Наконец-то, дождавшись желанный, заслуженный отпуск, две давно друживших деревенских семьи Котовых и Шмелевых, вместе со своими десятилетними сыновьями, с шиком подрулили на двух легковых Москвичах к пансионату.
– Чуешь запах? Чуешь? – первым засуетился в собственном автомобиле сорокалетний Дмитрий Котов. – Запах магнолий, моря и вина. Ха-ха!
– Морской капустой, вроде нанесло. – тут же открыв переднее окошко, наивно зашевелила носом его жена, полная, невысокая женщина Галя.
– Хе. Деревня! – засмеялся Дмитрий над супругой. – Капустой изо рта, бывает, у тебя несет, когда ее ты дома с салом жаришь. Ха-ха-ха!
– Дурак. – слегка обиделась Галина и надела на глаза, большие, затемненные очки.
Их сын Максим, белобрысый, смешной мальчуган, перешедший в этом году в пятый класс, всю дорогу от самой Сибири дремал на заднем сиденье, и родителей толком не слушал.
– Ладно дуться, лапушка моя. – ласково погладил голую, женскую коленку Дима. – Мы с тобой на юге. Слышишь, мать?! Юга!
Загнав машины на стоянку, в нескольких метрах от моря, женщины с детьми, сразу же влюбившись в этот огромный, не имеющий противоположного берега водоем, не стали заходить в номера, и сломя голову, побежали купаться.
А мужья, оставив чемоданы в машинах, достали из багажника выпивку, закуску, и быстро устремились следом за родными на пляж.
Расстелив на гальке покрывала, мужчины извлекли из плетеной корзины вино, и решили под спелый виноград и медовые персики, отметить, проделанный благополучно, дальний путь.
– Красота! – подставив под южные, жаркие солнечные лучики бледное, замученное холодом лицо, промурлыкал, довольный от всего происходящего Дмитрий. – Не то, что в Сибири у нас. Речушки по колено, холодрыга, да еловый лес. А из фруктов, только картошка, круглый год. Ну, если уродиться, то еще морковка. Ха-ха-ха!
– Зато грибов у нас полно. – несколько возразил товарищу его земляк Матвей Шмелев, и набулькал до краев стаканы.
Чокнувшись, друзья выпили и закурили.
– Ни че, винишко, самый аккурат. – сразу разомлел от первого захода, Дмитрий. – Вроде не шибко крепкое, а по мозгам, уже играет.
– Кхе-кхе. – закинув косточку от персика подальше в море, прокашлял Матвей и молча налил по второму.
Шмелев, увидев, как далеко заплыл сынишка Дмитрия, повернулся к нему и озабоченно поинтересовался:
– Ни че он плавает-то у тебя. Как будто Ихтиандр какой, не хуже.
– Моя школа. – без стеснений похвастался Котов и с ходу, захотел об этом рассказать. – Послушаешь, как плавать мы учились?
– Валяй. Хоть, как, сидим на берегу.
– Пришли мы, значит, как-то, на пруд. А глубина в том месте, где мы были, ужас. Я еле дно там достаю, а ребятня подавно. Говорю ему: – Рыбкой ныряй. А он мне: – Папка, я же плавать не умею. Ах, спрашиваю, не умеешь? И не раздумывая, что было силы, зашвырнул его. Ха-ха!
– Ты серьезно?
– Уж куда серьезней. Че шутить? Думаю, захочет жить, как миленький, научиться купаться.
– Ну, ты, учитель года, мать его.
– Учитель, не учитель, а гляжу, плывет. Да ловко так, сказали б раньше, не поверил. Ха-ха-ха! Вылез на плотик, зубы стучат, а он, шельмец, хохочет. Потом плескался в глубине до самой ночи. Ведь еле мы домой ушли.
– Молодец, однако. Шустрый малый. – Матвей оторвал от кисточки виноград. – А зятю у тебя не повезло. Свалился. – и тяжко вздохнул.
– Даа. Не уберегся Мишка. Царствие ему.
– По-моему, ведь, утонул он?
