Заглянул в книжный магазин и увидел на прилавке сборник Николая Клюева, а денег с собой не было. До работы ехать далеко, до дома – еще дальше. Просить, чтобы оставили на денек очень рискованно. Клюева не издавали с тридцатых годов. Если бы продавщица знала, кто он такой, сразу бы определила под прилавок. Надо было срочно выкупать. Вспомнил, что через улицу работает знакомый. Повезло. Оказался на месте. При деньгах . И книга дождалась.
На другой день с утра явился на работу, сдал отчет по командировке, получил зарплату и поехал отдавать долг. Кредитор был не из близких друзей, довольно-таки щепетильный, если не сказать, занудный, так что злоупотреблять доверием было нежелательно. Расплатился и с легким сердцем, решил попить пивка. Полтора месяца проторчал в командировке, где пива не было и было не до пива, К такому празднику и рыбки из дома прихватил.
В центре города я знал три относительно надежных пивных точки: буфет Дома офицеров, буфет «Крайпотребсоюза» и, как ни странно, буфет «Дома учителя». Стояли они в кучке, так что вероятность прямого попадания возрастала втрое. Начал с «Дома офицеров». Увидел на крыльце курящих мужиков и пронял, что не промахнулся. Взял для начала четыре бутылки. Пивко оказалось свежим. Сижу, размышляю о парадоксах жизни, Почему прохладное пиво, греет душу приятнее, нежели теплое и заодно похваливаю себя за удачно завершенную работу на сложном объекте и за то, что утром догадался прихватить рыбки. Есть, конечно, некоторый садизм, когда на твоем столике лежит вяленый волжский синец, а за соседними столиками интеллигенция макает пальцы в солонки и посматривает на тебя завистливыми глазами. Интеллигенции завидовать не привыкать, это у них вроде профессиональной болезни. Кстати, волжская вяленая рыба намного лучше сибирской. В Сибири ее вялят потрошеной и она быстро пересыхает. Мне, конечно можно возразить и напомнить о туруханке или корюшке, но их чаще всего коптят, они слишком жирные, чтобы вялить. А если честно, сам я предпочитаю малосольного тугуна. В общем, об этом я могу долго разговаривать.
Выпил пару бутылок и подсаживается ко мне журналист Володя Леонтьев. Личность достаточно легендарная. Попал он в уникальную историю. Шел поддатый , мимо проезжал патрульный «луноход» и подобрал болезного. Но смена у стражей правопорядка только началась, и он оказался первым пассажиром. Пока разъезжали по городу, собирая урожай, Володя пришел в себя, а когда подъехали к вытрезвителю, выскочил первый из машины и стал выводить других алкашей. Вывел, демонстративно пересчитал, доложил, что доставлены без потерь, и бочком-бочком мимо машины, и мимо двери. Приняли за дружинника, тем более, что внешность у него была весьма представительная, даже за партийного работника среднего звена можно было принять. Историю эту слышал от многих общих знакомых, но герой пересказал специально для меня. Другое вытрезвительное приключение Леонтьева случилось в Дивногорске. Там проводилось совещание молодых литераторов. Еще на пристани Володю перехватил вечно-опальный поэт Рябеченков. Леонтьев, как ни странно, оказался при деньгах и встреча закончилась вытрезвителем. Взяли красавцев на подступах к гостинице. Кто-то из участников семинара подглядел, как их грузили, прибежал и ударил в набат. Принято считать, что поэты не любят друг друга, но это сказано о маститых, а начинающие бросали в шапку не только рубли, но и трешки. Выбрали самого красноречивого и отправили платить выкуп. Амнистировали. Но денег в шапке хватило и на то, чтобы отпраздновать освобождение. Уверенные что снаряды в одну воронку дважды не попадают, решили выпить бутылочку портвейна и пробиваться в гостиницу, чтобы выразить благодарность. Помыслы были чисты, но увлеклись, и снова оказались в плену, уже втроем и красноречие парламентера не помогло.
Допили. Взяли еще раз. А когда пошли за очередной добавкой оно кончилось. Можно было бы и разбежаться, но когда пиво неожиданно кончается, перед носом (вроде только что было, рядышком, в трех шагах … и вдруг исчезло) появляется такая обидища на несправедливость жизни, такое непреодолимое желание найти что-нибудь. Леонтьев намекнул, что у него есть знакомая продавщица, у которой можно взять и после семи. Подошли к магазину. Дал ему денег, а сам остался на улице. Прогуливаюсь у входа, курю. Выпитое пиво совсем некстати и не к месту напомнило о себе. Высматриваю поблизости темный закуток и пристраиваюсь в подворотне к глухой стенке. Каюсь. Но повезло, никого из прохожих недостойным поступком не оскорбил. Выскочил из подворотни, да видно переволновался, потерял бдительность поскользнулся и растянулся на тротуаре. А когда поднялся, увидел перед собой двух пареньков в форме. Арестовали. Практически трезвого. Ни по прямой не заставляли пройти, ни приседания с вытянутыми руками делать. Получилось, что неспроста Леонтьев ко мне подсел. Нехорошая аура у человека. Или глаз дурной.
