Песня жизни или немного о мусоре

Яна Голенкова
Понимая, что до Нового года остались считанные дни, я объявляю домашним: меня нет. А значит – никаких вопросов и не путайтесь под ногами – мама занимается генеральной уборкой. Предпраздничная суета давно перестала приносить радость, да и откуда ей взяться, если прибежишь с работы и с ног валишься? Одна мысль пульсирует в голове – быстрее закончить дела и отдыхать!..
Тяжело вздыхая, вспоминаю, куда поставила ящик с новогодними украшениями. Ну что за память с воробьиный нос! Давно пора повыбрасывать лишнее! Сколько накопилось хлама!
Вытаскиваю из антресоли большую коробку. Открываю. Так-с! Старые сценарии, журналы и газеты – макулатура! Летом увезу на дачу, для растопки бани. А тут что?.. Надо же!.. Перевязанные атласной ленточкой письма от друзей детства. Очуметь! И как они сюда попали?.. С грустной улыбкой рассматриваю адреса – Бийск, Красноярск, Уфа…
Маленький огонек вспыхивает у меня в груди – я держу красиво разрисованный шариковой ручкой конверт – письмо Наты. Вместе с теплом в сердце прокрадывается болезненное ощущение вины и чего-то неосознанного, уводящего из реальности в далекое прошлое…
Ната была безобидным созданием. В каждом слове, в каждом взгляде чувствовалась безмерная любовь к окружающему миру. Ребята из нашей компании, приехавшие погостить на лето к своим родственникам, считали Натку деревенской дурочкой. Да и какой нормальный человек будет разговаривать с деревьями и травой? Кому взбредет в голову гладить поломанный кустик и плакать над сорванными сорняками?..

