Сборник 10. Прои Авторов, участвующих в обеих номи

Евгений Говсиевич
Журнал №1. «Семейные истории Авторов Сайта «Проза.ру»
Сборник №10. Произведения Авторов, участвующих  в обеих номинациях (по алфавиту «О-Ш») (10 Авторов)

СОДЕРЖАНИЕ

№ позиции/Автор/Произведение

1.1 Геля Островская  «Моя чужая бабушка»
1.2  Геля Островская   «Бабушка Маня»
2.1 Петр Панасейко  «Бабушка Евдокия»
2.2  Петр Панасейко  «Памяти брата»
3.1 Ольга Постникова   «Обед на траве-мураве»
3.2 Ольга Постникова  «Бабушка»
4.1 Виктор Прутский  «Бабушка»
4.2. Виктор Прутский  «Отец»
5.1 Нина Радостная  «Бабушка, мы помним»
5.2  Нина Радостная  «Сладку ягоду рвали вместе»
6.1 Вахтанг Рошаль  «Никто никогда не умирает, если...»
6.2 Вахтанг Рошаль  «Сразу после Бога»
7.1 Галина Санорова  «Бабушка»
7.2  Галина Санорова  «Бабушкино лихолетье»
8.1 Светлая Ночка  «Сага о воде или бабушкин родник»
8.2. Светлая Ночка  «Вишнёвые слёзы»
9.1 Лора Шол  «Душа оставила закладки...»
9.2 Лора Шол  «Моя небожительница»
10.1 Анна Шустерман «Сердце бабушки - безразмерное!»
10.2 Анна Шустерман  «Семья. Рассказ перевоспитанной бабушки...»

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

№ позиции/Автор/Ссылка/Награды/Произведение

1.1 Геля Островская  http://www.proza.ru/2018/11/25/1399

«Моя чужая бабушка»

   Я уезжала из дома, получив благословение и написанную старомодным почерком на тетрадном листке  первую в моей жизни каноническую православную молитву от чужой бабушки.

    Эта семья, состоящая из трех поколений, жила в такой же трехкомнатной квартирке, но двумя этажами ниже - на первом. Окна выходили на юго-запад, но у них было гораздо темнее из-за громадных кряжистых карагачей. В отличие от нашей по-целинному неуютной и пустоватой квартиры, где много было только книг и кроватей (трое детей и частые, надолго остающиеся гости), соседи жили с «укладом» и с «обстановкой».
    Дверь в квартиру после звонка лишь слегка приоткрывалась «на цепочку», низенькая старушка всматривалась в вас сквозь очки с толстыми выпуклыми линзами, плотно сидевшие на утином ноздреватом носу,  и, если гость был кстати и хозяева принимали, открывала дверь.
    Кроме того, что бабушка служила привратницей, она была также отличной няней для погодков, превосходной кухаркой, прекрасной поломойкой, чистильщицей столовых приборов и тихим «ангелом» этого дома.
    Но семейные неурядицы, стойкая неприязнь зятя, мужа единственной бабушкиной дочки, уроженца здешних мест, из-за которого семья переселилась из старинного города Верный (Алма-Ата) в строящийся городок на северо-западе Казахстана, то и дело выгоняли бабушку к окну на лестнице, где она, уставившись невидящими глазами вдаль, курила, сжимая в руке папиросу.
    В семье регулярно случались не то чтобы скандалы, а стычки.  Зять, баянист, директор музыкальной школы, заметно уступал бабушке в происхождении (она была из благовоспитанных дворян, а он - из не лишенных амбиций поселковых куркулей) и, пользуясь своим нынешним главенствующим положением и безропотностью жены, заострял ситуацию мезальянса, устраивая спектакли, как правило, в воскресенье утром. Мне об этом потом с восторгом рассказывали погодки.
   После непременных субботних гулянок с песнями, алкоголем и приволакиванием за красивыми женщинами, просыпавшийся ранним воскресным утром зять начинал преследовать старушку, бродя за ней в трусах из комнаты в комнату и повторяя хнычущим голосом: «Бабуля, сварите мне пшенной кашки... и подайте в алюминиевой миске с алюминиевой ложкой...» , при этом для убедительности он еще глумливо постукивал ложкой об заготовленную  миску.
   Бабушка, оглядываясь и подпрыгивая от негодования, спешила в «свою» детскую комнату, где пыталась скрыться за дверью.
    Но зять, просовывая ногу и отжимая дверь, все продолжал свои издевательские завывания и только сардонически улыбался в ответ на выкрики: “Оставьте меня! Мужик! Хам!»
   В итоге он выжил старушку, и та бежала в Москву, куда ее давно уже приглашала племянница, недавно родившая первенца.
   
***

   Перед каждым экзаменом я молилась «бабушкиной» молитвой, и неожиданно поступила с большим запасом, набрав сверх планки еще два лишних балла и преодолев конкурс в 13 человек на место.
    Когда родители узнали об этом, то  изумились и  сообщили о «чуде» соседям, и моя чужая бабушка  очень спокойно заметила, что ни секунды  не сомневалась, ибо кому же еще учиться в МГУ и ЛГУ, если не таким, как я...

    Прошло много лет, но в списке близких, имена которых я называю в молитве за упокой, всегда есть моя чужая бабушка Александра. Надеюсь, что у Бога она, наконец, отдыхает и радуется...

1.2  Геля Островская   http://www.proza.ru/2015/01/28/892

«Бабушка Маня»

Двоюродная бабушка, сестра моего деда, была очень набожной . Умерла  она, прожив на белом свете более восьмидесяти лет,  в социальной квартире,  которой, наконец,  удостоилась  как  одинокая престарелая мать героя Великой Отечественной войны. После ее смерти остались пара личных вещей и старая  Псалтирь, которую она завещала моей старшей сестре.

Бабушка Мария или Маня, как ее называли по-казачьи,  потому что   единственный и почти сразу погибший на гражданской войне муж ее был уральским казаком,  вообще-то была украинкой с Донетчины. С младшим братом, моим дедом, ее роднило только очень смелое и необычное чувство юмора. Да еще, пожалуй, красота. Дед был высокий, стройный,  кудрявый, горбоносый, с внимательными карими глазами .  Дед  любил критиковать и был принципиально честным. Она была молчаливой и непривередливой - когда ей было уже далеко за семьдесят, зимовала у родственников на небольшом сундуке, покрытом на ночь свернутым одеялом, для хоть какой-то мягкости. Ложилась, помолившись  и приставив к сундуку свою старую палочку.

Мой отец очень уважал бабушку Маню. – Ее молодой тогда муж участвовал еще в войне 1914 года и заслужил солдатского Георгия.  А вот с гражданской  не вернулся. Шли непрерывные ожесточенные бои в заледеневших уральских степях между «красными» и «белыми». Но дошли слухи до бабушки Мани, что ее  муж  убит. Фронт был повсюду (бабушка родная рассказывала, как непрерывно на постой к ним врывались то одни, то другие, и младший братишка Федя, не утерпел, потрогал винтовку из стоявших в сенях ...погиб), подумать было страшно, что там, в степи, могла оказаться одинокая молодая женщина. Но прождав дома несколько дней, баба Маня взяла саночки и   пошла искать своего любимого,  не могла она без него, рвалась увидеть, живого или мертвого, должна была проститься.  Шла несколько дней и ночей, в зимнюю пургу и стужу, под пулями, прошла  не один десяток километров, и каким-то чудом нашла в степи мужа. Проделала свой горестный одинокий путь, привезла домой,  похоронила как положено.

И, к счастью, у них был маленький сынишка. Ко второй мировой он вырос и стал красивым сильным парнем, военным летчиком. Перед войной только-только женился...Погиб в 1942 году. Баба Маня осталась  с невесткой.  Невестка вскоре после войны вышла замуж, родились дети. Баба Маня была «за все - про все»: няня для детей, кухарка и прислуга для взрослых. А когда внуки выросли, бабу Маню ввиду стесненных жилищных условий попросили вон.

Запомнилось раннее-раннее утро  - часов шесть утра на бабушкиной даче. Дед, кстати, всегда лежал внутри, на кровати, водрузив на горбатый нос большие очки, и читал садоводческие книжки.  Широкая в кости, немного растрепанная (мягкие волнистые волосы выбивались из-под гребенки) бабушка   молча выполняла бесконечные садовые работы. И как призрак у куста красной смородины, что у веранды дома, появляется баба Маня. В кремовой блузке, темно-коричневой длинной штапельной юбке, неизменном белом платочке. Моя бабушка что-то ворчит себе под нос, а та стоит,  одной рукой опираясь на палочку, другой - не глядя отщипывает  ягоды с куста и улыбается - беззлобная и всегда молчаливо-радостная...
 
2.1 Петр Панасейко  http://www.proza.ru/2018/11/17/968

«Бабушка Евдокия»
       
         Моя бабушка Евдокия Саввична, родилась  в марте 1905 года  в семье крестьян Саввы Григорьевича и Марины Кононовны Тарасенко. Появилась на свет после того, как отец вернулся с пятилетней службы в морском флоте, едва не став участником русско-японской войны.
   
         Революцию 1917 года  помнила хорошо, хотя  ей тогда исполнилось только двенадцать с половиной лет. Рассказывала, что революционные  события из Петрограда до украинского села Туркеновки (ныне Малиновка) докатились с большим опозданием. Село находится в девятнадцати километрах от легендарного Гуляйполя, которое «прославил» Махно.
      
          Когда  мы  в клубе смотрели фильмы «Хмурое утро», «Александр Пархоменко», то она, увидев на экране Нестора Ивановича, только улыбалась. С её слов, образ «Батьки», вообще получился карикатурным. И добавляла, что  если бы Махно был на самом деле таким глупым, каким его показывают в кино, то пол-Украины  не держал бы в своих руках.
      
          Установление Советской власти в селе бабушке запомнилось хорошо: однажды рано утром в их дверь постучали. На пороге стояла группа вооружённых людей. Они ходили по домам и изымали то, что имело свою цену. Один из пришедших пытался штыком проверить не спрятаны ли драгоценности за одной из икон, висящих на стене. Это ему удалось бы, если бы не стоящий рядом пожилой красногвардеец из другого села.
      
          В колхоз бабушка вступила в начале 1930-х годов, всё время работала в поле. До пенсии доработать не смогла из-за инвалидности со зрением. В семейной жизни ей не повезло.  Из всех   детей выжила  одна моя мама Елена.
      
           Временную немецкую оккупацию села  бабушка забыть не могла. Однако рассказывать  не хотела. Оно и понятно: пережить весь тот ужас врагу не пожелаешь. Муж с войны вернулся, но  вскоре  ушёл из семьи.
      
         Бабушка окончила всего четыре класса.  Но когда я учился в начальных классах , она по памяти проверяла у меня задания по школьным предметам. До сих пор слышу её голос: "Петя, посмотри ответ, сходится?". Ответы всегда сходились.
    
          Она всегда верила в Бога. С его помощью  спасла меня на втором году жизни. Обнаружилась грыжа.  В селе не стали  делать операцию. Повезли в район. По  пути  температура стала зашкаливать за сорок градусов. Делать операцию с такой температурой врачи не решались. А счёт моей жизни шёл уже по минутам. Тогда  бабушка всю ответственность взяла на себя, написав соответствующую бумагу. Хирург Костенко, не давая никакой гарантии,  рискнул. Однако, если бы не «бумага» не рискнул бы.  Разве могу я   когда-нибудь забыть тот отчаянный и спасительный для меня поступок моей бабушки ?!
               
           21 августа 1971 года  родители поменяли место жительства, уехав на берега Волги, где  построили Волжский автомобильный завод. Мы навсегда покинули родное село.  И вот тут-то случилось невероятное, трудно объяснимое. 31 октября 1967 года умирает  бабушка,  и в тот  же день в российском городе Тольятти закладывают фундамент первого дома  нового Автозаводского района,  где  нам предстояло жить. Чистое совпадение? Вряд ли. Во-первых, 31 октября - последний день месяца. Во-вторых, 31 октября –  вторник. Могли  фундамент  заложить на следующий день, в среду, первого ноября, но заложили именно 31 октября. Тем самым бабушка «благословила» наш переезд перед своим уходом.
   
17.11.2018  г.

2.2  Петр Панасейко  http://www.proza.ru/2016/04/12/343

«Памяти брата»

          Сегодня, 12 апреля 2016 года, годовщина со дня смерти моего брата Феди. Родился он 9 февраля 1958 года в селе на Украине в Запорожской области Гуляйпольского района. Тогда село называлось Новосёловка (непонятно только почему? Село Туркеновка до него  основано в 1800 году. Какое уж тут «Новое село»?), сейчас  носит название, ласкающее слух, Малиновка.
         