Я, разумеется, доказывал, что совершенно трезвый, но не буянил, предложил заплатить штраф и мирно разойтись, но видимо чем-то не понравился фельдшеру, мужичонке с бледным костлявым лицом и реденькими желтыми усишками. Может бороде моей позавидовал?
Спать на койке без матраса, застеленного всего лишь клеенкой, не самое большое удовольствие, но это еще полбеды. Часа через два после меня притащили плюгавенького мужичонку, и бросили на крайнюю койку. Волокли полусонного, потому как он сразу же захрапел. Но какой это был храп! Человечишко с бараньим весом издавал воистину бульдозерный рокот, при этом казалось, что бульдозер пыжится забраться на крутую гору, и двигатель его, то рычит из последних сил, то глохнет, задыхаясь от злобы. Полжизни по гостиницам отстрадал, но подобного не слышал. Какой-то нервный мужик вскочил со своей койки и перевернул храпуна на живот. На какое-то время бульдозер заглох, а минут через десять снова полез в гору. Мужик еще раз перевернул его и остался стоять рядом. Храпа не было.
– Ты его случайно не придушил? – спросил кто-то из темноты.
– Дышит пока. Но могу.
Кто-то застонал в бреду.
– Если кто обоссытся – убью! – рявкнул нервный и вернулся на свою койку.
Вроде алкаш, а покомандывать любит. А может и не алкаш – мало ли здесь случайных людей. Себя-то алкашом не считаю.
И все-таки задремал.
Утром отдали содержимое карманов, в первую очередь удостоверение по ТБ и деньги, ничего, кстати, не заныкали, может потому что в памяти был, даже папиросы вернули. Вредный фельдшер или сменился или отсыпался. Выпускал меня другой дежурный. Не хочу сказать, что худые мужики обозлены и завистливы, но утренний был упитан и розовощек. Расплачиваясь за ночлег, я положил лишний червонец и попросил не сообщать на работу. Он молча кивнул.
Ночевать в вытрезвителе хуже, чем у любовницы, но зато не надо ничего придумывать. Однако и правду мою жена слушать не захотела, молча, оделась и уехала на работу. Переволновалась за ночь, ее понять можно. А мне что делать, если не желают разговаривать? Выпил крепкого чая, за неимением ничего лучшего, и тоже поехал в контору.
Когда проходил мимо приемной, секретарша окликнула и сказала, что мне велено срочно зайти в отдел кадров треста и при этом как-то загадочно улыбнулась. А какие тут могут быть загадки? Настигло возмездие. Дежурный из вытрезвителя выполнил свой гражданский долг и сообщил по месту работы. Может и не он, а тот обозленный на жизнь фельдшер, который устраивал меня на ночлег. Выяснять не пойдешь.
От нашего управления до треста около километра. Можно доехать на автобусе, но я отправился пешком, оттягивал неприятный разговор. Кадрами заведовала довольно-таки смазливая бабенка. После института посидела толи в конструкторском, толи в проектном отделе, поняла всю бесперспективность научной работы и ударилась в комсомольские активистки. Выбралась из за кульмана на простор, на глаза начальства и сразу заметили, оценили исполнительность и аккуратность. Не последнюю роль сыграла и приятное личико. Как только появилась вакансия, доверили важный стратегический пост. Кадры решают все, как утверждал Владимир Ильич. Бреду, размышляю, как себя вести. Если она примется читать мораль о вреде пьянства, стыдить меня, старого кадра, который отмотался безвылазно 12 лет по командировкам, меня, которого знают и ценят почти все главные энергетики сибирских рудников, меня, который умел находить общий язык, отстаивая интересы родной фирмы, с самыми скандальными заказчиками, включая Норильский ГОК – я не постесняюсь послать эту дамочку на три буквы. Высказаться, а потом идти в приемную и писать заявление на увольнение. Остаться без работы я не боялся, с моим опытом без вопросов взяли бы в любую наладческую контору. Единственное, что терял – очередь на квартиру, но «телега» из вытрезвителя автоматически отодвигала ее на неопределенный срок, если вообще не вышибала из списка. Так что выбора у меня не оставалось.
Прощальную тираду выучил наизусть и успел отрепетировать по дороге. Подхожу к отделу кадров, стучусь в окошко, оттуда выглядывает улыбающееся личико кадровички. Я, сбитый с толку, буркнул дежурное «здрасте» и услышал произнесенное торжественным голосом:
– Дорогой Сергей Данилович, по итогам пятилетки вы награждаетесь медалью «За Трудовое Отличие»! Поздравляю Вас. Распишитесь пожалуйста в ведомости, а вручение награды будет в торжественной обстановке на День Энергетика.
Кстати, у московского чиновника, который прицеплял медаль к лацкану моего пиджака, сильно тряслись руки, но может быть и не с похмелья, может серьезная болезнь какая-нибудь.
А через полгода я получил квартиру.