- Встали около стены и не путайтесь под ногами! - сквозь безумные крики роженицы раскатисто прозвучал бескомпромиссный голос акушерки Клары Эдмундовны, больше известной как "Железный Феликс".
Быстрыми перебежками, как муравьи на сахар, в родблок один за другим смущённо проследовали восемь студентов мединститута.
- Да что ты орёшь, как оглашенная? Болевой порог у неё, видите ли, низкий. Дыши, кому говорю! Столько мамских курсов, Интернет пестрит информацией, хоть бы почитала перед родами. Вся сила в гудок, а надо вниз чтоб шла. Сделай глубокий вдох и сразу начинай тужиться. Давай! Раз-два-три! Тужься! Тужься! Стоп машина... Ладно, отдохни пока. Людмила, делаем эпизиотомию.
- Я сбегаю за Евгенией Александровной. Она в соседнем родблоке. Там, правда, роды с осложнениями, - протараторила медсестра.
- Не надо, времени уже нет. Сейчас вся изорвётся, потом делай ей тут высокохудожественную штопку. Понагнали баранов, а врачей элементарно не хватает, - устало отмахнулась акушерка, дежурившая уже вторые сутки подряд.
Скальпель. Разрез.
- Всё, теперь сызнова вдох и тужимся.
Показалась головка.
- Теперь чуток передохни, соберись с силами. Давай, дыши по-собачьи.
- Это как ещё?
- Видела, как дышит собака после долгого бега? Можно даже немного язык высунуть. Давай вместе, ты какой породы хочешь быть?
- Йоркширским терьером, - раздался плаксивый смех сквозь слёзы.
- Судя по потрескавшимся глазам, ты сейчас больше похожа на пекинеса, - с улыбкой промолвила акушерка и, слегка похлопав Юлию по бедру, добавила, - Ну, что-ж, терьерчик - значит терьерчик. Давай, милая, поехали, дышим собачкой.
Несмотря на толпу зевак в родзале стало как-то спокойнее: две запыхавшиеся "собачки" дышали часто и поверхностно, преданно глядя друг другу в глаза.
- Отдохнула? А теперь давай, родимая, снова глубокий вдох и тужься. Раз-два-три! Тужься!- орала акушерка похлеще рожениц из соседних блоков.
Правое плечико. Левое плечико.
Кто-то испуганно вскрикнул. Один зелёный человечек, из числа стоявших у стены практикантов, прикрывая рот руками, пулей вылетел в коридор.
"Зрелищ хоть отбавляй, а вот хлеба явно не хватает", - пронеслось в голове сбитня, живот которого всегда крутило в особо нервные моменты. Сглотнул слюну.
Остальные выглядели не лучше: лица тошнотворного цвета, перекошенные рты. Округлившиеся глаза прикованы к младенцу, наполовину торчащему из промежности. На темечке ребёнка располагалось отвратительное родимое пятно, напоминавшее змеиную голову. Тело и хвост змеи, извиваясь по шейным позвонкам, пока ещё терялись в родовых путях.
Медсестре Людочке показалось, что пространство и краски вокруг по-импрессионистски близоруко расплылись, отчего предметы потеряли свою первоначальную геометрию; время замедлилось, став тягучим и липким, а слова присутствовавших на родах доходили до Людочки с трудом, как с магнитофонной плёнки, которую зажевало. Лицо ее, всегда такое румяное, как кровь с молоком, вдруг удивительным образом приобрело цвет нефритовых серёг, подаренных ей мужем на годовщину свадьбы. И тут кто-то выключил свет… Позже, придя в себя, она осознала, что свет потух только в ее голове – «пробки» выбило. И, как ей потом рассказали, под дьявольский аккомпанемент падающего на кафельный пол лотка с медицинскими инструментами, Людочка в беспамятстве рухнула, широко раскинув одетые в целлюлит ноги.
- Минус один, – без эмоций прокомментировала Железный Феликс.
"Не все змеи откладывают яйца. Некоторые пресмыкающиеся как будто заимствовали процесс вынашивания потомства у млекопитающих - детёныши развиваются в теле матери, получая питание через простую плаценту", - нахлынули детские воспоминания: отец-серпентолог, самозабвенно рассказывающий про своих питомцев вместо сказки на ночь.
"Как же ты был прав, папа, вот он - экземплярчик живородящей", - гадливо передёрнулась видавшая, казалось бы, всякое акушерка. И в следующую минуту, оттолкнув носком туфли ногу блаженно забывшейся на полу Людочки, как рявкнет на совершенно ошалевших "зрителей":
- Чего рты-то развесили? Тоже прилечь захотелось? Устроили тут цирк-шапито. Принимаем змеёныша!