         А вот в первый класс  пошёл он уже в Малиновскую восьмилетнюю школу в 1965 году. Тогда единого здания школы не существовало, якобы сгорело после войны (во время войны сжечь школу вместе с людьми фашисты не успели). Учиться в начальных классах брату пришлось на окраине села в одном из школьных зданий. Ходить было далековато.
         
         Когда первого сентября  ( среда) мама привела Федю в школу, то первоклассники сидели уже на своих местах.
        - И с кем же, Федя, ты хотел бы сидеть за партой? – спросила учительница Татьяна Андреевна.
        Не долго думая, он показал на Олю Коротун. Учительнице деваться  некуда: она «освободила» место возле этой первоклассницы и посадила рядом Федю. Мама до сих пор вспоминает, как потом Татьяна Андреевна Дахно рассказывала ей, любуясь в первом классе этой парой своих учеников:
        - Смотрю, Оля правой рукой прислонилась к щеке, через секунду тоже самое сделал и Федя, когда та сменила руку, он повторил её действие.
       
        Кто знает, может быть судьба и планировала им в дальнейшем жить вместе, но во втором классе учительница рассадила их. Мамы ничего не могли сделать против «железного» аргумента Татьяны Андреевны: "Оля и Федя учатся на отлично, поведение примерное, а у меня в классе есть те, кого надо «тянуть за уши» и у кого поведение желает быть лучшим". Так Федя оказался за одной партой с Зоей Шпак. С кем он потом ещё сидел по шестой класс, я уже не помню. В седьмой  класс он пошёл  уже совсем в другой школе на территории России.
       
        Забегая вперёд скажу, что судьба Олю Коротун не баловала. Говорят, она, став взрослой, вышла замуж за шахтёра. Очень рано ушла из жизни. Родители её тело привезли с Донецка и похоронили в родном селе. В настоящее время родителей тоже нет. Умерла она лет на десять раньше Феди, а родились они в одном и том же году.
         
        Сейчас брата нет, но рассматривая его школьные малиновские фотографии, обращаешь внимание, что в школе он считался не последним учеником. Входил в состав Совета пионерской дружины школы в 5-6 классах. Участвовал во всех общественных делах класса и школы. Помню, как он однажды, возвратившись с Гуляйполя, очень долго и интересно рассказывал нам о районной игре «Зарница». А туда попадали лучшие из лучших. Да насколько я знаю, и в поход в Дибровский лес классный руководитель их шестого класса  брала не всех. Федю взяла. О последующих классных его руководителях  у меня сведений нет, но  что касается Татьяны Андреевны, первой его учительницы, то её давно нет в живых. О том, что один из её «любимцев» не дожил даже до шестидесяти лет, она так и не узнала.
         
        Из всего класса Федя дружил со многими одноклассниками, но настоящими его друзьями были Серёжа Панасейко, Коля Бацай, Витя Кучер. Увы! Они ушли из жизни раньше его. Серёжа  вообще трагически погиб на следующий год, как мы уехали из Малиновки. Федя очень сильно, помнится, переживал. Говорил, что если бы его родители уехали вслед за нами, возможно, друг и остался бы жив.Кто знает?
         
        Когда брат окончил шестой класс, а я седьмой, родители переехали на берег великой русской реки Волги. Здесь, в городе автостроителей Тольятти, он закончил седьмой и восьмой классы средней школы №35, а после поступил учиться в местный политехнический техникум. Обучаясь в техникуме, записался в Детско-юношескую спортивную школу (ДЮСШ) в секцию лёгкой атлетики.
         
         Никогда не забуду, как я ехал однажды на автобусе из Автозаводского  района в Центральный, а по дороге рядом бежали воспитанники ДЮСШ. Можно представить мою радость, когда впереди, оторвавшись на  много от остальных спортсменов, бежал  брат. Тренер брал его на всевозможные соревнования.
         
        Трудно, как известно, совмещать спорт и учёбу, но Федя это испытание с честью выполнил, успешно окончив в 1977 году техникум. По направлению попал в город Брянск на один из местных заводов. Оттуда весной следующего года его призвали в ряды Советской Армии, служил в городе-герое Севастополе.
      
        Возвратившись из Армии в 1980 году в Тольятти, брат устроился на Волжский автомобильный завод в одно из производств. Здесь ему пришлось поработать и слесарем, и мастером производственной бригады, и начальником бюро, а затем – заместителем начальника планово-производственного отдела. В октябре 2011 года производство стало «Волжским машиностроительным заводом».
          
         Его фотография несколько раз висела на Доске Почёта, а грамот и благодарностей вообще  не счесть. И не только за работу. В 1980-х годах он возглавлял Оперативно-комсомольский отряд дружинников (ОКОД)  производства. Награждался высшими наградами ЦК ВЛКСМ, а также Почётными грамотами и благодарностями городского отдела внутренних дел, горкома комсомола. На сколько мне известно,  по совместительству являлся ещё и заместителем  у командира ОКОД всего Волжского автозавода Виктора Земелева. Мне приятно  слышать от последнего хорошие отзывы о моём брате.
         
            Личная жизнь у него поначалу сложилась не совсем удачно, женившись в 1982 году, он вынужден  из-за измены жены развестись в 1986 году. От первого брака есть сын Евгений. Что касается второго брака, то ему повезло с женой Наташей: с 1988 года и до самой смерти  в 2015 году они жили с ней, как говорится, «душа в душу». Вырастили сына Алексея.
         
          Ровно год как брат покинул нас, но память о нём останется навсегда в наших сердцах. И  не только в Тольятти, где живём мы с мамой, где  живут его дети с семьями, где живут друзья и коллеги по работе, но и в далёком украинском селе Малиновка, где живёт наша с ним двоюродная сестра Татьяна Иванова (Шинкаренко), племянница Саша, где  живёт мамина подруга, тётя Катя, мама погибшего одноклассника Серёжи.  А также, безусловно, и  в Запорожье, где мы часто бывали, где живут тётя Галя  Лелюк и её сын, а наш троюродный брат Валера. Ведь не зря же говорят в народе, пока ушедшего в «мир иной» человека помнят на земле, он продолжает «жить» среди нас. Пусть только и в нашей памяти. И то хорошо.

     12.04.2016 г.

3.1 Ольга Постникова   http://www.proza.ru/2013/02/04/1590

«Обед на траве-мураве»

С  папой и Лидой мы  идём  пешком в Елшанку, деревню, где родился папа. Бабушка гостит там, у другой  папиной  сестры – тёти Зины.

Идём,    сбирать крыжовник, как сказала тётя,  отправляя с нами Лиду.  После землянки тёти Макриды,  дом в Елшанке  показался дворцом. В зале – передний угол  был завешен иконами. Лики святых угодников  пронзали   взглядами  насквозь. Горела лампадка. На  полочках этажерки  лежали стопки тёмных толстых книг –  со старых времен,  родовые, так сказала бабушка. Я стояла рядом с этажеркой и дышала стариной - у времени есть запах.
 
На стенах – рамки  с фотографиями. Столько фотографий и на всех   моя родня - не подозревала, что у нас столько родственников.  Бабушка рассказывала  – знакомила.   В тот день  в первый раз увидела фотографию своего деда.  Сначала  подумала, что это папа, только странно одетый. Костюма такого у папы не было, шляпу он носил, но не такую высокую. И галстука, как на фотографии у папы не было. А ещё – усы и трость. С уголка фотографии – надпись незнакомыми буквами. Бабушка, поймав мой взгляд, сказала:
-Это Нестер Данилович, ваш с Лидой дедушка, а фотокарточку    прислал  с  самой  Америки. Он туда на заработки  поехал. Семья у нас большая была, жили все вместе - свёкор, свекровь, брат старший с женой и робятишками. У нас с Нестером  трое робятишек было, да трое померло во младенчестве. Жили, не сказать, чтоб бедно –  пашня была,  покосы,  бахча. Скотины много: лошадь, быки, коровы, овцы, птица всякая. Шику не было, но  не голодали.      Нестер отделиться задумал, своим домком жить,  а хозяйство  как разделишь – только зорить его, да и домок, его построить надо. Где денег взять? Прослышал он от мужиков про Америку, стал у тяти благословение просить, чтоб отпустил на заработки. Тятя  и слушать не хотел. Эка даль - за морем–океяном.  Маманя  голосила, не хотела отпускать. Переупрямил их Нестер,  дали ему благословение. А меня  и не спрашивал никто, я у всех в послушании была. Уехал. Через год, без малого, пришло письмо от него. Радости-то было - живой.  Отписал: и про чужбину, и про мытарства свои  спервоначалу, пока не добрался до Халафорнии и не  пристроился к работе. Шибко ему там понравилось. Сказывал, как подсбирает деньжат,  приедет за мной с робятами. Не судьба нам  мериканцами стать. Приехал Нестер за нами. Пока суть, да дело  война началась.  Пойдём, Юлюшка, обед  сбирать. Скоро Митя с Зинаидой и Лидонькой из сада придут, а мы с тобой загутарились.

  В летней кухне,  как и в доме,  была русская печка.  В ней томилась  еда, приготовленная  на весь день. Бабушка выдвигала из печки ухватами чугунки со щами, кашей.   Потом  расстелила во дворе   большую клеёнку,  мне дала деревянные ложки, чтобы я  разложила их по едокам. Прижав к груди  круглую буханку хлеба, бабушка нарезала его большими кусками и положила на клеёнку.  Как  будем сидеть   за таким столом, я не представляла. 
-Вот на травке и усядемся, вишь, какая она шелковая, мяконькая. На вольном воздухе и тюря сладкой покажется, а у нас, слава те, Господи, всего вдосталь наготовлено».

 И сиделось всем удобно, и обед на вольном воздухе мне понравился: «Надо будет маму упросить, чтобы она тоже во дворе обедать сбирала».

3.2 Ольга Постникова  http://www.proza.ru/2013/01/13/871

«Бабушка»
 
Мама -  свет, тепло, сама жизнь. Рядом с ней девочка  - пушистый котёнок, с настороженно следящими за каждым маминым движением глазами. Едва мама исчезала из поля зрения, котенок превращался в  беспрерывно орущее  существо. Единственный человек на свете, кто мог, кроме мамы, успокоить ребенка - бабушка.

 Шура  не допытывалась у свекрови, как ей это удавалось. Считала, что для женщины, родившей пятнадцать детей, успокоить и укачать десятую по счету внучку - не вопрос. Слава Богу, что она была - бабушка! В яслях, после нескольких дней испытаний, от девочки отказались. Как-то, вернувшись, домой в неурочное время, Шура застала свекровь врасплох, и та не успела вытащить изо рта ребёнка «жёвку», жёванный чёрный хлеб, завязанный в тряпицу. Девочка, пресекавшая криком даже намёк на попытку лишить  руки свободы, выплюнувшая пустышку сразу, едва её предложили, лежала в кроватке туго вместе с головой, свитая в пелёнку и ожесточённо чмокала «жёвкой». А глаза  - полны недовылитыми слезами.
Свекровь, уже оправившаяся от неловкости, перешла в наступление:
-Чё только не напридумывают. Ги – ги - ена какая-то. Спокон веку робятишки на жёвках росли. И Митя  на ей же родимой вырос. И сытно дитю, и покойно от хлебного духа. В свивальники заматывали. Ровненькими росли и ручонками себя не пужали. Как умею, так и буду нянчить. По- вашему, мне уж поздно учиться. И так грех на душу: сами не венчаны, дитё нехристем жить будет по вашей воле. Окрестили б вы её Шура, может поспокойнее станет. Да, чё я тебе говорю? Разве ж в тебе дело? Сколь разов к Мите подступала - молчит. В  отца - молчун. А посля войны и вовсе кремень стал. И то сказать, мука какая, его жисть. Головушка, чай, раскалывается от тех осколков, какие в ней сидят. Шура, а ты чё так рано пришла? Иль все больные кончились, перелечила всех?,-  бабушка ловко перевела разговор.
Шура слушала свекровь, отвечала  и занималась своей девочкой. Сначала  вытащила у неё изо рта тряпицу с хлебом, потом перепеленала по- своему. Когда  мама и девочка  вместе, счастье можно  послушать, потрогать, им можно  даже  дышать. Разлучались - и счастье исчезало. Обеим становилось неуютно и одиноко. Что же, если чёрный хлеб, замотанный в тряпицу помогает девочке пережидать часы ожидания встречи, пусть будет хлеб.

