В течение тысячелетий заповедь «Кидуш а-Шем» (готовность отдать жизнь для освящения Имени Творца) является одним из основных нравственных законов для иудеев, готовых погибнуть мученической смертью во имя веры
В народной памяти остались герои, презревшие смерть во имя своих убеждений. К сожалению, этот сценарий преследований и гибели постоянно сопровождает еврейскую жизнь: ни одна эпоха, ни одна еврейская диаспора в большей или меньшей мере не избежала таких потрясений.
Понятие об освящении имени Б-га при нахождении евреев в изгнании, вне Эрец-Исраэль, было связано с необходимостью жертвовать собой в ответ на насилие со стороны нееврейского большинства стран, в которых жили иудеи. Эти преследования усилились с укреплением положения христианской церкви как структуры власти в IV веке новой эры. Подъем еврейского героизма и его проявления относятся к средневековому периоду - достаточно вспомнить обстоятельства гибели еврейских общин в городах на Рейне во время Первого крестового похода.
Не только религия, но и социальные явления могли способствовать готовности каждого из членов общины пожертвовать жизнью ради свободы и чести. В то же время евреи использовали все возможности, чтобы обрести спасение без принесения себя в жертву: они просили покровительства властей и искали убежища у правителей, на территории которых находились. Во многих случаях иудеи отдавали все свое имущество, чтобы получить сомнительное покровительство городских властей и епископов, даже пытались иногда действовать методом подкупа. Нередко евреи держали оборону своих улиц и домов, сражаясь с многочисленными нападающими подручными средствами. А если становилось ясно, что все это не поможет, с достоинством обрекали себя на смерть. Описания казней и самоубийств не оставляют сомнения в том, что эти люди совершали подвиг «Кидуш а-Шем» (смерть во имя веры) в ясном сознании и с намерением подтвердить преданность своей религии, своим убеждениям.
История нашего народа написана горячей еврейской кровью лучших ее сынов и дочерей, начиная от исхода из Египта до нацистов с их газовыми камерами. Написанные как раввинами, так христианскими летописцами хроники донесли до нас множество сцен реальных трагических событий, гибели евреев в немецких землях в годы крестовых походов, они же подтверждают самоотверженность и бесстрашие в моменты неизбежной гибели. Вера в Б-га была источником еврейского героизма, который иудеи проявляли ради избавления от галута (изгнания), свободы и стремления в Эрец Исраэль, где, как они надеялись, будет положен конец странствиям и бедам многострадального народа.
Шломо Бен Шимон из Майнца, который был свидетелем ряда событий, связанных с погромами Первого крестового похода 1096 года, писал: «Они напали на общину Вирмайзо (Вормс). Одна часть общины осталась в домах, а другая убежала во двор епископа. На тех, что остались в своих домах, напали, как дикие волки, и их убили - мужчин, женщин, детей. Они разрушили дома, все разграбили, книги Торы затоптали в грязь, порвали и сожгли. Семь дней позднее потрясение испытали и те, кто укрылся в доме епископа. Враги сделали с ними то же, что сотворили раньше с другими. Жертвы держались так же, как их братья. Некоторые сами покончили с собой».
Люди сжигали свои дома вместе с домочадцами, чтобы ни они, ни их близкие, ни их имущество не досталось недругам. Мы находим в еврейских хрониках сообщения о гибели евреев, утопивших себя в Рейне и его притоках, погибших от перерезания горла, как ими самими, так и их близкими.
Одним из важнейших мотивов принуждения со стороны убийц-христиан было требование либо отказаться от еврейской веры и перейти в христианство, либо принять смерть. Целые общины кончали жизнь самоубийством, отказываясь от принудительного крещения. Жертвенность такого рода известна нам со времен обороны крепости Масады, но только в немецких землях во время крестовых походов она достигла столь небывалых масштабов. Были случаи принудительного крещения, но большинство евреев шло на смерть во имя веры и своих идеалов, и только небольшая часть пала от рук христиан- фанатиков.
Численность еврейского населения на Рейне тогда исчислялась тысячами. Трудно себе представить их готовность уйти из жизни в массовом масштабе, предпочитая смерть смене веры. К примеру, в 1171 году на евреев города Блуа было возведено ложное обвинение в ритуальном убийстве. 34 еврея, освящая имя Б-га, отказались креститься и были сожжены на костре.
Приведу ещё один из многих документальных примеров периода эпидемии чумы в Европе, дошедший до нас благодаря документу, составленному церемониал-мейстером совета города Констанц: «2 января 1349 года всех евреев Констанца заперли в двух домах, так как они отравили колодцы, и держали их там до 3 марта. И в этот день их всех, 330 человек, выгнали на свободное поле за городом, и там загнали их в специально построенное строение. Его затем подожгли, часть евреев шла в него, танцуя, другие пели молитвы, а часть плакала. Все 330 человек сгорели».
