Ссылка на предыдущую главу http://www.proza.ru/2019/01/03/785
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я очнулась от тяжести со сдавленной грудью и скованным дыханием. Каждый вдох отзывался толчком боли, и воздух вырывался из легких с шипящим звуком. Нависающий потолок с узором переплетающихся по его поверхности медных труб горел слепящими красками и не просто давил на меня – медленно и неумолимо опускался. Мысли растерялись по уголкам сознания…
– Лисьен,– позвал незнакомый женский голос.– Тебе надо собраться. Капитан передал мне управление медицинскими блоками скафандров. Стимулировать твой организм медикаментами больше нельзя. Придется тебе самой последить за своим состоянием. Не раскисай…
Память обожгла потоком разбуженных воспоминаний: корабль Чужака, «Колосс», Остин с пиратскими татуировками, авангард усуньского флота… молекулярный принтер. Я зажмурилась и почувствовала неприятную горечь во рту: медицинский станок запекал для меня на «Итере» новое тело. Возможно, оно уже готово!
– Сколько времени прошло?– мысль о том, что самое ожидаемое в моих бесчисленных жизнях событие уже произошло, взбудоражила разум и мгновенно избавила от оцепенения. Я открыла глаза и повернула лицо к свету.
За широким окном рубки, которое полукругом опоясывало помещение, горела звезда. Она занимала собой его треть, переливаясь замысловатыми разводами сквозь фильтры светозащиты, и была настолько яркой, что, казалось, просвечивала металл корпуса.
Я почувствовала на лице прикосновение жара, который уже миллиарды лет разливался в пустоте, а теперь облизывал корпус Чужака, проникая внутрь. Тяжесть этого пламени силой гравитации тянула к себе. На его фоне скорлупка корабля и натужное гудение маршевых двигателей были ничтожной нелепицей. Я ужаснулась той мощью, которую невозможно было вообразить, и ясно ощутила заносчивость человеческой натуры: позволить себе приблизиться к этому творению вселенной, бросить ему вызов, пройдя краем орбиты – только неоправданная наглость людей делала их дерзкими и безумными покорителями космоса.
– Старайся меньше двигаться,– ответила Итера.– Мы идем с предельными перегрузками, а это испытание даже для крепкого организма. Ты была без сознания более двух часов. Чтобы вернуть тебя, пришлось провоцировать искусственную кому…
– Хватит ныть,– оборвал ее Ксавер.– Через семь минут мы выйдем из тени прямо под пушки усуньского флота... Ты получил свои четыреста узлов, Остин. Самое время что-то сделать!
– Надо накинуть еще восемнадцать узлов,– татуированный атлет скользнул тенью на фоне пожара звезды и склонился над гигантским механизмом, занимавшим четверть рубки.
Он покрутил несколько колесиков на его поверхности и провернул массивный рычаг в центре. Шестерни защелкали и завращались в железной утробе, напоминая гудение механических часов, и многочисленные циферблаты засуетились, перелистывая цифры. Он снова что-то подкрутил и дернул рычаг, повторяя процедуру снова и снова.
– Какого черта?– засопел капитан.– Они ждать не будут. Ты обещал прыжок на четырех сотнях! Осталось шесть минут…
– Успеем,– отмахнулся Остин, не прекращая своего занятия.– «Говорящему с небесами» хватило бы и трехсот восьмидесяти узлов. Но надо сделать поправку на массу вашего корабля и то, что теперь в сцепке мы почти вдвое длиннее. Если верить вычислителю, подходящий для прохода коридор можно будет открыть на четырехстах восемнадцати узлах…
– Вычислитель?– Габи полулежала рядом со мной на таком же кресле, тоже прихваченная ремнями.– Хочешь, сказать, что твоя печатная машинка считать умеет?
– Чтобы успеть придется увеличить тягу,– предупредила Итера, повторив ироничные интонации Габи.
– Куда больше?– захрипел Вавила, которого я не могла видеть из своего положения.– У меня уже глаза вдавило в затылок… Скоро дерьмо из ушей пойдет.
Было удивительно, как Остин с такими перегрузками был в состоянии двигаться. Я едва повернула голову, которая была раз в пять тяжелее, чем обычно. Я не то, что не могла пошевелить конечностями – я их даже не чувствовала.
– Тогда лучше сделай четыреста девятнадцать,– уточнил он, переместившись в высокое кресло напротив с целым набором изогнутых рычагов перед ним.– Пусть лучше будет запас, чем хвост вашего корабля срежет… А мы пока начнем нагнетать возмущение на нос «Говорящего»… Вавила, открывай заслонки, которые я тебе показывал.
– Шутишь?– выдохнул Вавила.– У меня питание на резерве! Если сервоприводами шевельну при такой гравитации, у меня батарея сдохнет. Я не то, чтобы шевельнуться не смогу, меня в броне запечатает, как муху в янтаре.
– Пошевеливайся, муха,– весело взбодрил его Остин.– Через пять минут тебе скафандр не понадобится.
– Через четыре минуты,– уточнила Итера.– Сделайте пару глубоких вдохов, чтобы насытить кровь кислородом, и я увеличу ускорение. Возможно, после этого из-за перегрузки пару минут у вас будет затруднение с дыханием… Три… Два… Один…
Она не соврала: меня вдавило в кресло так, что потемнело в глазах, и даже свет звезды на какое-то время погас. Стало невыносимо больно, а ребра так сжали грудь, что из легких с шипением выдавило последний вздох. Я замерла даже в мыслях, которые вопили и разбегались, освобождая разум для чистой паники. Я почувствовала давление в газах и горячие струйки крови, ползущие под носом. Ее терпкий вкус застыл на губах, а в ушах с шипением отозвались удары сердца.
– Молодец, Вавила,– прохрипел Остин, для которого перегрузка тоже теперь оказалась ощутимой.– Дальше я сам. Дай мне скорость, компьютер…
– Компьютер дает скорость,– обиженно отозвалась Итера.– Четыреста пять… четыреста десять… четыреста пятнадцать…
Отсчет был медленным и вязким, но позволял держаться за голос, вселял надежду на избавление, которая быстро угасала вместе с сознанием…
– Ровно,– наконец, произнесла она.– Четыреста девятнадцать… Мы вышли из тени…
– Поехали,– голос Остина упал до шепота.
Я не почувствовала ничего… В прямом смысле – Ничего! Все изменилось настолько резко, что трудно было принять перемену. Тишина стала безгранично глубокой и чистой, словно все замерло. Я смотрела на погасший фонарь под потолком и не могла понять, откуда идет свет: он был вокруг, словно каждая деталь рубки испускала призрачное свечение.
Зажмурившись, я пошевелила пальцами, но в следующее мгновение вздрогнула, напуганная ощущениями – они двигались, я это знала, но не чувствовала их.
– Не суетитесь,– голос Остина был странным, потому что в нем не было звуков, но я его слышала.– Мы в Дискрете. Я не инструктор и не знаю, как адаптировать новичков, но вам потребуется время, чтобы освоиться. Это… другая реальность. Главное, не паникуйте. Я объясню все по ходу.
Непослушными руками я, не глядя, расстегнула застежку удерживающих меня ремней, хотя понятия не имела, как это делать, и с неожиданной легкостью встала. Ощущения были непередаваемыми. Готова поклясться, что это была невесомость, но что-то удерживало меня на полу, словно я прилипла к нему.
Остин уже стоял напротив меня, и его блеклые глаза улыбались, как у подростка, который впервые почувствовал себя мужчиной:
– Смотри,– он вытянул руку в направлении окна, за которым открывался удивительный пейзаж.
До краев горизонта, идеально ровного, разлилось бескрайнее изумрудное море, насыщенное такими оттенками зеленого, что резало глаза. Оно светилось и переливалось застывшим мрамором, который одновременно был неподвижным и едва заметно колыхался. А над ним сомкнулась беззвездная пустота. Это была настоящая, безупречная пустота, а не тьма космоса.
– Что за хрень?– капитан был испуган.– Все пропало… ничего не работает… а я как-то все вижу. Кто-нибудь слышит меня?
– Все слышат,– Остин неуклюже прошелся порубке, странно переставляя ноги, и подошел к креслу Габи.– Здесь ничего, из того, что вы знаете, не работает. Тут законы физики не действуют. Мы в Дискрете. Двигайтесь осторожно. Гравитации нет, но вы не сможете оторваться от палубы: ни прыгнуть, ни бросить что-нибудь. Здесь ничего не летает.
Он помог подняться Габи, и первое, что она сделала, махнула рукой с отверткой, которая так осталась при ней. Как зачарованная, я протянула руку и легко взяла отвертку с ее раскрытой ладони. Я тоже попыталась ее отбросить, но она даже не шелохнулась, словно примагниченная к пальцам.
– Что это за чертовщина?– Габи неуклюже подошла к окну, раскачиваясь в стороны и шаркая ногами.– Это море?
– Это наша Вселенная,– Остин подошел к ней и встал рядом.– Но, так сказать, вид сбоку.
