Мы, выпускники военно-морского факультета ВМедА им. Кирова, направленные по распределению на службу на Тихоокеанский флот, столкнулись с этим природным явлением в первый же день прибытия во Владивосток. Здесь как раз бушевал очередной осенний тайфун, и ходить по городу можно было только в нашем широкополом флотском плаще (плащ-накидке), крайне неудобном в обращении, но защищающим тебя в первые минуты от сильного ливня.
Таков уж климат нашей прибрежной Приморской климатической зоны, где ветер дует летом с моря на сушу, а зимой — с суши на море, способствуя образованию местных тайфунов, а зимой — сильнейших снегопадов и ветров. И первое знакомство с ними для многих из нас (прибывших) было весьма впечатляющим.
Проживая в Приморье непрерывно тридцать пять лет, я обратил внимание на интересную закономерность местной циклонический активности — первые сильнейшие ветра со снегопадом во Владивостоке и его окрестностях начинались под 7 ноября, будто салютуя нашему празднику.
Первый такой ветродуй мы встретили с женой Танюшкой, приехавшей ко мне из Казани на постоянное место жительства, на острове Русский, в ночь как раз на 7 ноября. До этого всё время стояла чудесная погода с тихими, солнечными днями. И мы любовались спокойными, лазурными бухтами Амурского залива, цветущими полянами и лужайками окрестных сопок, диким виноградом, маньчжурским орехом, шиповником и калиной, произрастающими совсем рядом с домами офицерского (и иного) состава.
Мне, на первый случай, начальство 613 ВСО выделило небольшую комнатку в так называемом тридцать третьем доме. Это было кирпичное двухэтажное строение, расположенное на северном склоне высокой сопки и открытое всем ветрам северных направлений. Комнату я с санинструктором оборудовал лишь на скорую руку и, главное, пока не сумел избавиться от полчища крыс, каждую ночь приходивших к нам в гости через всё новые и новые дыры, проделываемые ими в мало доступных для меня углах и закоулках помещения. Отопление, естественно, было печное, вода — привозная, все удобства — на улице. Так что наша радостная семейная жизнь начиналась в творческой обстановке.
Двое или трое суток мы провели здесь относительно спокойно. По вечерам, после моей работы, успевали погулять на природе — пройтись по заросшим зеленью сопкам, полюбоваться красотой морского пейзажа в бухте Новиг (у нашего "Подножья") и особенно чистой бухты с противоположной стороны полуострова. Наслаждались видом необычной для нас красоты морских восходов и закатов и раздумывая о дальнейшем устройстве нашей семейной жизни. А пока Танюшка училась быть истопником, забрасывая в сильно дымящую печь совки мелко раздробленного чёрного, как смоль, угля, училась готовить еду на раскаленной докрасна плите, знакомилась с ассортиментом продуктов в рядом расположенном военторговском магазине, скучала весь день в одиночестве и радостно встречала меня, в том числе и приготовленными ею деликатесами. Последние после стройбатовских харчей казались мне особенно вкусными. Кажется, у нас было радиоточка, и по вечерам можно было слушать какую-то Владивостокскую программу.
По ночам, кроме крыс, никто не нарушал наш покой. Утром я успевал пробежаться до бухты и минут двадцать поплавать в уже холодеющей морской воде и даже поохотиться за морской живностью: морскими голотуриями — трепангами и гребешками, вместе с морскими звёздами и ежами, покрывавшими всё дно бухты "Круглой". Я нырял за ними с маской и трубкой на глубину до пяти метров, наполняя плавающую на поверхности сетку, прикрепленную к спасательному кругу. Мы тогда ещё не знали обо всех биологических ценностях этих чудо-морепродуктов, не используя их по прямому назначению, и большей частью раздавали соседям.