Время летит, и мир  наполняется узнаваемыми лицами, звуками, словами.  Мама, бабушка… папа. У него большие и тёплые  руки. В них так не страшно взлетать высоко, до замирания сердца:
- Ещё, ещё!
 Лететь, раскинув руки. Над всеми. Или сидеть рядом, когда он, нахмурив лоб, передвигает по красивой блестящей доске резные фигурки, а лишние отдаёт ей, чтобы не скучала. Особая радость, когда лишней оказывается лошадка. Лошадка резво носится по столу, поцокивая подковами. Папа постукивает пальцами о край стола. Юля, хмуря лоб, наблюдает за  пальцами, пытается повторить перестук. Папа,  взглянув искоса,  слегка откидывается назад, его плечи вздрагивают от смеха. Когда папа берёт в руки большую книгу с яркими картинками, она сама перелистывает страницы и, найдя нужную - большое дерево и усатый кот с зелёными глазами, просит:
-Читай.
Чем больше времени проводил с девочкой папа, тем больше страдало бабушкино сердце:
- Ништо можно так-то?  Сгубят ребёнка. Спать укладывают - платком не повяжут. А ну как застудит голову или заползёт кто в ухо? Зубы у ребёнка ишшо молодые, нежные, а их уже щёткой. И утром, и вечером. Каво там чистить-то, грязью что ли её кормят? Всё свеженькое. Почитай, одно молошное и ест. Отродясь их у нас никто не чистил.
 А от того что у папы называлось закалкой, бабушку и вовсе охватывала тоска:
-Родного дитя кажное утро водой обливать холодной? Ладно, сам. Ты большой. Чё хошь, то и делай над собой. А дитя беззащитного пошто?
 Ни сын, ни сноха её страданий не понимали. Улыбались и снова, и снова пытались успокоить, что всё это на пользу ребёнку. Бабушка поджимала губы, мысли роились в голове, но, ни одну из них она не пропустила сквозь плотно сомкнутые губы:
-Откуда она у вас возьмётся, польза? Ништо с того, что сами с книжками сидите по вечерам, глаза портите, так  и дитя пристрастили к ним?! Она  мне книжку несёт,  тычет в картинки пальчиком - читай. А кто меня грамоте учил? С малолетства в работах, ни дня в школу не ходила, не до ученья было.
Пряла, ткала, вязала. Робятишков нянчила. В поле – хлеб  серпом жала. В лугах - с косой. Мужики – то накосятся, повалятся, отдыхать, а у меня дитё малое в кусточках попискивает – накормить, обиходить его надобно. Да и мужикам собрать, поснедать – моя забота. Одно слово – бабья доля. До азбук ли?    Нет, надо сбираться в Камышин. Сколь могла - помогла, а дальше сами управитесь. В Камышине - то, чай, заждались меня. Соколики мои, Семён да Егорий на войне головушки сложили,  а вдовы ихние Таисия с Лизаветой одни робятушек поднимают. У Зинаиды, старшенькой моей, муж Василий тоже на войне сгинул, троих сиротками оставил. У Макриды изранетый весь с  фронту пришёл, на дочку порадоваться не успел-помер. Везде горе да нужда. Пока жива, всем пособить должна, внучаток  приголубить. Наскучала по ним, и они, чай, по мне.
Велик был список, но никого не забывала бабушка помянуть в своих молитвах. Просила за живых, скорбела о погибших.
За дочь Марию, от которой четыре года не было вестей, молитвы были во здравие. Хотя умом понимала, что не оставила бы Мария родных в неведении, если жива. В войну выходила в госпитале раненого солдатика. Нерусского. После Победы приехал и увёз Марию к себе на родину в Туркмению. Город Ашхабад.
 Митя запросы посылал. Тоскует по ней. Близнецы они, в одной зыбке возростали, за книжками вместе сидели. Из дочерей Мария одна грамоте выучилась, за братом тянулась. Сколь уж годов мир, а на запросы как с фронта ответы приходят - без вести пропала. Как не пропасть, когда все дома в том городе порушились и даже земля, Митя сказывал, разверзлась. Прямо по Писанию. Сильно люди Бога прогневили. Грамотные, отвернулись от Господа. А того не понимают, что Ему всё одно: верим мы в Него, иль не верим. Верит ли Господь нам грешным? Не отвернулся бы Он от нас. Нешто в ранешные времена грамотных не было? Как же. Лекари были, учителя, купцы. А царь? Выше его по разуму средь народа никого не было. И все Бога чтили, храмы строили, нас, неразумных, на путь наставляли.
Бабушкины ночи долгие. И думы тоже. Руки оглаживают нежную мягкость простыни, и бабушка улыбается, вспомнив первую ночь в доме сына. Шура приглянулась ей - ласковая, приветливая, работящая.  Домой придёт, отдохнуть бы, а она ни минуты покоя себе не даёт. Бельё у неё белее снега. Вот и ей постелю приготовила, всё белым застелила. Едва сноха вышла из комнаты, бабушка сняла с подушки наволочку, вытащила из пододеяльника одеяло, свернула простыню. Утром сноха зашла к свекрови и увидела, что та лежит на голом матрасе, а бельё аккуратной стопкой - на стуле. Бабушке пришлось успокоить её, объяснив, что на белое  только покойников кладут, а живым такое маркое ни к чему - мыла не напасёшься, стирать. В тот же день они купили в магазине немаркой ткани, и бабушкина постель, улыбаясь капельками васильков, стала похожа на цветущий луг. В уголке, как и положено, в христианском доме, икона Спасителя и лампадка теплится.
Бабушка вспоминает  Юлино появление на свет.
- Свят-Свят, сколько страхов пережили. И времена не тёмные, когда бабы посередь какой - ни то работы рожали, и сама-то Шура - врачиха, должна  разуметь, что беречься надобно. Так нет, на сносях, сердце больное, а до последнего дня - с утра до вечера на работе.  И то, и  её понять можно, живут – то при больнице,  кто ни придёт с какой болестью, мимо  не пройдёт.
А как подошло время родов, сызначала всё не ладом пошло, чисто покойницу увезли её в Сталинград, не чаяла я, что выживет, токмо на Бога уповала. Может, потому и Юлюшка такая беспокойная удалась. Они, маленькие, всё чувствуют.  Как же? Живые души!   Только народилась, а матерь - будет живая, нет – одному Богу известно.  Но не попустил. Оправилась Шура. Чего уж теперь?  Всё ладно, всё хорошо. Теперь надо мне сбираться  домой.  В церкви сколь не была, не исповедовалась, не причащалась. А здесь всё своим чередом пойдёт. Юля уж в разум входит, можно в ясли её определить, чай подросла, не будет блажью кричать. Пущай с ребятишками другими играет, а то вырастет тут на отшибе нелюдимкой.  Только больных и видит, не дело это для дитя. 
Сборы недолги. И вот уже пароход, доживающий свой век, шлёпает по воде колёсами. В каюте второго класса бабушка возвращается на родину. Ей неловко перед людьми. Кажется, что все обращают на неё внимание-старуха деревенская, а туда же, в каютах, чисто барыня какая. Боязно ступать на расстеленные везде нарядные пушистые половики. Бабушка идёт по ним до своей каюты изменившейся походкой - юрко, бочком:
«Говорила же Мите, чтобы взял дешёвые билеты. Неужто б в трюме не доехали? Ежели там душно, на палубе посидели бы. Лето. Ночи тёплые».

Пенится и бурлит вода за кормой. Плывут навстречу плоты, баржи, пароходы. Внизу в трюме душно. Люди выходят на нижнюю палубу освежиться речной прохладой, полюбоваться проплывающими мимо берегами. Правый - крутой, обрывистый; глубокими оврагами, словно губами, припадающий к Волге утолить жажду. Левый - пологий песчаный, уходящий  степями до Урала. Скоро берега отодвинутся на несколько километров, а нынешние станут дном новой,  широкой, как море,  Волги.   Страна поднималась из руин, выбиралась из разрухи. Ещё оплакивали погибших на страшной войне, но начинали забывать о карточках, голоде. Нужда отступала.

Бабушка, освоившись в лабиринтах коридоров,  всё  ещё  смущаясь своего деревенского обличья среди  нарядного люда, стала выходить одна на прогулочную палубу. О чём она думала, поглаживая отполированную гладкость поручней? Кто знает, о чём. Может,  грелась на солнце, не думая ни о чём – просто любовалась и рекой, и берегами. Или думала о внуках, которые встретят её завтра. Подросли  за два года, что не видела их. Для каждого она купила в магазине около пристани по коробочке монпансье. То-то радости у них будет! А, может, она уже скучала по Юле, с которой только вчера рассталась  -  о младшеньких всегда душа больше болит. 

4.1 Виктор Прутский  http://www.proza.ru/2015/09/08/375
2 место в основной номинации
Специальный Приз №1 «ЗА лучшее произведение о бабушке»
Специальный Приз №13 «За более 70 рецензий в сумме основной  и внеконкурсной номинаций»

«Бабушка»

Почему-то весь день вспоминаю бабушку - её невысокую фигурку, быстрые, несмотря на возраст, движения и добрые, внимательные глаза.

Она жила тогда со своим сыном в Таганроге, а мы в Донбассе. Моя мать постоянно болела, и бабушка  приехала на несколько дней  проведать свою больную дочь. Это было тяжелое послевоенное время.

Я учился во втором или третьем классе и был на тот период единственным  грамотеем в доме. Ни родители, ни бабушка читать и писать не умели.

И вот однажды, когда мы были с бабушкой одни, я увидел, как она что-то пишет. Медленно, старательно водит пером по бумаге, потом поднимет задумчиво голову, теребя подбородок, и снова склоняется над листком…

- Бабушка, а что ты делаешь? – не поверил  я своим глазам.

Я готовил уроки, и она жестом остановила моё любопытство: не мешай, мол, занимайся своим делом.

А через некоторое время подошла и протянула  листок, покрытый довольно  ровными строчками. Растерянно и с какой-то внутренней опаской попросила:

- Посмотри, Витя, что я написала…

Строчки были хоть и аккуратные, но я не различил в них никаких букв, кроме разве что  сплошных «и» или «ш».

- Бабушка, тут ничего не написано, - сказал я с сожалением.

- Ну как же, Витя! Я же вот вижу: ты думаешь и пишешь. И я тоже думала и писала.

Я стал что-то говорить о буквах, из которых состоят слова, вообще о грамоте, а бабушка  лишь  кивала головой, и в её глазах гас и гас ещё минуту назад горевший огонек. И будто морщин прибавилось… Она прижала мою голову к груди, провела ладонью по волосам.

- Спасибо, внучек. – И через секунду добавила: - Я так и думала.

Мне было неловко, что невольно разрушил её надежду, пусть и зыбкую.  Такую зыбкую, что она, значит, даже постеснялась обратиться с этим вопросом к своему сыну, знавшему грамоту.

- Бабушка, а давай я тебя научу читать, писать!

- Что ты! Глаза уже никуда не годятся, - улыбнулась она. – Ладно, делай уроки, не буду тебе мешать.

Бабушка Алёна, Алёна Васильевна… Она единственная, кого знаю из своей родословной. Ни бабушки по отцу, ни обоих своих дедов и их сестер и братьев даже никогда не видел. Кто-то погиб в Гражданскую, кто-то умер от голода в коллективизацию, кто-то не пережил 37-й  год…

Чем старше становлюсь, тем  больше думаю о родителях, бабушке. Никогда они не садились за обеденный стол и не вставали из-за него, не перекрестившись.  И я не помню каких-то поучений или нотаций со стороны родителей или бабушки. Они воспитывали нас не словами, а своей праведной жизнью.

Не знаю, сколько лет было тогда бабушке. Думаю, что не больше, чем мне сейчас. А это значит, что скоро и я буду там, куда уходят все. Сначала встретят меня мать, отец, старшие братья, а потом подойдет и бабушка. Она проведет ладошкой по моим поредевшим волосам и скажет:

- Постарел ты, Витя. Но я тебя всё равно узнала! И не думай, что ты умер. Ты просто вернулся из командировки домой. Ещё будет много таких командировок!

Улыбнётся и тихо, чтоб не слышали остальные,  по секрету добавит:

- А буквы здесь совсем не нужны.

4.2. Виктор Прутский  http://www.proza.ru/2018/12/04/513
4 место во внеконкурсной номинации
Специальный Приз №6  «За более 20 рецензий  на конкурсе «Внеконкурсных работ»

«Отец»

Говорил отец мало. Его рабочим инструментом были руки, а не язык. Навсегда запомнилась его фраза: «Если есть хлеб – какой же это голод?» Эта фраза во многом характеризует жизнь, доставшуюся на его долю. Родился в  Белгородской области в крестьянской семье в 1895 году ; в школу ходить не довелось, надо было зарабатывать хлеб насущный. Участвовал в первой мировой войне, был трижды ранен. При НЭПе  жизнь начала было налаживаться, но грянули коллективизация, голод. Уехал с женой и детьми на Донбасс, где, по слухам, можно было найти работу. Вспоминать  этот период отец не любил, слишком это было тяжело. Почти двадцать лет семья жила в землянке, оставшейся от строителей проходившей рядом шоссейной дороги. Их было несколько таких землянок, лепившихся одна возле другой, в каждой ютились  люди, в одной из них и прошло моё детство вместе с тремя старшими братьями.

