Крест

Александра Вовк
   
     За окном мелким снегом, куда-то стремительно уносимым, основательно затуманило даль. Но я с удовольствием смотрю в окно со своего одиннадцатого этажа. Я делаю это часто, ибо жизнь закоренелого пенсионера хоть такое удовольствие еще позволяет.

     Достаточно далеко, за видимыми сверху домами, что пониже моего, там, на гудящем обычно проспекте, живет своей жизнью большая автомобильная пробка. Она тускло подмигивает сотнями подфарников -  белых, красных, больших и малых. Автомобили слегка буксуют на присыпанной снегом дороге, сбиваясь к середине, моргают, вспыхивают фонариками, перемещаются, опять тормозят, озаряя на миг всё красным; замирают и опять пыхтят в неукротимом стремлении рвануть вперед.

     Эта ненужная суета завораживает и чем-то привлекает. И я слежу, как машины, удерживаемые в пробке некстати, на некоторое время погружаются в клубы своего же белого пара и дыма, шустро относимого ветром. В каждой из них люди… Все спешат. У всех свои планы. У всех свои поводы нервничать. У кого-то поезд. У кого-то работа, на которой опоздание приравнивается к побегу из-под стражи. Кто-то горит  в стремлении реализовать свою последнюю надежду… 

     А виноват в неурядицах снег. Впрочем, разве только он? А не конкретные должностные лица, для которых уборка этого снега и есть их работа, их непосредственная обязанность? Но кто-то из властных "лиц", наверное, в целях экономии, ночью не выпустил уборочную технику на линию. Может, и справились бы вовремя? Но кто-то посчитал, будто итак успеют.

     У нас всегда кто-то и что-то… И из-за того жизнь многих горожан трещит по швам. Их нервы рвут оставшиеся здоровые силы, приближая неповинных людей к тем ужасным инфарктам и инсультам…

     - Об этом мне лучше не думать, ведь на ум в первую очередь приходят всякие нехорошие выводы, которые напрягают своей своевременностью, однако заставляют нервничать от безысходности, воздействуя, в конечном счете, лишь на меня самого. Плохо, воздействуя… И что еще я могу теперь сделать? Говорят, будто каждый должен нести именно свой крест. Но всякий ли его несёт и, тем более, доносит ли до нужного места? И на пользу ли это действие соотечественникам или им во вред? Теперь редко задаются подобным вопросом. Теперь все живут для себя, стало быть, в ущерб остальным! Но сознавать это уже не модно.

     Снег, выпавший ночью на тропинки огромного двора, зажатого со всех сторон косыми рядами многоэтажек, и с раннего утра продавленный ногами первых пешеходов, слегка почернел. И теперь многие тропинки путано вьются в десятках нужных пешеходам направлений, напоминая сверху панцирь с прожилками гигантской белой черепахи.

     Я замечаю, как по «черепахе» тяжело пробивает свой путь одинокая фигура грузной женщины. Она бредёт медленно, мучительно переваливаясь с ноги на ногу, что указывает на ее нездоровье. Ее движение тормозят две большие хозяйственные сумки, для нее весьма тяжелые. И вот так - каждый божий день! В любую погоду она пересекает наш огромный двор, направляясь в сторону массива гаражей, самостийно занявших землю вдоль нетронутого до сих пор длиннющего оврага.

     С некоторых пор я знаю эту женщину. Ее зовут Ниной Ивановной. И до нашего случайного знакомства я ее видел чуть ли не каждый день, и почти всегда в разное время. Случается, она приходит утром, но бывает в обед или вечером. Даже в праздники приходит. И всегда с двумя большими и тяжелыми сумками. Потому, даже в сильный дождь, она так и шлепает по лужам без зонта, ведь ее руки безнадежно заняты.

     Я видел ее и в слякоть, и в пургу. Вот так же, как теперь, она всегда понуро, но решительно продвигалась к непонятной мне цели.
     Постепенно я привык к этому и даже заинтересовался: «Чем она там, в гаражах, занимается? Возможно, химичит на пару с супругом или взрослыми детьми. А может и работает у кого-то. Например, подносит сырье, оттаскивает готовую для сбыта продукцию… Оттого и конспирация! Спасительное тайное гаражное производство!»

