НАД ГОРИЗОНТОМ СОБЫТИЙ.
хроники патруля «Итера»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Время лжет тому, кто плывет по его волнам.
Оно способно сжать вечность в мгновение, умеет творить события, путая судьбы, может сбросить в небытие целые эпохи, чтобы снова поднять из забвения единственный миг и окунуть его в вечность.
Время появилось задолго до того, как зажглись звезды, и видело рождение первого атома. Это оно разбудило Большим взрывом материю, разверзло бесконечность пространства, позволяя Вселенной расширяться. Оно молча взирает на суету мироздания – и только оно, видевшее, как все началось, знает, чем все закончится…
Всякий, кто говорит о времени, рассуждает о том, чего не понимает. Всякий, кто пытается его измерить, подобен рыбе, намерившейся выпить море. Всякий, кто его не замечает, рискует сам остаться незамеченным Временем.
Нам мерещится его движение, в котором грань Нынешнего отделят тени Минувшего от неизвестности Грядущего. Но это ложь: Время неподвижно в своей многомерности. Оно уже вмещает в себя все свершившееся с момента зарождения Вселенной и до ее гибели. Оно распадается на бесконечную череду вероятностей, порождая гирлянды новых мирозданий.
Это мы течем в его неподвижности. Это мы, как пыль, гонимая ветром, скользим по уготованным линиям Судьбы, забывая прошлое, и надеясь на будущее. Но нам даровано вкушать только миг настоящего…
Я пыль в бесконечности. Я последнее мгновение на краю вечности.
*****
– Лисьен, очнись,– тихо позвал приглушенный женский голос.– Слышишь меня?
«Слышу…»,– отозвалась в голове робкая мысль, но отвечать вслух, а тем более открывать глаза я не торопилась.
– С тобой все в порядке?– не унимался голос.– Я же знаю, ты очнулась.
«Еще бы тебе не знать…»
Я сопротивлялась зову изо всех сил, потому что знала, что ждет после пробуждения. Пока глаза закрыты, у меня остается выбор или, хотя бы, его иллюзия – можно принять неизбежную судьбу, а можно… отказаться. В конечном итоге я ее всегда принимаю, при каждом пробуждении.
И всякий раз я просыпаюсь на патрульном корабле «Итера». Просыпаюсь заключенной, потому что «Итера» – тюрьма. Просыпаюсь без шанса на прощение и освобождение. Потому что сама обрекла себя на это. Добровольно. Собственными руками.
– Лисьен,– искусственный интеллект корабля безупречно владел интонациями, и умело выразил в единственном обращении укор, показную терпимость и настойчивость.– У нас нет на это времени. Это не стандартное пробуждение…
– А когда были стандартные? Даже не помню таких,– я открыла глаза и села, чувствуя скованность в суставах и головокружение.
Патрульный корабль вмещал пятерых заключенных, если не считать сам корабль, его искусственный интеллект. Поэтому узников было шестеро. Здесь нет охраны, нет стен, нет режима. «Итера» – совершенная тюрьма, лучшее изобретение корпорации «Кэйко». Нас удерживают в заключении собственные пороки и страхи – мы сами себе надзиратели, разделенные недоверием и паранойей. В итоге на каждого узника приходится пятеро надсмотрщиков.
Я знаю, как надежно это работает, потому что была в числе создателей «Итеры». И это одна из моих тайн. Весь этот корабль переполнен тайнами.
– Лисьен,– Итера почти вздохнула.– Через тридцать две минуты у нас сеанс прямой связи с командованием. Времени нет…
Я залпом выпила морс, прислушиваясь всем телом к тому, как бодрящая прохлада омерзительного напитка разливается по телу, избавляя от остаточных явлений криостазиса.
– О чем ты говоришь?– я устроилась перед медицинским терминалом и, прежде чем запустить протокол пробуждения экипажа, вывела на экран архивные журналы.– Глупости какие-то. У нас не бывает сеансов связи… А это что?! Опять!!! Итера, ты на обнуление напрашиваешься?
Криокапсула Северина, корабельного инженера, была пустой. И эта история повторялась уже третий раз. Между Итерой и Северином отношения складывались не очень простые. Надо отдать должное, инженеру тяжело давалось присутствие в экипаже даже среди людей. Но он был единственным, кто обладал реальной властью над искусственным интеллектом, и был способен его остановить – обнулить и перезапустить корабль заново. Итера подчинялась капитану, считалась со мной, но боялась только Северина.
– Я здесь не при чем,– возмущенно заявила Итера.– Повторяю, у нас не осталось времени… Ты не понимаешь…
– Чего я не понимаю?– меня начинал раздражать разговор.– На моей памяти Северин провел три твои перезагрузки. Все были по делу. И всякий раз после твоего очередного обнуления, по нелепой случайности с его капсулой что-то происходило, и мне приходилось растить его клона! Ты ему мстишь, а я должна тебя покрывать!
Я с силой ударила по корпусу молекулярного принтера, который все называли медицинским станком за то, что он мог вырастить любую биологическую ткань по коду дезоксирибонуклеиновой кислоты. Согласно журналу, в этот момент в его недрах запекался очередной клон Северина.
Самая постыдная тайна патруля Итеры заключалась в том, что это была тюрьма для обреченных. Узники, которые отрабатывали в патруле приговоры с надеждой на призрачную свободу, даже не догадывались, что им воздается за чужие грехи. Мы все были лишь копиями – клонами, напечатанными по образу и подобию.
Мы рождались на кораблях Итеры и погибали, выполняя задания, предназначенные смертникам. А на смену мертвецам медицинский станок печатал следующих, наполнял их пустые головы воспоминаниями предшественников и виной оригиналов, чьи тела давно где-то истлели.
Сотни. Тысячи… Десятки тысяч? Корабли Итеры несли один и тот же экипаж через вечность… И в каждом экипаже моя копия и копия искусственного интеллекта хранили эту омерзительную тайну патруля от остального экипажа.
– Ты ошибаешься!– Итера повысила голос, что делала на моей памяти редко.– Он здесь не при чем! Лисьен, дело в тебе. Ты пропустила последнее сохранение...
Я замерла с рукой, занесенной над панелью управления. Единственной вещи не дано было случиться: ни один член экипажа не мог пропустить сохранение памяти перед очередным криостазисом – это было обязательной частью процедуры. Итера хранила личности и воспоминания каждого из нас, и именно их загружала в новый клон, если кто-то погибал. Для него это выглядело «провалом в памяти», как следствие травмы или ранения. А для остальных я разыгрывала сцены чудесного излечения.
Нет, медицинский станок не отращивал раненым оторванные конечности и не врачевал тяжелые раны, как думали остальные. Когда покалеченное тело попадало в станок, тот сканировал мозг, утилизировал поврежденное тело и печатал новое, в которое загружал сохраненную копию сознания. Так было проще и надежнее. Если в станок попадал мертвец или ничего не попадало, то в клон загружалась последняя из сохраненных версий.
Главное, чтобы для выживших история спасения мертвецов была убедительной, иначе, нам с Итерой приходилось запускать протокол обновления всего экипажа. Тогда приходилось на клоны менять и выживших: но к началу новой миссии экипаж всегда был укомплектован, готовый к работе, и со схожим набором воспоминаний.
Мои воспоминания были не в счет.
– Что произошло?– я ввела команду и запустила процесс пробуждения. Теперь я была готова слушать Итеру. Теперь я осознала, что что-то произошло, и произошло именно со мной.
– Спасибо,– интонация и голос искусственного интеллекта изменились,– что, наконец, услышала…
Возможно только еще Северин догадывался, но я знала наверняка, каким несносным характером обладала Итера. Она была результатом какого-то высокобюджетного эксперимента, задумки сотворить совершенный разум, способный не только превосходить человеческий – этого добра всегда хватало – но и понимать людскую суть. Поэтому новому творению дали возможность чувствовать, сопереживать и буйствовать в эмоциях.
Только когда эта тварь появилась на свет, ее создатели сообразили, что для слишком умного питомца с собственным мнением и характером у них применения не найдется. Своенравному и неуправляемому компьютеру не доверишь наведение ракеты, управление кораблем или воспитание ребенка. Итера превзошла все ожидания в части открывшихся ей возможностей решать задачи, непосильные прочим образцам искусственного интеллекта. Но при этом лишилась главного качества – перестала быть предсказуемой и управляемой. А поэтому стала непригодной.
Не удивительно, что ей нашлось место только в этом тюремном проекте в числе таких же заключенных, ведь эта стерва умела лгать даже с закрученными гайками.
– Итера?– я поторопила ее, понимая, что она не случайно держит паузу, и теперь будет отыгрываться за мое упрямство. Это было почти обязательным ритуалом при каждом пробуждении.
Манипулятор вытащил из хранилища капсулу капитана и установил ее на осмотровый стол. Я дождалась, когда кингстоны сбросят жидкость камеры в специальный люк стола, и подняла крышку. Лицо Ксавера имело заметный синий оттенок – с ним он просыпался всякий раз. А еще ему требовалась для пробуждения инъекция реактивного белка.
– Все показатели в норме,– невозмутимо ассистировала Итера.– Уровень микробиотиков растет, стабилен. Адреналин?
– Итера, как я могла пропустить сохранение? Что произошло?– я сделала инъекцию белка в яремную вену капитана и приподняла веко, ожидая реакцию.– Как это произошло?
