(глава из книги «Ходи по путям сердца твоего...» или невыдуманные истории нашей юности)
«Мой добрый учитель, ну что ж вы молчите.
Слезинки внезапно блеснули в глазах.
Вы мир нам открыли и где б мы не жили,
А школа всегда будет в наших сердцах.»
(Из песни «Мой добрый учитель»)
Являясь заслуженным учительским мужем, чей давностный стаж исчисляется не одним десятком лет, я всё же хочу вспомнить своих, школьных, из далёкого детства.
Работа учителя и раньше была, а в большей мере и в наши дни является крайне неблагодарной из-за того, что даже самые послушные и воспитанные дети могут порой вывести из себя кого угодно. Не говоря уже о начинающих педагогах или обычных людях, взявшихся по воле судьбы исполнять этот тяжкий долг перед подрастающим поколением.
Все классы нашей русской школы №5 имени Максима Горького в городе Эчмиадзине, состояли в основном из армянских детей, чьи семьи дальновидно выбрали обучение и воспитание своих «чад» именно в русской школе и всего лишь нескольких русских детей в каждом классе, как правило, из семей военных. Я условно называю и украинцев и белорусов русскими, потому что не было такого жесткого разделения как в наши дни и тогда все говорили по-русски. Мало того, ни один ребёнок, будучи украинцем по фамилии, не знал украинской «мовы», все считали себя именно русскими и не заморачивались на всякие националистические «завихрения», которые стали процветать уже после развала Союза. Случались дети и от смешанных браков. Лично я был представителем семьи, которая попала в Армению совершенно необычно, полагая, что любая республика СССР это часть одного государства. И в результате на какое-то время наша семья жила здесь, в стране виноградников, чистейшей воды и красивейших гор.
К сожалению, сейчас для разжигания национальной розни людям закачивают в умы мысль, что республика была оккупирована русскими. Так написано на официальных сайтах современной Армении. На самом же деле наши воинские части обороняли АССР в составе всего Союза от внешней угрозы. Поэтому в нашем городе располагалось несколько воинских частей – танковая, общевойсковая и самая важная – полк ПВО в пригороде, в местечке Чобанкара. Именно из этих воинских частей к нам и приходили учиться русские школьники.
Особенно плохо в нашей школе было с учителями пения или музыки, не помню уж как назывался этот предмет в программе. Скорее всего, называли и так и эдак. В разные годы это было то «пение», то «музыка». Предпринимались неоднократные попытки нас этому обучить. Память хранит образ несчастного молодого специалиста - девушки, оставшейся без своего имени в истории. Робкая хрупкая учительница, которая зашла в наш класс как в клетку с тиграми, но уже до этого момента «перегорела» и вскоре, после написания скрипичного ключа и изображения ноток на доске бежала с поля боя под улюлюканье бесчинствующих учеников нашего класса. Как правило, всё это сопровождалось рыданием и водопадом слёз. Так происходило пару - тройку раз, а следствием этого безобразия произошёл феерический приход в класс простой украинской бабы с аккордеоном. Была она властной, громкой и разбитной женщиной, знавшей одну только песню –«Ти ж мене підманула…». Это была шуточная украинская песня. В ней в игровой манере рассказывается о молодом парне и девушке, которая на каждый день недели назначает ему свидания, а сама на них не приходит. Только вот была одна проблема, и она заключалась в том, что, ни я, ни, предположительно, все остальные одноклассники не знали украинского языка, и о содержании произведения могли только догадываться.
Тем не менее, в наказание за слёзы молодого специалиста мы всё оставшееся время обучения на уроках музыки сначала слушали, а потом и сами исполняли эту плясовую народную песню под аккомпанемент загадочной украинской женщины. Что, несомненно, нас бодрило и развивало любовь к пению. Это я сейчас, конечно, иронизирую. Потому что за время школьного обучения нам пришлось бесконечное количество раз исполнять только две песни, которые надоели до тошноты и отвращения. Первой была отрядная пионерская песня «Взвейтесь кострами синие ночи…» и второй уже эта «Ти ж мене підманула…».