Случаи, когда люди шли, танцуя, на смерть в огонь или совершали массовые самоубийства, имели место и в других общинах - Вюрцбурга, Ротенберга, Нюренберга; они воспеты в еврейских песнях-плачах того времени, чьи тексты дошли до нас из старинных рукописей.
Если перенестись через тысячелетие от погромов и убийств крестоносцев до нацистского «окончательного решения еврейского вопроса», то мы обнаружим, что деяния европейских евреев, их образ жизни и самоотверженность продолжались и в более близкие нам по хронологии времена. Живой пример тому - восстание в Варшавском гетто. Такого же типа самоотверженность и жертвенность проявили жители ряда гетто в Белоруссии. Конечно, не все были героями и в годы Катастрофы, нашлись евреи, служившие в юденратах, в еврейской полиции и капо в концлагерях, которые ради спасения своей жизни повели себя самым предательским образом. И все-таки подвиги народа в целом — это необычайный пример стойкости и самоотверженности.
В литературе на идише этой теме уделено значительное внимание, в ней отражены важнейшие движущие силы и духовные устремления этих людей. С начала XIX столетия эта тема имела место в музыкальных спектаклях Авраама Гольдфадена, в которых заповедь “Кидуш а-Шем” играет важную роль. Позднее эти мотивы находят отражение у Ицхака Лайбуша Переца в “Народной истории”, и в первую очередь - в “Трех подарках”.
Но особенно ярко тема раскрыта в исторических произведениях писателя Шолома Аша. Он писал в своем предисловии к книге «Кастильская колдунья», что значение “Кидуш а-Шем” в еврейской истории интересовало его всегда. Эпизоды, связанные со смертью во имя веры, встречаются у Аша в произведениях, связанных с древней еврейской историей в книгах “Моисей”, “Человек из Ницрата” и последнем романе писателя “Пророк” - все они охватывают эпоху до двухтысячелетнего галута. Эта тема отражена и в его других исторических произведениях.
Но нигде у Шолома Аша она не достигает такого эпохального отражения, как в историческом романе «За веру отцов» о еврейском героизме и мученичестве во время восстания казаков Богдана Хмельницкого против польского владычества на Украине в 1648 году, которое было связано с массовыми убийствами евреев. Роман «За веру отцов» был написан в 1920 году. Аш писал это произведение под свежим впечатлением от тогдашних погромов в Украине в 1918-1920 годах. Они ныне воспринимаются как прелюдия к Холокосту, хотя восстание украинских казаков не было запланированным тотальным геноцидом, а представляло собой ряд стихийных погромов.
В этой книге Аш показал, что евреи шли на смерть не только ради абстрактной веры в Б-га, но и во имя веры в человека, в свой народ. Эпиграфом романа служит цитата из старой книги: “Мы стыдимся описать все, что казаки и татары творили с евреями, чтобы мы не позорили понятие о человеке, рожденном с божественным обликом".
Ребе Натан Ноте Гановер, историк геноцида того времени, рассказывает:
"Это было, что девственница была пленена казаком. Он взял ее в жены. И до того, пока он с ней не сошелся, она ему сказала с большой мудростью, что знает средство, благодаря которому ей не повредит никакая пуля... Казак подумал, что ее слова правдивы, и он в нее выстрелил из своей винтовки. Девственница осталась лежать на земле мертвой. Она погибла во имя "Кидуш а-Шем", чтобы казак не осквернил ее честь".
Выпавшее на долю евреев в тот период было худшим из всего, что происходило до того времени - страшным испытанием в еврейской истории. Поляки, несмотря на соглашение бороться совместно, предали евреев, а украинские гайдамаки с дикой жестокостью расправлялись и убивали иудеев. Еврейские женщины, чтобы не допустить бесчестия со стороны казаков, сами принимали смерть. По сравнению с ужасами происходящего жизнь не имела никакого значения, люди приносили себя в жертву, борясь таким образом за свою честь и достоинство. Аш также показал, что евреи были готовы ко всему ради соплеменников, незащищенных и беспомощных.
В книге описана еврейская созидательная работа по строительству новых поселений в заброшенных степях Украины, возникающих благодаря еврейской инициативе, упрямству и смелости. В таком новом поселении арендатор Мендл построил два важнейших объекта, в которых евреи нуждались, чтобы жить по своим традициям - синагогу и кладбище. Нелегко было ему добиться согласия на это у польского помещика, для этого Мендл пошел на серьезные испытания. И когда поселок расцветает, когда по малонаселенным степям Украины разносится весть о новой синагоге, когда Злочев становится местечком Торы и там справляют свадьбу Шлоймы, единственного сына Мендла, с верующей, удачливой Двойрочкой – начались поджоги, вспыхивают пожары, которые своими огненными языками пожирают цветущие поселки с населяющими их евреями.
