Поговорить бы.
Только не с кем.
Пленила снежная завеса.
Я не умею по-немецки.
Она – по-русски ни бельмеса.
Вторые сутки в белом городе
застряли где-то в частном секторе…
За чаем взгляды были гордые,
в обед – уже совсем соседские,
а к сумеркам весьма влюблённые…
Так быть должно!
Мужское… Женское…
Мы воспарили окрылённые,
и было нам вдвоём…
божественно…
Вразрез безумства вавилонского,
где языки все перемешаны,
о чувствах говорили локоны
распахнутой навстречу женщины;
шептали руки, плечи, линии
изгибов тела и…
дыхание.
В метели белой зрели лилии.
И амплитуда колыхания
была: в начале синусоидой,
в конце – сплошной кардиограммою…
Не рушили законов совести,
да и не приняли ни грамма мы…
Но оба, абсолютно трезвые,
мы были совершенно пьяные…
А за окном снежинки резвые
соткали пологи туманные,
снаружи окна занавесили…
Без языков не онемели мы:
мы женихались и невестились –
общались волнами умения…
Общались, как мужчина с женщиной,
в обход барьера языкового…
(Читатель, извини блаженного:
вновь ни полезного, ни нового…)
*
Под окнами на снежной скатерти
следы оставив безымянные,
она покинула мечтателя,
«дыша духами и туманами» …
А снег искрился бриллиантами –
к утру метель сменило солнышко…
Мы языковыми талантами
наделены весьма весомыми!
Незнанье языков – условности:
ведь двое могут воспарить
и пообщаться в невесомости…
Лишь было б с кем поговорить.
02.01.2019