– Утоп. Окаянный такой. – махнул рукой Котов и матюгнулся. – Побрел по весне на рыбалку, и у старой скалы, ушел под лед. С Трофимычем, тогда его, баграми доставали. Говорила ему баба, не лезь. А он ушицы захотел, как будто, не едал ее, собака. Они, заядлые-то рыбаки, немножко все, ку-ку по фазе. Им рыба, вовсе не нужна, им подавай процесс. Вот так-то.
– Даа. – мотнул головой Шмелев.
– Сосед мой, тоже, помню, не вылазил с лодки. – в слух озвучил свои скорбные мысли Дмитрий. – Как жил в воде, так в ней и утонул. Ладно, что лед, еще не стал. А так бы долго мы его не схоронили. Бреднем, мужики, тогда, нащупали по дну. Дай Бог здоровья им. Сначала карасей достали, а после, из мотни соседа. Мне, помню, рыбу на жареху предлагали. Я отказался. Ну, его.
– Видно свыше было дадено такое. – на полном серьезе сказал Матвей. – Двух здоровенных мужиков, забрать через водицу. Дохлики, видать, без надобности, на верху.
– Че-то о плохом, мы толкуем, Матюха. Давай, по третьей наливай.
Выпив с удовольствием по очередному стакану, мужики решили искупаться.
– Занырнем в парное молочко? – заулыбался от предстоящего заплыва Матвей.
– Скорей, соленое. – загоготал Дмитрий. – Но только, не до посинения. – и накрыв бутылку полотенцем, резво побежал к воде.
Женщины, в это время, кое-как вытащив на берег детей, тоже малость пригубили винишка, и разлеглись пластом на земле.
– Глядите, долго не купайтесь. – заголосила вслед мужчинам Галина. – Нам так-то еще вещи разбирать. – и нашарила рукой в корзине грушу.
Но ее голос, никто не услышал, и мужики продолжили освежаться.
– У нас в деревне, как щас помню, студент-первокурсник с моторки упал. – снова, зачем-то вспомнил о печальном Дмитрий. – И винтом-то, дало ему по башке. По самому затылку угодило. В точку.
– Тоже утонул он?
– Ушел на днище, как крейсер Варяг. Водолазы, помню, все ныряли у плотины. Пробовали, тело-то достать. Один аквалангист, был дедушка, годов под семьдесят, не меньше. Я спрашиваю у него тогда: – Тебя-то, не придется нам рыбачить, дед? А он только покряхтывает, да смеется. Не бзди, толкует мне, рыбак. Я, говорит, в Тихом океане, матросов из подводной лодки доставал. А в вашей луже, мне как в ванне. Напялил, дедка, акваланг, и поминай, как дедку звали. Ха-ха-ха!
– Нашел утопленника-то, отец?
– Куда он денется. Нашарил! Через минуту, вынырнул с родным. Мы, помню, чуть на землю от испуга не присели. Ну, старикашка, удивил.
– Видишь? Старик, а не сидит на пенсии, ныряет.
– Каждому свое, Матвей. – взгрустнул немного Дмитрий и задумался. – Кому-то Бог здоровья дал, а кто-то с молодости, белые тапки одевает.
Пробарахтавшись возле берега с полчаса, мужчины, немного озябнув, вышли на берег и, надев на ноги сланцы, побрели греться в пивной бар, мимо которого, недавно проезжали.
Женщины, накрыв головы шляпой, нежились под теплым солнышком и сладко дремали.
Мужики, заказав по кружечке пенного, любимого напитка и тарелку раков, удобно разместились тут же под грибком, и продолжили пьянку.
– Я как-то был, давно на юге. По-моему, уже женат?! Не помню. – развалился в плетеном кресле Дмитрий. – Натрескался под вечер в кабаке, обпился. А на утро, решил головушку свою подлечить. Зашел в пивнушку, тут, недалеко от пляжа. Они на побережье всюду тут. А продавщица, дамочка курносая. И сразу мне с порога, шасть: – А может, что желаете покрепче?
– И ты не устоял?
– Попробуй, устои перед такой русалкой. Купил два литра Изабеллы тут же, ну и в подсобку к ней, как, нырк. Жалилась, что, дескать, одинокая, соскучилась по телу волосатому, мужскому.
