Странное место для того, чтобы здесь работал ученый. Очень странное. Рядом с выходом из неизвестного мне большого старого здания, здесь начинается рынок, и то, где она сейчас сидит, очень похож на прилавок старьевщика. Книги и многочисленные исписанные бумаги вот-вот промокнут, ведь скоро снова начнется снег. Люди ходят, люди кричат. Впрочем, меня учили, что гений может творить и посреди улицы, настоящий гений, а если тебе нужно уединение – то ты фальшивый, ты бездарный.
А еще ей не холодно. Это я тоже знаю. Я никогда ничего не добьюсь, потому что мерзну. А настоящие люди не мерзнут. Им тепло, и от них тепло, а мне лучше скрывать, кто я.
У нее синее не то пальто, не то пиджак, и черные волосы. Она совсем молодая, ненамного старше меня. Она умная, а я нет. Но я еще надеюсь, что она – хотя бы она – возьмет меня в ученики, и тогда я начну жить. Кто – я? У меня нет времени и возможности себя разглядеть.
К ней подходят просить милостыню. Крикливые высокие женщины, одетые в серое, похожи на профессиональных попрошаек. Она не глядя раздает большие купюры. Все, что у нее есть. Ощущение, что она не знает смысла этих бумажек.
Её ум – где-то высоко-высоко, над примерзшими крышами и антеннами. Это видно каждому, кому видно ее саму.
Она вздыхает и задает мне вопрос. Первый, второй. Она не вздыхает, это мне кажется. Мне нечего ответить. Всё забыто.
«Какие книги этого направления вы читали? Что особо хотели бы выделить?» Как я только посмела подойти, оторвать время от ее работ, на что я надеялась? Ученые не для того умны, чтобы учить дураков. Горе дураку, который понимает, что он дурак, и хочет что-то изменить. А умному горе с дураками. Я ощущаю всем существом, как ей тяжело со мной. Через слово повторяю «простите», и, наконец, решаюсь: «У меня проблема с головой. Я всё забываю в тот же момент, как закончу читать.» Это приговор самой себе. Сейчас она прогонит меня. Нет, она слишком воспитанна, чтоб прогнать. Как все такие люди, которых я знала, она просто даст мне понять, что я не имею права тут находиться. Теперь мне даже не холодно.
Вдруг она берет меня обеими руками за голову, запрокидывает ее и так смотрит в мои глаза. Не сон ли это? Они так себя не ведут - или ведут?
- Нет, вы не больны. Это совсем другое.
Она отпускает меня и вновь становится подчеркнуто корректной, чужим официальным человеком. Я ничего не могу изменить, я потеряла последнюю возможность, она уже сидит спиной ко мне, черные волосы, стрижка «каре», стильное синее пальто, ей не холодно, сюда опять идут те же нищие.
Она задает последний вопрос.
Но я о нем думала! Я его – знаю! Я радуюсь, как студент на экзамене, которому достался единственный выученный им вопрос. Я говорю, и она сейчас, кажется, хочет обернуться! Я говорю все быстрее и улыбаюсь… но она не улыбается…
И я просыпаюсь.
Я просыпаюсь и все еще быстро-быстро говорю, все еще показываю, что я на что-то способна, все еще ощущаю запах сырого снега и книг, хотя уже вижу шторы, и потолок, и сползшую на пол подушку.
Я просыпаюсь в первый день очередного нового года.
В котором мне сорок лет, в котором всё давно позади - и я уже ничему, ничему не научусь.
01.01.2019