     Поздней осенью прошедшего года я встретил ее во дворе. Нам оказалось по пути, поскольку я никуда не спешил и предложил поднести ее сумки. Но неожиданно получил  категорический отказ. Причем, голосом, который очень контрастировал с моим представлением об этой женщине и ее голосе. Он оказался на удивление молодым и уверенным. Он не дрожал, выдавая какие-то сомнения. Он был громким, чистым и слегка озорным, будто мне отвечала молоденькая девушка, с усмешкой отвергающая притязания совсем неинтересного ей ухажера.

     Таким тоном, подумал я, говорят только уверенные в себе люди, прожившие счастливую жизнь и не сомневающиеся в таком же счастливом будущем.
     - А и не надо! Я и сама справляюсь!
     - Оно и понятно! Но вам ведь тяжело, а мне не трудно! Да и по дороге нам, пожалуй! Вы же туда… - я неопределенно махнул рукой в сторону гаражей.
     - Точно! Но вы не беспокойтесь – я к такому труду с детства привычная! – она продолжала тяжело переваливаться с ноги на ногу, не отдавая свои сумки, но опять произнесла это с ощутимой внутренней силой, не терпящей возражений.
   
     «И что в этих сумках столь секретного, - если из рук не выпускает, - неужели гаражная контрабанда?» - усмехнулся я про себя.
     - А я вас иной раз здесь вижу. Из своего окна. Я живу рядом… Вон, в том доме!
     - Хорошее у вас место! – уверенно, без тени зависти или сожаления, ответила она.
     А я продолжал испытывать неудобство, налегке следуя рядом с женщиной, несущей немалый груз. Потому опять предложил:
     - И все же я вам помогу… Неловко мне смотреть на это! Я пока в силе, а вы со мной, как со стариком! – и сделал движение, чтобы взять её груз.
     - Ну, вот еще! Ничуть не беспокойтесь! Я сама! Мне даже полезно!
     - Прямо не могу понять, почему вы так противитесь? И меня ставите в неловкое положение. Не могу я спокойно смотреть, как вы надрываетесь!

     Она шла, не останавливаясь, а я был рядом! «Картинка для фельетона», подумал я. И, не зная, как мне быть дальше, спросил:
     - Как вас хоть зовут?
     Она, наконец, остановилась, перевела дух и, не выпуская сумок, ответила совсем просто:
     - Нина Ивановна я. И мы почти пришли. Пустяк остался - шагов двести. Я ведь только от остановки троллейбуса сюда хожу, не всю дорогу.
     - А я Александр Иванович! Стало быть, отцы наши, встретившись где-то, тезками бы оказались!

     Я так и дошел с ней до конечной точки ее маршрута. И совсем не потому, что поначалу меня заинтересовало, чем же она здесь занимается. Скорее всего, меня заинтриговала и притянула какая-то ее внутренняя сила, источника которой я для себя не мог уяснить. Чтобы разобраться хоть в чем-либо, я пошутил:
     - Вы, Нина Ивановна,  так решительно отклонили мою помощь, будто с этими сумками к соревнованиям по штанге готовитесь… Может, тренируетесь...
     Она не приняла моего юмора:
     - Оттренировалась я! Прошло моё время! А здесь я собак кормлю. Муж мой покойный всех собак любил беспредельно. А держать их дома условий никогда не было. Вот он и пристроил их в гараже. Сам-то, уже когда на пенсии был, придет сюда, бывало, выгуляет их, покормит да нанянчится вволю. В общем, душу отведет. Так и жили мы последние годы. Я терапевтом на полторы ставки весь день пропадаю, а он здесь фактически жил! Конечно, и свои мужские дела в гараже не забывал. То строгал что-то, то пилил. Что-то для квартиры пригодилось, что-то на дачку пошло. Машина тогда еще была. И с ней много возился. Ведь старушка, а не машина. Потом я ее сама уже продавала.

     В это время мы остановились у ворот одного из гаражей. Нина Ивановна опустила те сумки, которые мне так и не доверила, и открыла замки.

     Что тут началось! Две громадины-собаки бросились к ней из тусклого пространства с бурным проявлением радости, но, будучи остановленными властным окриком, припали к полу и стали с благодарностью подползать к хозяйке, поскуливая и не обращая внимания на меня.
   