Перекликается с этим произведением по своему настроению роман «Ди кишефмахерин фун Кастилиен» («Кастильская колдунья», 1921), рассказывающий о героической смерти молодой испанской еврейки во имя веры. Как и в других произведениях, Аш противопоставляет здесь серой повседневности еврейской жизни возвышенную атмосферу святого дня отдыха — субботы, а внешнему рабству — внутреннюю свободу.
Ицхак Башевис Зингер как реакцию на это произведение Шолома Аша опубликовал в 1932 году свое первое крупное произведение — повесть “Сатана в Горае” в выходящем в Варшаве литературном журнале “Глобус” (отдельной книгой опубликована в 1935 году). В этой повести уже было то, что впоследствии принесло писателю мировую славу и звание Нобелевского лауреата - глубокое знание человеческой натуры, тонкое чувство стиля, сочно выписанный быт и мистицизм, уходящий корнями в еврейский фольклор. Позже повесть была переиздана в США и Израиле.
Предлагаем вниманию читателей в переводе с идиша легенду, написанную Шоломом Ашем, которая посвящена теме «Кидуш а-Шем». Основанное на устных преданиях опоэтизированное сказание об исторических событиях было опубликовано во втором томе его избранных произведений в издательстве "Культурная лига" в Варшаве в 1 9 2 7 году.
КИДУШ А-ШЕМ
Перевел с идиша Александр Вишневецкий
...Дорога покрыта белым снегом. Луна отражается в широких белоснежных полях, как в море, и звезды трутся одна о другую - так густо они посеяны в небе. Издали слышится еврейский напев, перемежающийся щелчками кнута ямщика:
Эй, эй, в сторону!
Едут евреи, едут евреи!
Пойдем, мой друг,
Навстречу невесте!
Откуда едут евреи, все как один - навеселе? Со свадьбы едут евреи. Набита телега евреями, на облучке сидит пьяненький извозчик. Небо прыгает над его головой из стороны в сторону, и кнутом он прищелкивает: “Эй, эй! Будете знать, лошадки, что ваш хозяин пьян, едем со свадьбы!”. И они, забыв о хомутах, гонят всех с дороги. И сваты держат один другого, обнявшись, их штраймлех (шапки религиозных евреев, отороченные мехом) сбились набекрень, и все вместе шатаются с повозкой, как при чтении Талмуда, и громко поют:
Сказал отец, сказал рабби
Младшую дочь выдал,
Младшую дочь выдал
Пойдем, мой друг,
Навстречу невесте!
Это не те евреи, к которым землевладелец и хозяин местечка едет на встречу с тремя лошадьми, запряженными цугом. Не слышат поющие евреи, как помещик кричит: “Эй, жиды пархатые, дайте дорогу!”. Довольны евреи: выдали дочь рабби замуж. Еще одна еврейская пара добавилась, и появился новый дом у еврейского народа. И каждый новый дом - как дом Якова, праотца нашего. И кто слышит сегодня помещика с его слугами? “Дайтше драги, жиди пархи!” -кричит помещик. Евреи отвечают ему: “У нас, евреев, есть Машиах, а что есть у тебя? Мы служим единственному живому творцу. А ты кому? Рабби – наш адвокат. А твой кто?”. И они не уступают помещику дорогу. Они не снимают шапку перед помещиком. Они не говорят помещику: “Дзень добри!”. Пьяны евреи, и едут со свадьбы, и поют в ночи:
Пойдем, мой друг,
Навстречу невесте!
На следующий день послали всадников от помещика - выяснить, откуда евреи возвращались, и что, будучи пьяными, натворили. И нашли мертвого крестьянина, лежавшего в пустой корчме, стоявшей в стороне от дороги. А время было накануне Песаха.
Стражников послали в местечко выяснить, кто ехал по дороге. Сватов вместе с извозчиком заковали в цепи и бросили в тюрьму.
Собрались все евреи местечка в синагоге. Свечи были зажжены, как на Йом-Кипур. Из женской галереи слышится тихий плач. И все знают, что это плачут жены и матери заключенных. Старый раввин в белом халате и талите стоит перед Ковчегом и говорит Псалом: "Почему языческий народ чувствует себя опустошенным?".
И собрание в белых халатах-китлах и талитах повторяет за раввином дрожащими голосами: “Почему языческий народ чувствует себя опустошенным?” И тихо в маленькой синагоге. Слышны шаги душ мучеников всех поколений, которые словно проплывают по воздуху синагоги. Потому что говорят Псалмы для истязуемых.