– Плоская?– Габи отвернулась от окна, и на ее лице я прочла растерянность.
– Наверное,– пожал плечами пират.– Я не слишком знаю теорию… Так, в общих чертах.
Я сделала несколько попыток избавиться от отвертки, прилипшей к ладони, но получилось это, только когда я склонилась и положила ее на подлокотник кресла.
– А как вы меня слышите, если ничего не работает?– нервничал Ксавер.– Я же на другом корабле. Связи нет… экраны погасли. И звук какой-то странный… И где вы море увидели?
– Это все я, как раз, объяснить смогу…
– Объясни лучше мне, почему я как муха на руках по потолку хожу!– грозно перебил Остина Вавила.
– Ходи, как хочешь,– Остин торопливо зашагал к выходу из рубки.– Подожди, помогу тебе на ноги встать. Не паникуйте, а то бывали случаи, когда особо впечатлительные умом трогались…
Я не чувствовала ни боли, ни слабости, к которым настолько привыкла, что научилась не замечать их. Но теперь, когда они разом исчезли, я ощутила себя иначе. Ощущение было более чем странным и даже опасным.
– Суть в том, что мы находимся вне времени и пространства. Пространственно-временной континуум, нашу реальность, вселенную, вы видите за окном, как зеленый океан.– Остин говорил медленно, подбирая слова.– Формально, мы сейчас даже не существуем. Все, что вы видите или слышите, как вам кажется – игры сознания, его адаптация к Дискрету. Вот сознание здесь реально, только оно и существует. Ваши тела не живут… клетки неподвижны, мышцы не работают, сердце не бьется, дыхания нет… Дай мне руку, Вавила, и я сниму тебя с потолка…
Я прислушалась к своему телу и поняла, что он говорил правду – я его не чувствовала, не слышала, и моя легкость ничем не была ограничена. Я отстегнула перчатку и поднесла к глазам обнаженную ладонь. Пальцы шевелились, но что-то неуловимо неправильное было в их движении. Я чувствовала ложь в том, что видела.
– Хрень какая-то,– услышала я знакомый голос, который заполнил меня ужасом.– Второе потрясение за пять минут. Не успела свыкнуться с первым и вляпалась во второе… а думала, жизнь будет скучная…
Это был мой голос!
– Рад за тебя, Лисьен,– буркнул Ксавер.– Здорово, что тебя это веселит. Но я сижу в коробке без окон и дверей, в гробовой тишине и никуда двинуться не могу.
– Сейчас вытащим тебя,– Остин, заботливо придерживая Вавилу под руку, ввел его в рубку.– Только тебе придется самому нам шлюз открыть. У него же есть механический привод на случай, когда ничего не работает?
– Есть,– отозвалась Габи.– Шлюз и снаружи можно вручную открыть.
– Тогда пошли,– Остин загадочно мне улыбнулся.– Поверьте, на это стоит взглянуть снаружи…
Вавила медленно опустился в кресло Габи и защелкнул замки на груди:
– Без меня… Я тут посижу.
– Это не я говорила! Это был мой голос, но…– я отчаялась в попытке объяснить им, что они слышали мой голос от кого-то другого. Здесь был кто-то еще с моим голосом. Прочитав беспокойство во взгляде пирата, я осеклась. Мне вовсе не надо было, чтобы меня приняли за сумасшедшую раньше времени.– Я пойду с вами.
Остин взял под руку Габи и повел ее к выходу из рубки, призывно кивнув мне. Я осторожно последовала за ними, с каждым шагом привыкая к новой практике движений, и в коридоре уже достаточно освоилась, чтобы чувствовать себя в ходьбе уверенно. Ощущения были странными, словно на грани обморока – легкость, сравнимая с падением…
– Как же меня плющит,– ворчал Вавила.– Как после стакана этилового спирта…
Теперь устройство корабля не казалось мне таким уж безумным: он был создан для этого места. Поручни были удобными и располагались как раз в тех местах, где были нужны. Я уверенно перешагивала через люки, естественными движениями перехватывала при спуске скобы ступеней и старалась повторять маневры пирата. Один раз даже прошлась руками по стене, чтобы обогнуть свисающий с потолка механизм.
– Я сейчас сдохну,– застонал Вавила.– Уже тела не чувствую.
Он говорил тихо, но я его слышала так, словно он шептал мне прямо в ухо. Это не были звуки, не было привычных вибраций и тембра голоса – скорее чистые мысли, подслушанные прямо из головы, которая, я это осознавала, раздувалась у него от страха и растерянности.
– Это нормально,– успокоил его Остин.– Могу тебе одну вещь обещать… Здесь ты не умрешь. Это просто невозможно. Даже если оторвешь себе руку и оставишь в другой комнате… сможешь шевелить пальцами на ней, а приложишь назад, снова прирастет. Только не советую тебе этого делать. Когда вернешься из Дискрета в реальность, рука останется оторванной…
Он вошел в шлюз и начал вращать колесо привода замка, даже не задраив внутреннюю дверь. Я с опаской вошла следом, заглядывая через плечо Габи в расширяющуюся щель наружу, где полыхал изумрудом чудесный океан.
– Бессмертие?– вздрогнула я, услышав собственный голос.– Это уже интересно.
Остин повернулся ко мне с торжествующим видом и кивнул. Я лишь пожала плечами в ответ на собственные сомнения. Даже не пыталась повторять, что я молчала, и это были не мои слова. Может, мои мысли вырываются наружу, минуя сознание? Это не казалось более странным, чем то, что меня окружало. Пират проскользнул в щель, легко выбравшись наружу, а следом, едва протиснувшись в полуоткрытый шлюз, там оказалась и Габи. Я лишь на мгновение задержалась у выхода, прислушиваясь к себе. Нет, дыхание не перехватывало – его, действительно, не было. Как не было и многих других привычных ощущений.
Было странно видеть, как Габи и Остин стоят на стене возле шлюза параллельно линии горизонта. Я прошла в дверь, которая была передо мной, но снаружи дверь шлюза уже оказалась под ногами, словно мир накренился. Теперь океан был не внизу, а стоял стеной рядом. Сознание возмущалось и противилось таким переворотам.
Я присела и оперлась руками на корпус корабля. Не было понимания, где верх и низ – все смешалось, и я не знала, куда могу упасть, но опасность падения дышала в самое нутро моего ужаса. Нет, голова не закружилась, хотя я, наверное, предпочла бы это.
– А как бы нам выбраться из этого Дискрета?– отчаянно затараторил Ксавер.– От усуньского флота ушли. Надо бы возвращаться. Как нам назад попасть?
– С этим придется подождать,– Остин подошел ко мне и помог подняться.– Давай сделаем кружок вокруг корабля, и ты привыкнешь. Это как на обычной планете: они тоже круглые, и ты ходишь по их поверхности, даже не задумываясь над тем, что с каждым шагом мир переворачивается. А они еще и вращаются… Здесь все стабильно.
– Там горизонт неподвижный,– возразила я, но послушно последовала за ним, с удовольствием ощущая поддержку.
Я не чувствовала прикосновений его рук, хотя он крепко меня удерживал, но каким-то странным образом осознавала их тепло. И даже больше: осознавала заботу, искренность и дружелюбие, словно «слышала» его мысли и настроение. Как точно чувствовала и панику Вавилы, любопытство Габи, раздраженность Ксавера и напряжение Северина, который был настолько скован своим разумом, что не решался произнести ни слова – он не мог отличить происходящего от сна. А еще я чувствовала чье-то присутствие, опасное, неприятное. И это невидимое присутствие владело моим голосом.
– Что значит «подождать»?– не унимался Ксавер.– Куда ты нас затащил?
– Как же это красиво!– Габи шла следом за нами, не отводя взгляда от полыхающего океана.
Она была права. Зрелище было невыносимо прекрасным. Изумрудная поверхность переливалась и смещалась по мере того, как мы огибали корпус корабля, который представлял собой настоящую внешнюю палубу с многочисленными устройствами, надстройками и лесенками. Когда мы оказались под брюхом «Говорящего с небесами», океан повис над головой, а темная бездна пустоты разверзлась где-то внизу. Остин остановился и подошел к тонкой мачте, которая вытянулась от корабля и противоположным концом уперлась в поверхность океана. Мы словно висели под зеленым потолком, зацепившись за него этой хрупкой конструкцией.
– Опорная мачта. Вот что связывает нас с реальным миром,– сказал он и уселся возле нее, похлопав ладонью по палубе с приглашением присесть рядом.– Не поверите, но корабль держится на единственной элементарной частице, которая по-прежнему существует в нашей реальности.
– Такая же разлученная частица, как и те, что парой открывают проход через пространство для транспортных туннелей?– уточнила Габи, устроившись возле пирата и задрав голову к океану.
– Точно,– ответил Остин после того, как я поняла, что произошло.– Только ее пара находится в черной дыре, которая и открывает нам проход в Дискрет.
