"За чертой, где не потребны больше поводы,
Больше нет нужды в приметах, нитях слов.
Там поэтам раздают собачьи головы,
Тем признав за ними роль проводников".(с)
..и ведут они тебя
включая ближний свет
и не слышат поезда гудков
и молчат о том
что надо бы уйти
и не видят
что состав уж на пути..
В 18.. году Петербург был потрясён известием о странной трагедии, разыгравшейся на глухой почтовой станции.
Когда конный жандармский патруль добрался наконец до сторожки, там были только заметённые снегом тщательно обглоданные голодным лесным зверьем человеческие кости да клочки одежды. Даже намёка на документы кого-либо из участников событий обнаружить не удалось. И только в особом отделе тайной полиции уже составили подробный отчёт о происшедшем, приложив к нему ходатайства о награждении коллег.
А началось все за три года до означенного финала...
***
Маленькая почтовая станция.
Неутолимая скука одиночества в огромном мире. Тишина конечности бытия. Или начало века забвения.
Века здесь пролетают незаметно. Теперь девятнадцатый. Об этом напоминает только заранее пожелтевший календарик над столом учётчика. Учётчик тоже кажется вечным.
Иногда здесь бывает движение: приползает почтовый поезд. Тогда здесь можно найти оставленные кем-то лайковые перчатки или котелок почтового служащего, изрядно выпившего на перегоне и проспавшего станцию.
А вот и он - Никандр Феофилактыч. Начальник поста приёма телеграмм.
Нынче он в приятном расположении духа, так как начальник положительно отозвался о его деятельности и предположил отпуск.
Отпуск - это поездка в соседнее имение, где у Никандра крошечный домик с садиком.
С хозяином имения Никандр дел никогда не имел, кроме размежевания по поводу границ садика. Однако с его дворовыми очень даже имел: в местном питейном заведении Никандру случалось по молодости пробовать кулаков местных кутил. Да, и красотки в округе встречались отменные, иногда даже с веерами и в перчатках. С ними у Никандра разговор был короткий - далеко ли на зорьке ея веер и перчатки будут пребывать и с кем.
На этот раз Никандру просто свезло: на пороге его кабинета с рассветом показалась барышня явно не из местных. Наши так тихо не говаривали отродясь. Откуда - не говорит, как добралась - тоже. Ну да нам без разницы, лишь бы без последствий приключение то.
Взяла чаю и села в уголке на лавку. Смотрит на часики. Вон оно как. Приехала сюда время наблюдать. Ну-ну. Поглядим и мы.
Ближе к обеду в окно Никандра тихонько постучали. Он открыл фортку и не увидел ничего, кроме военной накидки. Накидка ждала. Никандр вышел через заднее крыльцо, подошёл к огромной спине с капюшоном.
Спина достала из кармана конверт, протянула Никандру. Пока тот брал, испарилась за сугробами.
Вернувшись в дом, растерявшийся до икоты чиновник положил конверт под лампу на столе, сел, обессилевший, к окну. И что теперь? Посмотрел за занавеску в прихожей: аккуратные меховые ботики визитёрши стоят у стенки. Сама уютно примостилась у печки, греет руки. Говорит только о погоде.
Скорей всего, демуазель кого-то здесь поджидает. Это мы понимаем: любовная интрижка.
На цыпочках он прошёл в кабинет, подошёл к окну, задумчиво почесал голову, вернулся к столу, сел, поменял местами лампу и чернильницу. Постойте.. А где письмо? Никого же не было! Одним прыжком в прихожую с заскоком в гостевую: она дремлет в кресле, разрумянившись от печки. Как же так? Похолодев, он вспомнил, какой огромной была печать на конверте. И буквы на ней: ЕГО ИМП.. Дальше он не разглядел.
Небывальщина какая-то!
Немедленно доложить начальству по телеграфу - с ним никогда такого не случалось, и всем это известно! Но никто не поверит! Начнут нюхать: пил - не пил.. Да не пьёт он вообще! Только с девками шампанское и лимонады.
И тут вдруг заработал телеграф. Начальство уведомило Никандра, что он долженствует отбыть в отпуск немедля и передать дела сменщику, уже прибывшему в расположение станции. Как сменщику? Какому сменщику? На эти шекспировские вопросы Никандру помогло ответить появление в дверях кабинета утренней посетительницы, которая, жмурясь под пенсне, строго смотрела прямо в глаза несчастному.