Женщина с аккордеоном возникала из ниоткуда и так же исчезала после окончания урока в неизвестном направлении. Поэтому никто не знал, кто это, как и откуда она появилась в нашей школе.
Ещё одним узким местом в школьном обучении было преподавание черчения. И тут-то мой отец сделал роковую ошибку, он вписался вести эти уроки в нашей школе. Ну, то есть вести-то их он, несомненно, мог бы, ведь он был именно специалистом этого дела, даже руководил конструкторским отделом на соседнем заводе «Пластмасс». Но только мог бы лишь при условии, что все дети были бы такими как, к примеру, я. А меня ведь воспитывали так, что «шаг право, шаг влево или прыжок на месте - это расстрел без суда и следствия». Поэтому когда он столкнулся с целым классом совершенно неуправляемых армянских детей, которые понимают только физическую силу или угрюмый напор железного характера, то не обошлось без конфликтов.
Воздействие, которое отец считал легким подзатыльником, по утверждениям пострадавших было сотрясением их мозга (или того, что там должно быть). Вскоре отцу пришлось бросить эту педагогическую практику из-за жалоб неблагодарных родителей.
А поддерживать дисциплину в классе другими методами не представлялось возможным.
В нашей школе был довольно-таки хороший спортзал. И хоть уроков физкультуры в расписании было не так много, мы всегда шли на них с большим удовольствием. В оставшееся время от выполнения обязательных упражнений по программе можно было поиграть в волейбол или другие игры, и это было самым желанным моментом во время урока физкультуры. Очень уж сидеть за партами надоедало, хотелось активных движений. Физкультуру преподавал очень достойный педагог товарищ Шукурян. Бывший гимнаст, он пользовался авторитетом и уважением. Не только умело держал всех «в узде» на своих уроках, но и как-то на наших глазах спас жизнь нашей однокласснице, у которой запал язык и она стала задыхаться. Его реакция и быстрые действия по вытягиванию языка обратно, несомненно, спасли ей жизнь, потому что она уже была синей и билась в конвульсиях. Ещё немного и произошло бы непоправимое. Случай этот произошел на уроке литературы, который вела Людмила Николаевна - прекрасный педагог по русскому языку и литературе. Внезапно лавка под девочкой обвалилась, видимо выпал болт, и от этого шока у неё запал язык в глотку. Вопль литераторши (сначала она пыталась спасти девочку) услышал проходивший мимо учитель физкультуры, не теряя времени, вбежал в класс, молниеносно оценил ситуацию и засунул руку для раздвижения челюстей и разблокирования дыхательных путей. Когда ей немного полегчало, он же и унес несчастного ребенка для обследования в приехавшей по вызову карете скорой помощи.
Кстати, наша Людмила Николаевна внесла существенный вклад в формирование моей будущей судьбы. Она настояла, чтобы я выучил из Пушкина – «На берегу пустынных волн…». Заучивался фрагмент текста «Медного всадника» тяжело, в муках. Потом пришлось выступать с этими стихами на сцене во время какого-то мероприятия. Вся эта история, в конечном счете, и привела меня в Ленинград. Как бы была заложена внутренняя программа - побывать там, где стоял Петр Великий на берегу этих самых вод, полный дум и вдаль глядел, и далее уже как получится - или по тексту поэмы или по воле судьбы.
Вообще в школе я был автоматическим круглым отличником, что тоже было плохо, это сильно расслабляло. Автоматические оценки приводили к «халтурным» знаниям. Только захочешь ответить урок, «ну этот и так знает – садись, пять баллов». И это без полного ответа!
