Дума II. Прогулка по лесу

Дмитрий Епифанцев
Нерахотеп гулял по лесу, наслаждаясь своим одиночеством. У него не было сил вынести бред, который общество ежедневно на него обрушивало. Он поделился со мной этими историями именно когда гулял по лесу, я уверен в этом. Мне дико странно, что я не знаю о его повседневной жизни ничего, но я считаю его мысли важнее его биографических данных.

Его мысли подарили нам мудрость, объяснили нам бытие. Быть может, Нерахотеп и умер так, как умер один из его героев — хотя нет, конечно же, он не умер, а остался жить в памяти поколений. По крайней  мере, я сделаю все для этого. Ведь он живет в моей памяти.

Быть может, он переселился в мое сердце. Как бы мне был приятен этот факт, жаль только, что он мифический. Но что есть наша жизнь? Один большой, непонятный миф.

Я снова вижу Нерахотепа, и я наполняюсь радостью.

Нерахотеп вышел в лесу на открытую площадку. У него все было для всех хорошо, правда, здесь не было тех, для которых было это самое "хорошо". Поэтому он мог быть таким, какой он есть на самом деле. Нерахотеп смотрел на солнце, полагая, что только лишь оно будет светить на него искренне и нежно, в отличие от шаблонных штампов. Он пошел дальше, думая о ложности и несправедливости этого мира, который для всех был "радостным".

Солнце спряталось. Он хотел встретить дождь в лесу, без ограничений в виде зонтиков. Дождь обрушился на него, и он был безумно рад.

Стук капель дождя по листьям напоминало тех годах, когда он был юн и все для него в мире было ново и своеобразно.  Он очень приятно вспоминал о том времени, иногда дико жалея, что оно ушло.  Другое дело было сейчас — все приелось, и миру было абсолютно нечем его удивить. Он смотрел на небольшой овраг, который называли яром. В овраге была его душа, а другие кидали в него всякий мусор. Как он хотел очиститься от этого навсегда, но, к сожалению, он не мог этого сделать. Его душа предстала в овраге перед ним в первозданном цвете. Именно в овраге к нему пришли разные мысли, которые он мне и передал в дальнейшем. В этих мыслях были и куски его снов в этом волшебном овраге.

Ему снился незнакомый город искренней радости, который он никогда не посетит. Он видел его рядом с ним, видел искренние улыбки местных жителей. Да, это было слишком хорошо, что быть правдой, но, все же, это было. Он видел этот город, но затем все исчезло, как будто ничего этого не было. Еще он успел увидеть море. Оно было кристально-синим. Он стоял на берегу и смотрел на море. Наверное, он был счастлив.

Ветер вернул его в реальность, в которой снова шел мелкий дождь.  Он с грустью посмотрел вдаль, мечтая снова увидеть тот самый прекрасный город.

Два дня прошло с начала нового года. Сколько уже смертей случилось во всем мире, сколько боли и страданий? Сколько было в мире скорби и печали, чтобы верить в розовую радость? Нерахотеп верил только в страданья, так как страданья реальны, а радость эфемерна.

Нерахотеп очень любил философию Ницше. Он считал его основным философом своего времени.
Нерахотеп гулял по посадке дальше. Он верил, что дальше лес только становиться гуще, чистый, нетронутый лес, который был свободен от навязанной гнилой недокультуры. Он хотел пойти в этот самый овраг, который на его же глазах покрылся лесом. Возможно, лесные духи и существовали только в его воображении, но ему гораздо больше нравилось общаться с ними, чем с представителями современного общества. Возможно, я стал одним из лесных духов— по крайней мере, он до сих пор смотрел на меня. В центре леса зажегся костер, в котором сгорали как пересохшие ветки, так и штампы многих людей. Нерахотеп подошел к костру, вокруг которого сидели лесные духи. Я был, наверное, не таким важным лесным духом — по крайней мере, я сидел поодаль от других. 
Один их них был вовсе без головы на плечах, он держал голову зелеными конечностями. Лицо другого было красным, глаза были очень большими, как в японских аниме. Он сидел по-турецки, его одежду Нерахотеп разглядеть не смог, а значит, не мог разглядеть и я. Нерахотеп рассказал про свои взгляды тем существам, которые были возле костра: так как все было в дымке, мне не удалось разглядеть остальных. Они пригласили его сесть возле своего костра, и он сидит там до сих пор, я уверен в этом. Сумерки тем временем полностью вступили в свои права. Существа возле костра говорили, что главное— думать. Это то, о чем многие забывают. Нерахотеп с ними полностью согласился.

Тем не менее, они не просто сидели возле костра, говоря на обычные темы. Один из существ сказал, что лучше быть таким, как он, чем быть частью общества, и Нерахотеп согласился.

Очень жаль, что они не пригласили меня к костру.

Нерахотеп сказал, что он и его друзья во время их молодости были другими, но время было слишком безжалостным. Например, они никогда не матерились при девушках, они никогда не делали себе предпочтения в искусстве, просто потому, что это было популярно.

Нерахотеп рассказал, что идет тотальная дебилизация общества, и сам костер треском веток одобрил его мысль, не говоря уже о тех, кто сидел вокруг костра.

Одно из существ возле костра сыграло песню на гитаре, и это была простая песня, а не попсовый хит. Эта песня была давно знакома Нерахотепу  и другим, и тот лух играл ее по многочисленным просьбам несколько раз.

Была уже глубокая ночь, и они все сидели возле костра, а я имел честь это наблюдать. Однако, мне было не положено видеть большее, все предстало в дымке и исчезло.

Иное видение про…Нерахотепа.

Я говорю дико неуверенно, у меня голос дрожит при одной мысли о Нерахотепе. Я вижу, как он идет по лесу, даже могу разглядеть его усы и бороду. Он смотрит на меня, кивает, и это есть одновременно как большая радость, так и большая грусть. Нерахотеп одобряет то, что я делаю, но сейчас он идет дальше по зимнему лесу, улыбаясь мне.

Он видит дерево, которое колыхается от ветра  и улыбается ему. Когда он смотрел на дерево, с него упала одна маленькая ветка. Нерахотеп подошел к этой ветке и на секунду увидел в ней свою душу. Эта ветка предстала в виде темных сторон его души. Эта ветка предстала в виде уродливой маски, которая повторяла, что он должен нечто и не должен нечто, утверждая, что так делают все—  значит, это правильно. Нерахотеп выбросил эту ветку из рук , и она полетела в тот самый овраг, где исчезла. В тот самый овраг, где мгновенье назад они сидели возле костра. Как он надеялся, что она сгорит в костре. 

Собственно, я думаю, что они до сих пор сидят возле костра, обсуждая их бывшие дни.

Мне же осталось лишь довольствоваться тем, что я увидел.

Теперь Нерахотепа нет. Остались лишь его мысли.