Там, в тюрьме, схваченных пытают всеми способами, добиваются, чтобы они поддались, признались в том, чего не было. И об этом говорят здесь в Псалмах для них. Чтобы Б-г их укрепил, чтобы они выдержали пытки и не ослабили Его святое имя, потому что испытание тяжелое. Пан обещал, говорили в местечке, что тому, кто поддастся и, не дай Б-г, откажется от еврейской веры, подарят жизнь и сделают его сборщиком всех налогов, которые евреи должны платить помещику. И отдадут ему все долги от всех шинков, и он станет главой над евреями. А тех, кто не поддастся, четвертуют и не дадут захоронить как евреев.
И здесь, в маленькой синагоге, кажется, слышны стоны и крики пытаемых, которые смешиваются вместе с чтением псалмов, и они рвутся в небо. Но уверены евреи в своих мучениках, верят, что они выдержат пытки и не осквернят имя Б-га. И гордо глядят заплаканными очами матери и жены, уверенные в стойкости истязаемых святых мучениках. И с завистью и уважением смотрят все женщины на них, на матерей и жен святых, которые готовы принять смерть во имя веры.
Но в одном они не уверены - в извозчике. Простой уличный юноша-бохер, он был известен как осквернитель Субботы. Его не видели каждый день в синагоге на дневной, полуденной и вечерней молитве, но он был замечен в Субботу, когда прогуливался со своим конем по улице. Садится за стол, не прочитав благословение и не омыв руки, в которые не берет сидур. Раввин уже несколько раз упрекал его и хотел посадить в прихожую синагоги. Тогда юноша пригрозил перейти в другую веру и его оставили в покое.
В углу женской галереи стоит его мать, прикрываясь платком, повязанном на голове, стесняясь взглянуть женщинам в лицо. Все смотрят на нее с жалостью и горечью: "Такого сына воспитала!" Уже прошел слух по местечку, что извозчик готов поддаться. Отодвинулись все от нее, а она плачет и стоит в платке, прикрывающим глаза. Она не говорит Псалмов - не знает текста, и сидур не держит в руках, потому что не умеет читать. Только ее губы бормочут молитву, а она просит у Б-га: “Отец в небесах, стой около него! Отец в небесах, будь его силой!” И слезы текут из глаз ее по щекам в платок. Никто ее не видит, никто не слышит ее молитву, потому что все отодвинулись от нее. Только слышится: "Такого сына воспитала! Такого сына воспитала!"
К вечеру опять собрались все евреи в синагоге. Псалмы уже в этот день не говорят. Она стоит одна, и все с жалостью и горечью смотрят на нее: “Такого сына воспитала! Такого сына воспитала!”.
Все сидят на полу. Стенды покрыты. Свечи горят. Раввин в чулках (символ траура) читает изречения оскорби, и собрание тихо повторяет за ним, сидя шиву (семь дней траура) по святым мученикам. Сообщение о казни выставили в середине базара. Четыре памятные свечи, зажигаемые в годовщины смерти, горят в синагоге, вокруг свечей сидят семьи мучеников. В углу, прямо около двери, стоит пятая свеча. Она не зажжена и около нее сидит одиноко мать извозчика. Пока неизвестно - выдержал ли ее сын пытки и стал ли он мучеником, принял ли Кидуш а-Шем - смерть во имя веры... И все смотрят на нее с жалостью и горечью: “Такого сына воспитала! Такого сына воспитала!"
Слышатся с улицы звуки копыт подъезжающих всадников. Что-то сброшено перед дверью синагоги и слышен стук в дверь - один, два, три, четыре, пять...Постучали пять раз. И, когда послышался пятый удар в дверь, мать извозчика рванула дверь синагоги - перед ней лежали пять отрубленных голов.
Она нашла голову сына, взяла ее в руки и с ней вошла в синагогу. Высоко подняв г
олову своего сына, она, казалось, хотела показать ее всем. Сдвинула с лица платок, гордо смотрела всем в глаза. И собравшиеся отодвинулись от нее из уважения, и мать с головой сына в руках начала танцевать в центре синагоги. Легко и тихо двигались ее ноги, и танцевала с головой своей кровинушки перед ковчегом - не говоря ни одного слова. Ее губы не шевелились, но глаза смотрели на всех с гордостью. И все с завистью и удивлением глядели на нее: “Мать танцует с сыном!
Мать танцует с сыном!”. Она положила голову сына среди голов мучеников у подножья Ковчега и своими руками зажгла пятую поминальную свечу, поставив ее среди остальных...