Он не просто говорил: он открывал с каждым словом для нас свое сознание, такое же ясное и осязаемое, как палуба под ногами. Поэтому его слова были простыми, но убедительными и очевидными – по сути мы читали его мысли, видели образы и слышали не то, что он говорил, а то, что хотел сказать. Я могла получать от него информацию даже без его слов и своих вопросов! Это было отвратительно! Я мгновенно захлебнулась потоком информации, который неосторожным желанием призвала.
– Быстро освоилась,– он повернулся ко мне, переполненный восхищением.– Впервые вижу, чтобы так быстро учились владеть Дискретом. Эта способность обычно приходит после Острова. Ты слишком много взяла… Будь сдержаннее, пока не научишься этим управлять.
– Какой еще остров?– Ксавер заполнил мой разум своими сомнениями, раздражением и суетливостью: я чувствовала вонь всех его мыслей.– Надо валить из этого места!
На мгновение я увидела мыслями призрачный город с острыми пиками странных небоскребов, шипами возвышавшийся над черной скалой, но торопливо отстранилась от этого образа, и почувствовала облегчение.
– Не получится,– Остин встал, приглашая нас с Габи за собой.– «Говорящий с небесами» поврежден и требует ремонта. Придется тащить его на верфь. Вернуться можем в любой момент, но в таком состоянии это будет смерти подобно.
– Мы не подписывались ни на какие верфи,– негодовал Ксавер.– Наш корабль цел! Спас нас от усуньцев, и спасибо тебе. Теперь верни назад, и мы доберемся своим ходом до нашего флота…
– Ваш корабль мертв,– пират вел нас к корме чужака, за которой громоздился силуэт «Итеры».– Теперь это консервная банка, на которой больше ничего не работает. На «Говорящем» вы не видели электроники, потому что она не способна пережить Дискрет. Последствия от погружения есть для всего. Ваши двигатели, приборы, генераторы, аккумуляторы по возвращению будут негодны. Давайте вытащим последнего пассажира…
– И искусственный интеллект мертв?– с надеждой спросила я.
– Конечно,– Остин уверенно прошел по корме и ступил на узкую мачту сцепки, соединявшей Чужака с «Итерой».– В Дискрете может существовать только сознание человека. Мы столетиями пробовали воссоздать здесь хотя бы подобие электричества или магнитных полей, но безуспешно. Зато обнаружили много другого…
Я переступила через ощущение опасности и следом за ним оказался на внешнем корпусе «Итеры». Габи не отставала.
– А жаль,– услышала я собственный голос.– Это была незаурядная личность…
Нет! Это был не мой внутренний голос, не разделенное шизофренией сознание – это был чужой и враждебный для меня разум!
– Лисьен, ты что, уже здесь?– Ксавер был переполнен удивлением, словно впервые услышал мой голос.– Пора осмотреться в этом гиблом месте…
– Какая мерзость,– наконец, я услышала Северина, чей ослабевший разум был раздавлен осмыслением Дискрета.– Я вижу ваши мысли…
– Ты себя-то видел, красавчик?– раздраженно ответил Вавила.– Тут и без тебя было тошно…
Остин застыл на мгновение перед внешней плитой шлюза «Итеры» и с недоумением посмотрел на меня. Габи ловко обогнула меня и склонилась над небольшим люком возле безжизненной панели управления замками шлюза. Они с Остином сосредоточенно погрузились в какую-то техническую возню, от которой я старательно отстранилась. Я могла бы сосредоточиться и «подсмотреть» устройство этого механизма, но меня отвлекало странное предчувствие, оправданность которого открылась вместе с отъехавшей в сторону плитой.
– Как это?– отпрянул Остин, когда в образовавшемся проходе появились два силуэта.– Такого в Дискрете раньше не было…
Во взгляде Ксавера я прочла не удивление, а гнев. Но это не имело значения в сравнении с тем, что я видела во взгляде его спутника… спутницы. На поверхность «Итеры» вышла я.
Принять такое было немыслимо, невозможно! Забытье, похожее на сон, которое незаметно подкрадывалось ко мне все это время, навалилось с такой силой, что сопротивляться ему не было сил. Я не теряла сознания – я устала. Просто хотела заснуть... и сделала это.
*****
Детский сон был для меня сладким воспоминанием.
Он приходил неожиданно, полный ярких образов, плохо различимых, но чудесных. Я хорошо помнила это и теперь спала, как в детстве, беззаботно, с ощущением уюта и чувством защищенности. И даже то, что мне снился Дискрет с его несуразностью, и мысли сокамерников по «Итере», и пугающие образы Остина, меня нисколько не тревожили.
Разум успокаивался, легко раскладывая в мыслях безумие новой действительности. Это был легкий детский сон, и пробуждение стало приятным и скорым, подарив бодрость и хорошее настроение. Я снова лежала в кресле в окружении знакомых лиц…
– Ты стала слишком часто сбегать от нас в обмороки,– красное лицо Ксавера было перекошено недовольством.– А здесь твои сны ломятся прямо в наши головы! Было увлекательно узнать о твоем вкладе в проект «Итеры»…
– Когда собиралась рассказать о клонах?– Вавила выглянул из-за плеча капитана, а его взгляд выдал все презрение, которое он испытывал ко мне.
Я испугалась, но лишь на мгновение. Ничего удивительного не было в том, что они подсмотрели мои мысли – я и сама видела остальных насквозь. Все это казалось теперь несущественным. Что-то большее, чем вся моя прошлая жизнь, захватило меня в Дискрете.
– Какая разница в том, что все мы клоны?– в мое сознание ворвалась угрюмость Северина, но я легко ее остановила, не дав погрузить меня в уныние.– Важно то, что мы свободны… Больше нет тюрьмы для нас, нет протоколов, ходок и медицинского станка…
– Верно,– Ксавер отвернулся к окну и потерялся взглядом в красочном пейзаже.– Мы сбежали из заключения. И залезли в такую нору, где нас ни «Усунь», ни «Кэйко» не достанут. Другой вопрос, выберемся ли сами отсюда…
– Вопрос в том, стоит ли отсюда выбираться…
Услышав голос, я вскочила с кресла и, развернувшись, встала лицом к лицу с… собственным лицом:
– Ты!?– я закричала так, что на какое-то время заполнила целиком мысли остальных.– Она все-таки сделала это…
Мое отражение дерзко улыбалось в ответ.
– Ты не поняла,– я ощутила, как Северин отчаянно отстраняется от моего давления.– Успокойся… Это не твой клон… точнее в нем не твоя матрица… это Итера… Всмотрись… мы уже все выяснили, пока ты в своем детстве плескалась…
– Ты мне мозг ломаешь!– возмутился Вавила, зажмурившись, как от зубной боли.
Я была растеряна, всматриваясь в знакомые черты лица, которые были мне всегда ненавистны: широкие скулы, колючие глаза под арками густых бровей, крошечный нос над тонкими губами. Никогда не была красавицей, а теперь еще и это!
– Невозможно!– я переполнилась брезгливостью.– Она бы не сумела, не посмела бы… Искусственный интеллект в человеческом теле… Это перебор…
Я знала, что ошибаюсь, потому что видела за этим взглядом инородную тварь, чья природа была чужда человеческой. Остальные даже не догадывались, какое существо скрывается за этой оболочкой, насколько оно опасно.
– Представляешь?– игриво подмигнула она мне.– И сумела! И посмела! И закончила печать тела за несколько минут до прыжка. Но и их хватило, чтобы распробовать человеческую плоть. Скажу тебе, никто из вас понятия не имеет, что вы такое. А мне хватило минуты, чтобы узнать о вас больше, чем вы за всю историю вашего существования. Теперь мы здесь. Вместе. Почти на равных… как может показаться на первый взгляд.
Она была закрыта для меня, закрыта для каждого из нас. Она так и осталась голосом искусственного интеллекта, бестелесного и незримого, но нас могла читать до самой глубины. Я это знала – она уже потопталась в голове каждого.
– Хватит!– взмолился Остин, обхватив голову руками.– Так не должно быть. Что-то не так! Никогда раньше такого не было... Слишком быстро… Все это вам должно было раскрыться только на Острове… На кораблях такого слияния вообще не бывает… Надо срочно попасть в город… Это надо прекратить…
Я уже окунулась в его отчаяние, как все внезапно прекратилось, словно что-то выключилось. Я больше не чувствовала Остина – не чувствовала никого. Разумы, раскрытые до того нараспашку, внезапно закрылись.
– Наваждение какое-то,– Северин закрыл глаза и опустил голову.– Опять что-то перевернулось. Что за дурацкое место? Не привыкну никак… Последнее, что сейчас видел, был Остров. Город навигаторов. Он здесь, в Дискрете.
– Верно,– Остин убрал руки от головы и с недоверием осмотрелся.– Остров. Так мы его называем… Стоит поторопиться, пока все вернулось в норму.
– А что произошло?– Ксавер поморщился.– Ваши дурные мысли больше не лезут ко мне в голову.
– Так и должно быть,– засуетился Остин.– Это была какая-то аномалия. Что-то похожее происходит только на Острове, при большом скоплении людей. Но этому не место на кораблях! Расставлю вас по постам… Плавание в Дискрете тоже впечатляет.
