Записки гаишника. Часть 22

Виктор Астанин
"Милиционер, поставленный блюсти общественную нравственность,
прежде  всего,  должен быть сам  безупречен.  Понятие  и  представление  о  милиционере  у населения  должно  быть связано только  с  честью, справедливостью, законностью  и  прочими  лучшими качествами  безупречных  людей."
                Ф.Э.ДЗЕРЖИНСКИЙ

                Глава 22
             Один из сторонников Ельцина, в 1993году, после провала их партии на выборах в Государственную Думу, сказал: «Россия, ты сошла с ума»! Тогда победила ЛДПР - партия Жириновского, далее была компартия Зюганова и третья - аграрии. У меня же эти слова ассоциировались с другими вещами. Тогдашний премьер-министр, Егор Гайдар, внедрил радикальную экономическую реформу, названную «шоковой терапией», смысл которой был: кто не перестроился, я не виноват.
Это не Россия сошла с ума, а реформаторы – мошенники, от свалившегося им на голову богатства. Все накопления советских людей в сберкассах заморозили, и обмену на новые деньги они не подлежали. Этого было мало, так они призывали людей, получившие индивидуальные ваучеры,- за которые, сменивший Гайдара, Немцов обещал по две автомашины «Волга»,- вкладывать в акции,  созданных ООО, ОАО, ЗАО,  в частные банки и тому подобное, после чего те исчезали. А народу они пускали пыль в глаза, в первую очередь через телевидение, в том числе, и сам президент, Борис Николаевич Ельцин, который во всеуслышание, обещал лечь на рельсы, если народ станет жить хуже. А народ уже жил хуже. Во всю, рекламировались организованные денежные пирамиды: «Властелина», «МММ» и другие. С экранов не сходили экстрасенсы, колдуны, знахари, пророки и провидцы. Понаехали миссионеры из Америки, Японии и Европы, и учили нас жить, граждан страны с тысячелетней православной историей. На телевизионных передачах транслировались увеселительные программы и выступали ангажированные артисты и актёры. А на этом фоне было самое страшное: продолжалась война на территории России, в Чечне.

   У Юрия Владимировича Никулина была замечательная программа на государственном канале телевидения: «Белый попугай». На неё Юрий Владимирович приглашал звёзд советского кино и эстрады. И в одной программе я услышал, как любимые всеми актёры: Юрий Никулин, Ролан Быков и другие, вдохновенно пели «Мурку». Даже они, на всю страну. Гимна Российской Федерации не было, и на полном серьёзе было одно из предложений: написать слова гимна на музыку именно «Мурки».

      Но   «вернёмся   к нашим   баранам».   В  октябре  1996  года,      Евгений Иванович Инютин протянул мне телефонограмму из Управления ГАИ, в которой говорилось о проведении операции с привлечением местных органов внутренних дел.
- Евгений Иванович, как выполнять? У нас же отделы милиции в трёх районах, и у них свои программы и операции. Я же встречался с заместителями по борьбе с организованной преступностью. К Панкратову, в Солнечногорск, приезжаю, показываю свою телефонограмму, а у него свои задачи, свой план. Почему на областном уровне нет планирования. А туфту я писать не могу.
- Не можешь, так исполняй, - сказал командир, и отвернулся.
   
   А что командир-то  мог поделать. Ко мне стали приезжать с полка проверяющие. Я не встречал их так, как обычно встречают людей из вышестоящих инстанций, старался отстаивать свою точку зрения. А что они? Они исполнители. Я только снова предупредил своих инспекторов на КПМ о возможных, негласных проверках. Приехав в полк на Дурасовский переулок с отчётом за 9 месяцев, я, как обычно, зашёл к моему начальнику, Сергею Алексеевичу Сергееву. Всё, как всегда: планы, справки, замечания.

