Перестройка 13. Альтруизм и мародерство

Владимир Рукосуев
               

    В кабинете директора СТО только что вернувшегося с совещания райкома, а потому пребывавшего не в духе, зазвонил телефон прямой связи с цехом ремонта ходовой части.

   Все предприятия района работали в особом режиме в связи с землетрясением в Армении.  Оттуда в спешном порядке завозили пострадавших, размещали в многочисленных пансионатах и пионерских лагерях. Райисполком издал постановление об оказании всемерной поддержки лицам, прибывшим из зоны бедствия. Приказом директора Объединения все автомобили с армянскими номерами принимались на ремонт без очереди, разрешено было расходовать для этих целей «Фонд интуриста». Это резерв запчастей, к которому прикасаться не имел права ни один работник СТО, включая директора. Расход его фиксировался в журнале с обязательным актом списания. Перед каждым сезоном фонд проверялся куратором КГБ после проведения соответствующего инструктажа по работе с «особыми» клиентами.
   Кроме того, разрешено было для размещения таких клиентов открыть комнату интуриста, единственную оснащенную кондиционером (и подозревалось «жучками»). Все это было мерами, выходящими из разряда обычных.

   Никто не роптал, люди входили в положение, оставались на сверхурочную работу. Многие из домов приносили вещи и продукты, чтобы передать в организованные при исполкомах пункты сбора для передачи людям, нуждающимся в них.
   Страна была охвачена сочувствием и стремлением поучаствовать в восстановлении объектов жизнедеятельности непосредственно в районах землетрясения.   Больницы и поликлиники забиты пациентами, нуждающимися в неотложной помощи. Сразу стали заниматься диспансеризацией прибывших. Жена директора, врач, приходила с работы уставшая и рассказывала, что настолько забитых и бесправных пациентов она еще в жизни не встречала. В основном из села. По-русски не говорили, многие из них боялись идти на прием к врачу, считая, что это не по карману. Не верили, что прием и обследование могут быть бесплатными.  Некоторые оказались в поликлинике первый раз в жизни. Бабушки целовали руки гинекологам, впервые в жизни побывав в кресле специалиста. Совсем не те армяне, которых мы привыкли видеть.

   Через некоторое время воодушевление слесарей заметно спало, стали учащаться случаи отказа от обслуживания приезжих. При разборках выяснялись необоснованные претензии клиентов. Все чаще вскрывались попытки откровенного халявничества с их стороны. Приходилось объяснять.
   И все больше Олег Сергеевич удивлялся разнице поведения этих людей на работе у жены и у себя. Поначалу относил это на женскую чувствительность и профессиональную деформацию восприятия. А возмущение своих работников расценивал как несознательность и рвачество, присущее всей сфере обслуживания и торговли в условиях тотального дефицита.
   На планерках приходилось повышать голос, осаживая начальников цехов и мастеров, пытающихся объяснять, что злоупотребляют как раз клиенты. Увещевая, призывал входить в положение попавших в беду людей, многие из которых пережили личную трагедию.  Негодовал при виде кривых ухмылок и поражался черствости своих людей. Говорил, что страсть наживы затмила в них все человеческие качества.
- Ваше поведение в нынешних условиях иначе как мародерством не назовешь!

   После бурных выяснений отношений все же задумывался, а так ли во всем прав. Может быть, чего-то не видит, не учитывает. Жизненный опыт подсказывал, что не бывает «вся рота не в ногу, один старшина в ногу».