     Нина Ивановна выгружала варево и прочую еду, и мне сказала, будто неодобрительно:
     - Теперь вы сами видите этих прожорливых обормотов! Только позволь им опереться на себя, чтобы лизнуть в лицо, чего они и добиваются, они же меня с лица Земли сметут! Вон, только этот Мишка (она указала на черное ласковое и невероятно лохматое чудовище с глазами, потерявшимися где-то в его кудрях) весит более полцентнера! Зверюга! Я его и выгуливать прекратила. Лишь на этом прочном ремешке привязываю на улице с запасом метров десять, не далее. Иначе, не справлюсь! В последний раз он меня так поволок, что я сухим листом сзади трепыхалась. И ведь слушаться тогда не стал! Нет, решила я, больше за тобой летать не стану!
   
     Мишка следил за хозяйкой преданными глазами-кудрями, всё понимая и ожидая заветной прогулки и обеда.
     - Ну, что? Слышишь, что я о тебе чужим людям говорю? То-то же!
     - Вот, оказывается, почему вы всякий день здесь! Таких песиков прокормить – задача не из легких! – посочувствовал я.
     - Ничего! Я прокормлю! Когда муж умер, у меня только эти собаки и остались. Живу я далеко отсюда. Больше часа на троллейбусе добираюсь. Вот и встал тогда передо мной вопрос, что с ними делать? Отпустить на все четыре стороны? Так ведь они не приучены к свободе! Пропадут! Усыпить? Я не смогу. Да и муж мой с того света мне не позволит такую гадость этим тварям учинить. Вот и варю им ежедневно, что могу, и сюда ношу. Так и живём: я их поддерживаю, а они меня на этом свете держат…

     «Ничего себе! Приятненькие, однако, заботы!» - подумал я.
     В это время Нина Ивановна дала понять, что ей стало не до меня и посоветовала погулять в другом месте, ибо настала пора выгуливать ее огромных собак – «мало ли что!»

     От зародившегося к ней уважения я тепло распрощался, пожелал здоровья и неторопливо двинулся вдаль. Туда, где еще можно пробраться к оврагу и струящемуся внизу маловодному ручью. Там бывает безлюдно, почти не слышны шумов города, и мне там хорошо думается.

     Помню, я шел не спеша, размышлял и удивлялся.
     - Вот ведь, как бывает! Кто-то легко даже родных детей оставляет на произвол судьбы. Или престарелых немощных родителей бросает без поддержки, выискивая для себя подходящие оправдания. И вот передо мной Нина Ивановна, добровольно возложившая на себя столь тяжкую ответственность перед не нужными ей собаками, лишь потому, что они тоже живые существа! Добровольно и осмысленно она отдает им часть своей жизни, чем предельно себе усложняет оставшуюся ее часть! Ни одного выходного, ни одного праздника… Независимо от погоды… В жару и мороз! Невзирая на свои недомогания… Всё ее существо настроено лишь одно: "Надо! Должна! Значит, могу и сделаю!"

     Потому опять она что-то варит своим прожорливым питомцам, опять, превозмогая явные мучения из-за болей в суставах, добирается до далекого гаража, кормит псов, выгуливает… И они всякий день они ждут ее как бога, и любят как никто другой! 

     Вспоминая ее категоричный отказ от моей помощи, я опять подумал о ее внутренней силе и решимости исполнять то, в чем убеждена. Она добровольно взвалила на себя этот тяжелый крест, лишь только бы не допустить несправедливость к живым существам; сама его и несет.

     Вот он передо мной, былой, не без оснований воспетый характер русских женщин! Надеюсь и сегодня такие еще встречаются… Почему сомневаюсь? Потому что жизнь в стране радикально изменилась! А в ней изменились и обстоятельства всевозможные! Стали другими потребности и желания. И как следствие, сильно изменилось и само существо людей, выросших в новых условиях…

     Или это я настолько изменился с годами? Ведь подводят и глаза, и мозги, и, пожалуй, и выводы. Жаль, если суть нынешнего бытия я действительно недопонимаю… А, может, это мне и ни к чему?

     А за моей спиной, где-то далеко, звенел прерывистый мощный лай крупных собак, носившихся, наверное, друг за другом наперегонки. Они были совершенно счастливы, несмотря на трудные времена и любые обстоятельства, никак не сознавая, что и то, и другое им обеспечила их добродетельная хозяйка, совсем обычная, но необыкновенная русская женщина. 

                2018 г., декабрь.

 "На 108-ой Конкурс -  http://www.proza.ru/2018/12/29/518 Международного Фонда ВСМ" .