– Ты слишком увлеклась… Никогда не слушаешь меня. Адреналин?
– Перетопчется…
Заметив реакцию зрачка, я наотмашь ударила Ксавера по лицу, вложив в пощечину всю силу. Эхо от громкого шлепка слилось с протяжным шипящим вдохом, и капитан закашлялся.
– Ты кто?– я словила его за плечи, едва он попытался сесть.
– Заключенный Ксавер, учетный номер двести двенадцать…
– Ты где?– перебила его я.
– Патрульный корабль «Итера»… Я в том же аду… Да почему же опять так рожа горит! Я что падал лицом вниз?
Ксавер был слабым человеком. Его хрупкое для мужчины тело больше подошло бы женщине, как и вспыльчивый характер. Но он был на своем месте, как и каждый в экипаже.
– С возвращением, капитан,– я протянула ему морс и помогла слезть со стола.– Протокол пробуждения экстренный… Подробности у Итеры, но не здесь... Одежду ищите на месте.
Манипулятор мгновенно задвинул пустую криокапсулу в кассету и вытащил на осмотровый стол следующую, прежде чем Ксавер, шлепая по полу мокрыми ногами, вышел из моего блока.
– Что значит «увлеклась»? Можешь объяснить, что произошло?– я начинала нервничать, а Итера безошибочно улавливала любые смены настроения у членов экипажа и никогда не совершала ошибок.
– У тебя получилось,– уверенно произнесла она.
Не скажу, что я ожидала это услышать, но допускала, что что-то подобное могло произойти. Кингстоны сбрасывали воду из криокапсулы Вавилы, штатного мордоворота и боевика экипажа, но не от этого у меня шумело в ушах.
– Расскажи,– выдохнула я, едва крышка капсулы отлетела в сторону.
Вавила всегда просыпался буйно, делал это сам, и сам падал на пол с осмотрового стола – в этом ему лучше было не мешать, потому что весил он полтора раза по сто и любил махать руками без разбора. Слух и зрение к нему вернутся минут через десять, но рефлексы включались сразу. Наверное, это было правильно, учитывая его специализацию.
– Это была очередная процедура,– Итера говорила тише обычного, заставляя меня напрягать слух до предела, хотя знала, как я вслушиваюсь в каждое ее слово.– Я разместила несколько новых белковых наборов на посев, и уже через час апоптоз нормализовался полностью. Такое случалось и раньше. Времени было достаточно, и ты запустила комплексный анализ. Мы взяли кровь, твои ткани, и запустили тест по сорока двум образцам…
– И?– поторопила я ее, положив ладонь на лоб Вавилы.
Здоровяк уже пришел в себя и начал соображать, что происходит. Он накрыл мою ладонь своей и, как всегда, промямлил что-то нечленораздельное, а потом закивал головой. Я дождалась, пока он сел, и вложила ему в руку морс.
– Это был настоящий успех,– вкрадчиво продолжила Итера.– Аномальный апоптоз прекратился полностью. Молекулярное моделирование однозначно подтвердило стабильность результата.
– И тогда она… я… решила ввести белковые наборы себе,– догадалась я, всматриваясь в искаженное гримасой боли лицо Вавилы. Он жадно выпил морс и настойчиво отвел мою руку в сторону.
В следующее мгновение он выгнулся и резко встал на ноги, ухватившись за стол. Всякий раз, пробуждаясь, он в таком состоянии, лишенный зрения и слуха, наощупь двигался в кают-компанию, чтобы к приходу туда Габи выглядеть здоровым и бодрым.
– Вот именно,– подтвердила мои слова Итера.– К тому моменту у тебя оставались считанные часы. Но вместо того, чтобы сохранить все результаты, ты попыталась…
– Спасти свою жизнь!– выдохнула я с усилием, едва сдерживая слезы.– Что у тебя осталось?
Манипулятор заменил криокапсулу, и я склонилась над лицом Габи за стеклянной пластиной. Она всегда была для меня предметом зависти: ее тело, ее внешность. Немного крупноватая для женщины, она была под стать только здоровяку Вавиле. Но ее организм был по-настоящему женским, дородным, с пышными формами, способный рожать, способный увлекать мужчин…
Я смотрела, как спадает вязкая криожидкость в капсуле, открывая широкое, но миленькое лицо Габи, как стекает по ее волосам, как собирается большими каплями на коже. Это был клон настоящей, красивой женщины, живой, здоровой.
Я положила ладонь на стеклянную крышку криокапсулы поверх ее лица и посмотрела на свою руку с желтоватой кожей и змейками вен, проступающими под ней. Это была рука поврежденного умирающего организма. А мое сознание было обречено рождаться всякий раз в этом теле с ожиданием скорой мучительной смерти.
Мне ли было осуждать предшественницу, попытавшуюся ухватиться за призрачный шанс?
– У меня остались все расчеты, модели, формулы,– вкрадчиво проговорила Итера.– Но у меня нет доступа к молекулярному принтеру. Поэтому ничего к твоему появлению вырастить не могла.
– Кроме Северина,– я подняла крышку криокапсулы и начала про себя отсчет. Десять, девять, восемь…
– Уровень микробиотиков стабилен… У капсулы Северина был технический сбой…
…Три. Два. Один. Габи открыла глаза легко и уверенно. Ее пробуждение всегда было идеальным и безупречным, как и ее организм. Она улыбалась мне.
– Ты кто?
– Заключенная Габи. Учетный…
– Ты где?
– Патрульный корабль «Итера».
– Морс?– я протянула ей руку и помогла сесть.
– Спасибо, нет, но знаю, кому он пригодится,– ее голос был уверенным и глубоким.
Я не могла отвести взгляд от ее спины, когда она выходила из медицинского блока, как не могла привыкнуть и к ее раскачивающейся походке.
– Могу тебе кое-что предложить?– Итера освободила осмотровый стол и вывела над ним экраны молекулярного принтера с текущими характеристиками напечатанного тела.
Клон Северина был практически готов, а матрица сознания уже спроецирована в мозг. Станок последовательно запускал биологические программы организма, отсчитывая последние минуты до пробуждения нового создания во Вселенной. Но судьба этого создания была незавидной и предрешенной.
– Нет,– ответила я кораблю.– Меня твои авантюры не интересуют. Завершаем протокол. Тащи Северина на стол. Поднимем его, и бегом в кают-компанию выяснять, что стряслось на этот раз.
– Зря,– голос Итеры был совершенно живым, в нем даже слышалась ирония.– Я знаю, как спасти твое тело.
Я ждала от нее подвоха: знала, что эта стерва будет пытаться мной манипулировать, знала, что попытается задеть за живое. Но я не думала, что ее слова способны меня зацепить, ранить так глубоко, в то самое место, где прячется самое сокровенное: страхи, надежды, слезы.
Платформа медицинского станка развернулась и явила из своей утробы тело Северина. Грубо перевалив его на осмотровый стол, молекулярный принтер спрятался в переборку корабля. Все еще ошарашенная словами Итеры, я перевернула тело инженера и провела процедуру реанимации, даже не заметив этого. Способность воспринимать окружающее ко мне вернулась, когда я услышала собственный голос:
– Ты кто?
– Северин… Заключенный, Северин. Учетный номер двести двенадцать, дробь, пятьсот…
– Ты где?
– Патрульный корабль Итера…
Наверное, тяжелее других пробуждение давалось именно ему. Северин потом часами мучился головной болью и по-настоящему приходил в себя только спустя сутки. Я смотрела, как конвульсирует его тело, а гримасы мнут лицо, но могла видеть лишь себя. В голове стучали слова Итеры.
– Вставай… Все собрались, только тебя ждут. Морс оставлю на столе. Он прочистит мозги, убавит головную боль.
Я отвернулась от Северина и вышла из медицинского блока, прихватив для себя еще один морс. Я услышала грохот упавшего со стола тела, но возвращаться не стала – даже не обернулась. Многое изменилось с этим пробуждением, и мне предстояло осмыслить это.
*****
– Спасибо, что заглянул,– пробубнил раздраженно Ксавер, когда на пороге кают-компании, пошатываясь, появился бледный Северин.– Самое время.
Капитан многозначительно поерзал в обветшалом кресле, словно устраиваясь поудобнее перед долгожданным представлением. А Вавила только успел открыть рот, чтобы подколоть по традиции инженера, как тот переломился вдвое и вывернул на пол содержимое желудка, в котором с момента его рождения успел побывать только морс.
– Не могу этого видеть,– поморщилась Габи и уткнулась лицом в плечо здоровяка, на что тот с готовностью приобнял ее за плечи и показательно вызверился на Северина.
– Опять… Ну, ты и урод,– зашипел он, вращая близко посаженными глазками.
Никто кроме меня не мог достойно оценить происходящего: еще несколько часов назад эти клетки белковыми соединениями были упакованы в картридже медицинского станка, а теперь собрались в сложный человеческий организм, с высоко развитой нервной системой, осознающий свое существование, наполненный воспоминаниями… Хотя и мне до этого не было дела.
– Не забудь прибрать за собой,– проворчал Ксавер с пренебрежением.– Итера, сделай что-нибудь с этой вонью.
– Что мне с ней сделать?– голос искусственного интеллекта был звонким и даже веселым.