– Не уж-то это, самое? – мигом оживился Матвей, и резко покрылся потом.
– Оно! Всосали красный виноград до дна, да поскакала по ухабам девка. Да все поглубже норовит. Знаешь, изголодалась сильно, как она? Боялся, что порвет, как Тузик грелку. Два раза ублажил ее, думал на третьем оконфужусь. Представь, живет она на море, где столько загорелых жеребцов. И сколько их, та краля, повидала?
– Хе. Это точно. – с какой-то грустной завистью, пробубнил Шмелев, и внимательно уставился на друга.
– Ох и многое она мне рассказала, этой ночью. – продолжал, опьяневший от перемешанных спиртных напитков Дмитрий. – Не легкая у барышни, сложилась жизнь. Пришлось в четвертый раз утешить. Ха-ха-ха!
Заказав по пятой кружке пива, и бутылку «Столичной», Матвей достал из шортов портсигар. Аккуратно выудив две сигаретки, он ехидно заулыбался и тоже, кое что, о себе рассказал.
– Я, как-то тоже, тут месяц без супруги отдыхал. Путевку, помню, мне подбросил председатель, за работу. Славные то были годы. Молодые. Первую неделю прожил, ничего. Купался там, да по экскурсиям болтался. На вторую, вдруг, стало мне невмоготу. Организм-то просит. Природу, рази ты, обманешь?! Тут мне в кафешке, подвернулись две училки из начальных классов. Ладненькие девочки такие, с персиками, понимаешь дамы. Вроде учительницы, а пьют до талого, за семерых. Стол шикарный им накрыл, цветов накупил по букету. Весь вечер, оркестру музыку заказывал живую. А денег сколько ухнул, жуть.
– Захворостал? – заметно раскраснелся от рассказа Дмитрий.
– Ага! Захворостал. Хе. Кинули меня, Димарик. Как простофилю, облапошили, они. Попросились, видите ли, в туалет по-маленькому, и поминай, как девок звали. Нахаляву напились, налопались, и деру. Я больше в эти кошки-мышки не играл. Собрал багаж, и будьте, господа-товарищи, здоровы.
– Даа. Серьезно продинамили тебя.
Закончив догоняться ершиком, мужики, крепко опьянев, вернулись на пляж.
Их вторые половинки и детишки, уже снова, плескались в воде, не помышляя ни о каком заселении.
– Ну, что? По маленькой, браток? – с ходу предложил выпить, сильней опьяневший Шмелев, и достал из корзины винишко.
Дмитрий, в этот момент, внимательно следил нетрезвым взором за сыном, который, то и дело, заплывал за буйки.
– Шустрый, малый! – удивился такой бравой прыти Матвей. – Гляди, как заплывает. Не боится?
Котов с трудом отыскал в корзине персик, и чавкая на всю округу, стал его есть.
– Я молодой был, тоже бесшабашный. – жадно жуя сочную мякоть, бормотал Дмитрий своим заплетающимся ртом. – Приехал, сразу после армии на море, и тоже, так же далеко заплыл. Берег из-за волн не видно было. Понял? Плыву однажды, где-то в километре от причала, слышу, а рядом кто-то тарахтит. Подымаю голову, а это на моторке спасатель. И давай меня жизни учить. Запугивать каким-то протоколом. За буйки заплыл я, а по морским законам, это штраф. Еще и письмецо, грозились написать в контору. Сулили, вытряхнуть из брюк.
– На кукан надели, значит?
– Пожалели. – уставшим голосом промямлил Дмитрий. – Видят, что перед ними работяга. Сообразили, нехрен взять. А так, содрали б восемь шкур, к гадалке не ходи, не надо.
Минут через двадцать, женщины, кое-как, вытащив детей из воды, намазались каким-то запашистым кремом и, развалившись, как тюлени на лежанках, стали вновь загорать.
– Лежат, коровы. Погляди. – тихонько, что бы никто не услышал, с трудом прошептал Шмелев, и бросил стыдливый взгляд на распластавшихся под солнцем женщин.
– Им бы, теркам, все пузо наедать, да на пляжу с утра до вечера валяться, как селедке. – поддакнул товарищу Котов. – Ишь, булки накусали. Ух. – и достал из корзины новую бутылку.