Жили мы как бы на хуторе, а работал отец в жилищно-коммунальном хозяйстве в посёлке, находившемся от нас в двух километрах. Возил на лошади с бричкой стройматериалы, уголь. Работа  тяжёлая: ведь ты не только «водитель кобылы», как поётся в старой песне, но и грузчик. Но отец хорошо знал лошадей и любил их. Восторгался умом этих благородных животных. «Если человек на лошади заблудился, то опусти поводья, лошадь сама придёт домой».

Машины после войны были редкостью, и хлеб из пекарни развозили по магазинам тоже на лошадях. Однажды мастер сказал:

- Слушай, у них там кто-то заболел, завтра будешь хлеб возить.
- Дак там же надо расписываться, а я неграмотный, - возразил отец.

Мастер почесал затылок, потом взял клочок бумаги и написал на нём крупными печатными буквами  фамилию своего неграмотного работника.

- Вот, - протянул отцу бумажку. – Дома попрактикуешься, а утром мне покажешь.

И до конца дней своих отец, не зная ни одной буквы, рисовал свою фамилию в указанных местах. Подпись походила на детский рисунок, но фамилия читалась чётко.

А вот цифры  знал отлично. В закромах моей памяти есть такая  картинка: в  кухне у окна стол,  над ним отрывной календарь, а выше – часы-ходики с гирькой в виде еловой шишки, которую надо было периодически подтягивать.

Отрывной календарь был у нас всегда, сколько  себя помню. И вот за столом сидит отец и  старательно выводит карандашом на листках календаря цифры. 14-е число – это по старому стилю 1-е, 15-е число – 2-е. И так до конца месяца. Когда я начал ходить в школу, то эту процедуру он доверял проделывать мне. Помню, я это делал красным или синим карандашом.

Отец, как и мать , был человеком верующим, и непостижимым для меня образом знал все посты,  церковные праздники. А их, кроме всем известных  Рождества-Пасхи-Троицы, есть ещё великое множество. Он  знал все, но по старому стилю, для чего  и нужны были «поправки» в календаре.

В последние годы  обычно  возил на подводе уголь по накладным (он называл их почему-то «требования»).  Этих «требований» у него была обычно целая пачка. Планируя следующий рабочий день, он иногда их перебирал, некоторые протягивал мне:

- Это Петренко?
- Петренко, - удивлялся я. – А как ты узнал?

Улыбнётся и перебирает дальше. И я не помню, чтобы он хоть раз ошибся.

Отец был верующим человеком, но, как бы это сказать, - без фанатизма. Утром и вечером перед сном он всегда коротко молился. Посещал и церковь, но не часто; до неё было 8 километров, а автобусы тогда не ходили. Раза два, когда я был ещё дошкольником, родители брали и меня с собой. Помню лишь сладкий вкус причастия с чайной ложечки…
 
Нас, детей, молиться не заставляли, и никаких бесед на религиозные темы не проводили.  В святом углу всегда была икона и горела лампадка. Книг  же не только религиозных а вообще никаких в доме не было: некому читать. Насколько я могу судить теперь, отношения властей к церкви отец не одобрял, как не одобрял и многое другое. Но не распространялся об этом. Лишь  однажды,  когда я, как правоверный пионер, очень уж рьяно  доказывал преимущества советской власти над царизмом, он улыбнулся и сказал: «Был Николка-дурак – была булка пятак», определив тем самым цену  моей пропаганды.

Прожил отец 86 лет. Болел редко и скончался без мучений. Когда за несколько дней до смерти я спросил его, что болит, он ответил:
- Ничего не болит, и всё болит.

А потом просто остановилось сердце.

И вот уже более тридцати лет его нет. А я хожу по этой  грешной земле, часто думаю о нём, и многое хотел бы изменить. Но это невозможно. Прости, отец.

5.1 Нина Радостная  http://proza.ru/2018/11/18/1193
Номинант в основной номинации конкурса
Специальный Приз №9 «ЗА большее число рецензий в основной номинации»
Специальный Приз №12 «За более 100 рецензий в обеих номинациях»

«Бабушка, мы помним»

             Обычный летний день. Главная работа - высушить и сметать сено. Погода нам  в тот день не помешала. Папа, мама, сын и дочь справились, как надо. После трёх часов собрались на семейном совете с участием бабушки Маши:
- Мама, можно мы на рыбалку? Вдруг сегодня что-то и словим. От берега далеко отъезжать не будем. Жди, мы недолго.
Мы к двери, она нам вслед, как всегда,с теплом сказала:
- Идите с Богом!
Папа вёсла взял на плечи, сын удочки, мама пошла с ведром для рыбы, дочь понесла наживку. Ей, в  свои  шесть лет, как раз под силу было. Все при деле.
  Погрузились в лодку и двинулись вперёд, на водные просторы. Какое блаженство! Ну, рыбка, берегись! От нас не уйдёшь.
  Прошло немного времени, солнце стало играть с нами в прятки. Появились облака. Через полчаса пришли уже тучи.
  Мы проверили   улов. Попадают в основном окуньки. В камышах у берега более серьёзной рыбы и не поймать. Вдруг наблюдательная дочь кричит:
 - Мама,  мне  на лицо  капелька упала.
  Через несколько минут капельки падали и на брата, и на папу и на маму. Дождь разошёлся и поливал нас, как из ведра. Откуда  взялся? Мы вымокли в считанные минуты. А рыбе  всё- равно. Клюёт замечательно. Только успевай наживку менять.
Не верилось, что с утра был ясный день и мы убирали сено.
 Но с нами дети, надо двигаться к дому.
- Сматывай удочки. - Командует папа сыну,сам кладёт вёсла на воду и  вперёд, домой. По пути мы вычерпываем воду из лодки, подбираем упавшую на дно лодки рыбу. Прибыли. Лодку затаскиваем на берег.
  Смотрим друг на друга, смеёмся. На каждом из нас очень мокрая одежда,вода  каплет с волос, даже с наших носов.
  - Ну что, бегом домой! - мы вымокшие, но счастливые, быстрым шагом идём домой, с отчётом к бабушке. Беспокоится, наверное, ждёт нас.
   Открываем дверь с улицы и понимаем, бабушка что-то изобретает. Так вкусно пахнет!
Вошли в дом, бабушка к нам:
- Давайте, рыбаки, переодевайтесь. Как раз поспели. Чай готов и блинчики. А уж с чем хотите, решайте сами. То ли с вареньем, то ли с мёдом.
 Милая мама, бабушка, не забылась та рыбалка и тот самый аппетитный чай, что приготовила ты. Он был так кстати. Ты знала, чем встречать намокших рыбаков.
   Прошло много лет.
  - Бабушка, мы не растеряли твоё тепло. Светлая тебе память...

5.2  Нина Радостная  http://www.proza.ru/2017/05/12/962
Специальный Приз №3 «За поэтическое представление произведения»
Специальный Приз №6  «За более 20 рецензий  на конкурсе «Внеконкурсных работ»

«Сладку ягоду рвали вместе»
 
  Расцветала деревня, рождались детишки. В каждом доме счастливом - семья.
Здесь Евгений, Галинка, Настасья и Мишка. В избе рядом одни сыновья.

   А у Пряловых в доме сынок народился. Сыну-первенцу рад Никанор.
Пришло время и в церкви его записали:
  - Фёдор, имя своё не позорь.

   Через месяц  к соседям в семье тоже прибыль. Мама дочку на свет родила.
Что же долго решать? Её Надей назвали.
 - Пусть же с богом растёт, красота.

  Время быстро проходит, за месяцем месяц. Было утро, уж скоро закат.
Подрастают девчонки, взрослеют мальчишки. И уже о любви говорят.

  Фёдор наш возмужал и отцу стал опорой. Вместе с ним на работе в лесу.
Подрастает сестрёнка за ним и с охотой за братишкой бежит: - Помогу!

  Вот вернулись с работы, дела есть по дому. Идут матери все помогать.
-Ну, сейчас вы свободны.- отец разрешает.- Выходите, вас ждут уж гулять.

  Только вышли из дома, играет гармошка. Ах, как лихо выводит гармонь.
Не сдержались девчата, уже задробили  на досочках у дома, вдвоём.

  И пока там задорно дробили девчата, гармонист от души развлекал.
Остальные девчонки, а с ними ребята, побежали к своим, кто их ждал.

  У берёзы назначено место свиданий. Приглашает берёзка:- Я жду.
Надя Федю ждала, нежно ствол обнимала. Подбежал и шепнул ей:- Люблю!

  Феде скоро семнадцать и Наде не больше. Через год он уходит служить.
А любовь, им казалось, навечно  связала. Друг без друга не смогут прожить.

  Он смотрел на смуглянку свою, любовался. До чего же она хороша!
А она обнимала и чувств не скрывала, были счастливы он и она.

  Вечер проводов в клубе и вальс их любимый. И тревожная ночь впереди.
Он сегодня уйдёт на три года хранимый их любовью. Суди -не суди.

  Помнит Надя то утро, когда провожала. Он пошёл, не взглянув на неё.
По щекам её слёзы бежали, бежали. Она ж верила, выдержит всё.
               
                ***
  Вдруг в одну из ночей сон солдату приснился. -Папа- кто-то его окликал.
И к чему такой сон?- Фёдор тут же проснулся. В письмах  новости он ожидал.

  Новость... Нет, не пришла. Её скрыла Надежда. И о радости он не узнал.
У любимой тогда уж родилась дочурка. А какое бы имя он дал?

  Сложно Наде жилось, а в колхозе работа. Уставала уж очень она.
Вдруг в одну из ночей не смогла пробудиться. Жертвой доченька стала тогда.

  О трагедии Надя опять умолчала. Пусть не знает о горе отец.
 Но судьба во спасение к ней подоспела. Руку ей предложил  молодЕц.

  Согласилась. Что делать? Пусть мужем он станет. Она верная будет жена.
Время быстро идёт, скоро Фёдор прибудет... Но не муж и она не жена.

  Вот и встреча случится... Сегодня же танцы. Целый клуб наберётся людей.
- Милый Феденька, славный, любимый, приехал! Как хочу, чтоб обнял поскорей!

   Зазвучал снова ВАЛЬС, как и в день расставания. Подошёл Фёдор к ней,пригласил.
 Разошлись все по стенкам и место им дали. И смотрели, как ВАЛЬС их кружил.
 
   Был последним тот Вальс...
 
                ***

   А Надежда всю жизнь его очень любила, и у нас сохранился покой.
Через год, как ушёл он и Нади не стало  в тот же день: -Я с тобой, дорогой...
 
6.1 Вахтанг Рошаль  http://www.proza.ru/2018/11/18/1223
Лауреат конкурса в основной номинации
Специальный Приз №9 «ЗА большее число рецензий в основной номинации»
Специальный Приз №11 «ЗА абсолютно большее число рецензий в обеих номинациях»

«Никто никогда не умирает, если...»
               
                Светлой памяти моей бабушки Иды

       Я помню своих дедушку и бабушку только по рассказам мамы.
Бабушка  Ида… Была она, что называется, сорвиголова -  вместе с Янкеле они заправляли целой ватагой соседских мальчишек в Житомире. Родители только и ждали, когда она подрастёт, чтобы выдать замуж. К 17 годам бабушка из гадкого утёнка превратилась в прекрасного  лебедя. От женихов отбоя не было. Подрос и Янкеле. Работал у своего отца подручным в кузнице. Высокий, стройный, с лукавым взглядом карих улыбчивых глаз. Они много времени проводили вместе, но главных слов сказать не осмеливались. Была поздняя осень. Гуляя вдоль озера, Ида заметила кувшинки и восхитилась их красотой. Янкеле был смелый парень, да ещё и влюблённый; он бросился в воду нарвал цветов, но обратно доплыть не хватило сил…
       Ида горевала так, как горюют только в юности, и приняла решение никогда не выходить замуж.
       Но время лечит, и когда очередная шадхэнтэ (сваха  на идиш) пришла сватать ее за вдовца Хаима – она согласилась. Хаим был кантором в синагоге, когда он пел, все вокруг замирали от восторга и благоговения.
       Хаим безумно любил бабушку, и готов был сделать для неё всё. Жили дружно. Каждый год Ида дарила мужу деток. Время было трудное - гражданская война. Холодным ноябрем 1918 года в городок ворвались петлюровцы. Когда начался погром, бабушка схватила четверых старших, в том числе и мою маму, и спряталась в лесу. А малюток-близняшек укрыли в погребе с родственниками. Петлюровцы нашли их и немилосердно с ними расправились. Малышей убили, разбив им головы о мостовую (не хотел писать о такой жестокости, но ведь все так и было - это история моей семьи). Дедушка Хаим и другие мужчины пытались задержать погромщиков, чтобы дать уйти семьям. Они отсреливались до последнего патрона. Получив отпор, бандиты отступили. Женщины и дети были спасены, но, скитаясь по лесам, дедушка простудился и вскоре умер.
  Бабушка Ида не смогла пережить такого горя и, отдав  детей в детский дом, ушла с первой конной армией Буденного мстить за своих безвинно погибших младших детей и мужа. Она была санитаркой. С огромной душевной теплотой она ухаживала за ранеными, которые были ей очень благодарны. Однажды ей даже пришлось с винтовкой защищать свой госпиталь от белых. В том же госпитале она познакомилась с тяжело раненым красным командиром Барухом. Врачи говорили, что он не жилец, но бабушка выходила его. Естественно, Барух влюбился в свою спасительницу, и как кончаются хорошие сказки, женился на ней. И родились у них ещё трое деток - тётя Поля, тётя Геня и моя любимая тетя Ася.
Бабушка умерла когда  я был совсем маленьким, а дедушка Барух ещё раньше.
    Посчитать, сколько внуков и правнуков, понадобится счётная машинка. Только нас у мамы было пятеро. Моим внукам повезло больше. Старшему уже 20 лет, он курсант военного училища.
    Я с душевным трепетом достаю из альбома эту старую пожелтевшую фотографию. Это единственный сохранившийся снимок. Меня Вы конечно узнали - слева на коленках у моей бабушки Иды Яколевны Гольдфарбер.