Никандр взял котелок и вышел из помещения, ровно ничего не понимая. Дверь за ним тотчас закрылась, как бы поясняя, что никакой передачи дел не предвидится. На воле Никандра ждали неким образом сани, упав в которые, он начал двигаться в сторону садика и домика в имении. Но, двигаясь, он с изумлением успел заметить перед порогом хозяина имения и с ним странную личность в колпаке с рожками. Карнавал? Не должен бы в это время.
Никандр что-то слышал в докладе начальства о III экспедиции. Но ведь у них никаких происшествий на путях не было! И потом - зачем экспедиции рожки? Кто все эти господа? Что будет с ним? Тряская дорога потихоньку усыпила бедолагу, и он погрузился в сон ещё более странный, чем последние события.
А снился Никандру садик, где в детстве он прятал "секретики" - родительские подарки к разным праздникам. Тайниками служили дупла в старых деревьях, специально вырытые ямки у ограды. Иногда эти секретики обнаруживал садовник, тогда маленький Никандр бывал подвергнут перекрёстному допросу с пристрастием, в результате которого подарок очищали от трухи и возвращали на полку в детской.
Во сне Никандр увидел себя в саду возле дорожки, по которой все шли, наступая на камень, под которым был спрятан подарок. При каждом шаге раздавался хруст, но никто не обращал на это внимания. Маленький Никандр бросился с кулаками на очередного наступившего - это оказался полицмейстер. Огромный китель склонился над ребёнком, громкий голос начал строго выговаривать ему. Мальчик разрыдался от страха и описался. Вокруг собрались взрослые, все начали успокаивать его, предлагать конфекты. Никандр со страхом посмотрел на дорожку и вдруг увидел под камнем конверт с печатью, той самой, с ЕГО ИМП..
***
Покрытый холодным потом чиновник проснулся от того, что сани ударились о столбик садовой калитки.
Осторожно прокравшись в дом, он первым делом зажег лампу и стал рассматривать бумажку, которую, как он думал, незаметно подложил ему за обшлаг рукава возница.
В бумажке значилось, что этим же вечером он должен представить в известное ему бюро список документов, которые проходили через его стол на станции.
Предлагалось означенные документы пронумеровать и дать им характеристики с точки зрения их отношения к знакомым ему людям. Никандр помнил до единого значка все бумаги за прошедший месяц, так как сам их отправлял и визировал. Но к людям? К каким людям они могли иметь отношение?
И тут он вспомнил, как в прошедший вторник у него гостил старинный приятель из соседнего околотка. Они отпраздновали встречу, приятель изрядно выпил и тут же уснул прямо на диване в кабинете. Никандр выходил покурить на крыльцо, чтобы не дымить в доме. Вернувшись, застал приятеля разогревающим чай над горелкой. На столе - бумаги тщательно сложены, как и были, следуя безграничной любви Никандра к порядку.
Приятель.. Никодим.. всегда такой рассеянный.. Ещё в гимназии его за это шпыняли все. Что он мог понять в этих бумагах? И зачем они ему сдались? Надо заехать к нему и спросить.
Стоп! О чем? Не брал ли он бумаг с моего стола? Это конец дружбе, а у меня и так никого не осталось. Эх!
Никандр завалился спать, так и не прояснив роль старого приятеля в своей новой жизни. А напрасно. Уже перед самым рассветом в его кошмары прокрался странный сюжет: Никодим с револьвером подходит к нему сзади и смеётся, приставив дуло к его затылку. Так вот он какой, липкий пот!
Никандр скатился с постели, прихватив с собой странный предмет - бляху от портупеи. Откуда портупея? Сразу согласившись на портупею, он мечтал теперь только о том, чтобы кошмар быстро рассеялся и закончился общим смехом. Чьим? Лишь бы не над ним! Хотя пусть и над ним, только бы скорей!
В этот момент раздался звонок - он не сразу понял: во сне звонок или здесь звонок? Звонила входная дверь. Если никто не открывает, значит он один. Придётся идти. Пошёл.