- Вы, почему не обустраиваете КПМ? – вдруг спросил Сергеев.
- В каком плане?
- В плане: блокпоста.
- И где я должен взять колючую проволоку, бетонные блоки.
- Твои сотрудники дачи строят?
- Товарищ майор, может, они и строят дачи, но привлекать их к строительству поста я не намерен.
- Тогда предоставьте мне смету, расчеты.
- Этим я должен заниматься? – спросил я заместителя командира полка по КПМ, на чём наш разговор был закончен.
И в октябре Евгений Иванович передал мне указание сверху:
-По результатам проверки тебе предложено написать заявление по собственному желанию.
-Куда? – не сразу понял я.
- На пенсию.

   Это было неожиданно. Я был готов к любому дисциплинарному взысканию, но в 47 лет, об отставке даже не подумал. Я спустился в свой кабинет и написал заявление с формулировкой: «Даю согласие на увольнение меня из органов внутренних дел», приложив второе заявление на отпуск. Оба заявления я оставил в дежурной части, и отбыл домой. Отпуск – полтора месяца, и я взял путевку на 20 дней в санаторий «Салют» в городе Сочи.

   Сочи – красивый город, но у меня снова был отдых с грустью. Со мной в палате жил сотрудник милиции из Краснодара, и я проводил время с ним: выезжали в город, прогуливались по дорожкам санатория, сидели на танцплощадке, наблюдая за танцующими парами. Где-то, через неделю, когда   я уже   со многими познакомился,   я находился   в компании, и один товарищ меня спросил:
- Виктор, смотрю на тебя, судя по всему, ты наш парень, а с нами не выпиваешь, и женщины у тебя нет.
- Ребята, я сюда приехал, чтобы отдохнуть и от женщин, и от водки. У нас этого добра гораздо больше, и лучше.
Правда, не от женщин я отдыхал, а переживал потерю единственной и желанной.
   По утрам нас возили на автобусе в «Мацесту», где мы принимали ванны. Перед входом в здание была довольно большая площадка, с расположенными на ней киосками. Здесь же расположился фотограф с обезьянкой, а поодаль играли в напёрстки. В один из дней, я, первым закончив процедуру, стал ждать наш автобус на улице. Делать было нечего, и я, пройдясь по киоскам, решил посмотреть, как одурачивают народ «напёрсточники». Я подошёл к группе парней и встал за спиной одного. Ведущий сидел за маленьким столиком, на котором находились три металлических перевёрнутых стаканчика. Он быстро начал двигать импровизированные напёрстки, ставки были сделаны. Из троих, молодых людей один был игроком, и он из четырёх конов угадал два раза: в каком напёрстке находится шарик. Подошёл ещё один парень и спросил, что за игра. Ему начали объяснять правила, а я ещё не понимал, что это разыгрывают меня, потому что один из участников «лохотрона», поняв, что я не ведусь, заявил:
- Нет, я больше не могу.
- Ты чего пришёл? Вали отсюда, - повернувшись ко мне, сказал второй.
"Грубовато". У меня возникло желание показать удостоверение, и тоже разыграть комедию. Но зачем? Меня уже попросили из стражей порядка, да,
и ничего я не изменю в этом преступном бизнесе. Сам же могу создать себе проблемы вдали от родины.