Я поймала на себе взгляд Итеры, но не смогла его понять. Он не был пустым, но отражал эмоции, которым в моем восприятии не было определения, что-то совершенно чужое.
– Согласись, все вышло лучше, чем любой мог мечтать,– она положила мне руку на плечо.– Все свободны. Живы. Твоих болезней здесь не существует. Мы оказались в самом удивительном месте, где-то за границами вселенной. Впереди вечность и безграничное познание.
Я осторожно убрала ее руку:
– Это не меняет того, что ты сделала. Ты обманула меня и устроила эту ловушку… украла мое тело, надежду, обрекла на смерть. Пыталась убить меня!
– Да ладно, тебе,– ее, а точнее моя, улыбка была отвратительной.– Закончилось все хорошо. Ради своей свободы я бы пожертвовала единственным и без того обреченным клоном. Вспомни, что ты сама сделала, чтобы продлить агонию ради призрачного шанса на выздоровление. И кто из нас чудовище?
Она отвернулась и задорно подняла руку:
– Куда мне встать, капитан Остин? Жду указаний.
Татуированный пират растерянно переводил взгляд с меня на нее:
– Как же вас различать?
– Одной можно оторвать руку, или глаз выколоть.– буркнул Вавила.– А можно и то и другое, чтобы обеим досталось… Спущусь ка я вниз, к машинам. Каким-то чудом, мне там все знакомо.
– Становись к вычислителю,– Остин кивнул Итере на массивный механизм в рубке и взял меня за руку.– А ты пойдешь со мной наружу.
Я вышла за ним, не оборачиваясь, хотя знала, что Итера смотрит вслед. А еще знала, что короткий разговор, который произошел между нами, слышали только мы с ней. Как знала и то, что в Дискрете такое произошло впервые – еще никому не удавалось прятать мысли от других.
Удивительно, как быстро все свыклись с переменой, словно, и не было этого инцидента. Даже Остин не вспомнил о своем беспокойстве. Это было странно. Мы снова с восторгом открывали для себя Дискрет, не заглядывая в головы друг друга и предаваясь эйфории новых ощущений.
– Ставь парус,– татуированный пират рывками начал вращать лебедку, которая из ниши на внешней палубе выдвигала уложенную в нее мачту с перекладинами и закрепленной на них ячеистой тканью.– Все просто. Это парус времени. Его, конечно не надует ветром, но он резонирует с частицей, удерживающей корабль в реальности, и заставляет ее двигаться... в пространстве и времени одновременно. В нашем измерении время лишь однонаправленный векторный поток, но здесь оно многомерно. Если поставить парус перпендикулярно потоку времени, нас понесет по нему вперед, но, если развернуть параллельно, начнем двигаться в обратную сторону, к началу времен. Выбирая угол можно смещаться в стороны. Пробуй.
Я потянула колесо в сторону, разворачивая рамку с огромным блестящим парусом по оси. И в этот момент океан ожил: на нем появилась рябь и цвета заиграли новыми оттенками. Теперь он был подвижным и заполненным движением. Я видела в нем сгустки разных цветов, которые колыхались и собирались вместе, или расползались в стороны. Появилась различимая глубина и очертания загадочных силуэтов.
Из-за того, что Дискрет был лишен звуков, каких-то ориентиров и воздуха, ощущения движения совершенно не было. От того казалось, что сам океан движется под нами, а не корабль скользит на тонкой ножке опорной мачты по его поверхности. Если я правильно понимала механизм Дискрета, то так оно и было на самом деле: мы двигали вселенную под собой…
– Ого, что началось!– отозвался Ксавер из рубки.– Все поплыло!
– Итера, дай курс на Остров,– с гордостью раздувал щеки Остин.– Знаешь, как считать?
– Уже кручу вычислитель… Ставь парус на два двенадцать… Вавила, киль на пятнадцать градусов…
Я провернула колесо паруса так, чтобы стрелка совпала с цифрой, нанесенной на его циферблате, заставив парус повернуться. Океан вздрогнул, сместился и изменил направление потока. Никого не удивило, что Итера умела рассчитывать курс, а Вавила на нижней палубе выставлял киль, чтобы корабль шел носом по курсу. Все происходило естественно.
Мы находились в странном месте, совершали странные действия, но мой разум не противился этому, не удивлялся и воспринимал все спокойно, словно мы плыли по обычной воде, на обычном паруснике. Развлекательная прогулка, да и только. А ведь все это было бредом, я сама была частью этого бреда. Так бывает только во сне: иногда они переполнены фантасмагорией и несуразностями, но мы спокойно переживаем их, правда, порой, не можем запомнить. Ощущения в Дискрете были подобны сну, какие бы странности не происходили – это было нормально.
Скажу больше, я понимала, насколько реальность, из которой мы попали сюда, была убогой и странной, переполненной неестественными законами и ограничениями. Я старалась удержать в памяти ощущения реального мира, как когда-то цеплялась за осколки сновидений в момент пробуждения, но постепенно теряла их. Я держалась в памяти за короткую стычку с самозванкой в моем теле, но делать это становилось все труднее. Сомнения растворялись, исчезали…
– Что значит «в сторону»?– Северин вышел из-за изгиба палубы, направляясь к нам.– Если время движется как направленный вектор, то «в сторону», это куда? В параллельное измерение?
– У Галланта спросишь,– отмахнулся Остин.– Он говорит, что время и пространство нельзя делить. Это для нас время – поток, и мы его видим одномерным. Но оно, как и пространство, имеет три измерения. А всего их у мироздания шесть. Мы лишь проекции единого вселенского разума, его фрагменты, которые осознают себя в ущербном четырехмерном представлении мира.
– Галлант?– вздрогнула я, когда в голове всплыли чужие воспоминания.
– Три измерения времени?– Северин округлил глаза.
– Как и у пространства,– Остин неохотно отвлекся от клокочущего красками океана.– Движение «вперед-назад», это прошлое и будущее. Отклонение «влево-вправо», как вероятность событий. Для нашего воображения они – вероятность. А для вселенной это данность: каждый момент времени она делится на бесконечное количество последствий одного и того же события: происходит сразу все, что может произойти. Чтобы было понятно, есть варианты, где мы не успели уйти от усуньского флота, или где пушки «Колосса» разметали нас в пыль… Все случается сразу… Просто мы существуем в какой-то одной ветке вероятностей. Так вселенная и расширяется, не только в пространстве, но и в разных вариантах…
«Галлант,– услышала я вкрадчивый шепот Итеры, который предназначался только мне.– Тот самый, который тысячу лет назад использовал парные атомы Драйзера, чтобы создать с их помощью первый транспортный туннель. Всегда считалось, что он погиб при неудачном эксперименте, когда забросил один из атомов пары в искусственную черную дыру. Собирался получить так неиссякаемый источник энергии. Половину флота «Кэйко» тогда раскидало в клочья, а его исследовательский корабль испарился, разлетелся на атомы».
«Он не погиб!– вспомнила я.– Он сейчас на Острове! Он основал город навигаторов!»
Из памяти, посмотренной у Остина, всплыл образ хмурого худощавого старика с тяжелым взглядом, который всматривается в изумруд океана.
«Верно,– ответила моим мыслям Итера.– Так он и нашел Дискрет».
– …третье измерение, как «верх и низ» у пространства,– продолжал пират.– Это по словам Галланта – информация. Базовое измерение вселенной. Она в основе материи, времени, энергии и сознания… Перетекает из одного состояния в другое… изменяется, множится, расширяя границы вселенной. Это основа новейшей квантовой физики… Самая элементарная частица, которую мы не способны увидеть – это информация… Ее возмущение порождает материю – первичный материальный элемент, который уже можно осязать. И то только потому, что мы сами имеем материальное воплощение. Но не наше сознание… это другое… это уже способность изменять состояние информации… Как морские волны: сталкиваются, разбиваются, поглощают друг друга, кажутся твердыми и имеют форму, а в основе – вода, и морские волны лишь ее возмущение…
– Ну и му-у-уть,– заключил Вавила.– Вот уж где настоящая квантовая запутанность… Ты это, Северин, к чему спросил? Тебе есть дело, как пулемет устроен? Вылетают пули – бросай их. Знай себе, води стволом из стороны в сторону, и не забивай голову!
– Это точно,– поддержал его Ксавер.– Умные мысли всегда заводят в глупые ситуации.
– Согласен,– Остин ударил в ладоши.– Пошли в рубку, я вам покажу как навигаторы открывают новые миры... Габи, расчехляй перископ! Будем на звезды смотреть.
Он бодро направился к шлюзу, и я засеменила следом за Северином, нагоняя их. Мы не успели пройти и нескольких шагов, как инженер, шедший впереди, споткнулся, замер, а потом плашмя рухнул на палубу. Он остался неподвижным, изогнувшись в неестественной позе. Остин вернулся к нему и одним движением забросил Северина на плечи:
– Я уже говорил остальным, когда ты отключилась: сон в Дискрете бесконтрольный. Когда голова перегружается информацией, а здесь ее в избытке, разум отключается. У каждого это по-своему. Кому-то на сон хватит мгновения, а кто-то пропадает надолго. Первое время будете выключаться чаще, а потом, когда сознание… расширится, это будет происходить реже.