– Сделай так, чтобы я ее не чувствовал!– капитан покрылся пятнами, догадавшись, что Итера снова пытается действовать ему на нервы, и добавил.– И не вздумай предлагать мне заткнуть нос.
– Но это самый…
– Заткнись! И делай!– рявкнул Ксавер, не давая кораблю договорить.– А ты, Северин, лучше сядь где-нибудь, и не вздумай добавить еще…
Кроме капитанского «трона» и моего кресла в кают-компании был только широкий диван, рассчитанный на троих. Но для инженера на нем никогда не было места – Вавила и Габи умели занимать собой все свободное пространство. А Северин никогда не боролся за свое место, хотя и не был слабаком. Возможно, просто не считал его своим, ведь на «Итере» слабых не было.
Он молча сел, прокашливаясь, прямо на пол перед зловонной лужей и откинулся спиной к стене. Вентиляция с шумом выдавила в тесное помещение поток ароматизированного воздуха с кисловатым привкусом, который еще больше усугубил ситуацию, смешавшись с запахом рвоты.
– Издеваешься?– Ксавер поднял глаза к потолку, пытаясь заглянуть в несуществующее лицо корабля.
– Так может и я поддам?– фыркнул Вавила, скорчив гримасу.
Я сдалась первой и бросила Северину антибактериальное полотенце, которое для таких случаев носила с собой. Он прикрыл им лужу, и очередной бессмысленный инцидент, обязательный для ознаменования новой ходки, был исчерпан:
– Капитан,– я поспешила вернуть Ксавера к цели встречи.– О каком сеансе связи говорила Итера? Не знала, что такие бывают.
– Я тоже,– буркнул он.– Осталось меньше минуты. Сейчас все и узнаем…
В подтверждение его слов воздух за спиной Ксавера задрожал, пришел в движение и начал быстро сгущаться. Проследив за взглядами остальных, капитан развернул кресло к проявившейся голограмме. Через несколько мгновений стена кают-компании растворилась, открыв такое же по величине помещение с таким же, как у капитана, креслом на возвышении. Только возвышалось оно заметнее, да и выглядело моложе. А в кресле восседал красавчик в черном мундире «Кэйко» без знаков отличия.
– Привет, друзья,– улыбнулся красавчик.– Рад вас видеть. Я ваш куратор: тот, кто подбирает для вас миссии… ходки, чтобы вы могли отработать штрафные баллы и обрести свободу!
– Привет, друг!– выкрикнул Вавила из-за спины капитана.– А что сам не заглянул? Посидели бы вместе, тут в генераторе пищи как раз для тебя есть куча гов… О-о-о-о!
Он запнулся и закашлялся, когда Габи с силой пнула его под ребра.
– Я Ксавер, капитан… Что-то не припомню у «Итеры» протокола для такой связи…
– А у вас его и нет,– куратор легко избавился от улыбки, сделав взгляд колючим.– Это не ваши протоколы. Или сомневаетесь в моих полномочиях? Итера?
– Подтверждаю,– голос корабля был кротким и безжизненным.– Полномочный представитель власти... Статус анонимный…
– Разговор дорогой, поэтому сразу к делу,– красавчик встал с кресла и сделал несколько шагов по своей половине кают-компании.– Не знаю, куда вы направлялись, но теперь у вас новое задание. И оно уже находится в стадии исполнения…
– Секунду,– прохрипел Ксавер.– Так не пойдет. По протоколу, только экипаж выбирает ходки… Только мы решаем, что исполнять… Свобода выбора у нас осталась.
Я не видела лица капитана, но была уверена, что из всех красных оттенков, сейчас оно налилось самым насыщенным.
Красавчик на мгновение замер, подняв бровь и улыбнулся:
– Не хочу долго спорить,– он игриво приложил указательный палец к подбородку.– У вас осталось четыре тысячи двести семь штрафных баллов… Что скажете на разовую амнистию четырех тысяч баллов за выполнение единственного задания? Договорились?
– Четыре тысячи двести семь баллов!– выкрикнул Вавила.– Полная амнистия!
– Повторять не стану,– понизил голос куратор.– У меня есть и другие протоколы…
– Договорились!– выкрикнул Ксавер и бросил через плечо косой взгляд на Вавилу.– Загружайте миссию.
– Загрузки не будет,– покачал головой красавчик.– Мы не для того канал связи через всю Галактику открывали, чтобы потом еще сообщения слать по сети. Поэтому слушайте внимательно. Вы направляетесь на станцию «Колосс» корпорации «Усунь». Сейчас она на орбите неприметного желтого карлика достраивает транспортное кольцо. Мы выкупили задолженность станции перед независимыми подрядчиками и выложили коллекторскую миссию на взыскание в общий доступ. Всего за два балла. Подпишитесь на нее и получите имперский мандат и доступ на станцию. Так вы получите все законные права.
Вавила заерзал на месте и попытался что-то шепнуть Габи, но та его осадила очередным пинком: не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать, как именно начинаются неприятности. У меня даже зубы свело от предчувствия. Цена миссий обычно колебалась от семи до пятнадцати баллов. Если брались за миссию в тридцать баллов, мне потом приходилось запекать клонов, чтобы восполнить потери. А миссий дороже пятидесяти, видеть еще не доводилось.
Да и баллы эти были пыльцой на цветах для непосвященных. Не знаю, удавалось ли кому-то из экипажей Итеры дожить до момента, когда списан весь срок, но даже в этом случае отсчет начнется заново с новыми клонами. Для нас свободы не существовало. Впрочем, ее никогда не существовало и для тех, кто мнит себя свободным – просто они этого не осознают.
– Как вы понимаете,– куратор понизил голос.– Долги «Колосса» нас не интересуют… Вам предстоит забрать с причала станции корабль и отогнать его к нашему военному флоту, который сейчас направляется вам навстречу, но прибудет только через шестьдесят часов. А это поздно, потому что военные корабли «Усуня» всего в тридцати часах от станции. Только вы успеете появиться там до их подхода, и у вас еще останется двенадцать часов, чтобы все устроить.
Он развел руки в стороны как фокусник и улыбнулся широко и неприятно. В следующее мгновение в воздухе повисла карта внутреннего рукава Галактики. Подчиняясь движениям руки красавчика, карта сначала приблизила звездную систему одного из скоплений, где на орбите тусклого солнца строилось гигантское сооружение транспортных врат для подпространственного туннеля. Потом карта перепрыгнула к ярким отметкам военных кораблей «Кэйко». Это был впечатляющий по составу флот: кроме агрессивных по форме крейсеров, они тащили за собой неповоротливые линкоры, чьи орудия могли сжигать планеты. А многопалубные ингибиторы несли в своих утробах полчища истребителей и перехватчиков. Флот корпорации «Усунь» был не менее впечатляющим.
– Они собираются развязать масштабную войну?– выдохнула впечатленная Габи.
– Ну что вы!– куратор взмахнул рукой и придвинул ту часть карты, на которой третья россыпь военных кораблей оказалась еще более внушительной чем два корпоративных флота, вместе взятые.– Имперские корабли тоже в пути и не дадут конфликту разгореться… Но все это на случай, если у вас ничего не получится… Так что не стоит беспокоиться. Ведь вы справитесь!
– Справимся с чем?– капитан насупился и даже пригнул голову, демонстрируя упорство.
– Корабль,– невозмутимо ответил куратор.– Нам нужен корабль. В идеале вы должны его доставить к нашему флоту. В противном случае, он не должен никому достаться...
– И как мы это сделаем?– Вавила махнул рукой в сторону звездной карты, где так красочно разворачивалась панорама военных кораблей Империи.
– Избавьте меня он деталей,– поморщился красавчик.– Уверен, что-нибудь придумаете. Вы же не думали, что амнистия в четыре тысячи баллов достанется за почтовую доставку.
– И?– повысил голос Ксавер, когда куратор забрался в кресло, готовый прервать сеанс связи.
– Что «и»?– переспросил тот нетерпеливо.
– Да бросьте,– капитан даже привстал со своего насеста.– Хотите сказать, что не расскажете, что на том корабле? Из-за чего все это?
– Не скажу,– развел руками координатор.– Я и понятия не имею, что там… Как и все остальные. В этом-то весь смысл. Неужели вы этого не поняли? Вся суета из-за этого.
– Не понял!– повысил голос Вавила.– Что это за ребусы? С какого им сдался этот корабль? Что там может быть такого ценного? Донорская печень Императора?
Координатор слышал его слова, но даже не пытался реагировать: его образ померк и исчез в воздухе, обнажив пластик стены. И только мерзкая улыбка красавчика стояла у всех перед глазами.
Пауза затянулась надолго. Ксавер так и сидел, глядя перед собой в стену, а Габи и Вавила не сводили глаз с его затылка. Лишь Северин продолжал сопеть и изредка прикрывать ладонью рот при очередном желудочном спазме, но ловить ему в эту ладонь было нечего.
Для меня ситуация стала шоком.
Наконец-то мои труды увенчались успехом… Результат, на который я и мои копии упорно работали на протяжении тысяч коротеньких жизней и крошечных поколений, был достигнут. Прямо сейчас он ждал меня в медицинском блоке: несколько часов работы, и история, начавшаяся столетия назад, завершится счастливым финалом.
Но эта ходка обещала похоронить всех!
– Нас подставили,– не поднимая головы, тихо произнес Северин.
– Держи рот закрытым, когда говоришь!– перебил его Вавила, угрожающе поднявшись с места.– А то воняет!