   Отчего люди участвуют в сомнительных играх? От жадности. Как говорил киногерой Шарапов: Самое дорогое на земле – глупость. За неё дороже всего приходится платить. «Хотел деньжат срубить по-лёгкому», - убеждал он бандитов.* В городах повсюду наставили игровые автоматы, в которые бедные люди, - бедные не в материальном смысле, - опускали за кон по пять рублей, и проигрывали пенсии и зарплаты. А то и больше. У нас два инспектора три года играли в лотерею «Спортлото», покупая билеты в большом количестве. Разрабатывали схемы, анализировали выигрыши, вели статистику. Бросили. Я поинтересовался у них о результате. «В конечном итоге: не выиграли, и не проиграли», - сказали они. А сколько напрасно затраченного времени! Наверно, байка, но мне рассказали, что во времена Екатерины II один придворный предложил ей, чтобы пополнить казну, выпустить для населения подобие лотерейных билетов, на что Екатерина
Великая ответила: «Мы не настолько бедная страна, чтобы дурачить свой народ».
Мне год назад командир тоже поручил распространить среди сотрудников какие-то лотерейные билеты, связанные с автомобильным транспортом, и присланные из полка ДПС УГАИ Московской области. Билеты были упакованы, с печатями, в количестве 1000 штук. Я их, конечно, распространил, добровольно – принудительно, среди сотрудников, с условием, что о выигрышах мне будет доложено. Таким образом, мне легко было подсчитать: что к чему. Получилось: 50 на 50, половина суммы идёт на выигрыши, а половина - на прибыль, с вычетом издержек по изготовлению и распространению билетов. Кстати, мне за их распространение никто,   ничего не   предложил.   А таких   видов лотерейных   билетов   в киосках  было  пруд 
пруди, на любой вкус, и люди их покупали, и покупают.

   С юга я приехал по окончании своего отпуска, и этим же вечером мне позвонил Анатолий Юдин:
- Вить, ты завтра выходишь ответственным по батальону.
- Я же написал рапорт на увольнение.
- Не знаю, ты в наряде.
Я два месяца не подстригался, и на следующее утро побежал в парикмахерскую, благо, что она работала с 7 часов. После развода зашёл с докладом к командиру, и на мой вопрос он ответил:
- Кто же подпишет твой рапорт в таком твоём написании.
Я остался, но было понятно, что ненадолго. Прошло два месяца, я не исправился, а маховик был запущен.   Евгений Иванович вызвал меня к себе в начале февраля:
 - Виктор Матвеевич, назначена комплексная проверка, опять будут трясти твою службу.
- Что надо сделать, Евгений Иванович, чтобы не трясли? Написать рапорт?
- Напиши.
Я подал рапорт. В последний день своей службы я был ответственным по батальону. Проведя вечерний развод смен в классе службы, я вышел в длинный коридор, где построились инспектора, заступающие на службу, и озвучил приказ:
- Смирно! Приказываю заступить на охрану общественного порядка, соблюдая законность и выполняя приказ номер 235 «О культурном и вежливом обращении с гражданами», - скомандовал я. – Вольно.
 И добавил:
- Я ухожу в отставку. Желаю вам здоровья и отличной службы.
Я прошёл вдоль строя и пожал каждому товарищу руку.

   Состоялся у меня телефонный разговор с Татьяной, который перевернул  мою душу. Смешанноё чувство, которое, и очень обрадовало, и очень огорчило. После обычной беседы про жизнь, про её мужа, который совсем не уделял ей внимания, я высказал сожаление, что не был с нею близок.
- Сто долларов, - сказала она.
- Что сто долларов? – не понял я.
- Сто долларов, и всё будет.
- Ты шутишь?
- Нет.
- И ты согласна со мною встретиться?
- Да.
«Что это? Оставленная женщина желает отомстить, и найти утешение с человеком, которого когда-то любила? Не за деньги же она хочет встречи». Волнение охватило меня. Можно сказать, что мечта, которая являлась несбыточной, оказывается, обыденно проста. На второй план отошли её отношения с Хамоновым,  в этом была и моя вина. Хотя не в моём характере сближаться с женщиной, которая предпочла тебя другому. Любил я её, и жаждал встречи. В последнюю ночь, перед нашим свиданием, я почти не спал.
   Друг мне подогнал свой «Москвич-412», а приятель дал ключи от своей дачи в нашем районе. Она пришла ровно в 13 часов в назначенное место у дома, под названием «Флейта», и стала искать меня глазами. Я  вышел к ней из «Москвича», который она пропускала мимо своего зрения.
- Я в эту машину не сяду,- заявила она.
- Давай садись, - ничуть не смущаясь, сказал я ей.
- Я думала, ты на иномарке приедешь.
- Садись, садись, не кокетничай.
Она, конечно, села, не светиться же ей в своём районе. Я выехал на «ленинградку», и направился в сторону Сонечногорска.
- Ты мне сейчас деньги давай, - объявила Таня.
- «Не  могу   я    тебе   в  день     свидания   дорогие подарки дарить», -
процитировал я  слова известной песни, заменив одно слово.
- Я с тобой не поеду, - сказала она.
- Ты же мне говорила, что любишь меня, - напомнил я ей.
- Говорила, но мне деньги нужны.