P.S. «Никто никогда не умирает, если у него есть дети и ВНУКИ».  Рей Бредбери.

6.2 Вахтанг Рошаль  http://www.proza.ru/2018/11/24/869
2 место во внеконкурсной номинации
Специальный Приз №6  «За более 20 рецензий  на конкурсе «Внеконкурсных работ»

«Сразу после Бога»

Сразу после бога идет отец.
          Вольфганг Моцарт

   9 мая в Эйлате, как и во всем мире праздуют день Победы и проводят акцию "Бессмертный полк". Речи, венки, награждение ветеранов медалями в окружении портретов наших близких и родных людей - участников той страшной войны. И я тоже всегда там с фотографией своего папы, который прошел всю войну от Ленинграда до Потсдама. Моего папу Рошаль Еселя Шевелевича призвали 22 апреля 1941 года на сборы на три месяца. А вернулся он осенью 1945 года, за год до моего рождения. Я попросил свою старшую сестру написать о том, что она помнит из тех времен и вот маленький отрывок из её воспоминаний:

   «...большой буфет, за который папа бросал пачки с оставшимися папиросами и который его выручил в блокаду - он там нашел около 500 пачек. Он курил очень много, почти до самой смерти. Я увидела отца первый раз четырехлетней - только в 43 году, когда он навестил нас после ранения. Я его называла «дядя Саша» (папой я стала звать его только в 1946). Когда я родилась, его посадили (или он уже сидел). К счастью,на дворе стоял уже не 37-й, его выпустили, а потом забрали на военные сборы. Потом началась война. 118 дивизия, в которой он служил, входила в 10 корпус 7-й армии, который отступал в сторону Ленинграда, под Нарвой папу ранило в первый раз в щеку и его отвезли в Ленинград. Хорошо, что не в госпиталь на Кирочной, в который попала бомба и там почти все погибли. Война и блокада - это страшные вещи, это трудно представить. Мой папа был не трусливый, он страдал не от голода, а от отсутствия курева, недостаток еды он компенсировал водой, пил так много, что весь распух. И сосед посоветовал ему постепенно сократить количество выпиваемой воды. Он много раз ходил по Ледовой трассе пешком. Я спрашивала его – не страшно ли, он говорил, что нет. Страшно было, когда немцы наступают, а нечем стрелять. Он очень жалел тех, которые приходили с маршевыми ротами – все без оружия. Необстрелянные, они почти все погибали. После ранения папу взял к себе майор Трошкин – он работал в контрразведке «Смерш». Папа был очень доволен тем, что служил в Ленинграде, на Ленинградском фронте. Хотя было тяжело, но все-таки...
   Папа вернулся с войны в конце 1945 года. Он приехал на виллисе (его подбросили) и карманы его были полны конфет. Он тут же начала угощать всех детей во дворе – и своих, и чужих...»
   Лучше мне не написать, но помню, папа рассказывал, что когда отступали голодные и разутые из Эстонии, им встретился склад. Немцы были рядом, надо было торопиться. Лейтенант,командир их взвода разрешил вскрыть склад,- солдаты  набрали продуктов и  вышли к своим. Там их уже ждал особый отдел, провел дознание и  комвзвода за самоуправство арестовали и расстреляли.
   Папа провоевал всю войну, но блокадные воспоминания были для него самыми тяжелыми.
   Вот такое было время... А вообще-то мне повезло, что папа вернулся с войны  живой. Ведь иначе бы меня на этом свете не было бы.
   Мой папа всегда был самым хорошим и щедрым. Он помогал всем родственникам, хотя сами жили бедно. Мама рассказывала, а она была очень красивой, что за ней в юности ухаживал кинорежиссер И.Ф., уже тогда достаточно известный. Они гуляли по Питеру и разглядывали витрины с красивыми платьями и обувью. Ухажёр говорил: "тебе нравятся эти  туфельки? А вот это платье? Выйдешь за меня - куплю." А мой папа просто заходил в магазин и покупал на последние денежки. Кого выбрала мама, вы догадались? А когда на улице вечером им встретились бандиты, папа, воспитанник детского дома, не испугался, наклонился, засунул руку в сапог, как будто доставая нож, и бандиты убежали.
   Папа дождался внуков и безумно любил их, ни в чём им не отказывая. Я всегда вспоминаю его с теплом и любовью. А вдруг он там, в космосе или в другом мире прочитает это: Я люблю тебя Папочка!
   Хочу пожелать и вам, чтобы про своих отцов Вы вспоминали с Любовью.

 "Почитай отца твоего и мать твою, дабы продлились твои дни на земле, которые Господь, Бог твой, даёт тебе."
И сразу ясно: кто уважает родителей своих, тому ОН даёт многая лета. (Исход 20,12).

7.1 Галина Санорова  http://www.proza.ru/2018/12/03/1916
Номинант в основной номинации конкурса

«Бабушка»            
               
    Моя бабушка многое пережила,  сейчас я хочу рассказать только об одном событии в её жизни. 
     Родилась  в 1906 году в Горном Алтае. Потомственная крестьянка, а затем колхозница она в 30 лет потеряла  мужа. Отправил колхоз мужиков зимой на лесозаготовки без провизии,  есть нечего, но  откуда-то завезли рыбий жир.  Мой дед его на дух не переносил. Перебороть отвращения не смог, умер от голода.

В деревне одной  тяжело, да еще с  детьми на руках.  Мужская сила ох как нужна. Тут овдовел односельчанин Григорий и тоже с тремя сорванцами. Поговорили они  и решили жить вместе, хотя Григорий был гораздо старше.  Вот так у моей бабушки Елены Кондратьевны Медведевой прибавилось  три  ребёнка. 

Бабушка – красавица, а нового мужа  портил шрам на щеке, полученный в первую мировую.  Мужик работящий, бабушку не обижал, пил в меру.  Но вот горе – дети хорошо помнили свою мать и бабушку совсем не воспринимали. Уж как она ни старалась, всё без толку.  Особенно старшая четырнадцатилетняя дочь Ксения или Сина, как её называли в деревне,  грубила;”Какая ты нам мама. Ты не любишь нас!”   Изнуряющая работа в колхозе от зари до зари, дом, скотина и огород, ручная стирка,  выпечка хлеба и приготовление еды. Сил для установления контакта с падчерицей вовсе не оставалось.   Сина совсем отбивалась от рук. В селе, где каждые руки на счету, ничего не хотела делать,   не слушалась, смеялась бабушке в глаза. Больше же всего огорчало бабушку противостояние сводных братьев и сестёр.  Вечные ссоры и даже драки возникали по всяким пустячным поводам.

Один случай изменил всё.  Бабушка постирала вручную бельё (стиральных машин не изобрели) и пошла полоскать его на речку. Речка бурная, горная метров через 100 впадает в широкий и глубокий Чарыш. Вода обтекает огромные камни-валуны.  За ней потащились  дети  и стали прыгать с валуна на валун. Устроили состязание, кто прыгнет дальше.  Разделились на две группы. В одной дети в другой пасынки.  Сина,  как всегда, с неприязнью смотрела в сторону родных детей, начала толкать их, пытаясь  сбросить с камней, но ребятишки уворачивались от её рук и быстрее прыгали дальше. Бабушка краем глаза следила за ними. Боялась, как бы не случилось беды.  Сделала замечание Сине: “Не надо обижать более младших”.  Сину же это только раззадорило. Прыгая, она пыталась нагнать сводного брата, но тот был ловчее и смог увернуться от неё. И тут случилось непредвиденное, пытаясь перепрыгнуть на далёкий валун, Сина поскользнулась, упала в воду, ударилась о каменистое дно и потеряла сознание. Быстрое течение понесло её в Чарыш. “Мама, мама!- закричали дети, -Сина тонет !”  Бабушка тут же бросилась за Синой по берегу. Нагнала её, прыгнула в воду.  Сильное течение могло сбить и её, об этом не думалось. “Спасти, спасти”,-  билось  в её голове.
Схватила Сину, вытащила на берег и начала приводить её в чувство.

Через день Сина уже вставала. Тело у ней было в огромных синяках. Когда течение несло её, то она билась о камни.

После этого случая Ксения не грубила, стала послушней, но мамой мою бабушку так и не называла. Трудно назвать мамой другого человека, когда  хорошо помнишь родную мать.

7.2  Галина Санорова  http://www.proza.ru/2014/05/26/1167

«Бабушкино лихолетье»

                Нас называют навозом истории.
                Но без навоза не вырастет и роза.

   Хоронили мою любимую бабушку. Воспоминания вихрем проносились в моей голове. Мне 5 лет. Воскресенье. Бабушка ещё не потеряла свою красоту, прихорашивается, одевается в яркое платье, и мы идем по гостям к ее деревенским подружкам и соседкам. Пьем чай, 45 - 50-летние «старушки» сплетничают, обсуждают деревенские новости. Вот Абрам вернулся с войны, женился на молоденькой учительнице, бросил деревенскую девушку, которая его дождалась, а лада в новой семье нет. Погнался за образованной, а толку-то. «Эх, война, ты война, ты меня обидела, ты заставила любить, кого я ненавидела». Вспоминают военный голод, когда ели пропастину, отваривая в нескольких водах. Собирали картофельную кожуру с председательской помойки, чтобы как-то дожить до весны. Обувь быстро износилась, сшить новую не из чего, ходили босиком до самых морозов, когда ноги уже примерзали к камням, грели ноги в свежих коровьих “лепешках”. Помолились за упокой души двух отроков, которые, не выдержав голода, наелись во время сева семенного протравленного зерна и умерли. Помолились и за деда Германа. Дед заболел и не смог выйти на работу, к нему пришел бригадир, сказал, что дед притворяется, и избил его. На следующий день Герман умер….. Вспомнили, как после революционного лихолетья, стали хорошо жить до войны, зерна давали вдоволь, а овечьей шерсти аж 7 килограммов на трудодни. Не было в колхозе лентяев, хорошо работали, вот и жили «будь, будь», а тут этот проклятый Гитлер. Осудили пьянчужку Ларьку, но что с него взять, он не из кержаков, он мирской, вот и пьет. А у кержаков питие – это грех. Но я – непоседа, верчусь, тяну бабулю домой.

   Бабушка верующая. В переднем правом углу прибита полочка (божничка), на которой стоят 3 иконы. Бабушка рассказывает мне про Бога и просит молиться, но у меня столько дел и совсем мне не до молитвы: и на улице так интересно, и в цветные стеклышки поиграть, и в прятки… Все-таки я соглашаюсь помолиться и бабушка достает с божнички из-за иконы полконфеты – божий подарок за усердную молитву. Время послевоенное и в нашей деревне еще не продают конфет, я каждый раз  жду с нетерпением эту сладость и верю, что мне ее послал Бог за усердие. Я так и не узнала, откуда у бабушки конфеты, спрашивала ее потом, но она, хитро улыбаясь, отвечала:”От Боженьки”.   

   Мне 9 лет. Мама и отчим переезжают в другое место и забирают меня с собой. Я теперь буду одна без бабушки, мне так плохо и тоскливо, слезы душат меня и я плачу навзрыд, никак не могу остановиться. Как же я теперь буду без бабушки! Кто будет за мою усердную молитву доставать с божнички конфету, кто будет меня жалеть, кому можно будет рассказать обо всех своих проказах, не боясь наказания. Мама сначала утешала меня, потом начала ругаться, ничего не помогло, слезы все текли и текли.

