Продолжение. Начало http://proza.ru/2019/01/05/818
2.
- Однако, здесь жарко. – Голос белобородого с добрыми интонациями, густой, как у батюшки в церкви. – Похоже, быстро не управимся.
Он снимает шубу, шапку и натягивает белый халат, плотно облегающий его могучие плечи.
Халат? Он отливает атласом, голубизной снежного наста на лесной поляне в вечерних сумерках. Вместо пуговиц – палочки цвета оструганной ольхи, перехваченные посередине суровой бечёвкой. Непонятная дань старине…
Переодеваясь, дед говорит негромко:
- Я думаю, он человек добрый, заслуживающий нашей заботы.
Чернобородый тоже переодевается. Он подтаскивает к себе огромный мешок, в котором гремят металлические предметы; с трудом вытягивает халат – фиолетовый, усыпанный мелкими блёстками, сверкающие золотом отраженных в ручье звёзд. Голос этого деда – резкий фальцет, своим тембром напоминающий мне моего шефа Владимира Петровича. Сейчас скажет своё любимое «Какой перекур? Премия – на за пребывание, а за работу».
Но фальцет говорит другое, хоть и близкое по смыслу:
- Добрый? И всё? Чванливый эгоист, развязный и распущенный.
- Зато усидчив, осмотрителен и находчив.
Но фальцет не унимается:
- Ханжа и циник.
- Артистичен, общителен.
- Жаден! Алчен!
- Не жаден, а бережлив! И жизнелюбив!
- Ещё бы! Избалован, изворотлив, кичлив!
- Это перебор – спокойно возражает белобородый. – Учти его ранимость и отходчивость.
Этот голос мне всё больше импонирует. Но фальцет гнёт своё:
- Отходчив? А вспомни, как он отомстил Раисе, целый год готовился. Он злопамятен!
Ну вот, началось. Раиса из отдела кадров – самая вредная баба. Докопалась, что я не закончил институт… три года в стаж не засчитала. И целый год я не готовился, просто не было возможности. Где тот отдел кадров… Случай подвернулся, когда стали собирать деньги ей на юбилей; я и позвонил начальству…
А этот… чернобородый, он-то, откуда узнал?
- Он просто обидчив.
- Развратен! Сколько раз…
- А вот это ты зря, это ниже пояса…
- Вот именно, что ниже пояса, но выше колена!
- Не лови на слове. Он мечтателен, любви все возрасты покорны – слыхал? А наш – нежен, стыдлив… и какая осмотрительность. Он деликатен!
Хороший у меня защитник. Я о себе столько эпитетов никогда не слышал.
Кажется, мой хулитель исчерпал все доводы. Ан нет:
- Всё притворство и жестокость. Так пнуть кота – самое благородное животное!
Тот котяра был вреден, приглашал играть, а начнёшь – сразу звереет; откажешься – кусается.
- Про кота знаю… и ты бы пнул, если б тебя кусали…
Речь чернобородого прерывает возглас моего защитника:
- А это зачем? Зачем ты достал молоток и долото?
Фальцет неприятно захохотал:
- Лоботомия – самое радикальное средство!
У меня зашевелились волосы не только на голове, но и на лодыжках.
Так это – врачи? Хирурги? Мог бы раньше сообразить, глядя на ёлку из хирургических перчаток.
И я знаю, что такое лоботомия. Операция на мозге… с трепанацией черепа или с молотком и долотом через носовую полость… ужас! Мне то зачем? Не хочу!
А мой добрый белоголовый дед добавил своим бархатным голосом:
- Не спеши. Мы же не испытали ещё ни инсулиновую терапию, ни электрошок.
Я закрываю глаза и начинаю соображать, как вырваться из рук этих странных хирургов.
Между тем бархатный голос вопрошает:
- Зачем циркулярка? Она же тяжелая! В моём мешке есть инструмент полегче. Полюбуйся – лазерный скальпель нового поколения! Глянь, как он элегантен.
Фальцет опять захохотал:
- И то верно, словно иней… алмазная пыль! Но циркулярка сподручнее, привычней.
* * * * * * *
Продолжение http://proza.ru/2019/01/06/2171