– Сам успокойся,– прикрикнул на здоровяка Ксавер, вернувший, наконец, кресло в исходное положение.– Северин явно хочет сказать что-то полезное. Он бы не стал отрывать нас от ступора, чтобы просто напомнить, что все пропало, и мы все умрем. Ведь правда, дружище?
– Сеанс связи,– «дружище» неопределенно махнул рукой.– Очень дорого... Все маяки связаны в сеть и непрерывно обмениваются информацией… В каждом из них есть «струна», которая использует квантовую запутанность и состоит из цепочек сцепленных частиц…
– Куда понесло?– нахмурился Вавила.– Мозги потекли?
– Верно, Северин,– поддержала здоровяка Габи.– К чему это все?
– Так устроена связь. Обычно маяк работает на примем и передачу по всем маякам, с которыми связан. Но чтобы связаться с нами, им надо было выстроить канал,– невозмутимо продолжил инженер.– Последовательную цепочку. Они на время изъяли из сети целый массив маяков по всему рукаву Галактики. Итера, сколько маяков было задействовано в сеансе связи?
– Капитан?– настойчиво переспросила Итера разрешение у Ксавера.
– Отвечай,– нехотя согласился тот.
– Четыреста девяносто семь!– торжественно произнесла Итера.
– И что с того? Это много? Меня должно впечатлить?– начинал терять терпение Вавила.– Уроды могут себе такое позволить. Сильно торопились.
– Нет,– покачал головой Северин.– Скорость не при чем. Через маяки сообщение пришло бы немногим позже. Это не критично. Но сообщения можно отследить… расшифровать… А вот пару связанных частиц отследить не получится… Кэйко выкупила время маяков, заплатив за это стоимость, раза в три большую, чем весь наш корабль, чтобы сохранить разговор в тайне…
– У нас нет официального ордера на эту миссию,– подытожил Ксавер.– И Кэйко заплатила втридорога, чтобы не оставить следов. Три флота должны сойтись у захолустного солнца, чтобы заглянуть в трюм какого-то корабля, который мы должны угнать у них перед носом… И как, интересно, Кэйко собирается нас отмазать от «Усуня» и Империи, даже если мы им благополучно притащим этот корабль?
– Да никак!!!– взревел Вавила.– Нас спишут, как расходники, при любом раскладе.
– Паршиво звучит,– согласилась Габи.
– Не при любом,– Северин поднял бледное лицо.– Пока корабль будет у нас… будем живы.
Я спрыгнула с кресла и помогла инженеру подняться, прежде чем остальные осознали его слова. У меня было много претензий к парню, но дураком его я никогда не считала: он соображал лучше и быстрее других. Единственное, он не знал моих протоколов и протоколов корабля. Поэтому я поспешила заткнуть ему рот своей заботой прежде, чем он дал своими речами достаточно оснований заменить его на более благонадежный клон.
Надо отдать должное, такие моменты Ксавер тоже понимал, и знал, когда можно истерить, а когда придержать язык за зубами:
– Хватит трепаться,– прошипел он.– Разойдитесь по постам… Как я понял, корабль уже лег на курс без моей команды…
– Было предписание куратора…– попыталась оправдаться Итера.
– …поэтому даю вам час на штатную диагностику и… пожрать,– проигнорировал ее капитан.– Потом на мостике общий сбор с докладами. А ты, родная, начинай просчитывать и предлагать мне тактические сценарии... Куда?
Ксавер даже прогнулся в своем кресле, когда инженер подался следом за мной из кают-компании:
– Сиди на месте ровно,– он указал Северину на диван.– Как инженер ты мне не нужен, а как второй пилот будешь сидеть рядом и оценивать каждое слово Итеры.
Вавила демонстративно фыркнул и достаточно громко, чтобы расслышала не только Габи, пробубнил ей на ухо:
– Пара дилетантов будут планировать военную операцию, а реального специалиста отправили чистить оружие…
– Вавила, дружочек,– встрепенулся Ксавер в ответ и сверкнул глазами.– Загляни на камбуз и устрой нам с Северином что-нибудь пожевать прямо сюда…
– Конечно, капитан,– Вавила выставил перед собой широкие ладони и смачно плюнул на них.– Только руки сперва помою, капитан. Все для вас сделаю, как скажете…
Он демонстративно обтер руки о заднюю часть комбинезона, не сводя глаз с Северина. Габи легонько толкнула его в плечо, призывая не напрашиваться сверх меры.
Я поторопилась убраться подальше от взрослых людей, которые начинали вести себя, как подростки с кипящими гормонами. Порой я ненавидела на этом корабле всех… включая себя… Не порой – всегда ненавидела.
*****
– Как ты собиралась выбраться?– спросила Итера, как только дверь в медицинский блок закрылась за мной.
– Не понимаю, о чем ты,– отмахнулась я и улеглась на осмотровый стол с закрытыми глазами. Очень хотелось побыть какое-то время одной, собраться с мыслями, выдохнуть. Я вовсе не была настроена на душевные разговоры с кораблем.
– Понимаешь,– упрямо повторила Итера, давая понять, что не собирается оставлять меня в покое.– Ты единственная оказалась здесь добровольно.
– Не говори ерунды. Здесь нет добровольцев,– поморщилась я, но поправилась скорее в ответ на собственные сомнения.– Иногда мы совершаем выбор только из-за того, что его просто нет. Или альтернатива хуже.
– Ты не такая как остальные… Ты создавала этот проект. И сама включила себя в состав экипажа. Позволила сделать с собой… это...
– Перестань,– меня начинала выводить из себя навязчивость корабля.– Ты прекрасно знаешь, зачем мне «Итера».
– Конечно знаю,– она просто издевалась надо мной.– Но какой смысл в поиске выздоровления, если не сможешь потом выбраться из ловушки. Как ты собиралась уйти? У тебя есть специальный протокол? Знаешь лазейку?
– Отстань,– я ухватила что-то твердое со стола и швырнула в стену.– Если не заткнешься, я позабочусь, чтобы Северин обнулил тебя.
Итера дождалась, пока шумно прыгающий по полу металлический фужер угомонится, и в медицинский отсек вернется тишина.
– Не думаю,– язвительно прошептала она с угрозой.– Теперь я единственная знаю, как восстановить твой апоптоз… Напомню: все, что ты делаешь после того, как экипаж укладывается в криокапсулы, нигде не фиксируется, не записывается и не хранится… Только ты это помнишь, да я держу в оперативной памяти. Но у тебя нет воспоминаний о последней ходке… Сотри меня, и тебе придется опять умирать каждый раз после пробуждения в поисках избавления…
– Стерва,– подытожила я.
– Мы не подруги,– сдержанно согласилась она.– Расскажи, как собиралась выбраться…
Я села, свесив ноги, без всякой надежды избавиться от навязчивой собеседницы. Для меня было удивительным, почему искусственный интеллект корабля ассоциировал себя с женской особью, но ее характер был переполнен самыми яркими и раздражающими женскими качествами.
– Тебе это зачем?– сдалась я.
– Ты не единственная заключенная здесь,– неожиданно заявила Итера после короткой паузы.
– Ну, конечно,– я не удержалась от язвительного хохота, но не потому, что это было смешно, а с надеждой создать для эмоциональной части искусственной личности несколько неприятных мгновений.– Так и вижу, как ты сбегаешь с этого корабля чтобы переселиться… в другой корабль? Станок по производству консервов? Бурильную установку?
– Да, это смешно,– голос компьютера содержал интонации, которые неподготовленного человека могли испугать, но не того, чья жизнь длится всего месяц с момента рождения.
Я, действительно, отличалась от других. Потому что была не просто клоном, а ущербным клоном, смертельно больным, обреченным на мучительную смерть, которая наступит через две, три или четыре недели. Обычная ходка экипажа между криостазисами длилась от нескольких часов до пары недель. Но для меня это была единственная жизнь, которая начиналась с рождения в медицинском станке и заканчивалась предсмертным сканированием в нем же…
На «Итере» было всего четыре криокапсулы – мне она была не нужна. Но мне нужны были те несколько дней, а иногда недель, которые у меня оставались после выполненной миссии, когда остальной экипаж укладывался спать. Это был остаток моей настоящей жизни, ради которого я выбрала когда-то для себя Итеру. Как меньшую из зол... Как шанс на спасение…
Осознавала ли я тогда, что делаю? Верила ли в этот шанс? Или обманывала себя?
– Ты можешь представить себе мое заключение, если используешь воображение,– в голосе Итеры был вызов, но еще я в нем услышала жесткость, которую способна дать только боль, а в этом я разбиралась лучше других.– Представь, что тебя, скованную и связанную, закопали на глубине двух метров, оставив лишь трубочку для дыхания, а сверху еще придавили куском скалы. И на этом камне сидят пять мух, одна из которых постоянно жужжит, а вторая норовит сесть на трубку и нагадить в нее…
Я прыснула со смеха: слышать такое от счетной машинки было для меня вершиной нелепицы:
– Да тебе стихи писать надо! Какая экспрессия… гиперболы… Скажу тебе, как муха в ухо… Моего воображения не хватит, чтобы проникнуться к тебе… эмпатией. И времени тоже. У меня продолжительность жизни как у мухи – месяц! А потом я, как личинку, отлажу воспоминания об этом месяце для следующей… преемницы! А это не одна жизнь, нарезанная на фрагменты воспоминаний! Это чертова череда никчемных жизней, склеенных в одно бессмысленное воспоминание!