Существовала и оборотная сторона такого статуса – время тогда было особенным, в народе процветали пуританские нравы. Говорить о механизме оплодотворения живых существ учителям было, почему-то стеснительно, поэтому они находили такой выход: «А теперь Рощин прочитает вслух главу о механизме оплодотворения». И под смешки и возбуждённую суету за партами приходилось читать о таких серьезных жизненных явлениях, запинаясь на сложных терминах. На моей памяти мне почему-то несколько раз выпадала такая участь. И всё время это были темы с каким-то межполовым акцентом! То пестики с тычинками, то яйцеклетки мужские с женскими. Поэтому приходилось как-то проявлять своё нежелание быть диктором. Не «Левитан» ведь, но получалось, что почти как «Жванецкий» со своим знаменитым портфелем. Из-за чего был клеймён незаслуженной характеристикой от классного руководителя – «в каждой бочке затычка». Причем это она говорила с полной убеждённостью, что все окружающие понимают это её устойчивое словосочетание. Но, ручаюсь, что точно никто не подозревал даже, включая и меня, что она имеет в виду. А выяснить суть этих слов было трудновато, ничего подобного Интернету тогда ведь ещё не существовало. Ну, говорит «классная» про какие-то бочки, ну и ладно. Вообще текучка преподавателей и классных руководителей у нас была дикая. Никто не хотел тащить этих балбесов, класс под литерой «Б». Похоже, мы были как бы учениками второго сорта в этих негласных правилах оценки и отбора и хоть и были у нас отличники, но нам никто не говорил, что это претенденты на «золотую» медаль. Тянули в основном класс с литерой «А».
Запомнился ещё великолепный дядечка - военрук с фамилией Керемет. Благодаря его инициативе мы стреляли в городском тире ДОСААФ из «мелкашки» (на «халяву») и были просто счастливы от этого события. В городском тире у рынка надо было за это удовольствие деньги платить, кроме того там обычные духовые ружья. А тут всё как у взрослых – с запахом пороха и настоящими мишенями. Даже какие-то удостоверения после этого нам выдали.
Был ещё очень полезный учитель труда - Грант Григорьевич, он приучал мальчиков долбить, колотить, пилить лобзиком по дереву – всё это очень пригодилось в жизни. Мы были обучены, что называется «вбить гвоздь», куда и когда это потребуется. Что я впоследствии и делал на рабочей практике – сколачивал ящики для помидоров. И даже заработал на этом «четвертной» (двадцать пять рублей)! Это был первый в моей жизни заработок. Хотя карманных денег я не имел, но отдал эти деньги родителям. Видимо мне хотелось, чтобы меня ценили.
Ситуация с учителями сильно изменилась когда мы перебрались в Россию. В новой школе меня никто из учителей не знал. Впрочем, это совершенно не мешало им ставить мне такие же «автоматические» пятёрки. Что вконец расслабило меня, по уровню знаний я сильно «просел». Приходилось заниматься самостоятельно и ходить на факультативы.
Крайне колоритным был у нас математик. Видимо раньше он преподавал в ВУЗе, поэтому не сменил методики и вел урок крайне своеобразно для школьного обучения. Писал заранее материал на доске и докладывал его «в пустоту», никого не спрашивал, не проверял заданий. Говорил, что кому надо, те придут к нему на факультатив, и уже там он всё будет объяснять заинтересованным ученикам. А всему классу он просто формально докладывал материал без всякой обратной связи. Не знаю, прав он был или нет. Сложилось впечатление сломленного или разочаровавшегося в этих детях человека, который не хочет тратить попусту свои эмоции на тех, кто в математике не заинтересован.
После окончания школы нам предстояло поступление в заведения профессионального обучения. А уверенности в своих знаниях не было. Не было меня и в планах на медалиста, поэтому при выпуске из школы мне создали пару искусственных четвёрок и поэтому обошлись только похвальной грамотой за успехи в обучении. Это грамота сильно помогла в дальнейшем. А за неполученную медаль я не был в претензии.
Всё недоданное в школе я восполнил в мореходке, в которую меня занесло по воле судьбы. Там уже были совсем другие преподаватели. Они красочно описаны в книге моего товарища и сослуживца Осипова Вадима под названием «Мореходка»