Конечно, я деньги приготовил. Если бы она двести запросила, я бы и двести достал. Я остановился на обочине и передал ей требуемую сумму в рублях, по курсу. На этом весь мой романтизм закончился. «Россия, ты сошла с ума, если уже добропорядочные жёны не гнушаются брать деньги за любовь», - подумал я. В след за Таней, я поднимался по лестнице на второй этаж нашего дома свидания, и в голове у меня сидели слова из песни Газманова: «Путана, путана, путана». Но, когда я был с ней в постели, кроме восторга, я больше ничего не испытывал. С последним поцелуем, Таня поднялась, неторопливыми движениями надела на голое тело мою рубашку, и пошла вниз, а я в окно наблюдал, как она босяком идёт по траве, любуясь ею. Это так здорово любить именно любимую женщину!

   Разговорились мы с Леонидом Белоусовым у него в кабинете как раз о них. О чём же ещё? И поведал я ему, ещё под впечатлением любовного свидания с Татьяной, о своих переживаниях, не называя, конечно, имён. Хотелось высказаться.
- Она меня разочаровала, - поделился я с ним.
- А   не  надо очаровываться, - сразу  дал  Леонид мне простой рецепт. –
Мои   женщины   все  рядом,   далеко  не хожу,  и  отношение  к  ним    у меня
ровное. Они мне нравятся не более 3-4 месяцев, и всё. Ценить надо своих жён, остальные все на букву «б».
Легко сказать, а если это происходит помимо твоей воли. Это у него всё легко и просто. Вот учёные определили, что любовь - это химия: запах сближает мужчину и женщину. Какой запах? «Я увидел её и погиб»,- как пел Высоцкий. Всё же, любить - это так трудно, но прекрасно!


   Мне вновь был положен отпуск. Я никуда не поехал, переживал увольнение дома. В марте, до меня дозвонился Работкин Александр Владимирович, и сказал, что мне надо бы приехать в отдел кадров ГУВД. Я бы мог не ехать, а спокойно дождаться окончания своего отпуска, потом пройти в нашей поликлинике диспансеризацию, и полежать в госпитале, но гордыня, да, и обида, сидели во мне. На следующий день после звонка, 23 марта 1997 года, я поехал в Москву, чего сидеть без дела.
- Ты     сколько времени   устраивался   на     службу,  -  спросил        меня
Александр Ушаков, когда я прибыл на  Белинку.
Он   уже   перебрался   работать    сюда   вместо  Валерия  Лазарева, а того назначили  заместителем начальника Солнечногорского ОВД.
- Два месяца, - ответил я.
-  Сейчас мы тебя за 20 минут уволим, - сказал Ушаков, заполняя бланк.
Я промолчал. Наверно, он вспомнил нашу совместную службу в батальоне.
- Иди, подпиши у начальника.
Начальник, просматривая моё личное дело, удивился:
- Надо же, от инспектора до заместителя командира, от сержанта до майора, в одном подразделении.
Я промолчал. Вернувшись в отдел кадров, я получил от Ушакова свою трудовую книжку и военный билет.
- А удостоверение ты сдай, Виктор Матвеевич.
- Саш, я подумал, что пенсионное удостоверение выдадут сразу, и не взял с собою денег. Мне же обратно ехать. Я тебе «служебное» верну.
- Нет, не положено.
По моей просьбе он дал мне в долг деньги на дорогу, и я вышел в коридор. А
по коридору шёл Лёва Журавлёв. Он в ГУВД   занимал должность начальника
наградного отдела.
- Виктор Матвеевич, какими судьбами?
- Уволился.
- Как?
- Попросили.
- Есть проблемы? – спросил Лёва.
- Нет, всё нормально. Удостоверение я сдал, у Ушакова денег занял, чтобы доехать, и прощай служба - ответил я.
- Пойдём со мной, - сказал мне Лев Анатольевич.
Он привёл меня в архив, попросил у сотрудниц моё служебное удостоверение, расписался за него, и передал его мне:
- Когда оно тебе больше не понадобиться, вернёшь. Пойдём к Сону зайдём.
Мы пришли ещё в один кабинет, где за столом сидел Иван Сон, который сразу встал и вышел к нам навстречу.
- Иван Васильевич, вот наш начальник смены уволился. Походатайствуй, чтобы ему деньги пораньше выплатили.
Десять окладов я действительно получил через пару недель, а через месяц, получив пенсионное удостоверение, позвонил Льву Анатольевичу. Договорились встретиться у поста на 41 км, он с работы приезжал в Зеленоград на маршрутном такси. На полянке, где в 41 году проходил рубеж обороны, я вернул ему своё удостоверение, мы посидели на травке, выпили коньяку и попрощались.