…Солнце безжалостно палило с самого утра. Мы с друзьями после очередной вылазки на огород бабки Агофонихи, где запаслись горько-сладкой редиской, пошли купаться.
На ходу скидывая сарафан, я вперед всех окунулась в освежающую прохладу озера.
У самой кромки воды сидела Натка и тихо, неразборчиво напевала. Подплывая к берегу и нарочито растягивая слова, я спросила:
– Ты что здесь делаешь? Разве в прошлый раз мы тебе не говорили: «Это наше место?!! »
– Красотой любуюсь, – кротко ответила Натка.
Глинистый берег, а на нём кучи мусора и битого стекла, небольшое озеро, заросшее камышом, жёлто-коричневая вода местами покрыта болотной ряской, а на коряге греется склизкая лягушка – нашла чем любоваться!
Окинув Натку насмешливым взглядом, я специально шлёпнула по воде, подняв брызги.
Натка поднялась. Не обращая на меня внимания, побрела прочь.
Выйдя из воды, я присоединилась к ребятам гоняющим мяч. Площадка для игры была выбрана неудачно, и мы решили пройти дальше, где нет кустов. Но когда вышли на просторное место, то увидели Натку. Она держала в руках грязный пакет, наверное, забытый отдыхающими, и собирала в него мусор, раскиданный на берегу.
– Эй ты, ненормальная, греби отсюда, пока не накостыляли! – крикнул ей кто-то из мальчишек.
Она посмотрела на нашу ватагу грустными глазами и робко улыбнулась:
– Я берег чищу.
– Вали отсюда, а то шею тебе начистим! – выкрикнул тот же голос, его поддержали другие дружным свистом и улюлюканьем.
Натка не уходила. Тогда мальчишки стали кидать в неё камни.
– Прекратите! – закричала я, но уже было поздно – увесистый камень попал девочке в голову. Она покачнулась и медленно опустилась на колени…
И тут мне стало страшно! Ну дурочка, ну не такая, как все!.. И что?.. Издеваться? Бить?.. В памяти всколыхнулись слова какой-то чужой тётки, что жаловалась моей бабушке на внуков: «Дети бывают такими жестокими, хуже зверей лютых». Я тогда подумала, что тётка из ума выжила – такое о детях ляпнула! А сейчас её слова вспомнились и резанули, словно лезвием складешка по пальцам…
В районной больнице пролежала Натка две недели, и почти каждый день я приезжала, чтобы её навестить. Необъяснимое царапало душу: не я кидала камни, не я!.. А чувство вины не оставляло. Не хотелось его принимать, тем самым соглашаясь, что компания, где не знали большей радости, чем безделье и развлечения, где крушить и ломать считалось естественным и приятным времяпровождением – моя компания.
Натка так и не сказала родителям правды, никого не обвинила, как, перетрусив, ожидали пацаны.
Мне трудно было понять, почему виновные не должны быть наказаны?.. Да за одно оскорбительное слово в свой адрес я порвала бы любого! А она – ни жажды мести, ни злости… Странная девочка.
Когда Натку выписали, мы продолжили общаться. Она удивляла меня знаниями в ботанике и географии, мало того, Натка увлекалась и занималась фольклором! Сидя на скамейке и лузгая семечки, я часами слушала рассказы о флоре Алтайского края, о полезных растениях, которые применяются в народной медицине и об обычаях коренного населения.
Оставалось только дивиться чужим знаниям, самой-то сказать нечего! Биология мне давалась в школе с великим трудом. Вряд ли я смогла бы отличить семейство астровых от лилейных. С фольклором попроще, тут я кое-чего кумекала, а вот география – сплошные дебри.
– Ты когда-нибудь встречала рассвет? – задавала мне Натка очередной, ставящий в неловкое положение вопрос, и тут же советовала не полениться и подняться в половине пятого. – Ты увидишь сама, как не спеша потягивается заря, как открывает глаза, чтобы разбудить живое на Земле!..
Вглядываясь в одухотворённое, светлое лицо подруги, я сожалела о своей неумелости, неготовности остро и тонко ощущать каждый лист на дереве, так искренно восхищаться и любить щедроты, преподносимые природой. Кое-что из рассказанного вызывало во мне циничный смех, цепляло и провоцировало на спор. Не хотелось обижать Натку, но согласиться с тем, что травы и деревья умеют чувствовать, плакать от обиды, как люди, было выше моих сил! А закрытая в своём мирке, как в перламутровой раковине, Натка воодушевленно рассказывала, словно грезила о танцующих звёздах под странную, но прекрасную космическую музыку в ночном небе:
– У каждого создания, будь то травинка или дождик, есть своя песня. Кузнечик поет о зелёной траве, о ласковом солнце, ветер – о свободе и полёте птиц, земля – обо всех своих детях, но каждая песня наполнена любовью и радостью. Это – песни жизни, их просто нужно суметь услышать, правда-правда! – говорила она, глядя с непонятной печалью, на мою ухмыляющуюся физиономию.
Оставшиеся пару недель летних каникул мы не расставались. Ходили в колок – слушать шёпот берез. Вечером, забираясь на стог сена, наблюдали, как солнце, неторопливо сползая за горизонт, поёт прощальную песню уходящему дню.
– Слышишь чарующую мелодию? Она прекрасна! – восхищенно шептала мне на ухо Натка.
Я согласно кивала, но на самом деле слышала только звуки, издаваемые насекомыми, да шелестевшие листья деревьев.
Иногда, пытаясь утешить, Натка говорила:
– Не расстраивайся, у тебя обязательно когда-нибудь получится…
Теперь мы вместе аккуратно обрезали секатором обломанные кусты и замазывали садовым варом, который я втихушку стащила у деда. Собирали мусор на берегу озера и сжигали. А пацаны – бывшие мои сотоварищи, тыкали в нас пальцами и, боясь подойти на близкое расстояние (видимо помнили, что в размахивании кулаками я от них не отставала), дразнили. Я обижалась, злилась, было очень трудно сдерживать бушующую ярость и не кинуться на обидчиков. В таких случаях Натка брала меня за руку и уводила в сторону, тихо уговаривая и повторяя каждый раз одни и те же слова, словно хотела, чтобы я выучила их наизусть:
– Зло может только породить новое зло, а ты просто жалей их, ведь они – «недочеловеки». Настоящий человек – часть природы, люди об этом давно забыли. Посмотри вокруг – ни одно животное не способно испортить целое озеро, а человек смог! Разве не страшно? Но самое плохое происходит, когда люди загрязняют и забрасывают мусором свою душу…

Я свернула исписанный детским почерком лист и положила в коробку. Где теперь светлая фея, оберегающая от мусора природу? Как сложилась судьба, и кому она спешит на помощь, и кого прощает?.. Кому рассказывает свои удивительные истории?..
Оглянувшись, я увидела вокруг себя неразобраные груды хлама – старые и давно ненужные вещи. От мусора, хоть и жалко, но избавиться можно, а как быть с тем, что давит грудь?
Мои любимые мужчины – муж и сын увлеченно смотрели очередной боевик, где снова кого-то убивали, где была кровь виновных и невиновных. Оторвать от такой картины – почти святотатство!
Горькая усталость навалилась на плечи, и я почувствовала, что давно уже стала самым настоящим «недочеловеком». И вдруг, словно из детства голос Натки: «Не бойся, у тебя получится, пусть не сразу, а со временем. Ведь не каждому дано услышать песню жизни, крик мусора заглушает настоящую музыку…»
Подойдя к мужу, нежно прижалась к его плечу и попросила:
– Пойдем, прогуляемся? Мы ненадолго.
Он посмотрел на меня, словно пытаясь прочесть по глазам несказанное вслух, а потом встал и, не говоря ни слова, начал одеваться.
Мы вышли из дома в вечерний город. Украшенная разноцветными огнями улица была пустынна. Муж ласково обнял меня за плечи и тихо сказал слова, от которых у всех женщин земли появляются крылья. Я глубоко вдохнула морозный воздух и радостно засмеялась.
Падал снег, нежно целуя наши лица и оставаясь на них капельками воды, так похожей на слёзы счастья.