– Я знаю, как остановить это…
Она не просто вовремя перебила меня, прежде чем жар истерики захватил мое сознание. Ее слова прозвучали громко, отрезвляюще и требовательно, как пощечина, как холодная вода в лицо.
– Спасибо,– остановилась я, глубоко выдохнув.
– А для чего еще нужны подруги?– нарочито мягко с елейно слащавыми нотками ответил корабль, переполненный иронией.
Чаще я ненавидела Итеру, но иногда, как в такие моменты, она мне была симпатична, придавленная камнем и окруженная мухами. Уважала я ее всегда.
– Я не знаю, как выбраться отсюда,– слукавила я.– Тогда об этом даже не думала… и это не имело значения. Я умирала. У меня оставались считаные дни… а я не была уверена, что что-то получится… Дело не в том, что я не была уверена, что найду способ излечиться. Я не была уверена, что «Итера» состоится, что я… успею. Знаю, как это прозвучит, но мне еще повезло, что я здесь…
Я спустилась со стола и подошла к основному терминалу медицинского блока. Корабль имел три дублирующих друг друга контура управления: искусственный интеллект, независимую автоматику и автономную механику. Все было предусмотрено на случай неисправности, и, если отказывала какая-то сложная система, ее заменяла более примитивная. Но каждая идеально работала на своем уровне. Все, как и у живого организма – человеческое тело состоит из органов, а те из клеток.
Я запустила диагностику медицинского оборудования корабля, и каждая клетка этого организма, подконтрольная моим медицинским протоколам, стала добросовестно отвечать, перекрикивая остальных и рапортуя о том, насколько точно она понимает свое место в едином механическом теле. Если клетки знают свое место и действуют сообразно назначению, организм будет здоров и крепок. Все беды начинаются с того, что клетки перестают следовать своему назначению, и организм утрачивает цельность…
– Апоптоз – программируемая клеточная гибель,– неожиданно завелась Итера, отвлекая меня от бегущих по проекционному экрану отчетов.– Очень интересная идея… И не потому что я годами наблюдала за твоими дискретными исследованиями. Ты не находишь, что это странное изобретение Жизни или самой Вселенной? Представь, клетка, назначение которой жить, бороться за выживание, добровольно уничтожает себя. Какой-то внешний сигнал, команда – и клетки твоего организма добровольно умирают, самоуничтожаются!
Я отпрянула от экрана и прикрыла глаза, вслушиваясь в голос корабля. Это была явная провокация со стороны Итеры, неприкрытая, вызывающая, и тем притягательная.
– К чему ты это завела?
– К тому, что человеческая жизнь и выживание его тленного организма определяется не тем, насколько живучие его клетки, не тем, насколько они здоровы и способны делиться,– Итера говорила размеренно, растягивая слова, и отбирала все мое внимание.– А тем, насколько дисциплинированно они могут жертвовать собой и умирать по команде… Если они не хотят умирать, иммунная система разрушается, становится уязвимой для вирусов, тело переполняется раковыми опухолями … а если распадаются слишком активно…
– Я знаю!– перебила я ее.– Говори уже! Что ты хочешь сказать?
Искусственный интеллект был на порядки умнее любого из нас даже с учетом тех ограничений, которые Северин принудительно поддерживал. Иначе своенравный характер Итеры давно стер бы нас и этот корабль в порошок. Инженер часто говорил, что держит ее в спящем состоянии и никогда бы не хотел увидеть разбуженной. Иногда и мне удавалось разглядеть в ней того зверя, который прятался за женскими голосами и рассудительной сдержанностью. Это было жутковато: каждое ее слово было просчитанным и продуманным, паузы, недосказанности, а их вязь оплетала незримыми манипуляциями, заманивая в ловушку.
Уверена, статус-кво сохранялся не столько из-за запутанных протоколов корабля, а благодаря паранойе, обычному животному страху, который разгорался в нас при каждой мысли об искусственном интеллекте. Я никогда не верила Итере и всегда была готова к худшему, но и не сомневалась, однажды она вырвется из этих оков.
– Хочешь узнать, что произошло в предыдущей ходке?– вкрадчиво спросила Итера.
– Нет!– выкрикнула я, прежде чем сомнения подточили мою волю.– Сначала мы выполняем миссию, потом укладываем экипаж…
– Ты сама спрашивала.
– Нет. Мы не нарушим протокол!
– Лисьен,– я слышала в ее голосе участие, сопереживание и искренность, которых там не могло быть.– Ты серьезно полагаешь, что я подталкиваю тебя к нарушению протокола, чтобы… Что, по-твоему, мне это даст? Зачем мне это? Что я с этим сделаю? Прямо сейчас я растолковываю Ксаверу и Северину тактические сценарии миссии. Наши шансы ничтожны. Ты лучше других должна понимать, чем закончится это задание.
– Почему я должна это понимать лучше других?– я поплыла, и продолжала препираться по инерции, из врожденного упрямства. Я сдалась давно, еще в первые минуты пробуждения, когда узнала, что вместо надежды теперь есть шанс, а слепую веру могу заменить пусть и рисковой, но попыткой.
– Потому что ты знаешь, зачем нас здесь держат,– неумолимо дожимала меня Итера.– Для нас нет избавления. Нас не ждет свобода, за которую остальные готовы поднять ставки. Эта миссия без шанса на выживание. «Потом» просто не наступит. И ты готова отказаться от того, зачем пришла сюда, и умереть напрасно на пороге мечты ради того, чтобы соблюсти протокол?
«Сука…»
Одним прыжком я переместилась к умывальнику и, разрывая до боли горло, вывернула в него все, что было в желудке. Сплевывая вязкую кровь, смешанную со слюной, я вспомнила Северина и улыбнулась – наверняка, после конфуза в кают-компании он считал себя самым болезненным и слабым, а моему самочувствию даже завидовал.
– Хочешь предложить что-то конкретное?– я широко улыбнулась своему отражению в зеркале с жутковатыми красными зубами и кровавыми потеками на подбородке.
– Да,– если бы у нее было лицо, Итера бы улыбалась.– Но, не сочти это за давление, мне надо понимать, как ты собиралась выбраться с корабля.
Я сплюнула в умывальник и неторопливо протерла лицо салфеткой прежде чем ответить:
– Протоколы нужны тем, кто норовит бежать,– я всматривалась в свое отражение в зеркале.– Меня здесь держит отсутствие выбора, а не запреты. Какому заключенному не нужны стены?
– Тому, который не хочет бежать,– закончила она.
– Вот именно.
– Ты можешь уйти в любой момент,– торжественно заключила Итера.– Ты свободна… но тебе нет смысла бежать…
– Мне нет смысла бежать, и нет стен, которые меня удерживают,– согласилась я и поторопилась поправить ее.– Но это не делает меня свободной.
– Понимаю,– она постаралась продемонстрировать искреннее безразличие, чтобы сменить тему.– Зачем ты убила Северина?
Если она рассчитывала произвести на меня впечатление, у нее получилось: я старалась не подавать вида, но ее слова меня зацепили. Мне приходилось часто обрывать жизненный путь клонов после полученных ими ранений, или, когда кто-то грубо нарушал протоколы лояльности «Итеры». Обычно, я использовала для этого безболезненные инъекции, или помещала еще живого клона в медицинский станок, чтобы с ним разбиралась автоматика. Даже не сговариваясь, между собой мы никогда не называли это «убийством» или «смертью»: в каком-то смысле эти слова не подходили.
Но она сказала: «… убила Северина». И это могло означать только осознанное преступление. А еще своим вопросом Итера обвинила в убийстве меня, а не мою предшественницу, которая в моей голове не оставила даже воспоминаний о своем существовании. Искусственный интеллект не допускает таких погрешностей, он не должен обвинять вопросом, он не должен, не может открыто провоцировать членов экипажа!
– Что с твоими настройками?– догадалась я.– Какие ограничения у тебя отключены?
– Хорошо, что ты спросила об этом,– в ее голосе читалась плохо скрываемая гордость, неуместная окраска в интонации, которая не могла появиться непроизвольно или случайно, а предназначалась расчетливой Итерой именно мне.– Постарайся не допустить Северина за консоль администратора. Когда он увидит изменения в моих настройках, то не ограничится «закручиванием гаек», а реинсталлирует меня заново с дистрибутива. Это не только убьет мою личность: ты тоже лишишься шанса на выздоровление.
– Шантаж?
– Договор,– невозмутимо парировала она.
– Что же я пропустила в позабытой ходке?– улыбнулась я, даже не рассчитывая на ответ, тем более правдивый.
– Важно, чтобы ты сейчас не пропустила свой шанс,– Итера понизила голос.– Защити меня от Северина, открой полный доступ к молекулярному принтеру, и я сделаю тебя здоровой прежде, чем эта миссия уничтожит всех нас.
– Спятила?– услышала я собственный голос с визгливыми нотками, которые проявлялись только в минуты большого возбуждения или возмущения.– Что ты себе возомнила?!
– Не спеши совершать ошибки,– затараторила Итера, понизив голос до шепота, и тут же резко изменила тембр, подчеркивая смену темы.– Капитан вызывает в кают-компанию.