     Кроме меня, за служебной машиной «ВАЗ-2104», был закреплён старший лейтенант милиции, Заводсков Анатолий Николаевич, из смены Максимовича, и он мне подарил билет на празднование дня памяти равноапостольных Кирилла и Мефодия, которое должно было состоятся 24 мая на Славянской площади.  И я в этот день поехал в Москву развеется от невесёлых  мыслей. С Красной площади, ближе к полудню, от памятника Минину и Пожарскому, я прошёл по    указанному     адресу,    и   присоединился     к      собравшемуся   народу.   
Как   раз   вовремя:     шла    праздничная    процессия.   Священники   группой вышли  из Предтеченской  церкви и прошли, в  стоящую на  другой стороне площади, Троицкую церковь. Народ не расходился, и через полчаса процессия тронулась в обратный путь. А во главе служителей церкви шёл Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Люди сразу образовали две шеренги, и Патриарх, проходя внутри этих шеренг, крестным знамением освещал людей. Когда он поравнялся со мной, то повернулся в нашу сторону и перекрестил. В это мгновение я ощутил, как волна прошла по телу, удивительное чувство, какой-то трепет.  Сильная энергия исходила от Алексия II. Не хочешь, а поверишь в сверх естественное.  «У меня всё будет хорошо», - подумал я.
 
   Таня созвонилась со мной и  сделала неожиданное предложение:
- Ты можешь приехать ко мне на всю ночь?
- Не обещаю, но постараюсь.
- Постарайся, я буду ждать.
Она назначила мне свидание в 11 микрорайоне Зеленограда, и в 22 часа я  был на месте.
- Только ты ничему не удивляйся и ничего не спрашивай, - предупредила Таня.
А удивиться было чему, хотя в то время уже ничего не удивляло и не пугало. Раздался первый звонок на её телефон, и она вступила в переговоры с мужчиной, которому была нужна девушка. Узнав его местоположение, Татьяна достала тетрадь, пробежала по списку, и связалась с нужной девушкой в Москве.  «Россия, ты сошла с ума, если учительница начальных классов участвует в порнобизнесе».
Я не спрашивал, а она сама мне рассказала, что ей предложили поработать диспетчером, где легко и безопасно можно было «срубить бабла». От жриц любви ей шли проценты. Я постарался отрешиться от моральной стороны происходящего, и это было не трудно, глядя на обнажённую, красивую, любимую женщину, жаждавшей ласки.
- Ты мне приносишь удачу, уже шестой клиент, - радостно говорила она, пересаживаясь со стула ко мне на постель и страстно целуя. Это стоило моего терпения за все годы. Спустя два часа нас уже не беспокоили. У меня мелькнула мысль: «От чего у неё было больше радости: от свидания со мной, или от положенного ей гонорара»? Какая разница, наверно, и от того, и от другого. Главное: мне было очень хорошо, и я ей признался, что это была лучшая, бессонная, ночь в моей жизни, на что она, не задумываясь, ответила:
- У меня тоже.
Когда-то мы мечтали с ней отдохнуть где-нибудь вместе несколько дней, взять путёвку на теплоход. Не получилось. Два раза она приглашала меня к себе домой, но дальше пригожей не решалась пустить. Опасалась. Правильно, конечно. И вот, у нас была целая ночь.

