Тридцать первое декабря, ещё не рассвело, пустая дорога в заносах, на которых подбрасывает машину, крупные снежные хлопья вертятся в жёлтом свете фонарей, темный ельник встал солдатским строем у дороги. Обещала приехать вчера вечером, но завертелась с делами, потом началась метель, и тогда решила, пусть уж завтра. Завела будильник на четыре утра … Ничего, там отоспится, потом вместе будут готовить, папа зажжет камин, сам его делал, правда камин вышел маленький, на одно полено, он будет вспоминать первые годы её детства, по рассказам судя такие яркие, счастливые, что опять станет жалко - какая была дурочка, не запомнила.
Мечты на то и мечты, чтобы не сбываться - всё выходило не так, как хотелось - не удалось поспать после приезда, сразу взялась за уборку, готовку так и не заметила, когда успел пролететь короткий зимний день. Не на это она обижалась, жаль было, что так и не поговорили, весь день отец просидел на кухне, на башенке из двух табуретов - снизу широкий, сверху поуже, курил, смотрел в окно, отвечал односложно, и не было чувства,что вернулась домой.
Разговорились только за полночь, дослушав поздравление по "первому" и выключив телевизор. Мыла посуду в кухне, пропахшей лимонным тортом, от усталости слипались глаза и ничего не хотелось, кроме как покончить с тарелками и скорей под одеяло, а там уж пусть приходит другой день и будь что будет.
-А знаешь, дочка, что-то я весь день вспоминаю один Новый год.
-Какой?
-Девяносто второй, конец декабря перед ним.
-И что же?
Снова в ней проснулся этот интерес к прошлому, которое застала, да по малости лет не запомнила
-Да так, просто .
Нет, ты рассказывай, я ведь тогда совсем маленькая была?
-А какая ещё? Маленькая, конечно, да я не о тебе.
-А о ком?
-Ты вряд ли помнишь, у нас ведь был кот, настоящий, сибирский.
-Когда?
-Да тогда же. Когда ты пешком под стол ходила.
Кажется, что-то всплывало из замусоренного дна памяти - был, правда был, большой серый, длинная шерсть нимбом острых стрел вокруг головы, и ещё его голос - резкий, скрипучий .
-Мы снимали однушку, угловую, всегда холодно было, сыро, жили бедно, Новый год, а дома шаром покати, но Елена с тещей подсуетились, нашли, чем праздник встретить. И вот вечером двадцать восьмого , сижу, читаю газету, поздно уже, все спят, а тут в дверь стук. Иду, открываю, там наша соседка, ты её не помнишь, с этим самым котом. Говорит, возьмите к себе, мол, скоро умрёт она, а кот тогда один останется. Уж как просила, но я отказался, ну куда нам его, и так тесно, ребёнок маленький а тут вонь, шерсть.. Ушла к себе, я всю ночь заснуть не мог. Молодой был, ничего ещё не видел, а тут первый раз рядом человек умирает, пусть чужой, но всё таки… И не через десять лет умрёт, не через двадцать, врачи всего полгода давали. Так и пошло- ждал её у подъезда, потом стал сумки носить, по дому убирался. Лена хотела подавать на развод, ревновала ужасно.
-Ты её любил?
-Не знаю как это назвать. Не как мужчина женщину. Такое, наверно, только у ангелов в раю бывает.
-Какая она была?
-Лет на десять меня старше, серьезная, круглые очки, очень одинокая.
Помолчали. Она ждала, не торопила, так и застыла над раковиной.
-После похорон кота я забрал к нам.
-Знаешь, папа, я его вспомнила серенький такой, он ещё красный диван царапал.
-Именно, царапал. Пушок у нас года не прожил. Лена его ненавидела за всё -за нее, за меня, за шерсть, запах этот вечный, а тут жить стало ещё тяжелее, зарплату не платили месяцами, собирали по канавам бутылки, этим жили, а коту каждый день чего-нибудь дай. Ну, вот я взял его в сумку, сел на четырнадцатый, доехал до питомника, это тогда конечная была, там выпустил, подождал следующего автобуса. Август, дождь проливной, по шоссе река течет, а он все не хочет под навес зайти, ко мне жмется. Дождался 'Икаруса”, запрыгнул, когда двери закрывались, чтобы он за мной не успел. Как я боялся, что дурачок под задние колёса кинется! Пробился к окну, а он и не бежал за мной, сидел у остановки, странный такой… Знаешь, мы никогда потом не были счастливы, всё равно развелись, и ты в тот год так страшно заболела.