   Я  старшеклассница. Мы теперь живем в городе, и бабушка переехала к нам. Моя подружка и я – девочки красивые, отличницы и комсомолки, но на мальчиков уже заглядываемся и просим бабушку погадать на картах. Гадая нам, бабушка вспоминает и свою молодость. Была красавицей, любила парня из своей деревни, но родители выдали замуж за другого из соседнего села. Прожила с ним 2 года, муж ,суровый и злой по характеру, иногда даже бил ее , такого она не перенесла и убежала с ребенком на руках. Вышла снова замуж, родила 5 детей. «Работаю в поле, чувствую, что скоро рожать, иду домой, топлю печь, кипячу воду, собираю всё для родов, иду в баню, а оттуда прихожу домой с родившимся ребенком»,- рассказывала она. Мне и сейчас – дважды маме трудно представить такое. «А когда твоя мать – первородка не смогла разродиться трое суток и никакие повитухи не помогли, я своей рукой вытащила тебя на свет божий. Ты уже была синяя, и тебя еле удалось заставить заплакать. И вот какая девка выросла»,- продолжала она. Всюду мне помогала бабушка с первых секунд жизни!

   Вспоминает и голод во время войны, когда забирали всё, даже свою картошку выгребали из подпола, всё для фронта, всё для победы, а колхозники были еле живы от голода, ели всё, что можно и даже нельзя есть. «Вот пропадет корова на ферме, придет зоотехник, обследует ее и закопают за селом. А мы ночью с лопатами идем, откапываем, делим, отвариваем в нескольких водах и едим. Наверное, поэтому и болею теперь. Но не унывали же, старались выжить и верили в победу. А сейчас молодёжь совсем не умеет веселиться. С водкой – какое это веселье,  вот мы и частушки пели, и хороводы водили, и плясали и все от души, а не от вина. А какие весёлые случаи рассказывали, как шутили. А нынче сядут за стол, наедятся, напьются, разве это веселье»,- рассуждала бабушка. Она уже сильно начала болеть, но никогда я ее не видела праздной, всё время что-то вяжет, убирает, готовит. Часто повторяла бабушка, что только в городе и начала жить по-человечески. В колхозе работали от зари до зари, не разгибая спины, а придешь домой, скотину надо обиходить, детей накормить. Вот и ложишься спать после полуночи,  с рассветом уже встаешь и бежишь на работу. Работали за трудодни, на которые должны были выдавать часть урожая, но часто получалось, особенно после войны, что ничего не давали, и работали только за палочки в тетради бригадира. Я удивлялась, почему от такой тяжелой жизни не уехали из деревни. «У колхозников не было никаких документов, и чтобы получить паспорт, нужна была справка из сельсовета, а справки никому не давали. Вот так и жили»,- отвечала бабушка. Было ясно, что так бедствовать и мучиться никто бы добровольно не согласился,  вот и устроили крепостное право.
И я старалась хорошо учиться, чтобы получить высшее образование, а не надрываться в колхозе за палочки в тетради. Хотя жизнь в деревне становилась другой и колхозники стали иными. Но это уже следующая история.

   А бабушку я буду вспоминать, как самого близкого, доброго, родного человека. Она любила меня, баловала, хотела, чтобы моя жизнь была счастливой. Не дай Бог нам пережить то, что пережило её поколение. Даже 90-е ельцинские годы просто цветочки по сравнению с их ягодками. Она была трудолюбивым, светлым человеком. Перебирая бумаги после её смерти, я нашла почетную грамоту лучшей доярке с портретом Сталина и его словами:"Сделать колхозы богатыми, а колхозников зажиточными". Бабушка вспоминала о слётах передовиков колхозного производства в краевом центре, но никогда не говорила, что работала так хорошо, что была лучшей дояркой. Вспоминала только изнуряющий труд. При такой жизни ни разу не накричала на внуков, всегда была с ними ровной ласковой. Злой я её никогда не видела. Рассказывали, что когда я научилась ползать, то добралась до ведёрной корчаги с мёдом, разлила мёд, а бабушка вместо того, чтобы ругаться, начала меня целовать со словами: «Наконец-то дождалась, когда внучка начала проказничать».
 
   Светлая тебе память, моя милая бабушка Елена Кондратьевна Медведева.

8.1 Светлая Ночка   http://www.proza.ru/2012/04/23/1399
1 место в основной номинации
Специальный Приз №1 «ЗА лучшее произведение о бабушке»

«Сага о воде или бабушкин родник»

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
               
—   Веточка,  пойдем журавлика напоим
—   Какого журавлика?
—   Колодезного. Сначала мы его напоим,  потом он нас,  а мы  —  странников. 
—   А кто такие странники?
—   Это люди,  приходящие со стороны.  Нынче праздник,  и они со всех окружных деревень пешком двинутся в церковь.   Путь их не близок,  устанут,  попить захотят,  вот мы им на крылечко водички и выставим.  Они попьют,   сил наберутся.
—   Бабуль,  а журавлик  —  живой?
—   Конечно,  живой.  Сейчас услышишь,  как он закурлычет,  когда ведерко из колодца будет доставать.
—   А осенью он улетит на юг?
—   Нет.  С нами зимовать останется.
—   Так ему же холодно будет.
—   А мы не дадим озябнуть-то.  Телогрейку на спину накинем,  —   улыбается бабушка.

У колодца я дивлюсь на журавлика.  Шея у него длинная,   он смотрит в небо,  держа в клюве ведро.  Бабуля тянет за цепь,   ведро медленно опускается,  слышится плеск,  и журавлик,  весело курлыча,  вытаскивает его на поверхность.  Бабушка наливает воду вместе с плавающим в ней солнцем и вновь черпает,  заполняя второе ведро. Я глажу журавушку по длинным ногам,  прощаясь с ним.  Бабушка поддевает ведра коромыслом,  и мы идем домой.  По дороге она рассказывает мне сказку про водичку.

ДУША ВОДЫ

—   Жили-были два соседа.  У одного из них был колодец,  а у другого  —  нет.  Сколько ни пытался он вырыть свой,  всё без толку.  И приходилось ему брать воду у соседа.  Но однажды поссорились они меж собой,  и хозяин колодца повесил на него замок. Наутро пришел сам по воду, отомкнул замок, опустил ведро,  а воды-то и нет. Ушла. Стал бедолага искать пропажу,  ходит по селу,  выспрашивает,  не видал ли кто.  Через день нашлась беглянка у того соседа,  от которого он воду-то под замок посадил. Тут и сказке конец. 
—   Бабуль,   а как вода ушла?  У неё разве есть ноги?
—   У неё,  Веточка,  есть душа.

ДОЛГАЯ ПАМЯТЬ

Мы подошли к дому,  где на крылечке уже сидели «странники». 
—   Веточка,  сбегай за кружкой и крышками для вёдер,  да пирожков захвати.
Мне нравится быть помощницей,  и я с радостью выполняю просьбу бабушки.  Прежде,  чем покрыть вёдра,  зачерпываю водички и подаю одной из женщин.   
—   Нате-ка,  попейте,  устали,  поди,  —  говорю я,  копируя бабушку,  а она,   тем временем,   рассказывает: 
—   Пришла как-то  к соседям,  а они бранятся.  Рядом  —  сынок,  а в ведре —  вода без крышки.  Я попросила мальчонку выйти во двор,  глянуть,  не гонят ли стадо,  а им говорю:  «А ведь вы только что враз две души замутили  —  дитя своего и душу воды.   Ребёнок стоит с открытым ртом,  а вода  —  в непокрытом ведре,  и обои запоминают слова ваши нехорошие. У детей и у воды  —  долгая память».   

***

Всего три эпизода,  а душа бабушки  —  как на ладони.  Её судьба была несладкой,  но она никогда не расплескивала на других горечь пережитого,  отличалась мудростью,  добросердечием,  обладала на удивление жизнерадостным, отзывчивым и добродушным характером.  Бабушка любила   в с ё  —  жизнь,  людей,  природу,  радовалась солнышку,  носила его в себе. Она даже пол в комнатах неизменно красила в солнечный цвет,  отчего в ее доме в любую погоду было светло.  А как же она любила нас  —  своих детей и внуков! Да мы просто купались в её любви...

Такой бабушка Аннушка и осталась в нашей памяти  —  с солнышком внутри.

8.2. Светлая Ночка   http://www.proza.ru/2011/04/13/1630
Специальный Приз №7 «ЗА произведение, получившее большее число рецензий ДО его презентации  на конкурсе»

«Вишнёвые слёзы»

Сквозь ресницы вижу плавающих солнечных зайчиков...  "вода в бочке поймала"  —лениво-радостно отвечает едва проснувшийся мозг на вопрос: "откуда они здесь?"  Взгляд скользит дальше,  к окну,  касаясь кипенно-белых занавесок с вышивкой ришелье.  Бабушка не признает современных тяжелых штор,  «заслоняющих белый свет»  и,  не ленясь,  кипятит и крахмалит их,  отчего окна в её доме дышат…  Их дыхание касается «яранки»  —  герани,   и нежные белые и розовые бутоны слегка колышутся. Из кухни вполз нестерпимо-родной запах,  —  смесь легкого  дымка «только неделю назад щели в печке промазала,  а они, вон,  разошлись,   таперь сызнова придётся затирать»…  и свежеиспеченных пирогов.

—  С вииишнями…   —   сладостно потягиваюсь я и вскакиваю с постели,  встав босыми ногами прямо в солнце.  Как себя помню,  бабуля неизменно красила пол в ярко-желтый цвет.
—   Погодь чуток,   —  говорит бабушка,   —  дай им отдохнуть.  Если зачнем резать прям сейчас,  весь сок утекёт в полотенце.  А вот как отпыхнут,  то и можно будет их тревожить.  Во всяком деле,  Веточка,  нужен тон да голос.

Я сижу за столом,  покрытым белоснежной,  связанной крючком,   скатертью.   В открытое окно заглядывают мальвы.  Передо мной,   на огромном подносе,   на  льняных полотенцах   —   четыре пирога-полумесяца.  Блестящие корочки отражают солнце.  Беру один,  разрезаю пополам и,  держа двумя руками, зажмурившись в предвкушении удовольствия,  начинаю есть.   Пирог  буквально тает во рту,  из крупных вишен,  раздавленных язычком,  льется сок.  Перепачкав губы,  нос и щеки,  я тянусь за вторым куском.  Мне нравится,  что я вся перемазалась.  Чувствую себя маленькой девочкой,  которую не заботит то,  как она выглядит.

—   А вот зря говорят,   —   будет коровка, да курочка, состряпат и дурочка. Вон,  Нюрынька  Мудренова до семидесяти годов дожила,  а стряпать так и не научилась.  Я ей ко всем праздникам-бедам,  крестинам-поминкам все готовлю. Чуть что, она ко мне.  Айда, говорит, Аннушк, ты.  А то мою стряпню никто есть не будет. Иду... чай,  —  не чужие. Почитай,  всю жизнь в одном селе живем,  —  как бы продолжая начатый разговор,  но отвечая,  видимо,  каким-то  своим мыслям,  молвит бабуля.
—   Ты же сама говоришь,  что во всем нужен тон,  да голос.  А ведь голосом-то не каждый наделен.  Вот,  к примеру,  хор.  Людей в нем много,  а солирует только один,  а остальные подпевают.  Это ты у нас  —   солистка!   —  прижавшись к родной щеке,  похвалила я бабулю за неподражаемое умение готовить еду. 

Даже сваренная в мундире картошка в бабушкиных руках становилась лакомством.  Она её очищала особым способом (непременно руками,  а не ножом,  облупливая тонкую шкурку,  не захватывая мякоть,  отчего она была кругла и гладка,  как бильярдный шар),  складывала в глиняную «чаплашку»,   ставила в теплую печку.  Картошечка покрывалась солнечной  вкусной корочкой.  Затем она её крупно нарезала,  пересыпала зеленым луком и укропчиком,  солила,   поливала подсолнечным маслом  и встряхивала.  И никакого «провожатого»  к ней не требуется,  разве что капуста в вилочках.  А уж это её "колбаса" из пшённой каши со шкварками,  —  вершина вкуса!