        10 ноября меня пригласили в батальон на празднование Дня милиции. Всё проходило, как обычно: торжественная часть, почётные гости, награждение сотрудников, концерт.  Такое всё знакомое и, по-домашнему, родное, но я уже здесь гость, правда, желанный, судя по всему.
Лев Григорьевич Максимович в этот день был свободным от смены, и он предложил мне и Подъячеву продолжить праздник у него на даче. Мыс приятелем Юрия Ивановича, который был на машине, проследовали за «Волгой» Максимовича. А у Льва на даче я увидел старых знакомых, двух женщин из Днепропетровска, которые летом продавали горшки на «ленинградке». Он пригласил их, оставшихся без работы, к себе сделать ремонт помещений. Украинки по просьбе Льва Григорьевича начали накрывать на стол, а  я, по старой дружбе, затеял с ними разговор. Лучше бы я этого не делал. Та самая Надежда мне сказала, что с мужем она разошлась и хочет остаться в России.
- Что, там совсем плохо? – спросил я.
- Плохо.
- Вот и в Крыму плохо, - сказал я, вспомнив девушку из Симферополя. - Отдали ни за что, ни про что российский полуостров. На эти слова резко среагировал Максимович:
- Крым украинский! - воскликнул он.
- Ну, откуда украинский? – миролюбиво заметил я,- Хрущёв, никого не спросив, передал его УССР.
- Украинский,- настаивал Лев.
Я, не придавая большого значения затронутой теме, обратился к землячкам Максимовича:
- Вот, скажите, по-честному, - чей Крым?
- Российский, - не предусмотрительно ответила подруга Нади.
Я совсем не предполагал, к чему это приведёт, а Льва Григорьевича понесло:
- Всё! Вы завтра у меня не работаете. Я вас увольняю.
- Макс, ты чего? – вмешался Юрий Иванович. - Не был я в Крыму, и ещё сто лет не буду. Ты сам из Львова. На хрен он тебе сдался?
Но, Максимовича было не остановить. Мы вышли из-за стола, и были вынуждены уехать в город не солоно хлебавши. Когда-то Лёва, съездив в отпуск, из Львова привёз книгу про УНА-УНСО,  и дал мне её почитать. Я не акцентировал на этом внимание, а оно – вон, как выходит.
- Они с немцами воевали за независимость, а потом с русскими  за самостийность, - сказал он мне при передаче книги.
Я тогда пропустил его слова мимо ушей. У него было своё видение того периода, у меня своё. Я книгу так и не читал, просмотрел картинки. Я и так знал деятельность «бандеровцев» из других источников, взять, к примеру, художественную литературу, повесть: «Тревожный месяц вересень», или роман Иванова «Вечный зов». Лёва рос в Львове, в детском доме, и рассказывал мне, что его дед в гражданскую войну служил у Будённого. Правда, я не ожидал от товарища, что оставшись после службы в Советской Армии в России, женившись здесь, родивший сына и дочь, он так отреагирует на мои слова.
Позже я ему сказал:
- Лёв, не надо в дружбу вплетать политику. Белые, красные, зелёные; коммунисты, анархисты, монархисты. А людям горе.

