть обнимешь официально.
- Вер, я не в настроении, - он переложил связку ключей в другую руку.
- Что, Ирина Михайловна прибегала?
- А ты откуда знаешь?
- Да она тут всех на уши поставила. Жить, говорит, не хочу - Соколова люблю.
- Вер, ты что, у меня жена и дети.
- Вот то-то, Соколов, плакали твои жена и дети. Она всем сказала, что ты с ней спишь и она беременна.
- Что ты несешь?
- У Ольги спроси.
- Ольга тоже знает?
- Да все знают. У неё крыша поехала. Мужика нет, денег нет. Ей нервы нужно лечить. Йога и харе кришна, а не гайки в приборах крутить.
- Гайки - это, конечно... Жалко девчонку. Как физик она, вроде, грамотная, и дети её любят.
- Наши дети и Крошечку-Хаврошечку, и Гарри Поттера любят. А те всё по коровьим ушам да кроличьим норам. А ты потом жене объясняй, что не мартовский заяц.
- Поттер-то тут причем?
- Под руку попался.
- Где она?
- Не знаю, ты ж с ней разговаривал.
- Да... - он переминался с ноги на ногу, перебирая ключи из связки на указательном пальце как четки, - Знаешь, у меня друг есть, армейский, врач, психолог-психотерапевт. Может, ему позвонить?
- Звони, конечно, где она сейчас бегает. У нас только до второго этажа решетки на окнах.
- Найди её, а? Я выйду позвоню, музыка - не слышно. У тира встретимся.
Через полчаса в тире, сидя на единственном стуле, навзрыд плакала Ира. Соколов сидел перед ней на корточках, крепко зажав в правой руке связку ключей.
- Ира, ну что ты, всё хорошо.
- Игорь Александрович, это неправда, я так не говорила, - она раскачивалась взад-вперед, упираясь запястьями в стул, мокрое лицо опухло, - Игорь Александрович, - она завыла, наклонилась и уткнулась лбом в его плечо.
- Тихо-тихо, Ира, осторожно, - он отклонился, - не нужно плакать. Всё хорошо. Сейчас пойдём, умоемся, успокоимся. Зачем так расстраиваться.
- Простите, простите, пожалуйста. У меня мама
- Ирочка, не нужно так переживать. Это вредно. И плохо сказывается на психике. У всех мама. Зачем саму себя так пугать.
Дверь тира открылась, вошел мужчина в спортивной куртке.
- О, Виталий, приветствую, - Соколов встал и пожал вошедшему руку. - Познакомься, Ирочка, это Виталий Семенович, мой хороший друг. Он - врач. Он посоветует тебе, как с мамой быть. Ты только не переживай.
- Спасибо, Игорь Александрович, - она повернулась к мужчине в куртке. - Вы врач? У меня мама, ей в больницу нужно, а меня не отпускают.
- Кто Вас не отпускает?
- Они не отпускают.
- Кто они?
- Все - они. Никогда не отпускают.
Из непроглядной тьмы в окно били фонари спортплощадки. Свет в лаборантской не включали. Снизу доносилась музыка.
- Оль, зачем ты так? Хорошая девочка.
- А чё такого, Ангелина Васильевна? Нам с Вами что ли меньше досталось? Она - к директору. Вам - выговор за неумение наладить работу в коллективе, за давление на сотрудников, статьи в газетах об авторитарной матери Олега Королёва. Мне - плюс два рабочих дня, Алинка без меня не выступит - и плакала наша заграница. Я десять лет землю носом рою, чтобы выехать и ребёнка вывезти. Ничего с ней не будет. Полежит - мозги подлечит. Хватит припевочкой по турпоходам прыгать. Пора взрослеть.
- Ладно, Оль, - Ангелина Васильевна, осев плечами, грузно облокотилась на стол , - давай Верину маму помянем.
- Давайте. Земля ей пухом. И нам - пухом пусть. Прости нас, Господи.