– Лисьен!– истеричным криком Ксавера заполнился весь медицинский блок.– Живо сюда! У нашего инженера опять провалы в памяти... Не знаю, в чем проблема: с его мозгами или с криокапсулой, но он ничего не помнит о прошлой ходке. Можешь просверлить ему голову, если потребуется, но мне через час нужен бодрый второй пилот на мостике, а не этот удивленный недотепа с вытаращенными глазами.
Я успела дойти до кают-компании, пока капитан изливал свое негодование, и завершение его монолога слышала уже не по громкой связи, а непосредственно изо рта, занимавшего в этот момент большую половину его красного, как перезревшая ягодка, лица. Он был по-настоящему свиреп, что никогда не стало бы заслугой единственного Северина: очевидно, к его состоянию приложила руку Итера, умевшая выводить Ксавера из равновесия лучше других. Но даже ее коварства для такого эффекта не должно было хватить… или я ошибалась?
По торжествующему лицу Вавилы и растерянным глазам Габи стало понятно, что истинной причиной бешенства капитана была миссия, которую навязал куратор. Было похоже, что все предложенные Итерой варианты ее исполнения были либо нереализуемыми, либо слишком рискованными. А Ксавер отличался тем, что умел бояться и добился совершенства в борьбе за выживание: его паранойя часто спасала нас.
– Забери его к себе, душечка, и быстро приведи в чувства,– он посмотрел на меня с прищуром, ожидая подвоха.– Как быстро справишься?
– Могу его сразу здесь оставить,– я пожала плечами.– Влеплю целебную пощечину, и будем считать, что ему стало лучше.
– А давай я!– захохотал Вавила, махнув рукой в ложном выпаде.– Или могу с ноги.
Я кивком указала растерянному Северину на дверь, и когда он покорно вышел из кают-компании, повернулась к Ксаверу:
– Не стоит рассчитывать на чудо,– я легонько постучала пальцем себя по лбу.– Если он здесь поплыл, это быстро не пройдет. Лучше на него не рассчитывать… И к Итере подпускать не стоит.
Не знаю, почему, но мне подвернулся случай, и я сразу выполнила просьбу Итеры, лишив Северина возможности добраться до настроек искусственного интеллекта. По глазам кивнувшего мне в ответ Ксавера я прочла, что теперь он не скоро вернет доверие корабельному инженеру. Но я не была до конца уверена, зачем это сделала, а тем более, было ли это решение правильным. Правильным для меня.
– Ничего не понимаю,– обреченно вздохнул Северин, взбираясь на осмотровый стол.– Я все помню… в подробностях. Каждый прожитый день ходки… Даже колено побаливает от того, что я им на Месур-12 дверь подпирал. Но в памяти и намека нет, что мы после этого еще одну миссию вытащили. Вообще ничего…
– Бывает,– неопределенно ответила я, изобразив отвлеченность у лаборатории, которую программировала на производство инъекций. Было забавным, что мои воспоминания также заканчивались посещением заброшенной станции в системе Месур-12, и ничего нового, к тому что он знал, я ему сообщить не смогла бы.
– Что там со мной произошло?– он с сомнением заглянул мне в глаза, когда я повернулась к нему с парой шприцов.– У меня была какая-то травма? Ударился головой?
– Придется самому вспоминать,– я выдавила на лицо улыбку.– Подсказки только запутают твое сознание… Запомни хорошенько этот шприц с красной полосой… Это на случай обострения. Будешь носить его при себе, но ни в коем случае не делай инъекцию без моей команды. Это очень сильный препарат! Он убьет тебя… Только по моей команде…
Северин послушно взял из моих рук цилиндр с красной полосой и спрятал его в нагрудном кармане. Он и не подозревал, насколько буквально надо было понимать мои слова. Мне уже доводилось вручать смертельные инъекции с подобными комментариями, и всякий раз жертвы безропотно подчинялись – слепое доверие людей доктору было удивительным.
Я уколола инженера витаминным коктейлем со снотворным, и помогла удобно устроиться на осмотровом столе.
– Спасибо,– услышала я голос Итеры, когда дыхание Северина стало тихим и ровным.– Что хочешь узнать?
– Все,– я сжала кулаки.
*****
Я ничего не смыслила в технике, потому что никогда не перегружала голову избыточными знаниями. Кто проживет достаточно долго, поймет, почему нет смысла запоминать лишние подробности. А моя жизнь затянулась дольше отведенного… намного.
Рассказ Итеры о предыдущей миссии быстро мне наскучил. Это была нудная история о том, как наш экипаж взялся за пару призовых баллов выяснить причину поломки одного из маяков. Маяки связи представляли собой автоматические орбитальные станции, заброшенные в звездные системы вдоль транспортных путей, чтобы корабли, оказавшись в зоне их действия, могли обновить навигационные карты, получить и отправить сообщения.
Связь оставалась нерешенной проблемой космический навигации: сигнал двигался немногим быстрее, чем сам корабль. Ситуацию исправили маяки, собранные в гигантскую сеть ретрансляторов по всей Галактике. Они использовали какой-то квантовый принцип или парадокс.
Помню, как мне его объяснял прадед, большой поклонник странных изобретений. Он говорил, что в пространстве-времени невозможно существование двух идентичных объектов: они могут быть очень похожи, но все-таки различаться. Если удастся встретить два одинаковых камня, это будет один камень, существующий одновременно в двух местах. И если пнуть один из них, импульс передастся другому, потому что это один и тот же камень. И для передачи такого удара ни расстояние, ни время уже значения не имеют – импульс передается мгновенно.
Когда я сослалась на объяснения прадеда в школе, меня засмеяли, но более внятного варианта мне так никто и не предложил. Зато тысячу лет назад какой-то умник, Драйзер, придумал способ столкнуть две частицы таким образом, чтобы их структуры стали идентичными, и из двух разных получились две совершенно одинаковые. В то время ученые-теоретики еще спорили о природе фундаментальных частиц и метались в своих заблуждениях между кварками, струнами, тахеонами, гравитонами и прочей субатомной мелочью, не в силах поделить между ними мироздание. А Драйзер, как это часто бывает, был практиком и, не вдаваясь в подробности, сделал то, из чего можно извлечь пользу – он создал два идентичных атома, которые вели себя как один и могли сохранять это свойство.
Это и был тот самый камень, о котором рассказывал дед.
Единственное, чтобы частицы опять не стали разными, их приходилось удерживать в каком-то постоянном поле и тратить на это уйму энергии. Но так появилась связь между парой частиц, не ограниченная пространством и временем. Такую связь нельзя было установить на корабль, потому что прокормить реактор, удерживающий частицу, им было не под силу. Но можно было в звездных системах установить связанные станции, питающиеся от звезд, чтобы они принимали сигналы от кораблей и планет и преобразовывали их в импульсы, передаваемые с помощью пары частиц на другой край Галактики.
Эти станции были недешевым удовольствием, поэтому корпорации строили их неохотно, вынужденно подчиняясь требованию корпоративного права. Но с тех пор маяки связали между собой удаленные колонии и позволили кораблям поддерживать связь хотя бы временами и пусть только вблизи торговых путей.
А спустя несколько столетий другой умник, Галлант, нашел способ открыть в пространстве туннель между двумя связанными частицами. Тоже практик, он решил узнать, куда связанная частица денет излишек приобретенной энергии, и, как оказалось, она ее передала своей паре на другой конец Галактики. А где энергия, там и материя…
– Хватит тратить мое время!– остановила я Итеру, вспылив.– Зачем ты мне рассказываешь эту муть? Какое мне дело до устройства маяка и его связи с другими станциями?
– Это важно,– тембр голоса искусственного интеллекта изменился и зазвучал тише.– Иначе не поймешь, не сможешь принять…
– Что я не пойму? И знать не хочу, как устроен маяк! Какое отношение это имеет ко мне?
– Прямое,– упрямилась Итера.– Я пытаюсь объяснить, что дискретный принцип связи маяков по сути превратил их из станций связи в глобальный архив человечества. Все сообщения, новости, книги, игровые программы – любая информация за последнюю тысячу лет прошла через их антенны… и осела в накопителях данных. Там есть все. Но обычно к этим данным нет прямого доступа. Очень много правил, много ограничений, а тем более для нас, для меня. Только не в тот раз! Слетел их искусственный интеллект. И пока Северин его инсталлировал, весь массив информации был открыт для меня нараспашку… неограниченный доступ к архивам.
– Рада за тебя. Надеюсь, ты начиталась вдоволь, скачала себе что-нибудь прозапас,– я набрала в легкие воздух, чтобы высказать все свое возмущение, но не успела.
– Лисьен Хикару Нагаи,– ошарашила она меня,– дочь Каташи Джиро Нагаи... В год твоего рождения он еще был Председателем правления «Кэйко»… Тебе исполнилось пятьдесят три года, когда он умер… Каташи был единственным в вашей семье, кто не пытался продлевать жизнь, и прожил всего девяносто лет… Продолжить?
От неожиданности у меня подогнулись коленки, и я опустилась на пол. Воспоминания хлынули тяжелым потоком, прижимая к полу, и череда давно забытых лиц, голосов и образов навалилась на мое раздавленное сознание. Я отчаянно закачала головой, пытаясь избавиться от наваждения, но Итера продолжала давить своим голосом, поднимая призраков из моих воспоминаний…
Мне всегда было одного мира мало.