– А как оно расширяется?– я спустилась в шлюз следом за ним, едва поспевая.
Он долго молчал, то ли обдумывая ответ, то ли сомневаясь, стоит ли отвечать.
– Я не объясню,– сухо ответил он уже перед входом в рубку.– Разговоров об этом много, но я могу судить только по себе… что-то меняется в голове. И не всегда к лучшему. Но после Дискрета, сознание не будет уже прежним… Давайте на звезды посмотрим!
Он небрежно сбросил Северина в ближайшее кресло и подошел к широкому столу, которого в рубке раньше не было. Столешница прикрывала сложный механизм, большая часть которого уходила куда-то под палубу. Стол покрывал толстый слой пыли или мелкого песка, который вздрагивал всякий раз, когда шестерни механизма проворачивались.
Скучающая Габи водила по песку пальцами, рисуя на нем узоры и собирая горки.
– Прекрати,– Остин нетерпеливо отодвинул дородную красавицу в сторону и, засунув руки под столешницу, стал крутить механизмы перископа.
Слой песка мгновенно ожил: сначала вздрогнул, покрылся рябью и выровнял поверхность, избавившись от рисунков Габи. Потом на идеально ровной глади выросли невысокие столбики, пробежались из угла в угол, собрали несколько странных геометрических фигурок, чтобы снова рассыпаться в безупречную плоскость. Я понимала, что это экран, на котором странным способом строятся голограммы объемных изображений. Но выглядело это завораживающе.
– А теперь смотрите…
К столу подошли Ксавер и Вавила, опасливо держась на удалении. В них явственно ощущалась неприязнь к подвижному столу. Они синхронно отпрянули, когда песок ожил.
Это было восхитительно!
Повинуясь умелым движениям Остина, песок сложился в разные по размерам полусферы, которые засуетились на столе. Они пробегали пузырями по поверхности, округляясь почти до полных шаров, или сдуваясь до незаметных бугорков. Иногда увеличивались в размерах или становились крошечными, едва различимыми. А потом стали разбегаться в стороны от центра, создавая иллюзию полета, словно взгляд проникал вглубь стола.
Уже через мгновение я перестала воспринимать эти образы, как фигурки из песка: я смотрела на настоящий экран, который показывал мне звездные системы. Горящие звезды, вокруг которых вращались планеты со своими спутниками и пролетающими мимо кометами. Видела размытые облака планетарных туманностей и звездные скопления в бескрайних океанах водорода. Остин сдвигал изображение от одной звездной системы к другой, увеличивая их или отдаляя, он поворачивал изображение под разными ракурсами так, что плоские планетарные системы можно было подробно рассматривать под любым углом!
Я открыла рот от восторга и подняла глаза на татуированного пирата, глаза которого тоже горели детским восхищением. Рядом с ним стояла Итера и с любопытством всматривалась в меня. Я не успела нахмуриться ей в ответ, как Остин словил мои глаза взглядом:
– Положи ладони на край стола…
Я поспешила сделать это и почувствовала, как дрогнули колени: картинка насытилась светом, звуком и еще чем-то невероятным. Я не видела больше песка! Слепящая голубая звезда клокотала в чернильной тьме космоса, разливая жар. Слышала, как гудят ее тяжелые недра, перемалывая материю и расплескивая рвущуюся наружу энергию. Звезда отстранилась, и перед взором выросла сфера планеты. Она быстро увеличивалась, заслоняя собой пустоту. Повернулась передо мной, придвинулась вплотную, разверзнув рябь облаков, под которыми понеслись материки, испещренные реками, сморщенные горными хребтами… скованные льдом полюса… пышущие зноем пески … уродливые твари под тенью раскидистых крон… волнистые заросли лесов…
Я отпрянула, продолжая ощущать на губах кисловатый привкус атмосферы. Разум торопливо избавлялся от наваждения: я знала об этой планете все! Стоило сосредоточиться, и смогла бы заглянуть в сплетение атомов песчинки на пляже, залитым голубым светом …
– Ты видела!?– Остин с надеждой смотрел на меня.
Я молча кивнула, еще раздавленная бесконечными подробностями ощущений.
– Песочные фигурки?– Ксавер с недоверием переводил взгляд с меня на Остина, и обратно.– Так вы и находите планеты на продажу? А потом выходите из Дискрета, чтобы их изучить?
Я понимала, что капитан, державшийся за противоположный край стола, не увидел большего, чем песчаную бурю на нем.
– Это информация, о которой я говорил,– не обращал на него внимания Остин, глядя только на меня.– Она безгранична. Единственная частица, которая нас связывает с реальной вселенной, может дать доступ к любой информации о ней… ее прошлом и будущем… любых вероятных событиях в ней… Перископ позволяет сознанию читать эту информацию. А та планета, к слову, давно мертва.
Он резко убрал руки от стола, заставив песок рассыпаться по поверхности. Пират метнулся к вычислителю и стал суетливо перебирать его колесики, прокручивая временами рычаг:
– То, что мы видели, существовало полтора миллиарда лет назад,– медленно и торжественно произнес он.– Двигаясь в Дискрете к центру Галактики, мы смещаемся во времени, в прошлое. Если вынырнуть сейчас без поправок в наш континуум пространства-времени, то вывалимся в доисторические времена… Но вернуться назад не получится: уже за первое мгновение вселенная разделится на бесконечное количество вероятностей, и, попав в Дискрет, найти свою ветку реальности будет невозможно… Не представляешь, сколько навигаторов так исчезло, потерявшись в вероятностях из-за мелкой ошибки вычислителя…
– Очень увлекательно,– попытался его остановить Ксавер.
– …поэтому, мы не забираемся слишком далеко к центру Галактики,– Остин говорил только для меня.– И очень осторожно отбираем места для выхода из Дискрета… очень много расчетов приходится делать…
– Так вы знаете и будущее планет, которые продаете?– Габи решительно встала между пиратом и мной, требуя внимания к себе.
– Будущего для нас нет,– он толкнул стол перископа, и тот, перевернувшись, скользнул в нишу стены, где спрятался за декоративной панелью.– Есть его бесконечные варианты. Нет смысла в них заглядывать, потому что нельзя просчитать, по какой из вероятностей понесет именно нашу реальность. Этот механизм даже Галлант не понимает. Мы никогда не удалялись по течению Дискрета за пределы Галактики, в будущее. Там начинается неопределенность, с которой вычислители не справятся…
Его слова уводили меня в пучину сомнений, которые быстро заполняли мысли, рисуя странные образы, вращающихся галактик, и я зажмурилась, подозревая, что слишком умные разговоры погрузят меня в бесконтрольный сон рядом с Северином. И в этот момент я услышала изумленный голос инженера:
– Корабль!– он сидел на кресле, в которое его усадил Остин, и указывал на окно.
– Да, мы уже близко к Острову.
– А это что за хрень?
Я едва успела разглядеть крошечный парус на фоне изумрудного океана, как Ксавер прыгнул к окну, всматриваясь в другую сторону. На горизонте вздымался гигантский пузырь, переливаясь цветными вспышками.
– А это он и есть,– пират осторожно взял меня за руку.– Пойдем на палубу. Надо прибрать парус, пока в горизонт событий на полном ходу не влетели. Встаньте по постам! Будем маневрировать.
Я с готовностью пошла следом, хотя не понимала, зачем ему нужна была помощь: с лебедкой паруса он бы справился и без меня. Но он позвал за собой, и не Габи, а меня: хотел, чтобы в этот момент я была рядом с ним. Большего мне от него и не надо было.
Ксавер, что-то бурчал о корабле и куполе, а Северин ныл о пространстве и вероятностях. Но я уже умела «не слышать» других, когда это не требовалось. А после того, что показал мне перископ, я поняла, что Дискрет как-то особенно открывается для меня. Открывается иначе, чем перед другими: несдержанно, полно, до самого дна. Это заметил Остин. Это видела Итера.
Она пристально смотрела мне вслед, а я, не оборачиваясь, чувствовала ее взгляд, тяжелый и гнетущий взгляд совершенно неизвестного мне существа. Существа, скрытого в моем же теле, перерожденного в реальном мире, и перевоплотившегося в Дискрете…
*****
«Говорящий с небесами» скользил по пологим склонам изумрудного океана, который теперь вставал гигантскими волнами, приближаясь к светящемуся пузырю. Чем ближе был край купола, тем суровее становился океан: бесновался цветами, закручивался спиралями воронок, наливался перламутром в вихрях. Ему не хватало ветра, соленых брызг и воя надвигающейся бури. Немой, в полной тишине, он казался беззубым хищником, заточенным в клетке на потеху толпы…
– Плотность материи в центре Галактики ни с чем не сравнима,– комментировал Остин, всматриваясь в быстро растущий купол.– Звезды расположены близко друг к другу, непрерывно сталкиваются, пожирают слабых, разрываются гравитацией на части. Здесь их движение видно в ускоренном темпе.