День шестого ноября прошел без особых происшествий. Лишь Хамза Зиятдинов, наш постоянный пациент, задал мне очередную загадку, корчась от боли и жалуюсь на "схватки" в области пупка, но заранее предупреждая, что "резать не нада!" Ничего, конечно, у него не нашлось, и Шмидт (мой санинструктор) в очередной раз вынес его легонько одной рукой за пределы нашей медицинской территории (санчасти) и придал некоторое ускорение в направлении казармы. Удивительно, подобные объяснения стройбатовцы понимали и воспринимали куда более ясно, чем мои более культурные объяснения с применением медицинской терминологии.
Вечером задуло. От окон потянуло холодом. Я целый час затыкал щели в окнах бумагой и ватой. Но это мало помогало — нужны были более серьёзные работы. Пришлось отодвинуть обе кровати от окон, поближе к печке, которая еще оставалась теплой и приятно грела на фоне бушующей за окном стихии. О выходе во двор не могло быть и речи — ветер просто сносил с ног и норовил придавить тебя массивной входной дверью, которая хоть как-то спасала жильцов от замерзания. Долго не могли заснуть, слушая порывистые завывания ветра. Во сне мерещились то усиливающаяся, то ослабевающая канонада, виделись какие-то совершенно непонятные образы. Я несколько раз просыпался и поправлял легкое одеяло у Танюшки. Потом укрыл ее дополнительно тёплым пальто. Танюшка спала спокойно и даже чему-то улыбалась во сне.
Я вновь погрузился в тяжёлый сон, сквозь который мне чудились громы и молнии. На какой-то момент громыхание стихло, и вдруг ударило так, будто бомба взорвалась рядом с нами. Мы оба сразу проснулись. Включил свет — ничего особенного не увидели. Только за окном продолжала бушевать стихия. В комнате же стало заметно холоднее...
Окончательно проснулись рано — было еще темно. Тяжёлый, прерывистый сон не дал облегчения. Ветер по-прежнему продолжал выть и свистать, с той же невероятной силой. Нам, жителям средней полосы, подобное казалось в диковинку. Но надо было ко всему привыкать...
Мы встали, включили свет, быстро оделись. Я направился к левому окну, из которого особенно сильно дуло холодным воздухом и у которого обычно стояла моя кровать. Смотрю — и глазам не верю: внутренняя рама была выбита из оконного проема порывами ветра и валялась на полу, усыпанная осколками разбитых стёкол — как раз на месте моей кровати. Воля случая, что я переставил ее к противоположной стене на ночь. Чем бы иначе всё это кончилось?!...
Конечно, в течение дня всё было отремонтировано бригадой строителей во главе с моим верным помощником Андреем Шмидтом. Да и ветер к вечеру приутих. В целом мы были готовы держать следующие удары нашей судьбы, в совершенно новых для нас обоих условиях воинской жизни.
Тот циклон запомнился своей свирепостью и другим нашим ребятам. Попал под его убийственную силу и Костя Иванов, получивший должность начальника медицинской службы 516-го Артиллерийского башенного дивизиона, который располагался в самой южной точке Хасанского района Приморья — на мысе Гамова. Вот как описывает он, через 57 лет, в своих удивительных воспоминаниях эту встречу.
"В ноябре пришёл тайфун. Как раз в этот день в части объявили тревогу в связи с сообщением от пограничников, что к нам прорывается шхуна с террористами. Офицеры были на своих боевых постах, а в неосвещенном доме остались только женщины без всякой охраны, с охотничьими ружьями. Ночью я забегал к дому проведать и ободрить своих. Порывы ветра были такие, что меня чуть не унесло со скалы, я удержался за ствол дерева. Рядом со мной вдруг плюхнулся кирпич. Я посмотрел вверх — летел ещё один, его сдуло с трубы нашего дома. Я никогда не мог предположить, что ветер мог уносить кирпичи. Но тут деревянный туалет, стоявший недалеко от дома, поднялся вверх и полетел с обрыва далеко в Японское море. Больше мы его не видели. Но всё закончилось благополучно, шхуну потопили или батарея нашего дивизиона, находившаяся на острове Фуругельма, или тайфун."...
Не менее яркое впечатление осталось у меня от циклона, разыгравшегося на 7 ноября в 1964 году, но это уже другая история...