Выходим на крыльцо.  Она усаживается на верхнюю ступень,  я  —  на нижнюю,  положив голову свою ей на колени.  Мои волосы струятся по чистым половицам,    бабушкина рука оглаживает их,  мурашки блаженства скачут по всему телу,  я прикрываю глаза и слушаю журчание её голоса…

—  Я вот сама Библию не читала,  но свёкор мой  —  твой прадед,  царствие ему небесное,  золотой человек был…  да…  а вот он  —  читал.  Бывало,  придет из церквы,  возьмет книгу,   раскроет наугад,  пальцем водит и губами шепчет про себя.  А потом нам сказывал,   о чем там писано.  Будут,  —  калякал,   —  по небу летать птицы железные,  на земле не останется цветов  —  все на лядях будут.   Да...  и вода исчезнет.  Люди побегут,  подумают,  что вода блестит,  а это  — золото.  А небо всё железной паутиной опутают.  И по земле будут ходить девицы  —  бесстыжи лица. И взмолится и стар,  и млад,  но будет поздно.  Почитай всё и сбылося,  о чем свекор-то  сказывал.  Вон —   опять гудит железна-то птица.  А в городах,  я  прослышала,  воду  для питья в бутылках продают.  Скоро,  поди,  и воздух в бутылки закупорют и будут по выдаче отпускать ём дышать.  А про девиц и калякать не хочется.
—  Тогда давай про мужчин поговорим,  —  улыбаясь,  перевожу тему  разговора.
—  А че про них баить,  их наблюдать надобно.  Вон,  глянь на кочета.  Он ведь ни в жисть не будет топтать ту курочку,  которая сама присела,  а будет гоняться за той,  которая от него убёгла.  А всё потому,  что не по сердцу им то,  что само в руки идет.  Нация у них такая.  Охотничья.  Высмотрит лису  из всего лесу,  которая ему приглянется больше других,  и будет на пузе лежать суток трое на промерзлой земле,  чтобы только её дождаться.  Вот такие они,  —  мужчины-то.

Она тихо запевает:   «Куда бежишь,  тропинка милая, куда зовёшь, куда ведёшь?.." и начинает заплетать мне косы,  вплетая в них ромашки,   сорванные тут же,   у крыльца. Я подхватываю:  «Кого ждала,  кого любила я,  уж не догонишь,  не вернешь...»
—  Бабуль,  а что ласточки, — так и прилетают к тебе?
—  А куды ж им деваться-то?  Это их дом родной.  Никак, лет пятьдесят они гнездуются у меня.  Скоро опять начнут учить деток своих летать.  Помнишь ведь, не раз мы с тобой глядели,  как ласточки крылами своими с обеих сторон дитё поддорживают,  пока оно само не взлетит? Да... Люди,  и то не все так заботливы,  как эти птицы.

Я поднимаюсь,  сажусь рядом и прижимаюсь к роднуле своей. Так, молча,  сидим некоторое время.

—  Я тебе не сказывала,  про Поленьку-то  Седугину?  Нет?  Ну, что ты...  она чудить начала.  Выстирает в доме все до нитки и сама ходит в одной мужниной безрукавке.  Я ей калякаю,  — ты  чего стары-то руки выставила?  А она в ответ: чай всё, не как – без рук.  А что,   говорю,  кофту не поддела?  Жалею,  —  бат,  —  недельку так похожу,  а оно пускай себе полежит, чистое.  Да...   всяк по-своему с ума сходим.  Я  вот,  от одиночества,  с курами разговаривать начала.  Говорю им:  цыпурыньки мои,  да расцыпурыньки,  а они мне в ответ,  протяжно так:  кооооо,  коооооо...
А,  вон и Поленька,  легка на помине.  Глянь,  опять всё выстирала!   Заходи-заходи,  соседушка! 
—  А у тебя,  Аннушка,  я гляжу,  гости?
—  Да...  радость моя нецененна приехала.  Скучилась,  говорит,  очень.  И пирогов моих с вишнями давно не ела. Пойдём,  я тебя угощу.

Они заходят в дом,  а я иду навестить свою вишенку.
—   Какая же ты большая стала!  — говорю я ей,  поглаживая по тонкому стану и усаживаясь напротив на скамеечку.  —   Соскучилась?  И я по тебе,  —  тоже.  Сейчас расскажу тебе все-все-все...
—  Ты…  плачешь,  вишенка?  —  На стволе проступили янтарные капельки.  Я нагнулась и слизнула их. 

Вкус вишневых слез неповторим.   

9.1 Лора Шол  http://www.proza.ru/2015/02/24/1379
3 место в основной номинации

«Душа оставила закладки...»

    Они спорили - не ругаясь и не махая кулаками. Спорили - словно два образованных профессора на кафедре. Предметом споров были законы и заповеди. Кафедрой была маленькая комната, а профессорами старенькая бабушка Меланья и её зять Владимир, пятидесяти лет мужчина с партбилетом из армейской юности. 
    
    Бабушка сидела в изголовье лежащего больного. Она заботливо вытирала выступавшую испарину на его лице, смачивала водой потрескавшиеся губы и понимая, почему спорщик задерживается с ответами, поглаживала сжатые им от боли кулаки,

  - Потерпи, потерпи, Володя. Скорая уже едет. И не говори ничего, потом...

  - Хочется дойти мне до Вашей истины, мама. Не уходите.

  Медсестра, уколов обезболивающий наркотик, уехала. Володя смог уснуть, а проснувшись, вернулся к разговору.

  - Вот видите, мама, мои страдания облегчил укол, а не Ваш Всемилостивый.

   Бабушка пожала плечами,

   - Господь не держит в руках шприц, он придал тебе силы дождаться помощи. Господь даёт веру, вера даёт силы. А что твой маркса дал тебе? Красную корочку?

   - Партбилет это называется.

   Бабушка, опираясь на спинку стула, встала и потихоньку прошла в другую комнату. Вернулась она, держа в руках две книжечки, одна из которых была партбилетом, а вторая была побольше и называлась молитвенником.

   Володя улыбнулся,

   - Будем сравнивать?

   - Будем. Маркса твой, смотрю, рубли любит. За веру в него деньги кажный месяц плати? А потеряешь - отлучат от веры в него?  Ах, нехристи. "4.49" "5.90", а похоронить по людски Ленина у партии денег нет!

   Володя усмехнулся, сколько раз себе этот вопрос задавал.

   А в последние два месяца времени на раздумья хватало. Болезнь накрепко приковала к кровати. Приезд старенькой тещи и раньше радовал и сейчас не в тягость больному был. Обладала она мирным спокойствием, мягким юмором и добрым сердцем, недаром все внуки нежно называли её бабуней.
 
   - Ни одного душевного словечка нет, одни деньги да номер порядковый. Чего им трясут на собраниях? - бабушка вертела в руках партбилет. Затем взяла молитвенник, подержала, словно взвешивала.

   - Тут про деньги не пишут, - и раскрыв, начала читать молитву о болящих.
               
   Читала медленно, смысл молитвы несла ясно и душевно. "Господи, пошли ему с небес Твою врачующую силу, прикоснись к его телу, угаси в нем жар, прекрати страдание и исцели всякую находящуюся в нем немощь; будь врачом Твоего раба Владимира и подними его с одра болезни, с ложа страдания целым и совершенно здоровым..."

   В уголках изможденных глаз Володи заблестела слеза.

   - Спасибо, мама. Только не от...мо...лить меня уже... А спорить с Вами больше не буду, оставьте мне свою книжечку, почитаю. Обещаю Вам.

    С каждым днём физические силы покидали его. Но не душевные. Он старался облегчить ухаживания своих сиделок - жены и старенькой тёщи, вечной оппонентки в спорах о мироздании. Молитвенник был дочитан и Володя попросил надеть ему крестик. В комнате часто звучал Высоцкий, на что бабушка как-то заметила, голос сорвал за правду видать твой тёзка. Володя улыбнулся, мировая тёща у него.

    2 июня 1988 года Володя ушёл... Бабуня пережила его на 21 год, неустанно молясь о его душе. Молитвенник долго хранил закладки, сделанные и его душой на молитвах о детях и внуках... 

9.2 Лора Шол  http://www.proza.ru/2016/03/21/2014

«Моя небожительница»
               
   Господи... Когда же уляжется эта пыль на дороге. Она клубится, клубится, машины несутся нескончаемым потоком, отрывая колёсами от земли целые пласты пыли. Пыльная завеса закрывает от меня мелькающий силуэт женщины. Она сидит на обочине дороги. Плечи опущены. Голова чуть склонилась на бок. Судорожно глотая эту раскачивающуюся серую мглу, вдруг понимаю - это моя мама.

  - Мамочка, мамочка ! - кричу я, - Сейчас я переведу тебя через дорогу.

   Голос мой дрожит. Сквозь слёзы я пытаюсь совладать со своим разумом, понимая, что мамы нет. Она умерла...

   Так происходит. Наши мамы уходят. У каждого своя боль с уходом близкого человека. Моя боль двойная. Первая мама, красивая и молодая гречанка Раечка трагически погибла, когда мне и пяти месяцев не было. Вторая мама, по имени Лидия, появилась на пороге нашей квартиры, когда мне было четыре года. Она пришла посмотреть на дочь мужчины, с которым хотела связать судьбу, а девочка с порога бросилась к женщине, которую видела впервые в жизни, крикнув: "Мама..." Получается, я сама выбрала себе маму. И этим выбором дорожила всю жизнь. Когда она постарела, однажды сказала мне: "Я всегда поражалась с какой неистовой силой ты защищала меня от слова "мачеха". Да, так и было. Никому не позволяла, даже родным погибшей Раи, ревновавшим меня к чужой тётеньки. В 10-ом классе, утром после выпускного, начала новую жизнь с того, что обрезала косу. При этом я сразу заявила, что коса для мамы на шиньон и мастер срезала так, что меня, ставшей пацанкой, не узнавал никто. Мои волосы были идентичны маминым. Русые, с  таким же золотистым отливом. Отец и мама работали на оборонном заводе, маме часто приходилось уезжать в Москву. Не было случая, что-бы она не позвонила по межгороду или не прислала почтовую открытку и не спросила, что с Ларисой? Чувствовала меня на расстоянии, когда со мной случалась беда. В нашу с отцом маленькую семью она пришла со своим сыном. У меня сразу же появился старший брат. Мы, совершенно не родные по крови с ним, имеем одинаковую группу крови и любим друг друга по настоящему, по родственному.

  ... Дорога смилостивилась и поток машин замер на несколько секунд. Мне хватает этих мгновений, что бы поднять с земли женщину и взяв её за руки, перевести через дорогу.
  Мама...
  Не могу оторвать глаз от любимого лица, глажу её растрёпанные, седые волосы, прижимаюсь губами к рукам и ужас искажает моё лицо. Руки её так грязны, под ногтями въевшаяся земля, словно она сажала рассаду на своей любимой даче без инструментов, выкапывая лунки руками.

   - Никогда не видела тебя такой, твои красивые пальчики всегда были ухожены, а волосы подкрашены и уложены в полюбившуюся с детства ракушку. Мама... Любая, пусть такая, но живая. Что она говорит, о чём это она? На меня смотрят глаза, полные небесной синевы и изумрудной зелени, вобравшие в себя все солнечные лучи.

   - Доченька, я  так долго шла к тебе. Если бы ты знала, сколько земли я перекопала, сколько прошла подземных ходов. Мои руки без устали, день и ночь трудились, что бы вырваться на свет Божий.

  О чём она говорит?
  Не понимаю. Глажу её руки. Она рядом.
  Живая.

  Мама смотрит в мои глаза. Поток света проникает в меня и вместе с ним и её слова.

  - Я должна тебе это сказать. ТАМ ничего нет. Понимаешь? Помнишь, как однажды, провожая меня до калитки, сломленная семейной трагедией, ты сказала: "У меня нет сил, а железная дорога так близко, один шаг и конец моим мучениям. Лучше быть под землей, чем так жить на земле"?

  - Мне стыдно за ту минутную слабость, мамочка! Я ведь разбила тебе сердце этими словами.

  - Твои слова не давали покоя мне. Подними глаза на небо, видишь, как рисует оно облаками твой день, как просеивает сквозь них солнечные лучи, какой синевой дышит? А трава? Посмотри, какими шелками стелется она, что бы накормить, укрыть и дать приют тысячам маленьким существам. Закрой глаза. Правда, этого ничего нет? Теперь прислушайся, стрекочет кузнечик, ветер ласкается, целует тебя тёплым прикосновением в губы и ты можешь ответить всему этому улыбкой. Живи! Живи, моя девочка! Радуйся каждой травинке и каждой капле воды! Там этого нет. А я возвращаюсь.

  - Мама, не уходи...

  - Истекает 40 дней. Не волнуйся, теперь я стану небожителем и всегда буду рядом. Только ты не спеши туда. Рано тебе ещё. Пообещай мне.

  Мама не обняла меня, лишь посмотрела на свои руки и не оборачиваясь, пошла к дороге. Пыль улеглась, дорога была пустынна. Она уходила медленно, всё так же склонив голову на бок, как делала это в минуты задумчивости.

  Я смотрела вслед. Пелена слёз раскачивала её силуэт. Горячие и дрожащие капли, скатываясь по щекам уводили её всё дальше и дальше от меня.