У дверей посылка - аккуратный ящик с ручками, такой, какой был когда-то в детстве, когда отец привозил из Питера игрушки на Рождественскую ёлку. Кто знал про ёлку? Причём тут ёлка?
На ёлку тогда не пригласили Митрофана. Его родные были под следствием по делу о подлоге бумаг, потом всё прояснилось, но тогда с ним никто не общался. Он до слёз обиделся, но дружить продолжал. Взрослым его никто не видел: они уехали в Питер, где его отец нашёл работу.
Странно всё как. Почему надо вспоминать это сейчас? Хотя вспомнить было что: Митрофан был удачливым игроком. С ним бы и теперь неплохо было сыграть в шахматы. Верней, доиграть ту последнюю партию. Он тогда проигрывал, но сдаваться не собирался.
***
В Петербурге в этот вечер было снежно и туманно. Сквозь чёрные призраки деревьев и домов легко пролетал белый пух и тут же превращался в одеяла, под которыми затихало все дневное, тревожное.
Фонари, устав сопротивляться мгле, согласно мигали, понимая, что тьма сильней их тусклого света.
Он шел по набережной, сжимая в кармане и без того мятый листок, на котором едва высвечивали полустертые буквы его имени.
Так что они там говорили? Государственная измена? Когда и с кем он мог изменить государству? А главное - где? Не выходя из-за конторки в жалком кабинете за 300 километров от границы? Кто его агенты? Равнодушная ко всему, кроме рыбки, Мурка на печи и шумный, но милый ушастый Трезор во дворе? Да. Попали мы в историю!
Теперь надо успокоиться и всё вспомнить.
***
А вспомнить было что.
Например, как вошёл в кабинет, где опрашивали Никандра, человек, который явно не хотел, чтобы его замечали: он ничего не говорил, его лицо всё время было в тени, но Никандр заметил, как изменились интонации опрашивающего при его появлении.
Все выдохнули, когда он вышел, и разговор принял форму дружеской беседы. Только иногда человек за огромным столом писал что-то в блокноте, вырывал листок и с посыльным куда-то его отправлял. Никандру всё время хотелось остановить посыльного и взглянуть на листок.
А когда его брали на вокзале, он успел заметить до странности знакомое лицо в толпе, которое кивнуло арестовывающим.
Они сговорились все что ли?
А если так, то что надо делать и к кому бежать?
И тут, как будто дождавшись этого вопроса, в памяти бедолаги что-то щёлкнуло и прояснилось в виде картинки: студенческая вечеринка, веселая неразбериха разговора. Один голос явно выделяется уверенными интонациями.
А вот проявилось сквозь сигарный дым и лицо говорившего: деликатные чёрные усики, нагловатый взгляд, твёрдая линия подбородка.
Говорилось об участии студентов и преподавателей в политике. Какая-то совсем не праздничная тема! Тогда Никандр уже был наслышан о студенческих сходках. Но чтобы вот так, без приглашения, попасть!
Хотя странно - кто оплатил это мероприятие? Ему, к примеру, никто не предлагал внести лепту. Да он бы и не смог: был крайне стеснён в средствах. И об этом знали все. А тут - шампанское, икра и всё такое прочее!
Однако - к разговору. Все предположения звучали в устах оратора как предложения и призывы. Но не одно это было странно: с ним никто не спорил! А это совершенно невозможно в студенческом хоре!
И тут до Никандра дошло значение слова «вербовщик». Это не попечитель, не наставник, не опекун.. Понял: суффикс -щик- - как погонщик!
Какое запоздалое прозрение. Или раскаяние. В том, что не пошёл со всеми?
И где они теперь все? Сидят вот в таких кабинетах и отслеживают?
Хотя в этом, наверное, и есть патриотизм: выполнять черновую работу, оставаясь в тени, не претендуя на известность и славу Героя Отечества.
Но студенты и жандармы.. Что может их связывать? Хотя жандармы тоже бывшие студенты. И возможно, не самые худшие. Но они знали, на кого учатся. А что заставляет обычного студента стать жандармом?