        Позвонил мне домой Игорь Александрович Яковлев. Его уволили из батальона несколько лет назад, после конфликта с товарищем по оружию, в котором он был неправ.
- Ты можешь ко мне домой прийти? – спросил он.
- Могу. Когда?
- Давай, завтра, часов в 10 утра.
В квартире он был один, и сразу пригласил меня за стол, на котором стояла бутылка водки, и нехитрая закуска. Я сел, а Игорь Александрович нервно ходил по комнате взад-вперед. Я ждал, понимая, что случилось что-то серьёзное.
- Выпьешь? – спросил он.
- Саныч, ты же меня знаешь, мы в одной смене были, с тобой выпью, могу не пить.
- Я не буду, а ты выпей.
Я налил себе стопку, выпил. Яковлев, наконец, остановился и произнёс:
- Я не могу успокоиться.
- Что случилось? – спросил я.
- Почему меня уволили? – неожиданно спросил он меня.
Его увольнение происходило при мне. Я был ответственным, и Игорь Александрович тогда пришёл ко мне в кабинет после смены с докладом об инциденте со своим напарником, и я отбирал у него объяснение по этому поводу. Это было во время несения службы. В рапорте он описал, что произошло,   и  я рапорт  передал командиру.   Яковлев был  неправ,   и  ему
предложили уйти в отставку.
- Как?   Ты,   если  мне не изменяет память,  тридцать  лет прослужил? –
спросил я, не переставая удивляться.
- Я с Инютиным был в хороших отношениях, будучи инспектором по розыску, мы с ним тесно общались, - объяснял он.
- И ты столько лет держишь обиду на командира? – спросил я.
- Да, - ответил Яковлев.
- Игорь Александрович, ты меня извини, сейчас не советское время,
когда на пенсию провожали с цветами в  торжественной обстановке. Ты был инспектором, я не умоляю твоих заслуг, а я уходил заместителем командира батальона.  Немного не дотянул  до твоей выслуге.  Мне тоже никто не сказал спасибо, и я тоже не был готов к увольнению. Надо всех прощать. Ты хочешь выслушать моего совета? Я скажу. Езжай в батальон, зайди к Евгению Ивановичу, и выскажи ему всё, что у тебя на душе.
   Через полгода Яковлев умер от сердечного приступа.

      Таня с мужем развелась.   Я  с  ней  ещё  встречался,   как-то   был   в   её компании   на шашлыках,   но   нашу   связь   она   скрывала,   у неё  появился молодой любовник. Она сама мне об этом сообщила. Я в этом убедился, когда летом увёз её из Зеленограда  в поздний час в Фирсановку. Время полночь, ведьмы на шабаш.   На полянке, в лесу   мы,   обнажённые,   лежали   на   разложенных   сиденьях,  и тёмная, тёплая  ночь укрывала нас.  Поступил вызов на её телефон, и она очень просила меня оставить её в машине одну, чтобы ответить.   Она также тревожилась, как и раньше, когда при мне ей
звонили. Теперь она и гражданскому мужу изменяла со мной, они уже жили вместе. «Я тебя любила» - сказала она мне. Вот он, приговор, крушение надежд. Что значит любила? А то и значит, что уже не любит, нет настоящего в наших отношениях, и не будет будущего.   Как  писал   Иван  Бунин:   «А у женщины  прошлого нет, разлюбила, и стал ей чужой».** Через месяц Таня получила новую квартиру по программе реновации, её панельный дом, как и у Ольги, пошёл под снос.  Она попросила меня помочь ей перевести оставшиеся вещи в старой квартире. Я приехал к ней на автомашине «ГАЗ-3110», которую я купил у знакомого по сходной цене. Загрузив в «Волгу» последние пакеты, я поднялся в квартиру. Там осталась мебельная стенка, холодильник и диван, который нам пригодился в этот час. Как же с ней хорошо, но я понимал, что это наша последняя встреча.
- Что я мужу скажу: кто ты, если он будет дома? - забеспокоилась Таня,
одеваясь.
- Как кто? Я крёстный твоей сестры, Ольги.
- Правда, - обрадовалась она.
Муж оказался дома и встречал нас у подъезда. Я выгрузил ему сумки с вещами прямо на асфальт. Разговоры по телефону у нас прекратились, хотя связь была доступная, сотовая.   Таня   любовницей-то  моей не была,  в классическом смысле этого
слова. Я её любил, она меня спасала в определённый период моей жизни, и я благодарен ей за то, что она была. Но, золотые слова Владимира Высоцкого:  «Не надо подходить к чужим столам, и отзываться, если окликают»,*** всегда сидели в моей голове. Пожалуй, её сестра была честнее, а значит лучше.