   Сегодня ехал на совещание в райком и увидел на остановке людей явно из тех мест. Остановился. Пассажиры сразу предупредили –  денег за проезд нет, они пострадавшие.
   Разговорились. Мужчины, трое, приезжали в пионерский лагерь к поселенным там детям, которых уже оплакали и только вчера узнали, что  они живы и где находятся. Рассказывали как-то буднично, без эмоций присущих их национальности, видно, что неимоверно уставшие.
- Куда же сейчас?
- Как куда? На вокзал и домой, дело не ждет, все в развалинах. Вы не представляете, что там творится. Только похороны закончились. Дел невпроворот. Спасибо людям, вся страна откликнулась. Добровольцы едут, материалы везут. Помогают, кто, чем может. Целые строительные тресты от республик и областей созданы.
- Вы что же и с детьми не побудете?
- О чем вы говорите? Увидели друг друга и хорошо. Спасибо, что приютили, душа теперь спокойна, сыты, одеты, под присмотром. Не хватало еще с нами возиться. Да нас  и отпустили на два дня только.
- А сами пострадали, разрушений много?
- Вот у Ашота дома не стало, Вардан свой восстанавливает, а мне еще нельзя.
- Почему?
- Не обследован. Без акта материалы не дают. Это местная власть делает,  наша родная. Сначала блатным напишут, потом до нас руки дойдут. Зла не хватает, у соседа на стене еле заметная трещина, списывают, а у меня крыша крыльцо придавила, смотреть нужно говорят.
   Вмешался второй, с сильным акцентом с трудом подбирая слова, возмущенно спросил:
- Э-э-э, ти началник, вижю. Зачэм тогда наших зидесь пускаете, помощь даете. Ми понимаем дэти, жэнщины. А мюжыков здоровых нада дамой гинать, там ваши за них работают, они зидесь пособия собирают! Нам в поездэ гаварили, хвастались, я аднаму морду бил!
- Это он говорит о наших дармоедах, которые иногда только прописку в Ленинакане и Спитаке имеют, а живут давно в России или Ереване. Приезжают сюда, идут в исполком, получают пособие по паспорту, вещи, размещаются. День-два поживут, едут в соседний район, то же самое там проделывают. Нигде ведь не отмечается, получал - не получал.  Верят людям. Действительно, надо порядок навести и выгнать их на восстановление в принудительном порядке. Вы бы их хоть как-то сортировали. Кто пострадал, тот за пособием не гоняется, некогда, и не знает куда обращаться.  А те на машинах раскатывают, исполкомы прочесывают. Машины сейчас на месте позарез нужны. Моя бы воля, я их из Армении не выпускал. А тех, что выехали, загонял в республику.
   Деньги, которые от души предлагались им на прощание, они не взяли, сказав, что одно дело государство, другое личные.
- Мы видим, что ты хороший человек, спасибо. А над нашими словами подумай.
 
   На совещании Олег Сергеевич попытался затронуть эту тему, но первый секретарь оборвал его, обвинив в перерождении и добавив, что среда обитания удивительно быстро портит людей. Райкому придется делать выводы.
   Намек был понятен. Год назад он, как имеющий профильное образование, был направлен на СТО, считающееся «теплым местечком» взамен освобожденного за взятки предшественника. С наказом искоренить эти позорные явления. Наказ старался исполнять, в коллективе его побаивались и недолюбливали.

   Вернувшись на предприятие, возмущенный репликой первого секретаря, написал заявление  об освобождении от должности.  Просил перевести в соседнее АТП на вакансию главного инженера. Просьбу обосновывал тем, что имеет опыт работы на производстве, а не в обслуживании. Между строк читалось: «подавитесь вы этой работой, благодетели». Надо сказать, что при назначении не ликовал, но партийная дисциплина и призывы новоявленного генсека о возврате к ленинским принципам, тогда шансов на отказ не давали.

   И тут этот звонок. Мастер докладывал, что слесарь Манукян отказался обслуживать машину пострадавших армян. Опустил подъемник и не подпускает никого к посту для подмены. Армяне кричат, что он их обругал и угрожает побоями. Что там на самом деле непонятно, Манукян не объясняет, а отношения выясняют на армянском.
   Раздосадованный директор выскочил в цех. Возле поста Миши Манукяна, добросовестного, всегда уравновешенного автослесаря, кстати, со славянской внешностью и даже курносого, столпились работники цеха, и слышалась экспрессивная речь детей гор. Как полагается, махали руками, жестикулировали и гримасничали, темпераментно  подтверждая серьезность намерений. Два здоровых молодца в ослепительно белых рубашках с холеными лицами и безупречными прическами, пытались воздействовать на окружающих.
   Манукян стоял побледневший, с перекатывающимися желваками. В глазах его читалась недвусмысленная угроза прическам и не только.
   Приказал мастеру и слесарю зайти в кабинет, а клиентов попросил подождать, извинившись за инцидент.
   Мастер пояснил, что армяне прибыли из поселкового Совета с бумажкой от председателя, ходатайствующего об оказании помощи пострадавшим. Машина никаких повреждений не имеет, нуждается в плановом ремонте, на который пришлось отпустить по распоряжению главного инженера детали из резерва.
   Успокоившийся Миша рассказал, что они ему сразу не понравились, вели себя как с холопом, покрикивали, пытались отправить в магазин за пивом.
- А что, им теперь все можно. Их ГАИ не проверяет, увидят армянские номера и чуть ли честь не отдают. Поднял я машину, снял рулевую тягу, они вернулись и пьют пиво, посмеиваются. Говорят на армянском, не поняли, что я тоже армянин. А я хоть и здешний, ереванскую речь понимаю. Один спрашивает, когда домой поедем, а второй смеется. Незачем, говорит. Еще не везде пособие получили. И что там делать. Могут на восстановительные работы мобилизовать как последних лохов. Сейчас и здесь хорошо. Ни в чем отказа нет, баб вон сколько свободных, пока мужики у нас там корячатся. Тут я и не выдержал.
- Понятно. Идите на рабочие места. Клиентам скажите, чтобы ждали, я позову.