***
С этими переживаниями Никандр дошёл до Обводного канала. Здесь ему предстояло найти дом по описанию: сумрачный, тяжелый, нелюдимый, номер такой-то.. Но на Обводном нет жизнерадостных домов. И людей, наверное, тоже. Да ещё погода. Небо как-то страшно потяжелело, из него пошёл даже не снег, а будто дорожная грязь сыпалась сверху.
На мгновение Никандру почудился волчий вой. Чушь! Это собаки, - решил он про себя и храбро вступил в очередной грязный и какой-то пыльный сугроб.
В сугробе что-то шевельнулось - и Никандр очутился на меховой шевелящейся шубе.
Шуба протестовала рукавами с когтями, а ещё через секунду перед Никандром оказались горящие ужасом и злобой глаза на узкой морде. Ещё у морды были зубы, до странности белые и большие. Это заставило Никандра почувствовать себя на Аляске в компании ездовых псов, которых забыли покормить после гонки.
Никандр обхватил челюсти с блеснувшими в его сторону белыми лезвиями, сжал изо всех сил - и тут увидел слезы, бегущие по длинному носу. Глаза Шубы раскрылись от боли - Никандр разжал руки и тут же опять обхватил морду, но уже без усилия, и прижал к себе. Шуба затихла.
Каждый из противников соображал, что делать дальше. Теперь все зависит от того, кто быстрей думает. Но тут глаза Шубы сузились, из них исчез металлический блеск.
Никандр решил, что она сдаётся, двинул ногой в мохнатый живот и вдруг услышал снизу тоненький писк.
Вот этого он не ожидал! Как только смог - быстро поднялся, потом опять сел, растерянно водя руками под брюхом Шубы. Вот оно! Под его трясущимися пальцами шевельнулось нежное тесто, он бережно ощупал его и тихонько достал.
Господи! Как уязвима жизнь! А ведь он мог убить! Сейчас, вот здесь, взять и убить то, что пришло без спросу в этот жуткий мир и собирается жить дальше.
Воспользовавшись общим замешательством, Шуба перехватила инициативу, то есть буквально перехватила из рук Никандра своё сокровище, перехватила так нежно и осторожно, что Никандр не заметил, как его руки опустели. Потеряв всякий интерес к сопернику по вольной борьбе, зверюга тут же вылизала слепое бессмысленное чадо и улеглась опять в грязный сугроб, соорудив из себя мягчайшее лежбище для наследника.
Никандр сорвал с себя шарф, накрыл им героическую мохнатую маму, уже почти не видя её в сумраке, и вдруг почувствовал, как она глубоко вздохнула и лизнула его руку.
Никандра всё это выбило из колеи, он забыл, куда и зачем направлялся.
Он стоял и смотрел на эту свежеявленную миру мадонну, которая, будто её не касается происходящее вокруг, возлежала на грязном снегу и неторопливо вылизывала своего детёныша под взглядом человека разумного, который только что понял, как светел мир.
***
Очнувшись, герой недавней эпопеи сурово осмотрелся и побрел наугад по переулку, от которого теперь его отделяла целая вечность.
Зачем все так сложно, если вот оно как просто? - думал он, не замечая, что давно уже идёт обратно да ещё под пристальным взглядом человека с другой стороны переулка. Сойтись им мешал ещё один внимательный взгляд, который Никандр не мог заметить, потому что запутался в веках, а человек с другой стороны очень даже замечал, но делал вид, что нет.
Зашед в подворотню нужного дома, Никандр почувствовал негромкий, но убедительный удар по затылку и впал в бессознательность, успев на прощанье увидеть, как Шуба вгрызается в чью-то руку над ним. Дальше быть свидетелем происходящего он уже не мог, да и ракурс не располагал к этому, потому что лежал он ничком.
Очнулся от чего-то скользкого, что касалось его лица. И ещё что-то тепло дышало ему в ухо. С усилием приоткрыв один глаз, увидел направленные на него знакомые по недавним событиям волчьи прищуренные глаза, которые изучали его на предмет существования.
Он попытался встать и тут же бессильно опустился - всё вокруг кружилось, не давая сосредоточиться.
Помогла чья-то уверенная рука, но помогла как-то странно: за шиворот. Никаких слов при этом сказано не было. Его просто встряхнули и поставили.
Никандр огляделся: вокруг ни души. Шубин хвост он, однако, заметил выглядывающим из-под ворот.
