Маня появилась на свет в подвале полузаброшенного деревенского дома. Хотя... какой в подвале свет? Мрак, земляная сырость и блохи. Блох было несколько миллионов, и они с удовольствием Маню поедали. А братья - объедали, отпихивая от, и без того не изобильных, материнских сосков. Тем не менее, Мане удалось подрасти до вполне ходячего состояния и послушно выбежать за мамкой, когда та решила, что пора выводить этот выводок в большую жизнь и срочно бежать заводить новый.
Дети подземелья кучкой сидели посреди дороги и отчаянно чесались, с любопытством разглядывая большую жизнь. Большая жизнь между тем с рёвом выкатила на них что-то огромное и тёмное, но, поскольку оно остановилось на внушительном расстоянии, никто не убежал - все с интересом смотрели, что будет дальше? От тёмной штуки со стуком отделились две фигуры - одна большая, другая поменьше, и направились к котятам - каждая на двух ногах. С ума сойти! Двуногих существ котята ещё не видели и от греха подальше (вдруг сожрут?) ринулись в родной подвал - туда-то эти твари точно не залезут! Все, кроме Мани. Маня, которую на тот момент блохи уже доедали, разумно решила: "Хуже не будет! Вдруг спасут и накормят?" и доверчиво пошла прямо в верхние лапы
двуногих.
Ага, накормили, обогрели, приласкали, а потом стали убивать. Причём, изощрённо - с помощью воды и чего-то вонючего и пенного, растирая его по тщедушному Маниному тельцу. Маня вырывалась и орала так, что сорвала свой котёночий голос. Но её почему-то не убили, а высушили и снова накормили, предварительно засунув в пасть что-то горькое. Выплёвывать это сил не было и Маня, поев, уснула - впервые одна, без наглых братьев, сытая, в чистом и тёплом предбаннике. Ночью её тушку массово покидали полудохлые блохи и ещё какие-то паразиты, но этого дружного исхода она не видела.
Когда Маню, осмотренную ветеринаром, ещё раз накормленную чем-то горьким, смазанную в местах расчёсов чем-то жирным, взяли в светлый и тёплый дом, радости её не было предела. Но, поскольку голоса у неё теперь тоже не было, выражала она её своим спасителям сверхгромким мурлыканьем. Две холёные взрослые кошки, уже обитавшие в доме, с оторопью смотрели на разноцветный, безостановочно тарахтящий комок с торчащими из тонкой шёрстки косточками.
- Неужели оставят тут это чучело? - возмущались они, недоумённо глядя на хозяйку. - Мало вам нас и этого придурка, который во дворе лает?
- Увезём к Бабушке, у нас и так перебор с живностью, - вынесла вердикт хозяйка. Хозяйская дочка весело захлопала в ладоши, представляя бабушкину радость. Кошки облегчённо вздохнули.
В новом доме Маня обжилась быстро. Обследовав комнаты, она сразу обнаружила лоток и, не дожидаясь, когда начнут к нему приучать, продемонстрировала, что прекрасно понимает, для чего тут эта штуковина. Новые хозяева прослезились от умиления - кошечка, хоть и маленькая и костлявенькая, но такая умная! Да ещё и немая, только пасть беззвучно открывает... Тут надо сделать небольшое отступление: "новые хозяева" сами жили у Бабушки на правах ближайших родственников и приняли Маню в дом, не спросив разрешения главной хозяйки.
- Это что за крокодил? - возмутилась вернувшаяся с дачи Бабушка. Маня в ответ забралась к ней на плечо, ткнулась трёхцветным носом и затарахтела в ухо отлаженным трактором "Беларусь".
- Кошмар, какую-то страшную трёхшёрстку в дом приволокли, я их терпеть не могу! - жаловалась она по телефону очередной подружке, наглаживая костлявую спинку, в то время как Маня с упоением вылизывала ей подбородок и щёку.
- Эта мароказина ничего не ест! - Бабушка кидала в пространство самое страшное, по мнению всех бабушек, обвинение в преступлении, равном по степени тяжести всем смертным грехам и даже слегка их перевешивающем. Маня в этот момент с удивлением таращилась на очередную порцию корма, который и не думала просить. Она просто прибежала на кухню выразить свою любовь и пообщаться... Голос, кстати, к ней вернулся, и общалась она уже вполне вразумительно.