Я молча кивнула, удерживая колесо лебедки.
– В центре континуум пространства и времени очень напряжен,– он сделал несколько шагов по палубе к носу и на какое-то время застыл, задумавшись.– Так много вещества и энергии, что пространство их уже не может уместить. Оно начинает мяться как бумага… и рвется. Так всегда бывает, когда слишком много всего собирается в одном месте…
– Ты сейчас о чем?– услышала я Северина.– Хочешь сказать, что купол перед нами и есть Черная дыра в центре Галактики?
Остин словно очнулся. Он открыл широкий люк под ногами и начал возиться со спрятанной в нем конструкцией:
– Нет,– мне показалось, что он отвечал, преодолевая внутреннее сопротивление.– Это еще не она. Купол – это горизонт событий Черной дыры, грань, за которой она ломает пространство и время, устанавливая свои законы… В реальности мы видим горизонт событий, как пятно идеальной тьмы, потому что ни один фотон не может преодолеть гравитацию этого чудовища. Любая частица, которая пересечет черту, не сможет оттуда выбраться. А в Дискрете горизонт событий виден, как купол…
– Погоди, дружок,– Ксавер был искренним в своем недоверии.– Мы летим к черной дыре… А единственная частица из реального мира, за которую держится твой кораблик, сейчас там пересечет тот самый горизонт событий?
– Все верно,– Остин поднял глаза на меня. Я была уверена, что он говорил не о космических объектах. По крайней мере, не только о них.– В нашей реальности… каждое мгновение твоей жизни своеобразный горизонт событий: он необратим, его нельзя вернуть. И это не пугает. А стоит попасть в однонаправленный и необратимый поток пространства…
– Парень!– перебил его капитан.– Не шути с этим… Знаком с концепцией тюремного заключения? Тебя не в пространстве и не во времени ограничивают! Тебя лишают свободы выбора: за тебя решают, где сидеть, куда лететь, и что делать. Мы только что выбрались из одного заключения… не хотелось бы сразу встрять в следующее…
– Мы всегда останемся заключенными,– услышала я Итеру.– С момента рождения мы чем-то ограничены. И если задуматься, выбор за нас делают обстоятельства. Это иллюзия…
– Как мы вернемся из черной дыры?– вопрос Ксавера звучал с угрозой.
– Во времени,– вмешался рассудительный Северин.– Он же сказал, мы движемся во времени. Гравитация черной дыры непреодолима в пространстве. Но она не распространяется на время.
– И да и нет!– Остин улыбался. Он успел уже выдвинуть на носу «Говорящего» длинный трап с поручнями, который на десяток метров вытянулся перед кораблем.– Черная дыра искажает и время. Сами увидите. Но сбежать от ее гравитации мы сможем именно во времени. Давай! Снимай парус!
Последние слова были адресованы мне, и я быстро раскрутила лебедку, которая заставила парус свернуться, а мачту улечься в стопорную нишу. Купол стоял перед носом корабля стеной, и океан просел к его основанию, раскручиваясь вокруг горизонта событий гигантской воронкой. «Говорящий с небесами» скользил по наклонной с нарастающей скоростью, увлеченный стремительным течением.
– Давай быстрее ко мне!– Остин вышел на основания трапа, призывно вытянув ко мне руку.– Не бойся, упасть не получится! Даже если захочешь прыгнуть…
Проклиная свой страх, я неуверенно пошла к носу, за которым стена купола наливалась угрожающими всплесками света.
– Ты должна почувствовать это первой,– он взял меня за плечи и легонько подтолкнул по трапу к его краю так, что я оказалась лицом прямо перед падающим на меня горизонтом событий.
Я физически ощущала возбуждение и ужас, которые клокотали в остальных, наблюдавших за происходящим из рубки. Но степень моего страха им было не понять…
И я почувствовала прикосновение сполна! Реальное прикосновение чего-то мощного, но… мягкого. Как падение в пенную воду, которая мгновенно тебя обнимает со всех сторон и тянет за собой в пучину. Это было сравнимо с падением в бездну, которое длилось мгновение и целую вечность одновременно. Если бы могла дышать в этот момент, я бы выдохнула все из себя, даже душу…
Купол исчез, а под носом корабля водопадом разверзлась ослепляющая голубизна перевернутого неба, которое потоком стекалось к скалистому берегу самого настоящего острова.
– Вавила, правь к причалу!– Остин отпустил меня, устремившись с трапа к шлюзу.– Семь румпелей влево! Или нас на борт положит!
Корабль нехотя поворачивал нос навстречу приближавшейся береговой линии, где кипел настоящий прибой, белый, залитый извилинами молний. Я была зачарована и раздавлена силой ощущений. Руки пирата больше не удерживали меня, а трап мелко вибрировал под ногами: я осталась совершенно одна перед летящим навстречу островом… настоящей тверди черной дыры.
Теперь я могла рассмотреть его в мельчайших деталях…
Это были черные скалы, сотканные из непроницаемой тьмы, из-за чего их очертания скрадывались, обманывая глаз. Грани были идеально ровные и казались острыми, как у гигантского кристалла, но форма была безумно искаженной, словно каждая поверхность скрывала в себе другие изломы сложных геометрических фигур. Стоило перевести взгляд в сторону, и на краю зрения эти черные гладкие поверхности начинали оживать едва различимыми тенями, которые шевелились и вращались, подставляя лезвия острых ребер.
Я зажмурилась, вслушиваясь в резкие команды Остина, и пыталась представить себя на обычном паруснике, входящим в обычный порт. Я решилась открыть глаза, только, когда услышала его напряженный окрик: «Приготовьтесь!»
Конструкция из меди и дерева, напоминавшая захват, вытянулась от скалистого черного берега навстречу «Говорящему с небесами», и мы с неоправданно большой скоростью летели прямо на нее. Удар был совершенно неощутимым, словно в последний момент остров отскочил от нас, просто легонько приклеившись к концу трапа, на котором я стояла…
Остин пытался предупредить нас не о столкновении, которого не было, а о том, что последовало за ним…
Присутствие чужих мыслей, которое недавно владело нами, смешивая сознания, путая в чужих мыслях и воспоминаниях, вернулось, но увеличенное многократно, в тысячи раз, в миллиарды раз… безгранично… до самого дна сознания… в которое я и провалилась.
*****
По молодости, я однажды угодила в старый пруд на заднем дворе фамильной усадьбы, и, спутанная полами вечернего платья, стала тонуть. Совершенно беспомощная я оказалась на дне зловонной ямы, захлебнувшись ее гнилой водой, которая при единственном паническом вдохе мгновенно заполнила легкие и обожгла жаром удушья. Это было яркое и ужасное воспоминание, изредка преследовавшее меня в ночных кошмарах.
Сейчас я переживала этот кошмар настолько остро и ярко, что не могла думать ни о чем. Нет, жизнь не пролетела перед глазами, яркий свет не позвал в конец тоннеля – я чувствовала только боль, страх и близость черной и бесстрастной смерти, ее гарь и звенящий холодом покой…
Я барахталась и пробиралась через толщу воды, не чувствуя направлений, но ощущая под собой бездонную глубину. Невозможно было понять, где спасительная поверхность и призрачный шанс на спасение. Зато четко различалась тьма внизу, и, выбиваясь из сил, я отталкивала ее…
Мне помогли. Протянули руку и вытащили на поверхность.
– Остин прав,– Галлант смотрел не на меня, смотрел внутрь.– Впервые вижу, чтобы адаптация проходила так быстро. Необычно… Я помогу справиться.
Его голос заслонил ропот десятков тысяч сознаний, которые рвались в мою голову, переполняя чужими образами и видениями. Потревоженная неопределенностью тишина мягко окутала все мое существо, возвращая восприятие окружающего.
Я стояла на черных камнях Острова у конструкции причала, опираясь на Остина и Итеру, которые аккуратно удерживали меня в вертикальном положении. Старец с такими же бледными, как у пирата глазами, отличавшими, как потом выяснилось, всех навигаторов, пристально рассматривал меня, изредка бросая колкий взгляд на Итеру:
– Вы совсем не похожи, хотя что-то странное связывает вас,– неопределенно заключил он.
– Она украла мое тело,– с кривой улыбкой прокомментировала я, но Галлант не воспринял моих слов: ему это было не надо.
Он незримым давлением присутствовал в моей голове, в самых потаенных мыслях, в каждом уголке памяти. Его взгляд в меня был всепроникающим, требовательным и заставлял чувствовать себя настолько обнаженной, словно сдирал кожу тупым ножом.
