Третьего дня прибегает ко мне Петровна.
- Васильевна, - говорит, - колхоз передовиков в театр везет. Поехали!
- Какой театр? Я уж не помню, когда деньги видала последний раз.
- Зачем тебе деньги? Нас же не в казино везут. Билеты бесплатные, в кои веки еще съездишь задарма. Спектакль – «Женитьба Фигары». Так председатель сказал.
- Имя какое-то мудреное. Была бы хоть Фекла или Федора, тогда понятно. А то Фигара.
- Иностранка, поди. У них, сама знаешь, имена всякие, и скотские есть. Не стесняются, так и говорят: «Скотт, иди сюда». А Фигара по-нашему как Фига, а по-ихнему, наверно, что-то типа «красотка». А может, с женитьбой ни фига не вышло, вот Фигой и назвали.
- А чего она женится, а не замуж выходит?
- Так ведь сейчас не разберешь. Слыхала, по телевизору говорили: есть такие транс… транс… Ну ни мужик, ни баба, ни то ни се… Ага, вспомнила: трансформеры вроде. Фигара из этих, видать, из трансформеров. Вначале бабой была, потом мужиком стала, а имя не поменяла, так и осталась Фигара…
Ну, едешь, что ли? Обуви нету? Так езжай в валенках, в театре переоденешь. Я в музее как-то была, там тапочки давали. Может, и в театре дадут, но на всякий случай возьми свои, поприличнее. Только не те, в которых по улице ходишь, со стоптанными задками. Чего тебе валенки-то не нравятся? В сене и навозе, к скотине к ним ходишь? Так почисти, веником обмети, духами наодеколонь. Пальта у тебя нет? Езжай в фуфайке. Кто сейчас в пальте двадцатилетней давности с изъеденным молью воротником ходит? Чего доброго твоя моль пожрет все шубы и дубленки в гардеробе у городских дамочек. Она ж у тебя прожорливая, как саранча, на чистом деревенском воздухе взращенная, нафталина не нюхавшая. Не рассчитаешься потом. Езжай в фуфайке. Будешь шик-модерн. Откуда я знаю, что такое модерн! По моде одета, значит, будешь. Только фуфайку почисти, она у тебя вся в муке от комбикорма.
- Слушай, чо-то твои «формеры» у меня из головы не идут. Мой внучок такими вроде играет. А этих-то зачем так назвали? Формы у них что ли не как у людей, особенные какие-то? Может, их все-таки по-другому кличут?
- Не знаю, вроде у формеров этих и про свист что-то было. Трансвист, что ли… Ага, вспомнила: трансвистит.
- Если трасс, значит, они где-то на трассе работают. Только таких испокон веков по-другому кличут. Хотя, может, они лес валят. Дерево со свистом падает, кто слышит, говорит: «Трасс свистит – на трассе лес валят».
- Глухая ты, что ли? Какой еще трасс? Транс-вес-тит!
- А чего такое «транс»?
- А это когда наши мужики самогоночки примут да вдоль заборов штабелями лежат, в трансе то есть. А трансвеститы обычно в чужой одежде лежат. Скидывают свои мужицкие трусы и майки и бабьи панталоны и платья надевают.
- Зачем?
- «Зачем?» - передразнивает меня Петровна. – А я откуль знаю! Душа у них просит.
- Ой, милые! Видать, когда они в транс-то впадают, свистеть начинают, чтобы горе забыть. Кто сразу рассудком двигается, кто память теряет, кто сознание. Вот и свистят. Потому и говорят про них: «Транс свистит, транс свистит…»
- Ну, ладно, Васильевна. Хватит рассусоливать. Едешь – нет? – ставит вопрос ребром Петровна.
- Сердца у меня нет что ли, чтоб на Фигару, как на обезьяну какую в зверинце смотреть. И так ей, горемычной, досталось. Это ж надо: ни мужик, ни баба. Вот и живи, как знаешь… Нет, Петровна, не поеду я.