- Что ты кричишь? Я не знаю, чего ты хочешь! - почему-то упорно не понимала её Бабушка, тогда как Маня на ясном и понятном языке звала её поиграть. Приходилось самой находить игрушки и развлекаться в одиночестве. С игрушками, надо сказать, в доме была напряжёнка - крышечки и колпачки падали на пол нечасто и быстро куда-то закатывались, поэтому Маня играла с сушёными яблоками, добывая их из большого полотняного мешка, стоящего у батареи, или с бумажками, разрывая последние зубами на мелкие клочки и расплёвывая вокруг себя. Хозяевам оставалось только вовремя прятать счета за коммуналку - читать Маня не умела, поэтому цифры в графе "Итого к оплате" и требования оплатить счёт немедленно, желательно вчера, её не впечатляли.
В остальном же Маня вела себя исключительно порядочно - по столам и шторам не лазила, с первого, ну максимум, со второго раза, понимала слово "нельзя", в общем, всячески завоёвывала доверие и зарабатывала хорошую репутацию - возвращаться к блохам очень не хотелось.
Однако вскоре у подросшей и округлившейся Мани случился когнитивный диссонанс. В дом привезли землю, насыпали её в огромный горшок и пересадили туда разросшийся фикус. Горшок, разумеется, остался стоять на полу.
- Земля! - обрадовалась Маня подобно моряку Колумба, вспомнив место своего рождения. Ночью она решила воспользоваться родной стихией для удовлетворения естественных надобностей.
- Один лоток - это хорошо, но два – несомненно, лучше! - логично рассудила Маня и полезла в манящую дивным запахом ёмкость.
Однако примостить попу с хвостом под развесистым деревом не удалось, и Маня начала действовать. В прошлой жизни она, очевидно, была строителем египетских пирамид, потому что поутру хозяева обнаружили рядом с горшком нехилую и очень ровную пирамиду - это трудолюбивое животное соорудило себе новый туалет. Страстную Манину любовь к земле сразу преодолеть не удалось, и хозяева во главе с Бабушкой долго ещё втыкали под цветы пластмассовые вилки (лайфхак, блин!) и закрывали грунт кружочками из картона. Маня успешно всё это выковыривала и сбрасывала, пока наконец не поняла, что семья явно не одобряет её страсти к увеличению количества отхожих мест.
Строительные навыки деятельная кошка теперь проявляет в сооружении саркофагов над своим законным лотком. В разное время и в разном сочетании в роли покрытия там побывали: носки, тапки, кроссовки, совок и метёлка, ворох кленовых листьев, газеты, рекламные бумажки и пакеты, по недосмотру оставленные в прихожей. Всё это Маня перетаскивает в зубах и потом лапами очень красиво и симметрично раскладывает над наполнителем, стараясь не оставить ни щёлки. Хозяева не оставляют надежды пристроить её со временем прорабом в какую-нибудь строительную бригаду - уж чего-чего, а аккуратности и ответственности в этом деле у неё побольше, чем у некоторых шабашников.
С Бабушкой Маня не расстаётся - и спит с ней, и ходит по дому хвостиком, и принимает активное участие во всех многочисленных бабушкиных делах: наблюдает, помогает, советует.. Иногда пытается ею командовать с помощью когтей - свой ведь человек, любимый, можно и похулиганить. После таких попыток Бабушка мажет себя зелёнкой, а Маня долго сидит под кроватью и слушает, какая она плохая и что её надо немедленно отправить обратно под кусты. Под кусты Мане страсть как не хочется и она, выйдя из-под кровати, притворяется, что проголодалась - знает, что Бабушка тут же перестанет ругаться, достанет из шкафчика вкусняшку и будет обвинять Маню уже в том, что та опять ничего не ест, а это не так страшно, как перспектива вернуться в родные пенаты...
Как и все представители семейства кошачьих, Маня перманентно пребывает в жидком агрегатном состоянии, а именно - всё время куда-то стекает и перетекает: с кровати, на которой только что безмятежно спала, – на пол, из самой дальней комнаты - на кухню, со шкафа - прямо в ноги проходящему мимо домочадцу... Причём делает она это с какой-то феноменальной скоростью - вот только что была там, но что-то зашуршало или стукнуло, и она уже тут. Это позволяет характеризовать её состояние, как сверхтекучее. Когда процесс перетекания закончен, Маня удивлённо спрашивает у всех, оказавшихся в поле зрения: "А чо это вы тут делаете, а?". Поэтому хозяева не оставляют надежды пристроить её со временем на съёмки продолжения известного кинофильма, если кто-то, конечно, возьмётся его снимать.