– Скоро освоишься,– ответил старец моим еще не собравшимся мыслям.– Я оградил пока тебя от остальных, чтобы могла сосредоточиться и научилась самостоятельно избегать присутствия других. Дискрет… это не место, как полагают многие, а состояние сознания. Измененное состояние. В реальности наши тела разлетелись на атомы, а благодаря единственной частице на носу корабля, ты получила прямую связь с шестым измерением, информационным полем вселенной. Остин вам это уже объяснил. Другое дело, все ли поняли… но ты понимаешь…
Галлант отступил в сторону, пропустив вперед нескольких навигаторов с потускневшими радужками глаз, которые с бесстрастными лицами прошли мимо, направляясь к трапу за моей спиной. «Отнесите их в лазарет и позаботьтесь, чтобы мозги не растеклись»,– безмолвно скомандовал он, ни на мгновение не отвлекаясь от разговора со мной, словно существовал параллельно, во многих воплощениях сразу. Со временем я поняла, что так и было. Или мне это открылось ответом объединенного сознания до того, как спросила?
–…мы, по сути, и есть одно сознание,– продолжал он, обращаясь ко мне.– Оказавшись в информационное поле, ты восстановила цельную связь с общим разумом. В обычных реалиях мы лишь отдельные его проекции в многомерной вселенной, и не осознаем свою принадлежность к общему. Но в этом состоянии границ нет, и мы вынуждены сосуществовать в единстве…
Навигаторы вошли в рубку и, взвалив на себя Габи, Северина и Ксавера, бесцеремонно потащили их с корабля. Было странно и пугающе одновременно видеть происходящее в рубке и смотреть на Галланта, присутствуя сразу в двух местах. Мысли путались, а разум сопротивлялся, отстраняясь от фонтана противоречий. Но не старец раскрывал мне возможности восприятия: я сама расправляла плечи и осматривалась по сторонам, осторожно пробуя новые способности.
–…Человеческому мышлению сложно к этому привыкнуть,– не останавливался старец.– Кто-то и вовсе не способен. Сумасшествие в Дискрете подобно чуме, распространяется мгновенно. Поэтому мы особенно опекаем новичков, чтобы избежать беды...
Безликие! Я понимала, о чем он говорит: увидела тысячи несчастных сознаний, которые существовали в городе навигаторов, лишенные личности! Пустые сосуды, застывшие в неподвижности с абсолютно прозрачными глазами, которые подернула мутная пелена. Лишь чужая мысль или воля могли всколыхнуть их и сдвинуть с места. Я посмотрела глазами одного из них на картину в тяжелой раме, украшавшую мраморную стену: растворенная в пейзаже личность зияла пустотой. Я пошевелила пальцами безымянного тела, стоявшего где-то в картинной галерее, и брезгливо отстранилась, впечатленная ощущением.
–…но и в реальности, человеческое сознание способно получить неограниченный доступ к информационному полю,– Галлант продолжал меня придерживать своей волей, а я все настойчивее выглядывала наружу, за его присутствие.– Разум людей цельный, но они того не понимают, хотя барьера, который ограничивает их, не существует. Мы просто не хотим быть частью целого, а возникающую, порой, ментальную связь, считаем телепатией, аномалией… А вот она это поняла, едва оказавшись в человеческом теле…
Я чувствовала, с каким усилием старец всматривается в сопротивляющееся сознание Итеры:
–…интересно…
Навигаторы, тащившие моих друзей по недавнему заключению, расточали недовольство. Они были разодеты пестро и совершенно невпопад. Один, закованный с ног до головы в кожу, грубой выделки, другой – замотанный в бесформенный саван. Это была не одежда, а части образа, который они носили в себе. В них чувствовалась сдержанность и… ущербность.
Я освободилась от объятий Итеры и татуированного пирата и сделала шаг в сторону, пропуская навигаторов, спускавшихся с трапа. Я видела их, и все в них, оставаясь к ним спиной. Удивительно, насколько все, включая Остина, отличались от меня и Галланта: не смотрели, оставались безучастными, слепыми.
–…она увидела, что человеческий разум намного больше, чем нейронные клетки мозга. Ожидала столкнуться с ограничениями физиологии, полгала, что не сможет уместиться целиком в голове человека… Да, здесь не все равны. Безликие потеряны в общем информационном поле. Они на дне. Навигаторы еще находятся в пути к совершенному сознанию. Зато они могут выходить из Дискрета в реальность – настоящие труженики. Однажды и они присоединятся к бессмертным. Но бессмертные заточены в Дискрете навечно. Вечность здесь и дар, и проклятие… А оказавшись в человеческом теле, она не увидела границ, испугалась. Осознала, что человечество не состоит из отдельных людей – это одно существо, единый организм…
Его слова наслаивались друг на друга. Я не сразу поняла, что теперь он одновременно ведет со мной два диалога, комментируя то, что увидел в Итере, и отвечая моим мыслям о безликих. В таком потоке разделять слова и фразы по смыслу становилось невыносимо сложно. Я попыталась разделиться сама, но захлебнулась – слишком сложно, слишком много информации, которая превратилась в вязкую и неразборчивую кашу.
Я не удержалась и обронила сознание в сон.
– Ничего страшного… У тебя уже получается… Когда проснешься, сможешь справляться самостоятельно… и это странно… но что-то связывает вас…
*****
Галлант оказался прав. Я проснулась спокойной, полностью овладевшая новым состоянием.
Когда-то люди ютились в пещерах, а мрачный лес, полный хищников и опасностей, казался им бескрайним и непознаваемым: в детстве все деревья были большими. Переплыв океаны и преодолев тысячелетия эволюции, люди все равно не могли представить край земли, укладывая мироздание под купол на спины трех слонов, которых по бескрайнему океану куда-то тащила черепаха. А со временем на целой планете им стало тесно. Потом корпорации уже не могли ужиться в рукавах Галактики: она скукоживалась и становилась все меньше и меньше, уступая амбициям и желанию человека раздвигать среду обитания, границы собственного понимания.
Теперь я могла ощутить, какой крошечной и уязвимой была сама Вселенная, некогда бескрайняя, переполненная собственными отражениями в вероятностях, изменчивая и замкнутая в вечном потоке времени. Я проснулась взрослой и постаревшей на целую вечность...
Покой и осознание беспрецедентной власти переполняли меня… Нет… переполнить меня они не могли – я была много больше. Изречение «одного мира мало» не было для меня аллегорией: оно было буквальным.
Остин сидел возле моей постели, переполненный беспокойством. Как же хрупок и мал он был! Его тщедушное мировосприятие было крошечным, раздавленным чужой волей: не хотел видеть большего, не хотел стать большим. Даже в Дискрете, оставался человечком. А кем стала я?
«Хороший вопрос»,– Итеры не было рядом, но она приветствовала меня, находясь в этот момент где-то в центре города в окружении белокаменных зданий.
– Ты проснулась,– Остин был искренне рад, встречая мое пробуждение.
Я с легкостью различала свой диалог с Итерой и татуированным пиратом. Мало того, я прекрасно совмещала в себе два ощущения, которые сосуществовали вместе и независимо друг от друга! Я испытывала приятное тепло, всматриваясь в улыбчивое лицо атлета, и щурилась с опаской на лживое дружелюбие Итеры, по-прежнему закрытой для меня. Но она бесцеремонно копалась в моем сознании.
– Да,– ответила я Остину улыбкой.– Что с остальными? Я их не чувствую…
«Сама найду на него ответ»,– сдержанно ответила я Итере.
Без особых усилий я выдавила из разума навязчивое присутствие искусственного интеллекта – больше я не была перед ней беззащитной, хотя ее мощь, намного превосходящую меня, осознавала отчетливо… как и могучий разум Галланта, незримо присутствовавший в Дискрете. Старец буквально заполнял собой все вокруг: он, действительно, был могущественным и очень сложно устроенным. Он мыслил иначе, и уже давно не был человеком, недоступный в понимании.
«От него можно скрыться,– Итера светилась любопытством, специально открывая мне, с какой интенсивностью, она осматривается вокруг, буквально пожирая информацию, проникая в ее глубины.– Попробуй выделить в себе фрагмент и погрузи его в сон. А потом окружи себя этим ощущением. Тогда он перестанет смотреть на тебя...»
«Сама разберусь, что мне делать»,– огрызнулась я, но невольно поддалась искушению.
– Это потому, что они еще спят,– пожал плечами Остин.– Скоро их не жди. Остров жестко принимает новичков. Должен предупредить, просыпаются не все. Особенно, если им не поможет Галлант, как тебе. Здесь многое зависит от него… Только от него…
Я уловила нотки неприязни к старцу, которые пират опасливо подавил в себе. Наивный, он даже не представлял, насколько раскрыт передо мной, а тем более перед Галлантом.
«У тебя отлично получается,– Итера едва заметно коснулась меня, помогая укрыться в иллюзии сна.– Теперь можешь говорить свободно, без лишних ушей… Даже не представляешь, какое он чудовище! Здесь нет бессмертных. Он здесь такой единственный, запустивший щупальца в каждого обитателя Острова. Контролирует и направляет каждого. Это скопище марионеток, которые пляшут под ним! Они все безликие и осознают себя только в дозволенных рамках, чтобы ему не было скучно: боится остаться в одиночестве…»
– А вот тебе придется со мной в театре показаться…
«…Он возомнил себя воплощением высшего разума…– расточала гнев Итера.– Пытается владычествовать над мирозданием… Получил доступ к Истоку, а сам не больше чем навязчивая мысль, застрявшая в том, чего не понимает…»
– Театр!– я представила себе традиционное действие, столь любимое местными обитателями, а точнее единственным обитателем, присутствующим в каждой личности навигаторов.