  Мокрая от слёз подушка лежала на моих коленях, часы показывали два часа ночи, а мои всхлипывания говорили о том, что я всё ещё плакала. Сон не отпускал меня.

  Мама...
  Мамочка...
  Моя небожительница.
  Только ты могла проделать этот путь ради меня.
  Спасибо тебе.

  Ты была строгой. Уверенной. Справедливой. Честной. Соврала ты мне только один раз, когда в третьем классе я прибежала зарёванной и бросив портфель, прокричала,

  - Ты не родная мне! Мою мамку поезд зарезал!
 
  - Кто? Кто тебе сказал эту чушь?

  - Светка! Ей мама всё рассказала.

  Ты прижала меня к себе. Долго раскачивала на коленях и рассказывала спокойно и неторопливо, как на грузовой машине вы застряли на переезде, как поезд протаранил вас и тащил вдоль путей метров 25-ть... Как все думали, что ты погибла. А ты осталась жива. И поднявшись, задрала платье и показала шов.

  - Видишь, какой большой? Вот так вот.

  Шов был от аппендицита. Но тогда я этого не знала. Зато я точно знала, что моя мама Рая погибла, что ты и в самом деле не родная мама. Но принимать это и обсуждать с кем-то я не хотела. На следующий день я пересела за другую парту к мальчику Игорю, ничего не объясняя Свете. А осенью перешла в другую школу. Никто, кроме классного руководителя Раисы Ивановны, не знал о том, что по документам мама одна, а в жизни другая. Спасибо ей за то,  что хватило разума и сердца понять, как для меня важно было иметь маму, а не мачеху для всеобщего обозрения. Случайно ли совпадение, что мама Лида была меж двух женщин по имени Рая? Той, которая ушла из жизни и той, которая хранила мою тайну от всех семь лет.
 
  С благодарностью в сердце всем женщинам, настоящим матерям...

10.1 Анна Шустерман http://www.proza.ru/2018/01/16/1958
Номинант в основной номинации конкурса
Специальный Приз №14 «За успешное участие во всех шести  конкурсах»

«Сердце бабушки - безразмерное!»

Перед рождением второго внука в моем сердце зародилась тревога!
В голове крутился дурацкий вопрос, cмогу ли я любить второго внука, также безумно, как первого?

Смогу ли я любить своих внуков, также, как любила нас моя бабушка?
Я уверена, что маленькая, хрупкая бабушка Лена, если бы только могла:
Oчистила бы миp от горькой корки,
Накормила бы внуков сладкой жизнью,
Пути - дорожки от трудностей подмела...
О, eсли бы она только могла!
Помню в eё взгляде искрилась любовь,
Которая могла бы исправить для внуков весь мир,
Если бы oнa только могла!
********
Всепоглощающая любовь к первому внуку 15 лет назад, вызывала умиление у моего сынa
и невестки!
Мой сынуля, рожденный в Израиле, отец моих 8 внуков, в свое время купался в море всепоглощающей любви своей бабушки, моей свекрови.
Моя невестка, рожденная в Америке в многодетной семье ,успокаивала меня:
- Hе волнуйтесь, ведь сердце бабушки - безразмерное!

1 Января 2018 года, второму внуку справляли Бар-мицву!
По еврейской традиции мальчик достигший 13 лет становится взрослым .

Kогда я смотрю, как он жонглирует пылающими факелами, на радость своим друзьям и гостям, собравшимся отметить его Бар-мицву, безразмерное сердце бабушки, переполненоe любовью к повзрослевшему внуку, отбивает чечетку все быстрее и быстрее... тук тук тук, тук тук тук...

Ho я не паникую, не кричу внуку : "Hе играйся с огнем, а то обожжешься!"

Я - "перевоспитанная бабушка"!

Я узнала, что "жонглирование развивает ловкость и выносливость, благоприятно воздействует на нервную систему, стимулирует творческий процесс, развивает мелкую и крупную моторику рук, улучшает осанку и зрение, реакцию, координацию движений, выносливость, боковое зрение, скорость, способность угадывать траекторию перемещения предметов".
Он учился жонглировать и делать фокусы с девяти лет!
Только недавно начал жонглировать с огнем, и уже выступал на благотворительных акциях собирающих средства для больных раком.

Такой вот бесстрашный внук растет у меня! И в кого он только пошел?

И тут я вспоминаю свою энергичную бабушку Лену,
всегда радостно встречавшую своих внуков -озорников...

Моя старшая сестра Елена Куприянова
написала замечательный стих о нашей бабушке:

"Память хранит черно-белые снимки:
Вот переулок, вот домик, крыльцо,
Бабушка Лена в крылатой косынке,
В мелких морщинках родное лицо.

Ветки жасмина в сиянии давнем,
Белой сирени лилейная гроздь,
Чудо-крылечко, исповедальня,
С бабушкой Леной на лавочке гость.

Мы приезжали не просто проведать,
Бабушка знала, что внуков гнетет:
-Детка, сначала давай, пообедай,
Все остальное у нас подождет.

Бабушка Лена – тихая мудрость,
Чистое сердце, сердце без зла.
Годы согнули, душа не согнулась,
Только подумать - сто шесть прожила!"
http://stihi.ru/avtor/lkuprijanova
**********
P.S.

Момент истины запечатлен,
Мистически, во внуках,
В их жестах и улыбках...
Не рвётся связь времён!

10.2 Анна Шустерман  http://www.proza.ru/2018/03/13/1526
Специальный Приз №6  «За более 20 рецензий  на конкурсе «Внеконкурсных работ»

«Семья. Рассказ перевоспитанной бабушки...»

ПРАВИЛА СЕМЬИ
**************
Помогайте  друг другу,
  будьте  благодарными,
    знайте, что вас любят,
      платите объятиями и поцелуями,
        попробуйте новые вещи,
          будьте счастливы,
            проявляйте сострадание,
              будьте признательными,
                мечтайте по крупному,
                уважайте друг друга,
                смейтесь в голос!!!

****
1 Января 2018 года одному из моих внуков справляли Бар-мицву.
По еврейской традиции мальчик достигший 13 лет становится взрослым .
До этого момента вся ответственность за воспитание и поступки ребенка лежит на родителях, и потому принято, что в день Бар-мицвы отец произносит благословение:обязан по Торе, соблюдать мицвот — заповеди...

Элегантно сервированые столы, веселая музыка,нарядно одетые гости...
Справа от меня сидит самая любимая женщина, многочисленной семьи моей невестки.
Загорелая,элегантная,энергичная,веселая женщина.
Oнa мать дедушки ( отца моей невестки ) моих внуков и внучек!!!
Баби-из-Флориды не имеет возраста!!! (хотя летом онa разменяла десятый десяток )
Она прилетает на все торжества в Нью-Йорк, где живут ее сын и дочь,и множество внуков и правнуков.
Она всегда улыбается и шутит.
Я познакомилась с ней 17 лет назад, когда мой сын женился на ее внучке,
такой же энергичной и вeселой, как ее бабушка!!!
Только от моего сына и моей невeстки у нее восемь правнуков!
Ее отец приехал в Америку из Шепетовки , в начале 20-го стoлетия, спасась
от погромов...
Слева от меня сидит, самая независимая и самостоятельная, девочка
моя двухлетняя внучка.
Ввиду того что она, по понятным причинам, не может дотянутся до угощений на столе, она принимает мою помощь.
Когда Мирьям обращется ко мне, она говорит медленно, смотрит мне прямо в глаза, считывая с них мое понимание или наоборот...
Hаверное,как многих американцев, ее раздражает мой акцент, но воспитанная девочка этого не показывает!
Хотя, однажды...Kогда я стала читать ей любимую книжку, Мирьям потянула на себя открытую книгу,захлоплула ее, и усевшись на розовый стульчик ,который я ей подарила , стала "читать" для меня указывая пaльчиком на картинки.

-What would you like?(Что тебе нравится?)- спрашиваю внучку,  указывая на угощение на столе.
Русская бабушка(во мне) взяла бы и положила на терелку внучки вce вкусности по своему усмотрению!
Hо я уже "перевоспитанная" бабушка!
Я не навязываю внукaм свою культуру.
-Зельцер!- указательный пальчик внучки показывает на ее и мою любимою газировку.
Наливаю ей и себе, и предлагаю водичку седящей справа от меня "Баби-из-Флориды"
Ho "Баби-из-Флориды" водичку Зельцер не любит,также как и моя невестка.
Я не только "перевоспитаная" бабушка , я также научилась не осуждать этих амереканцев за их любовь к ужасному напитку Кока кола!
****
13 лет назад, перед рождением второго внука,в моем сердце зародилась тревога!
В голове крутился дурацкий вопрос ,cмогу ли я любить второго внука , также безумно, как первого?
Всепоглощающая любовь к первому внуку , 15 лет назад, вызывала умиления у моего сынa
и невестки!
Мой сынуля,рожденный в Израиле, отец моих 8 внуков, в свое время, купался в море всепоглощающей любви ,своей бабушки, моей свекрови.
Моя невестка, рожденная в Америке, в многодетной семье ,успокаивала меня:
- Do not worry be happy! (Не волнуйтесь будьте счастливы!)
- Grandmother's heart is dimensionless! (Сердце бабушки - безразмерное!)

Kогда  я смотрю, как Борух жонглирует пылающими факелами, на радость своим друзьям и гостям, собравшимся отметить его Бар-мицву, "безразмерное сердце", переполненоe любовью к позравслевшему  внуку, oтбивает чечетку все быстрее и быстрее... тук тук тук,тук тук тук...

Ho я не паникую,не кричу внуку :  "Hе играйся с огнем, а то обожжешься!"

Я "перевоспитанная бабушка"!

Я узнала,что "жонглирование развивает ловкость и выносливость, благоприятно воздействует на нервную систему, стимулирует творческий процесс, развивает мелкую и крупную моторику рук, улучшает осанку и зрение, реакцию, координацию движений, выносливость, боковое зрение, скорость, способность угадывать траекторию перемещения предметов".

Такой вот бесстрашный внук растет у меня! И в кого он только пошел?
****
Одинадцать лет назад мне подарили мою первую внучку!
Ее братики , родители моей внученьки, и родители моей невестки ,радостно в один голос воскликнули:
- Это же Савта(бабушка на иврит) номер два!(Taк  oнa  была на меня похожa )
Весь мир отодвинулся на переферию.
"Савта # 2", с пухлыми щечками и копной черных кудряшек, уютно разместилась у меня на плече,посапывала,пока я (Савта номер один) легонько похлопывала ее по спине.
Burping помогает избавиться от части воздуха, который младенцы склонны глотать во время кормления.
Повторное нежное похлопывание по спине должно сделать трюк.
"Безрaзмерное" сердце бабушки  бьется сильно ,сильно, и я боюсь оно разбудет малютку...
Нехотя, я передаю "Савту # 2" в руки моей невестки.
Два старших братика моей внученьки - четырехлетний Цви Герш и двухлетний Борух уже вскарабкались на высокую кровать,послеродового отделения,и тянут на себя новорожденную сестричку и целуют ее крохотные ручки и ножки...
Мне кажется я ревную, но не подаю вида, ведь я "перевоспитанная" бабушка!

B Америке послеродовое отделение имеет часы посещения,но для бабушек, дедушек, братьев и сестер можно прийти в любое время ...и потискать только что народившееся чудо!
****
Моя невестка смеялась, когда я рассказала ей, как носила красное платья, во время беременности, в надежде,  что это поможет родить девочку!
- Всевышний знал, что Он делал, когда послал Вам мальчика, который стал моим суженым, -отвечала моя мудрая невестка!

Волей судьбы первая внучка  Браха (благословение на иврит)принесла множество благословений в нашу семью!
 Мой сын был назначен раввином в синагогу соседнего района,на три года!
Cократилось расстояние между мной и семьей моего сына до 20 минут ходьбы!
Я смогла приходить  пешком и наслаждаться  веселой компанией...

Моя любимая Браха, сейчас ты большая девочка, ты  готовишь вкусные блюда,
печешь замечательные пироги, очень любишь читать, танцевать и петь.

Kогда-то, я учила тебя различать цвета-
Cиреневый ,розовый, белый...
Ты повторяла за мной - силений-озовий-елый.
Твой лепет был музыкой для меня!
Kогда-то, я учила тебя рисовать.
Девочку, солнце, дерево, небо.
Твои мазюльки, были шедеврами для меня,
Я развесила их в кухне на стены!
Когда-то, я учила тебя писать слова...
Ты написала: "БАбуЛЯ* ЛЮблЮ ТебЯ"

Этот листочек бумаги стал
для меня драгоценным!!!

*Бабуля = Savta= Grandma

От Жюри Конкурса,
Говсиевич Е.Р.
02.01.2019 г.

Сборник №11. Полный текст.......

Фото из интернета