     Грешным делом, иногда я думал, что и не на той девушке я женился, у
нас с женой совершенно разные интересы. Хотя, посмотрев на окружающий мир, мою Любовь Васильевну упрекнуть не в чем, не считая её упрямого характера. Но она блондинка – простительно. У меня ни разу не было повода для ревности, хотя - с её слов - некоторые мои друзья признавались ей в любви. Это только поднимало её в моих глазах. «Жена Цезаря должна быть вне подозрений», - как говорил Кай Юлий
Цезарь. У меня преданная жена, она хозяйка и хорошая мать моих детей, и я не допускал мысли думать по-другому. Родной стала, а родню не выбирают. Но, тем не менее,  я понял  поведение жены в отношениях со мной. Присущее ей подозрение, вызывало у неё недоверие, а недоверие ведёт к непониманию, непонимание влечёт разочарование, а разочарование – конец любви. Это огорчало меня и отравляло жизнь, что толкало меня к сопротивлению, хотя героем сопротивления я не стал.
 
 Вот,  чем я не философ? В Университете единственный предмет, который я не мог сдать с первого раза, было земельное право. На третьей попытке мне преподаватель сказала:
- Астанин, у тебя четыре по философии, а ты земельное право не можешь сдать.
Из понятия Сократа о женитьбе: выходит, что я счастливый философ. И
получается, что лучше всех – моя жена, Любовь Васильевна. На том и стоять будем!

   После отставки, летом, я, как простой инженер, сел на автобус, идущий по 30-му маршруту до 74 км, и увидел в салоне Зою, с которой не виделся лет 15-ть. Она в своё время каждый год приезжала из Москвы в летний детский сад, возле пионерлагеря «Заря», работая там воспитателем. В пионерском лагере, и в четырёх садиках, принадлежавших обувной фабрике «Парижская коммуна», было много девушек, и они в обеденный перерыв часто приходили на купальню  позагорать. Туда приходили и мы, деревенские, ведь, было же свободное время. Зоя в то время могла заинтересовать меня. Два километра мы с нею шли от остановки до деревни, и вспоминали события давно минувших дней.  Я её спросил:
- Зой, многие наши ребята гуляли с вашими девчатами. Шестеро из них даже женились, а я никого из вас не заинтересовал почему-то?
- А ты казался таким недоступным, - поразила она меня таким ответом.
Вот это номер. Я-то считал, что это я из себя ничего не представляю.
 
   Вот, такой я не решительный, сомневался во всём, всё взвешивал, но действовал по интуиции. Ошибался, конечно, но ошибки признавал, и корил себя за них.
Рождён я под созвездием «Весы», может быть, поэтому?
Завершая свою историю, я могу констатировать главное: я никому ничего не должен, и никому никогда не делал подлостей. Грешен. А кто не грешен? «Пред людьми я виновен, перед Богом я чист», - как пелось в одной старой, тюремной, песне.
   И мы из Советского Союза!
               

________________________________
*- из к-ма  С.Говорухина «Место встречи изменить нельзя»
**- И.Бунин, "Одиночество"
***- В.Высоцкий, «Случай»

 фото: 1998 г.Пешки. Ветераны 1 батальона.