В ночь на первое января я никогда не работаю, хотя для меня это беспечное время - самое подходящее. И не ем. Ну, что ж тут поделать, если довелось мне родиться в стране, где именно эта ночь - главный праздник? Все веселятся, пьют шампанское, едят оливье и селедку под шубой, заливное лопают, свиные котлеты и рулет из индейки, а когда и целого гуся или даже стерлядь. А я не ем.Шатаюсь по людным улицам, улыбаюсь, выслушиваю добрые пожелания, сам желаю добра, а думаю только одно: чтоб вы все провалились! Шампанского тоже не пью - безвкусное оно какое-то и жидкое. Немного виски, если совсем худо станет, - на этот случай у меня фляжка с собой. Возвращаюсь домой часов в пять, но спать не ложусь. Какой тут сон на голодный желудок? Сажусь рубиться в танчики, механически жму на клавиши, двигаю мышью и вспоминаю, вспоминаю до самой зари...
Было это много лет назад. Новогодняя ночь. Все, как обычно: родители ушли в гости, бабушка дремлет в кресле перед "Голубым огоньком", Кобзон (еще молодой Кобзон) поет о том, что на ком-то сошелся клином белый свет, в маленькой комнате на разобранном диване спят девочки-близняшки. И форточка открыта на кухне.
Если форточка открыта, просунуть руку и повернуть ручку ничего не стоит. Ничего не стоит войти в этот современный атеистический дом, построенный по генплану и по генплану же сданный на три месяца раньше срока. Ничего не стоит прокрасться в комнату, которую жильцы без всякого воображения называют "маленькой", хотя в этой квартирке все комнаты маленькие, а уж кухня... Но я отвлекся. Ничего не стоит, говорю я, и прокрасться в комнату к близнецам, осторожно отодвинуть одеяло, увидеть их тонкие хрупкие шейки, белую нежную кожу, жилки, бьющиеся так сладко... И вот, уже дрожа от предвкушения, я наклоняюсь, чтобы начать задуманное, а эти маленькие непоседы вдруг открывают глаза и шепчут хором:
- Здравствуй, дедушка Мороз!
Я от удивления, как дурак, говорю:
- Какой же я дед Мороз? У меня ни бороды, ни шубы...
А они смеются тихонько, рот ладошкой прикрывая, и наперебой лопочут:
- А мы знали, мы знали, что борода у тебя из ваты и шуба не настоящая, нафталином пахнет! Это ты нарочно маскируешься, чтоб тебя никто на улице не узнавал!
- Да не дед Мороз я! - возмущаюсь, позабыв о спящей рядом старушке.
- Конечно, дед Мороз, вон ты какой холодный и белый, сразу ясно, что не простой человек! А где наши подарки?
- Там, - говорю (по-прежнему, как дурак), - под елкой... Только тише, бабушку не разбудите.
Они кинулись в комнату, где какая-то чернобровая певица уже пела песню, плохо замаскированную под народную, а я бочком, бочком, на кухню, в окно и к себе, не солоно хлебавши. Иду домой, под ложечкой сосет, ругаю себя почем зря, и даю зарок на всю оставшуюся...
И с тех пор - считайте меня сентиментальным - в ночь на первое января я никогда не работаю. И не ем. Хотя я по-прежнему холодный и белый, как дед Мороз. Только я вампир. Вот такие дела.