***
День, так и не начавшись, угасал, потихоньку начинали светиться окна в больших домах. В "его" доме они только ещё больше темнели, проступая черными квадратами и прямоугольниками. Только в одном окне, совсем под крышей, блеснул и сразу исчез свет будто бы свечи или спички.
Никандр вошёл в нужный подъезд, поднялся по глухой, истрёпанной, когда-то парадной лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке, поднялся на верхний этаж. Ему открыли, не дожидаясь звонка - снурок от него сиротливо висел на ручке двери.
Шагнул в темноту и замер: за обшарпанной входной дверью был тамбур, за ним - огромная роскошная дубовая.
На её пороге стояла дама в кринолине, шляпке с вуалью, тончайших черных перчатках.
Никандр машинально одернул то, что на нём было, поправил несуществующий галстух. Голова мгновенно заняла своё место, перестав кружиться и путать века.
- Я Вас слушаю, - донёс до Никандра откуда-то сверху мужской голос.
Что именно голос должен был слушать, Никандр и отдалённо не представлял, поэтому машинально, на всякий случай, ещё раз одернул то, что на нём было, и замер.
- Так и будем молчать? Представьтесь хотя бы! С кем имею честь?
Никандр сказал: «Да» - и опять замер.
- Что - "Да"? - голос приобрёл ироничные нотки, но никак не помог понять происходящего.
Никандр выпалил как на духу фамилию и звание, зачем-то даже прибавил «-с ».
Голос задумался.
Только теперь Никандр понял, что говорили из-под вуали, и почему-то вспомнил рожки на колпаке у телеграфа.
***
А заснеженный телеграф остался где-то в другой жизни, даже более дальней, чем годы студенчества. Те же, наоборот, до невероятности прояснились.
И вспомнился Никандру один из преподавателей. Даже не он,а его сын. Тот всегда был в аудитории, постоянно вёл какие-то списки.
Никандр никогда не попадал в них, поэтому не знал, чем всё заканчивалось. Осталось одно - чувство, что тебя контролируют. И голос - он никогда не слышал голоса этого «контролера», хотя сейчас казалось, что именно с ним он разговаривает!
Странно! Опять ощущение, что все они из далёкого прошлого и играют в какую-то общую игру.
Да, в их студенческом сообществе были разные, иногда не совсем безобидные забавы, но все они там и закончились, оставив легкий след смущения за юную безответственность и легкую безалаберность. Но теперь! Почти все они отцы семейств, вполне благополучные и известные.
Что могло заставить их участвовать в этом? Кто был заводилой? И опять почему-то вспомнился «учётчик». Обычный махинатор без доли фантазии - и вдруг такой шарман! Нет. Тут кто-то ещё.. Его отец, преподаватель? Не может быть - слишком правильный и законопослушный. А тут игра с властями! Хотя они и есть власти - почти все достигли вершин, им подчиняются, их слушают.
***
Ну что ж, господа, сыграем по-крупному!
Ему часто удавалось обыграть твердолобых, упрямых, но не слишком умных сокурсников, которые потом старались отыграться, подставляя противника, где только могли.
Начнём сначала.
На станцию прибывает странная особа. Затем письмо. Потом рожки. Отпуск. Петербург.
Его ведут к Центру, чтобы он сам потом выбирался обратно.
Лабиринт! Как он сразу не догадался!
Итак - игра принята! Как в студенчестве: проиграть можно, отказаться от игры - нет.
***
Успокоившись, Никандр внимательно всмотрелся в вуаль, отчего та смутилась и начала обмахиваться веером.
Хорошо! У противника уже сдают нервы, а он ещё и не начинал.
Теперь его ход.
Никандр начал опускаться на пол, закатывая глаза и прерывисто дыша.
Дама перехватила веер в другую руку, пощупала пульс Никандра и сказала звучным баритоном кому-то в прихожей: «Врет!»
Никандра втащили в помещение, надавали ему по щекам, поставили на ноги.
Очнувшись, он сделал растерянный вид. Перед ним была уже пара участников.
Вот с них и начнём!
Никандр давним, но не забытым приёмом слегка придушил вуаль, отчего та мигом начала пищать, забыв про баритон. Снял с неё бархотку, сделал ещё один приём - та притихла, осев на пол.
