Не думай о Штирлице, товарищ Маузер

               
     Пиночет продольных шкурок, полосатые штаны, волокнистый привкус проса, топориный шумурдяк, облака плывут подземно, уворованный судьбой мелкий, ловкий и опухший, словно Коннор Сары сын, восстает из ада Плотник и зовет Моржа туда. Там - п...дец, там самоходки, там завалы, там говно, там аксенистый и Крымский наш портвейный Чойболсан. И Газманов тоже как - то, и Милявской жопа рук, балахоны Пугачова Емельяна с Дону тож. И кому живется вольно, привольготно на Руси ? Вот вопрос, свихнувший напрочь маму Ксении Собчак. Сердце ноет, Эйфель башни, притуринский шах и мат, две семьи кусают локоть, Кандид, Задиг и ерлы. Жопный ахуй, серо паста, макароны и усы, пиво дохает в стакане, бражки запах боевой, пол - гранаты, два лимона, миллиард немецких лир. Уго Чавес, мондо банды, банджо, сакс и барабан, все буквально торжествуют и ломают план коленом, чихи - пыхи поделя, забелив пшеницей лыбу, глыбы ломом своротя, он выходит брегом моря в габардиновом пальто.
     - Верещагин ! - прижав руки, хитроумно сложенные дальнозоркой трубочкой, жутко и протяжно гукал мужчина в синем пальто, возвышаясь берегом Каспия, заслоняя широкой спиной патриота резные минареты Офира, всплывшего после разрыва пятой серии глубинных бомб рядом с Лионессом и Тарковским. - Уходи с баркаса !
     Верещагин не откликался, выруливая лагом к левому борту Тарковского, закостеневшего коралловым рифом волнолома потерянного града Китежа, по неграмотности непричесанных и в мужских юбках гаэлов именуемого Лионессом, хотя и было пророчество аввы Дорофея, гласившее, что всяк да ходит, ходящий же не всяко, но любые и постепенность степенно обернется расцветом парламентаризма исландских риксов и дигов Оркнея. Это пророчество пытался зашифровать еще Нострадамус, сырыми рифмами катренов упрятывая смысл под сутью, хорошо, что благословенная эпидемия чумы унесла предательского француза, чуть было не раскрывшего тайну пророчества, но через три сотни лет богохульные якобинцы, вскрыв фамильный склеп врачевателя и поэта, обнаружили проросший сквозь гранит кенотафа волос и зашатались, осознав, что спускается на них Годохмой очередное прорицание Волоса. Ротмистр Ней, рыжий и гулкий, как бочка, перетянутая веревкой марсельских рыбаков за устрицами, пытался сплеча и нарасхват рубануть, шашка же не взяла, тупеем жихнув товарища Нея Жихарева, того, что через пятьсот лет восстановит эскадрон Сиверса, по вытянутой огурцом голове, отчего весь якобинский клуб перебежал спешно в карбонарии, а там стоял в красной кумачовой рубахе Гарибальди.
     - Стой, ребята, - говорил Гарибальди, морща элегантным движением плеча правую лопатку спины, пробитую злодейской пулей Петлюры, национального жалователя еще одной темки для пуканья стосорокамильонного народишки, выползающего космическими ящерами из похмелья салата Оливье Рибопьера, куафера графини Брюс, опившейся брусничной водой с араком в общественной женской бане Жо Дассена, откуда накануне была пущена в расход одна из пусек райот. - Кажи усы и хвост.
     Якобинцы послушно сдергивали тесные кюлоты, обнажая бледные кривые ноги вдумчивых горожан среднего класса, учивших ноты Альбац на уроках хорового пения, указывали лазерными указками на хвосты, бурно шипящие под ласковым бризом с Неаполитанского залива, где разносилось протяжное фадо португальских ловцов жемчуга. Усы у каждого хранились особо и отдельно, кто хоронил их чутко под корягой, а кто и носил в заветной лядунке на витом поясе, всякий раз перед скусыванием пули и фитилем вознося молитву предкам, даровавшим такие усы следующим поколениям трудящихся. Гарибальди смотрел и думал.
     - Ё...й в рот, - думал Гарибальди, - какая х...ня творится на белом свете. Нет бы по - простому, мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, ан нет, жуют говно и никак не насытятся, то у них шоу Голос, то какой - то дохлый подонок из актеров, то чрезвычайное и полномочное мнение очередного бандита, рулящего регионом прямиком в Изабеллу Кларк.
     - Ты так не думай, - советовал Старшой якобинцев, гнутый дугой мужчина в лазуритовом камзоле, переплавленном Лампласом из гробницы Картера в Ниневии, - Гарибальди в рубахе на испитое тело патриота Италии. Ты вот лучше новости Яндекса открой, потом вести Гугла озирни опасливо енотом и умри от радости приобщения разводом Собчак и ее мешка с говном Виторгана. Ушатайся свободной волей Пестеля, Гарибальди, и воскресни от счастья лицезреть эдаких скотов, напрашивающихся на безумное чаепитие.
     Гарибальди снова молчит, думает. А потом бросается в синее море, отвеку омывающее сапог полуострова, лишь бы не видеть, не слышать и не знать о существовании двуногих животных, объединенных языком. Русским, конечно, а значит : плохо, очень плохо, противно до тошноты и озноба омерзения, изгоняющих автора из этой проклятой страны на благословенный материк, дрейфующий вместе с коалами и вобматами х...й, знает куда : то ли к Антарктиде, то ли от нее.