– Пускай лежат. Потом хоть, как облезут.
– Сплюй через левое плечо. Тьфу-тьфу-тьфу. – тут же забеспокоился Дмитрий. – Моя, говорит, приеду белой, не поверят, что на курорте, я была. Дубина. Все время, хочет быть красивши всех. Отдыхай для души, для здоровья. На юге, это как в раю, скажи? А ей все, дуре, выпендрится, как-то надо. Зачем, я в жизни не пойму.
– Они, бабенки, все такие. Увидят че, и все, кранты. Беги к соседям, за деньгами. Моя, как-то, юбку взяла у цыган. Красивая такая юбочка, с цветами. Пришла на работу, а на секретарше председателя, точно такая сидит. Неделю, помню, как немок, жила. Обиделась на всех, тогда, змеина.
Когда Матвей закончил говорить, мужики увидели у водной кромки сыновей. Они, не обращая внимания на окружающих, от души, таскали друг друга за волосы, и дрались.
– Че, это с ними? – вылупил на пацанов глаза Шмелев.
Только Дмитрий собрался с мыслями, что бы что-то товарищу ответить, как Шмелевский мальчишка, ни с того, ни с сего, схватил с земли крупную, гладкую гальку, и саданул ею Котовского сына, прямо по голове. Из уха у парня, сразу побежала кровь.
– Ааа! – взвыл мальчик от боли. – Папка! Ааа! Больно мне! Папка! Больно! Ааа!
Дмитрий, не долго думая, пулей соскочил с земли, и со всей своей пьяной дури, ударил без разговоров Матвея, коленом.
– Следи за своим недоноском, дебил! Конченный ублюдок! Сука! – завизжал благим матом Котов на Шмелева.
– Это я-то сука? – не понял Матвей. – Пацаны дерутся, а я сука?
– Не пацаны, а твой щенок. Не можешь воспитывать, отдай в инкубатор. А раз, заделал, сопляка, натаскивай его, как надо. Понял ты?
– Мой сын, это, мое. Усек своей тупой баклашкой, псих? И к воспитанию его, ты отношения не имеешь. – пошел в атаку Шмелев.
– Мой сын? Ха-ха-ха! – заржал, как будто лошадь, Дмитрий. – Можно подумать. Жили-были. Спали врозь, а дети были. Ха-ха-ха!
– Ты надо мной смеяться?! Сучий потрох! – закричал, как ошпаренный Матвей.
– Я тебе сказал, следи! – распалился до предела Дмитрий. – Или я ему ручонки выдерну, и тебе их в батоны засуну. Понял?
Шмелев, не дожидаясь воплощения в реальность, сказанных Котовым угроз, со всей своей силы, дал ему левой рукой, по физиономии.
Женщины, увидев потасовку, живо соскочили с лежаков, и как ужаленные, забегали по пляжу.
Драка продолжалась долго. Камни, палки, полотенца, все было в ходу.
Когда иссякли у обоих силы, к мужикам подбежали зеваки, и стали их, кое-как разнимать.
– Все равно, ты не прав. Не прав ты, гнида, все равно. – сидя на раскаленной гальке, бубнил себе под нос, сильно избитый Шмелев. – Мы пацанами были, сколь помню я, всегда дрались.
– Приедем в деревню. Тьфу. – смачно сплюнул на камни кровью Дмитрий. – Ты по-другому, сука, затанцуешь. Пойдет на малолетку, твой щенок. Предупреждаю. – и с силой зашвырнув недопитую бутылку в море, матюгнулся.
Прошло три часа.
Не смотря на вечер, на небе по-прежнему, светило яркое, южное солнце. Над морским побережьем, в легкой, голубоватой дали, соревновались наперегонки ласточки и чайки. На пляже, все так же медленно и красиво, стелилась голыми, копчеными телами, беззаботная, курортная жизнь.
Семейство Котовых, так и не распаковав чемоданы, и нисколечко не отдохнув, вместе с забинтованным сыном, вновь неслось на своем Москвиче по скоростной магистрали.
Они ехали к себе домой в Сибирь. Их курортное время, закончилось, не начавшись.