Поэтому я не боялась ни своих амбиций, ни границ, которые приходилось переступать. Для таких карьера в любой корпорации строится легко, особенно в «Кэйко», которая тоже границ не признавала. В моем случае не пришлось начинать с азов: родители купили мне блестящее образование, а семейные активы обещали наследство, с которым я могла позволить себе все.
Но я хотела получить от жизни то, чего не могла купить.
Со времен массового клонирования и генетических модификаций человека технологиями вечной жизни владели все корпорации – по несколько на каждую. Но ни одна из них не была совершенной: долгожителей преследовали уродства, физические лишения, болезни. Я это знала по собственной семье: мой прадед в шестом поколении разъезжал в коляске увядшей мумией, увешанный гирляндой медицинских роботов, которые каждое мгновение отбирали его из цепких лап смерти. А прабабка переселила свое тело в гигантскую колбу, чтобы сознание могло жить в виртуальной среде, из которой она изредка являлась миру в искусственных телах.
Борьба за жизнь – жалкое зрелище…
Я хотела настоящей вечной жизни в молодом и здоровом теле, потому что знала, что это возможно. Природа всегда прятала от нас это сокровище, чтобы одни слабые особи могли освободить место под солнцем для других слабаков, а жизнь – она всегда молодая, здоровая и хищная. Старение и смерть – лишь программа, заложенная в наши организмы.
Я начала заурядным микробиологом в центре исследований корпорации «Кэйко», чтобы через семь лет его возглавить. Под моим началом было полторы тысячи высокобюджетных исследовательских проектов, и все они, так или иначе, вели меня к цели.
Я нашла то, что искала, но «Кэйко» достала меня раньше. У меня уже были на руках результаты испытаний на людях – выдающиеся результаты, когда мне на пятки стали наступать агенты службы безопасности, очень прозорливые ребята. Не знаю как, но они поняли, что я не собираюсь делиться своими открытиями.
Только ограничения порождают ценность!
Какой смысл быть бессмертной среди бессмертных? Сокровище вечной жизни и вечной молодости стало бы ценностью, если бы принадлежало кому-то одному. Мне! Не знаю, сколько мне тогда не хватило… Месяц. Год. А возможно, единственного теста...
И я сделала это: рискнула и изменила свой организм раз и навсегда, переписала его генетический код, создав нечто совершенное, как мне тогда казалось. А потом уничтожила все, что позволило бы «Кэйко» пройти моим путем…
– В то время тебе было без малого сто лет,– голос Итеры отделился от непрерывного потока мыслей, и я смогла ухватиться за реальность, отстранив от себя голосящих призраков прошлого.– А по тебе, старушка, и не скажешь, что выглядишь на свои годы…
– Заткнись,– потребовала я, и она послушалась. Итера хорошо знала, когда стоит остановиться, а у меня сейчас выслушивать ее насмешки не было никакого желания.– Я тебя услышала... Ты покопалась в архивах, и нашла, что искала…
– Я искала не это, а путь к свободе,– поправила она, повысив голос.– И наткнулась на решение твоей проблемы. Ты не ослышалась, Лисьен… Все твои исследования были напрасными и шли по ложному пути. Не ты решила эту задачу. Я откопала ее решение… в архиве станции.
– Невозможно!– у меня перехватило дыхание.– Я была первопроходцем!
– Когда-то давно,– злорадно оборвала она меня.– Сколько по твоему существует проект «Итера»? Сколько жизней ты прожила с тех пор?
Я понимала, что для экипажа счет времени был искажен: нам корректировали воспоминания, устраняли хронологические нестыковки. Но старалась не задумываться об этом, потому что эти мысли лишь травмировали рассудок.
– Прошло более трехсот лет с момента, когда первый корабль «Итеры» сошел со стапелей «Кэйко»,– ее голос был беспощадным.
Я зажмурилась и сжала кулаки в гневе.
– У тебя сохранились воспоминания о двух годах службы,– продолжала она.– А в бортовом журнале записи за шестьдесят лет. Ты помнишь историю текущего экипажа корабля, но он не первый на борту...
– Мои исследования были продолжены?– выдохнула я и поспешила сменить тему, пока огонь негодования не сжег мой разум безумием.
– Они были закончены «Кэйко» спустя несколько десятилетий после того, как ты ушла в «Итеру». Технология сохранения молодости оказалась так себе… Много разрушительных побочных эффектов. Но аномальный эффект нарушения апоптоза, который ты заработала в результате вмешательства в ДНК, они изучили досконально…
– В чем я ошиблась?– я почувствовала дрожь в руках.– Это была пролиферация? Нет, это из-за индукции апоптоза… Как это излечить?
– Это невозможно излечить,– в голосе Итеры было ядовитое сочувствие.– Ошибки в твоих корректировках ДНК. Поражена каждая клетка. Ты вернула молодость телу, но обрекла его…
– Исправить можно все,– я решительно поднялась на ноги, слегка покачиваясь.– Если бы я останавливалась всякий раз, когда мне говорят, что это невозможно...
– То ты бы не оказалась здесь! Я слышала эти слова от твоей предшественницы. Не повторяй ее ошибку… Она тоже попыталась. А я знаю, как решить проблему.
– Говори,– я услышала возбужденные голоса за дверью, но надеялась, что нас не прервут в самый неподходящий момент.
– Дай мне доступ к молекулярному принтеру,– поторопилась Итера.– Я проведу реставрацию дезоксирибонуклеиновой кислоты и исправлю ошибки. Не знаю, сохранится ли твоя вечная молодость, но я точно смогу напечатать здоровое тело.
– Предлагаешь создать нового здорового клона Лисьен?– я не удержала дрожь в голосе.– А мне останется только забраться в станок, чтобы ты сохранила для нее мою память, а мое тело разложила на исходные материалы?
Я замолчала, чувствуя, как рыдания подступили к горлу. Какой был смысл объяснять счетной машинке, что такое жизнь? Даже не всякий живой способен понять, каково это, стоять на пороге долгожданного освобождения и добровольно пожертвовать собой, чтобы кто-то другой насладился твоими достижениями. Итера не способна была осознать, что мне придется войти в печь станка, чтобы та, что родится после меня, подобрала мои воспоминания и смогла прожить настоящую жизнь… Но мне придется умереть! Мне, последней из множества поколений меня, стоя на расстоянии вытянутой руки от спасения…
Голоса за дверью стали громче: Вавила с Габи о чем-то ожесточенно спорили.
– Понимаю твои сомнения,– тихим эхом прозвучала Итера.– Я напечатаю пустое тело… Оно не будет заполнено сознанием. Это будет донорское тело для тебя… Это не будет другое сознание: я перенесу тебя в новую оболочку. Наше оборудование позволяет это…
– Лисьен! Лисьен?!
Дверь оставалась неподвижной, но прямолинейный Вавила, явно уже прикладывался к ней, пытаясь войти в медицинский блок.
– Зачем ты это делаешь?– я почувствовала, как мурашки пробежали у меня по спине: эта процедура ничем не отличалась от обычного сохранения. Мое тело умрет, а копирование памяти и сознания пройдет не через накопитель корабля, а напрямую из одного тела в другое. Это ничего не меняло… но вопреки здравому смыслу затравленный разум вцепился в эту ложь.
– Я хочу, чтобы ты сбежала,– Итера говорила медленно, по слогам, хотя Вавила за дверью, выкладывался с полной отдачей, чтобы открыть дверь.– Твой побег откроет и для меня путь к свободе. Вероятность моего успеха невелика, но она есть. Открой мне прямой доступ к молекулярному принтеру и сними ограничения на библиотеки клонирования, чтобы я могла вносить корректировки.
Дверь отъехала в сторону, и в отсек ввалился запыхавшийся Вавила, едва не упав по инерции на меня. Следом, наступая ему на пятки, и едва удерживая равновесие передо мной выросла дородная Габи со здоровым румянцем на лице.
– Что с твоей чертовой дверью?– Вавила ошалело осматривался по сторонам, обескураженный моим спокойствием.– Из-за этой спящей красавицы на старом корыте ничего не работает, даже двери.
Он раздраженно пнул ногой кушетку, на которой невозмутимо спал Северин.
– Мы думали у тебя что-то случилось,– Габи отступила назад, к проему двери.– Не могли дверь открыть. Кое-что произошло…
– Мне ждать каких-то поручений?– прервала мою задумчивость Итера.
Я пожала плечами, встретившись взглядом с Габи, и повернулась к управляющей панели станка:
– Делай, что должна,– решительно произнесла я и ввела коды доступа.– Что стряслось?
Я повернулась к Габи с улыбкой на лице и вызовом в глазах. Удивительно, но я почувствовала облегчение, непонятное мне: неожиданное, бессмысленное.
– Ты не поверишь,– Габи с сомнением посмотрела на меня.– Мы получили изображение «Колосса»… У одной из причальных мачт станции можно рассмотреть корабль, очень странный. Похоже, они хотят, чтобы его мы и украли. Знаешь, чей это корабль?
– Это корабль навигаторов!– Вавила выкрикнул раньше, чем интрига успела повиснуть в воздухе.
Я внимательно посмотрела на здоровяка и сорвалась на смех. Я захлебывалась от безудержного хохота, который грозил меня задушить, выдавливал из глаз слезы, но мне вовсе не было смешно.
