— Утро начинается не с кофе, — мрачно бурчит себе под нос Ван Хельсинг, нарочито медленно скользит рукой до бедра, с тихим щёлканьем вынимает из жёсткой кобуры пистолет, не глядя целится и стреляет.
На оглушительный звук, медвежьим рокотом всё ещё продолжающий гулять по округе, из воздуха возникает Катарина. Широко, едва ли не язвительно ухмыляется, кокетливо, но не слишком, щурит зеленоватые глаза.
— Никого мимо себя не пропустишь. Ты просто наваждение какое-то, — она произносит это с напускным страданием, мучением, по обыкновению театрально, точно картинно хватается прозрачными пальцами за лоб.
— Всё никак не упокоишься, — с хорошо слышимой улыбкой в голосе отзывается Ван Хельсинг.
По-хищнически упруго поднимается на ноги, внушительно расправляет широкие плечи, отряхивает плащ, тонко улыбается, как улыбается всегда, когда удовлетворён и вполне доволен происходящим.
— Смотри за словами, — кокетливо говорит Катарина. — Мне, кажется, я слышала, как твой старик перевернулся в могиле.
— А что ещё ты сегодня слышала? — его тёмно-карие, едва ли не чёрные глаза становятся серьезными, твёрдыми.
По спине Катарины бегут мелкие мурашки, но она только спустя три секунды с испугом осознаёт, что никак не может их чувствовать.
— Кажется, я задал вопрос, — напоминает он.
В чертах его лица, резких, мужественных, привлекательных, начинает проступать беспокойство. Катарина видит это и смущённо, как маленькая девочка, отворачивает голову в сторону, обидчиво надувает припухлые губы.
— Ты что, обиделась на меня, Катарина?
— Нет.
— А мне, кажется, что обиделась.
— Я слышала гуля.
— Это, вон того? — она инстинктивно поворачивает голову к серой туше чего-то омерзительного, с точно проступающими гуманоидными чертами, опять неловко скользит по лицу Ван Хельсинга взглядом, но теперь видит не собранность и серьёзность, а мальчишескую, едва ли не рассеянную улыбку.
— Да, того.
— Катар…
— Сегодня у нас много забот, так что давай собираться в путь, — она эффектно исчезает, оставляя его с горой вопросов и догадок.
***
Когда она опять появляется, Ван Хельсинг сражается с… человеком.
Уходит вниз от стремительного, едва ли не размашистого удара, сноровисто блокирует руками удар ногой, перекатывается, пружинисто и резко встаёт, контратакует, заставляя бугристые мышцы под свободной кремово-белой рубашкой безумно и быстро перекатываться.
С каждым новым движением всё больше и больше влюбляет в себя Катарину, заставляет её стыдливо отворачиваться в сторону, а потом исподтишка рассматривать его мужскую статную фигуру, его тонкие, но сильные ноги, руки, рельефный торс.
Ван Хельсинг побеждает, одним сильным и точно выверенным ударом бьёт противника в ничем не защищённое солнечное сплетение. Заставляет его сгибаться, надсадно хрипеть, едва ли не утробно кашлять.
— И что это сейчас было?
— Чёрт, — шипит побеждённый, обессиленно опускается на колени, в жесте жуткого отчаяния закрывает искорёженное болью лицо руками. — Убей меня и покончи с этим.
— Он оборотень, — сухо выдавливает из себя Катарина. — Убил всех своих родных и теперь ищет смерти.
— Да, это так, — понуро, через руки глухо отзывается мужчина. — И никто ещё не смог меня победить, кроме тебя! Пожалуйста, убей меня!
— Неудивительно, что ты всех убил, — Ван Хельсинг некрасиво искривляет губы.
— Что? — несчастный от изумления отнимает руки от лица, огромными глазами смотрит на своего возможного спасителя.
— Слабак ты, говорю, — хмыкает охотник. — Простой слабак. И не стану я тебя убивать.
— Но я же…
— Оборотень, знаю, — лаконично заканчивает за него Ван Хельсинг. — А я убийца нечисти и сам без пяти минут нечисть. И что? Я прошу себя убить? Да со мной призрак шляется, смотри. И, ничего, очень даже замечательная особа. Не каждому мужчине повезёт приобрести такую спутницу.
— А как же…
— Пройдёшь двести миль на север и найдёшь в подножии горы пещеру. Зайди туда и будет тебе счастье, — Ван Хельсинг театрально кланяется, снимая шляпу.
Потом привычным жестом водружает её себе на голову и уходит.
Катарина скользит за ним следом и не знает, куда себя девать от счастья.
— Ты, кстати, тоже можешь идти, куда хочешь, — небрежно, через плечо, бросает он.
— Ты же знаешь, я бы ушла, — с напускной грустью бросает она, — но я дала такую страшную клятву!
Ван Хельсинг резко оборачивается, почему-то широко улыбается, его тёмные глаза начинают блесть и в них Катарина ясно читает: «Ага, как же! Страшная клятва тебя держит. Ври мне больше».
Но она притворяется, что не понимает значение взгляда и невозмутимо пролетает мимо него.
— Я найду способ сделать тебя живой.
Она не оборачивается, но скованно замирает, почти болезненно морщиться от участившегося сердцебиения и жара, странным образом накатившего на щёки. И снова лишь спустя какое-то время понимает, что просто не могла ощущать всего этого. Или… могла?
ПРИМЕЧАНИЯ:
Произведение является фанфиком по игре, выпущенной NeocoreGames в 2013 году, «The Incredible Adventures of Van Helsing».