   Работники были удивлены реакцией директора. Он обычно не очень церемонился, многие их коллеги ушли с предприятия со статьей в трудовой книжке за различные нарушения. Вышли, понимая, что дело на этом не закончилось. Мастер спросил, что делать с машиной.
- Пока пусть стоит.

   Набрал председателя местного исполкома.
- Привет Борис Николаевич, ты мне подослал на ремонт пострадавших. Документы у них смотрел?
- Привет. Конечно, смотрел, мы же им по документам пособие выдаем. У одного паспорт с пропиской в Спитаке, у второго все уничтожено, только документы на машину сохранились. Зарегистрирована в том же районе. А что?
- Ты же знаешь, у меня персонал наполовину армянский. Подслушали их разговор между собой. Аферисты они, похоже.
- Формально все правильно. Тебе нужны эти разборки? Нам же боком и выйдут.
- Да они у меня скандал устроили. Я с ними разберусь.
- Если делать нечего, давай. А мой совет, плюнь. Спокойнее будет.

   Директор пригласил мастера с наряд-заказом, в котором была фамилия клиента. Отпустив мастера, набрал председателя исполкома соседнего Совета.
- Владимир Константинович, ты не можешь сказать, получал у тебя пособие вот такой пострадавший.
- Делать мне больше нечего, искать. Позвони в общий отдел, Зинаиде. Вот телефон. А тебе какое дело, ты уже в милиции?
- С чего? На станции.
- Вас перспективных не поймешь. Сегодня на станции, завтра в Кремле. Другого бы я послал, чтоб не отвлекал, а с бывшими райкомовцами не пошутишь.
- Ладно тебе.
   В общем отделе подтвердили, что товарищ из пострадавшего района по водительскому удостоверению и свидетельству о регистрации автомобиля вчера получил полагающееся пособие.
   Все ясно. Директор посидел, собираясь с мыслями, и пригласил пострадавших.
   Те вошли возмущенные.
- Это что такое? Мало того, что ваши работники концерт устроили, так вы еще нас маринуете. Мы же слышали, что вы по телефону болтали. А мы в нашем положении вынуждены терпеть эти издевательства. Вы дома, а поставьте себя на наше место.
   Речь была поставлена хорошо, возмущение искреннее.
- Извините, ребята, работа не стоит. И болтал я по делу. Дайте ваши документы, пожалуйста.
- Это зачем? Их уже всякие проверяющие и бюрократы до дыр затерли.
- Что поделаешь. Живем в век бумажек. Присаживайтесь. Мне нужны ваши данные, буду оформлять дело на своих работников за преступные деяния и халатность. От вас, кстати, требуется заявление.
- Какое еще заявление? Нет, мы писать ничего не будем. Пусть это свинство остается на вашей совести. Делайте быстрее нам машину, и мы уедем.
- Вот видите, ты не хочешь, он не хочет. А порядка требуете. Хорошо, не хотите, не надо. Давайте документы, мне это нужно для внутренних выводов.
   Положил документы в стол, не заглядывая в них.
- А теперь расскажите, просто для интереса, сколько пособий и где вы умудрились получить за это время. Заодно подумайте, что полагается за мошеннические действия при хищении государственных средств и имущества. Про здешний и соседний исполкомы можете не говорить. Я знаю.
   Оба вскочили, один рванулся к столу к документам, но был остановлен движением руки директора к телефону.
- Спокойно, орлы. Не у себя дома. Мы здесь всяких видели.
- Какое имущество? Мы вещи не брали!
- А запчасти со склада? Они тоже государственные, пока не оплачены. Так что огребете столько, что вернетесь в уже благоустроенный Спитак.
- Слушай, с тобой поделиться? Тебе зачем эти проблемы?
- Вам лучше помолчать. За «поделиться» я тебе могу клюв набок свернуть. Доказывай потом, что не упал сам. А проблемы не нужны. Как и вы здесь. Сейчас выясним в каком состоянии ваша машина.
   Снова вызвал мастера.
- Что у них с машиной?
- Одну рулевую тягу заменили, вторую не успели. Со склада выдана корзина сцепления. Заменить не успели.
- Переделай заказ-наряд, прими наличными оплату за проделанную работу, деньги у них есть. Оставшиеся детали сдай на склад, акт выдачи аннулируй и, чтоб их духу здесь не было через двадцать минут.
   
   Удивленный мастер посмотрел на притихших посетителей, потом развернулся и крикнул в коридоре кладовщику, чтоб срочно шел на рабочее место.


 - Всё слышали? Вот документы, время пошло. Да не задерживайтесь. В этой округе меня все начальники отделений милиции знают.

   Через полчаса, проходя по двору в сторону кузовного цеха, увидел, что рабочие при его приближении замолкают, но смотрят на него не как всегда. Показалось даже, что с уважением.    А может быть так хотелось.