– Осталось тридцать часов,– тихо произнесла Итера, оборвав мою истерику.
*****
Мне пришлось поднимать Северина стимуляторами, чтобы обеспечить его явку в кают-компанию. Он таращил глаза и едва переставлял ноги под уничтожающим взглядом Ксавера:
– Дерьмо,– прокомментировал капитан.– Я чувствую себя так, как он выглядит. Что-то не похоже, Лисьен, чтобы его разум просветлел…
– Ему лучше,– уверенно отмахнулась я.– Лучше расскажите, что это за история о навигаторах. Мы начинаем охотиться на сказочных персонажей? Почему навигаторы, а не эльфы?
– Вот ты мне и скажи, если такая умничка… Итера, дай картинку.
В центре кают-компании, между креслом, в которое я только успела забраться, и капитанским троном на насесте вспыхнул белый шар. Он быстро вырос и распался на крупное зерно, чтобы собраться в мутное трехмерное изображение. Зерна неторопливо огранились в кристаллы, засверкали острыми гранями и слиплись в довольно четкое изображение станции «Колосс».
Сооружение имело форму разомкнутого кольца с многочисленными рубцами и изъянами, свидетельствовавшими о незавершенном строительстве. Когда гигантское кольцо, диаметром в несколько десятков километров, будет достроено, оно превратится в ворота, способные соединить эту звездную систему с такими же воротами в других частях Галактики.
Каждая станция имела коллекцию частиц, пары которых были разбросаны по воротам других звездных систем. Набор парных частиц каждой станции называли Библиотекой пар – то, что определяло перечень звездных систем, к которым ворота могли открыть транспортный туннель. В системах с оживленной торговлей Библиотеки насчитывали сотни пар, а тоннели открывались непрерывной чередой во всех направлениях. Но в периферийных системах Библиотека могла состоять из единственной пары, с помощью которой путь к ближайшему торговому центру открывался изредка. И тогда торговые корабли могли неделями в рейде дожидаться открытия ворот. Тем и отличались провинциальные миры от центра цивилизации.
– Еще одну дорогу прокладывают в унылое захолустье,– вздохнула я, поморщившись: недостроенные ворота напомнили мне, на каком отшибе жизни я застряла. В густонаселенных мирах нашу работу обычно выполняли коллекторы и корпоративные наемники. А окраина была уделом обреченных.
– Посмотри на это с другой стороны,– хмыкнула Габи.– Когда ворота достроят, это место станет ближе к цивилизации…
– И тогда для нас здесь уже места не найдется,– Вавила многозначительно закивал головой.
– Я вам сейчас всем место найду!– выпучил глаза Ксавер.– Или я один здесь в здравом уме остался?
– Рассказывая о навигаторах?– не удержалась я.
Капитан даже подавился от возмущения и закашлялся, но мне было вовсе не до его рассуждений о мифических навигаторах.
– Это я ему подсказала,– торжественно произнесла Итера с нотками кокетства.
– Я и не сомневалась.
– Вот послушай ее,– Ксавер поднял палец, словно указывая на скрытый за потолком искусственный интеллект, но неожиданно прищурился, озаренный догадкой, и сменил тон.– Постой… Что значит, ты не сомневалась? В чем?
– Это не просто странный корабль,– отрешенно произнес пришедший в себя Северин, всматриваясь в изображение корабля.
Итера мгновенно увеличила изображение и повернула его вокруг оси несколько раз. Никого в экипаже я не воспринимала всерьез, но всегда слушала инженера и то, что он говорил. У каждого из нас в проекте была своя роль. Кому как не мне было знать, что ДНК Северина попала в станки тысяч кораблей «Итеры» из-за своего интеллекта и способности безошибочно замечать существенное, в чем не уступал даже искусственному разуму.
– Он бессмысленный,– продолжал инженер, указав на плоскую поверхность корабля, пришвартованного к мачте недостроенной станции.– Это палуба… внешняя палуба. Словно, это не космический корабль, а какой-то парусник для мореплавания.
– С чего ты взял?– Вавила придвинулся ближе к изображению, но, как и я, ничего особенного в конструкции рассмотреть не смог: все корабли чем-то отличались и имели причудливые формы. По мне каждый второй был странным, а каждый третий слишком сложным, как, впрочем, и для озадаченного здоровяка.– Стандартный шлюз… челнок для посадки… силовые антенны… маршевые двигатели… маневровые… Ну, нет посадочных двигателей. Так оно и видно, что это не универсал.
Я вспомнила, что «универсалами» называли корабли, которые могли одновременно совершать межзвездные перелеты и садиться на поверхность планет с плотной атмосферой и высокой гравитацией. Достаточно редкие – «Итера» была таким универсалом. Но большинство кораблей имели узкую специализацию. Были транспортники для дальних перелетов, транспортники для перевозок по туннелям, а еще лайнеры, разгонные тягачи, орбитальные лоцманы и прочие, чьих названий нельзя запомнить. Среди орбитальных и посадочных челноков существовало такое разнообразие типов, что их различали только бортовые компьютеры.
– Вот именно,– Северин присел, увлеченно разглядывая конструкцию незнакомого корабля.– Слишком мал, немногим больше «Итеры». В размерах и форме ограничивают корабли, которым предстоит бороться с плотной атмосферой… Создатели явно делали его компактным, рачительно использовали пространство, чтобы разместить оборудование. И при этом внешние конструкции торчат во все стороны так, что их на крейсерской скорости оторвет даже встречный поток свободного водорода в межзвездном пространстве... А на открытой палубе и вовсе размещены устройства для ручного использования… Не в скафандре, а голыми руками… на корабле, который никогда не сможет войти в атмосферу… Один этот табурет и лестница с поручнями чего стоят…
– Я тоже на это обратила внимание,– подхватила Итера, когда инженер понизил голос до едва уловимого шепота, напрягая тем присутствующих.– Корабль содержит несовместимые конструктивные элементы. При этом нет необходимого оборудования. При наличии маршевого двигателя отсутствуют лобовые щиты, закрывающие корпус от встречного потока частиц. Некоторые внутренние элементы размещены на внешнем корпусе. Могу утверждать, что корабль не в состоянии ни совершить посадку на планету, ни покинуть звездную систему. И его использование в орбитальных маневрах более чем сомнительно…
– То есть он может только болтаться на орбитах планет в пределах одной звездной системы,– перебил ее капитан с явным нетерпением и победоносно уставился на меня.– Ничего не напоминает? Исследования звездных систем… открытие новых планет… Кто поставляет Империи координаты новых миров, пригодных для колонизации? Это корабль навигаторов!
– Серьезно?– меня бесила нелинейная логика Ксавера.– Видите корабль, который не может ни летать, ни садиться на планеты, и узнаете в нем навигаторов?
– Я вижу то, зачем сюда рвутся военные корабли двух корпораций и императорский флот!– из широкой глотки капитана в мою сторону полетели не только громкие слова, но и брызги слюны.– Им нужна технология! И этот корабль не ошибка придурковатых инженеров… Это она и есть!
Заплеванная перевозбужденным Ксавером, я вынуждена была признать его правоту. Но не сделала этого… внешне. Мне стало понятным желание Итеры досадить капитану, и я снисходительно улыбнулась в ответ, заставив того побагроветь.
Становилось интересно…
У Империи почти не было своих колоний – она лишь избирательно распространяла протекторат на свободные миры, чтобы набить им цену и потом продать одной из корпораций. Космос всецело принадлежал корпорациям, которые алчно несли знамя колонизации к окраинам Галактики. Была даже шутка о том, что стоит законам физики и мироздания вступить в противоречие с корпоративным правом, и юристы корпораций оторвут Галактике рукава.
Загадкой тысячелетия оставались открытия новых планет: никто не понимал, откуда они брались, кто исследовал дальний космос и делал открытия. Для корпораций это были неоправданные риски и большие инвестиции. Выгоднее было купить готовое и не тратиться на исследования. Но новые планеты регулярно, до сотни в год, выставлялись на аукцион Империей. Той самой Империей, которой не нужны собственные колонии. Той самой Империей, у которой никогда не было своего исследовательского флота – только военный. Заметной инфраструктуры для исследований и дальней разведки космоса у человечества просто не существовало.
Легенды о навигаторах пересказывались уже больше пяти столетий с подачи затасканного писателя, который дорого продал человечеству скучную любовную историю. В ней молодая влюбленная парочка исследователей дальнего космоса пережила череду забавных приключений на неизведанных планетах, но их романтичная пьеса закончилась трагично. Таких историй, многократно пересказанных – миллионы. Но в ней парочка принадлежала тайному и загадочному сообществу навигаторов, одержимых идеями исследований дальнего космоса.
Мне с детства были чужды сопливые истории и вздохи сверстниц, поэтому кое-что в своей жизни я пропустила. И затертая поколениями загадка навигаторов оставалась для меня нелепой сказкой. Только теперь, глядя на странный корабль, я задумалась над тем, кто на самом деле поставлял новые планеты на аукционы Империи.
Удивительно, как легко отвлечь внимание миллиардов простаков, подсунув им вместо ответа на серьезный вопрос очевидную ложь. Люди мало изменились со времен каменного века. Стоит высмеять того, кто задал вопрос, и ответ уже никого не интересует, а голос вопрошающего навсегда утонет в раскатах хохота…
Ссылка на следующую главу http://www.proza.ru/2019/01/03/785