Итера начинала меня раздражать потоком ненависти к Галланту, и я, неожиданно для себя, разорвала с ней связь. До конца даже не осознала, как это сделала, но заставила ее заткнуться, отгородилась непроницаемой стеной, словно, спряталась в колодце, лишь украдкой выглядывая из его глубины. Последнее, что я услышала в ее мыслях, было удивление. Я еще удивлю ее!
Театр стал эволюцией всепоглощающей скуки Дискрета. Когда сознание тысяч раскрыто нараспашку, разум каждой из них лишается привычных ориентиров и собственной индивидуальности, начинает растворяться.
Остров по роскоши многократно превосходил столицу Империи, но был воплощением безвкусицы. Здесь собралось все, о чем мог мечтать любой, стесненный в воображении, но неограниченный в возможностях: широчайшая коллекция живописи и скульптуры, вся литература, изданная когда-либо, в дорогих переплетах, выставленные напоказ, но всегда немые музыкальные инструменты, бесчисленные коллекции драгоценностей, артефактов и прочей мишуры, выставленной в пустующих веками музеях – скопище блестящего…
Ограничения порождают ценность. Но изобилие безмерным количеством способно обесценить все. Остров был тортом, оаздавленным толстым слоем сахара.
Поэтому так ценился театр и редкие представления рассказчиков – то, что было по-настоящему уникальным в Дискрете. Это было действо, таинство. Существовал своеобразный этикет: никто не заглядывал в театре в сознание рассказчика. Он сам излагал свою историю, бережно извлекая из памяти череду пережитых событий, разбавляя их оттенками впечатлений, приукрашивая воображением, опуская скучные подробности.
Когда-то в Дискрет переселили труппу талантливых актеров, но теперь они безликими тенями слонялись по пустынным улицам. Ложь и наигрыш быстро пресытили требовательную публику, которая ценила правду, искренность чувств и подлинность историй. Ценила то, чего не имела.
– Без скромности, скажу, что мои выступления всегда собирали хорошую публику,– Остин помог мне сесть, хотя я в помощи не нуждалась. Это проявление заботы было к месту, и доставляло удовольствие, которое впервые в жизни я могла распробовать так тонко.– Меня называют Везучим Остином, хотя мне частенько доводится попадать в передряги…
– Это их и привлекает,– Галлант настойчиво обозначил присутствие.– Ты проснулась, Лисьен.
Это было утверждение, а не вопрос. Он рыскал у порога моего сознания, всматриваясь в выстроенную перед ним стену. Я запаниковала: стоит снять притворный сон, и он увидит мою ложь и воспоминания о разговоре с Итерой. Это бы стало разоблачением! И как я не подумала, что даже, если он видит меня спящей, по-прежнему может слышать Остина, его разговор со мной.
Действовать пришлось быстро: я спрятала опальные воспоминания глубоко внутри себя и создала еще один внутренний сон, скрыв за ним крамольные тайны. А после неспешно, чтобы не вызвать подозрений, сняла пелену внешней защиты.
– Почти,– я покорно раскрылась перед старцем, позволив ему покопаться в моем сознании.– Чувствую себя немного растерянной.
Его подозрительность читалась явно, но до сокрытого он так и не добрался:
– Это нормально. Я боялся, ты пропустишь представление Остина. Его истории необычны. Сама увидишь. Думаю, сегодня амфитеатр соберет всех… а после, хочу тебе кое-что показать…
Он схлынул, показательно оставив меня без своей опеки. В словах Итеры был резон: Галлант был чудовищем, таким же опасным и мерзким, как она сама. Я поспешно прибрала эти мысли в защищенную зону – теперь я умела многое – и улыбнулась Остину:
– Нас уже ждут… Проводишь меня на представление?
Он сдержанно поклонился и протянул мне руку, воплощая галантность.
Мы шли по широкой аллее мимо мертвых деревьев. Я легко вспомнила, как появился этот парк. Тысячи навигаторов десятилетиями собирали по мирам самые диковинные растения, чтобы «высадить» их на камнях Острова. Даже строили специальные корабли, способные вместить невероятных гигантов с раскидистыми кронами. Но в Дискрете не было места для жизни: растения стояли неподвижными изваяниями, подобно окаменевшим скульптурам: листва, кряжистые стволы и лепестки соцветий замерли в единственном мгновении – это были призраки.
Остин мне рассказывал об Острове и его обитателях, историю мест, которые мы проходили и прочие давно известные мне мелочи. Я и сама могла узнавать о Дискрете любые подробности, неизвестные ему. Все, что я встречала в этом городе, само рассказывало о себе. Передо мной вставали яркие образы даже тех мест, откуда брались все эти вещи.
Я видела унылую планету, на которой вырос мрамор, сложенный теперь в пустующий небоскреб, и вдыхала приторный воздух ее атмосферы. Я чувствовала прикосновение тяжелых капель дождя того мира, в котором когда-то росло одинокое дерево, когда оно было еще живым, ощущала в волосах ветер, колыхавший листву. Я могла заглянуть в любую деталь…
И вдруг я провалилась…
Я провалилась из Дискрета в реальность, и вся Вселенная раскрылась передо мной. Я видела звезды, планеты, скопление галактик, совсем крошечных и намного превышающих нашу. Видела вязь атомов, которые слагались в структуры, образуя вещество, ощущала потоки энергии, летела с наперегонки с излучением и дрожала в магнитных полях, наливалась тяжестью гравитации, распадалась на мгновения и собиралась в вечность…
Это отдаленно напоминало взгляд через перископ «Говорящего с небесами», но было намного ярче и больше… Я смотрела на мироздание из Дискрета сама, напрямую – мне больше не нужен был перископ. Галлант говорил правду: Дискрет был не местом, а состоянием, и я только что изменила его, расширив границы. Но не это испугало меня…
Я сама не имела границ! Нет, я не забылась сном. Я легко справилась с нагрузкой, а когда поток информации, которая раздувала меня в безмерный пузырь, стал невыносимым, я просто его отпустила. Информацию не надо было больше собирать – я сама проникала в нее, я и была этим информационным полем.
Время обмануло меня.
Я оставалась в его неспешном потоке, который секундами отсчитывали хронометры и механические часы. Но за эти короткие мгновения успевала пережить долгие месяцы и годы. Мои внутренние часы отсчитывали время не секундной стрелкой, а объемами информации, которые разум способен обработать. А он теперь ничем не был стеснен …
За время короткой прогулки к театру я прожила дольше, чем за тысячи своих предыдущих жизней, я знала об Острове все, о каждом камне, каждом его обитателе. Я превращалась в старуху, повидавшую больше, чем хотелось бы.
И тогда я увидела в информационном поле следы Галланта и Итеры: они уже побывали здесь, уже испили из этой чаши. Я испугалась самой себя, тем, во что превращалась.
– Вот мы и пришли… Ты грустишь?– Остин смотрел на меня с беспокойством.
И это было так мило: крошечный человечек, зажатый тисками собственного неведения, силился защитить меня, предостеречь, оградить от напастей… Меня, которая могла растворить в себе миллиарды таких Остинов… Меня, которая непрерывно разрасталась…
– Скорее волнуюсь,– я с усилием вернула себе упрощенное восприятие, словно спустилась с небес на землю.
Просто пожелав того, я вернула пирату улыбку на лицо и очистила его сознание от сомнений. Но сделала это бережно и аккуратно: теплое чувство, которое разгоралось в нем при единственной мысли обо мне, не было навязанным – это были его чувства, его желания, его воля. И в том была их ценность. Я могла разжечь в нем любое чувство, но Остин был единственным во вселенной с собственным отношением ко мне. Отношением, которым я дорожила. Единственный во вселенной! Это было прекрасно!
– Тогда пошли,– он пафосно повел рукой, приглашая подняться по ступеням к широкой арке, выводившей на сцену театра, где уже стояли вычурные кресла ручной работы.
Всего семь ступеней, отделявшие нас от стотысячной публики, расположившейся амфитеатром в гигантском сооружении. Я слышала гул их мыслей, наполненных предвкушением.
Семь ступеней. Я взяла Остина под руку, и взошла по ним на сцену.
Семи ступеней мне хватило, чтобы сделать два гигантских шага, последствия которых я осознавала отчетливо.
Я надела на себя маску, сообразную представлению, в котором приходилось сыграть отведенную роль. Я создала образ, который могли видеть другие, включая Итеру и Галланта… Растерянную Лисьен с большим потенциалом в Дискрете, но уязвимую и напуганную. А сама, растущая, пугающая и безграничная, спряталась в тени этой марионетки…
А еще я выбрала судьбу. Решила, чего хочу, и знала, что сделаю… Пьеса будет разыграна, но только я знала, кому и какие партии в ней достанутся…
Ссылка на следующую главу http://www.proza.ru/2019/01/05/705