Второй наблюдал, открыв рот и перебирая четки.
Ах мы ещё и священники! Сами предложили!
Никандр ловким жестом поддел подол суперагента и нацепил его ему на голову, быстро обмотав на шее его же пояском. Так.
А четки нам ещё пригодятся, они, как видно, авторские - мастер признает.
Осталось закрыть двери и испариться. Просто находка: двери открываются с особой хитростью: одна не откроется, если закрыта другая. Вот мы и закроем другую!
***
Теперь - в путь! Туда, откуда всё началось - в пенаты.
Но до этого придётся нанести визит ещё одному персонажу. Шубе. Как она, милая скромная Шуба?
Никандр вернулся в переулок. А где переулок? Вместо него - набережная с мостом.
Постойте! Это что - сон? Или тогда был сон?
Никандр что-то слышал о веществах, которые заставляют человека чувствовать и переживать то, чего в реальности не может происходить.
***
И тут раздался звонок на крыльце.
Никандр поднял голову - посмотрел в окно: у крыльца его сторожки стояли сани чиновника из уезда.
Никандр, прихватив фуражку обходчика, радостно сбежал по ступеням.
Коллега был явно в хорошем расположении духа: горячо пожал ему руку, много шутил и всё как-то пристально его оглядывал. Потом подошёл к экипажу, откинул полость. Под ней Никандр увидел огромную зверюгу: волка - не волка, собаку - не собаку.. Зверюга радостно зарычала, ткнулась носом в руку Никандра. Тот удивлённо посмотрел на гостя, осторожно убрал руку в карман сюртука.
Пошли пить чай. По дороге гость рассказал что-то невероятное: собака сама залезла в экипаж и ни под каким предлогом не хотела его покидать.
Никандр удивлённо глянул в окно: псина по-хозяйски улеглась на крыльце.
Кто-то из прислуги уже поставил перед ней миску.
Никому и в голову не могло влететь, что тишайший Никандр решится обрушить весь анклав. Он и листа бумаги не мог попросить без стеснения!
Когда-то.
Однако всё именно так и произошло. По инициативе и решению этой амёбы. Этого вечного эмбриона. Учите физику, господа!
Никандр и думал, и решался не особенно долго. Он просто представил себя зеркалом. Старинным безупречным зеркалом, которое, несмотря на серебряный налёт, идеально отражает. И не только поверхности.
Терпения Никандру было не занимать, наблюдательности и желания посчитаться кое с кем - тоже. Времени у него было более чем достаточно. Во всяком случае, уходить неотмщённым он не собирался.
Вот и результат.
Перед следственной группой предстала живописнейшая картина.
Обидчики были связаны друг с другом попарно, но не тесно, а на небольшом расстоянии, так что могли перемещаться.
В результате панического хаотичного передвижения часть из них оказалась в не совсем эстетичных позах относительно друг друга. Некоторые и в совсем нелепых.
Так что следователи сначала вынуждены были просмеяться от души. А фотограф, тот вообще постоянно нюхал успокоительную соль, чтобы продолжать работу.
Вспомнился Гоголь:"Смешным боится быть даже тот, кто уже ничего не боится на свете".
Всё это было забавно, но не проливало свет на дальнейшие события.
А событий было хоть отбавляй: найденные в чаще автографы тайной полиции - документы, среди которых можно было увидеть и совсем свежие. Этого никто не мог объяснить ничьими розыгрышами. Или сумасшедшие заявления берейтора фрейлины императрицы, который клялся, что ту подменили, и надел на себя вериги от сглаза.
Его пользовал профессор по психиатрии, который тоже начал нести какой-то бред: мол, все не настоящие.
А кто все - не говорил.
Никандра прибрали к рукам в ближайшем отделении жандармерии.
Он вёл себя тихо. Вопросы будто бы не слышал, только внимательно и грустно смотрел на спрашивающего.
К нему приставили сиделку, так как делать самые простые вещи он как будто никогда не умел.
Только иногда он оживлялся. Когда слышал собачий лай за окном.
Тогда он водил перед собой руками, будто гладил собаку, и шептал: «Шууубааа».
(Продолжение следует)