…А надо о том ещё Вам сказать, други мои, что куда меня не заносило, где бы я ни был – учился я всегда с удовольствием и чему не попадя… И где-то во времена приснопамятные… Где – то времен Очакова и покоренья Крыма – решил я морское образование получить. Взял и поступил в Морской Кадетский Корпус.
…Долго ли, коротко ли – а отучился я, приходит время торжеств выпускных. И приезжает к нам в Кронштадт, на праздник, в Итальянский дворец Её Императорское Величество собственной персоной…
…Вот тут я думаю: Случай сам в руки идет… Ну изболелась душа за Державу нашу! А тут всё как назло: и не те, и не там и не так!!! И никто правду – матку - то нашей Государыне обожаемой не резанет!
Построили выпуск, всякие слова наговорили… И пошла она со всей свитой вдоль фрунта нашего… Все такое блестящее, яркое… В глазах рябит и в голове как Большевифлемский колокол: «Поочеееммм треска?! Пооочеееммм треска?!»
И вот-то когда Она совсем рядом – я делаю шаг из строя.. Сзади Лешка Корсак чего- то шипит аспидом и по спине достать норовит, а мне пофиг!
«Ваше Императорское Величество!» - говорю я тут как - то складно и красиво, так сейчас и не сказать… но по смыслу – «… наша политика в Европе не правильна! Целью её должен быть конкорд с Францией против Великобритании, а не наоборот!»…
…Сказать, что в зале тихо стало – значит ничего не сказать… Только муха под потолком: «…З-з-з-з-з-з-з-з-з-з…». Остановилась. На меня смотрит. Спокойно, скорее задумчиво. Не старушка ещё, но жизнь повидала. Светлая, но не сединой. Сильно она одну рижскую артистку из двадцатого века напомнила.
…И ловлю я краем глаз взгляды из –за плеч её и зимно мне. Свита. Свора цепных. Как они на меня смотрят… Боже, как они на меня смотрят!!! Как они меня глазами на куски рвут… Но нету команды рвать! И они только глазами… Никогда за долгие свои годы не видел я такой бесшумной злобы и ненависти такой отпетой...
А муха под потолком всё так же – «…З-з-з-з-з-з-з-з-з-з...» Да еще в голове у меня уже не большие, а средние колокола трезвонят: «Три с половиной, три с половиной, три с половиной…»
И тут Она начинает говорить. На чистом русском, с легким выговором. Голосом спокойным, ровным, плавно переходя на государственные интонации и заполняя собой весь зал без малейшего остатка:
«Отправляйтесь… К Князю N.. И передайте ему. Что Вы! Назначены к нему!! В полк поручиком!!!»
Мелькнула улыбка едва заметная и Она двинулась дальше. Свита, спеша, двинулась следом, мгновенно забыв про меня…
Нет! Не вся! Секретарь. Худой, высоченный, как журавль длинный. Папочка на отлете: «Оформить Высочайшее повеление!»
И только самые мелкие колокольцы так и продолжили в череп торопливо колотить: «Врете, врете – полтора! Врете – врете, полтора!»… Так я попал на войну с турками.
И застрял я там… Да без малого лет на пятнадцать. Зато какой компанией мы в 1789-м году в Петербург с очередной войны ехали! Я, Кутузов, Поль Джонс, Багратион!
Петра Ивановича среди нас ещё никто иначе как Петенькой и не звал – в его-то двадцать три! А ведь уже и боец и герой. И до Бородино ещё пол - жизни…