Кошка

Матросова Елена Викторовна
Кошку «заводить» мы не собирались: не было для этого условий.

«Хотелось, не хотелось», - этот вопрос не обсуждался, и на наличие или отсутствие необходимых условий для содержания животного дома, в городской квартире, не влиял.

Наверное, следовало пересмотреть имеющиеся возможности, но и на эту авантюру с самими собой, мы, как потенциальные хозяева, не попадались, и подобный вариант совместной жизни с домашним животным, не рассматривали, не принимая его всерьез: «К чему обманывать себя несбыточной, неосуществимой мечтой, и, вдобавок, мучить ни в чем не повинное животное?»

…Сырой мартовский день.

- Возьмите котенка! Кошечка - умная, симпатичная, чистенькая. Ей месяца три-четыре. Я ее здесь не первый день вижу. Красивая кошечка. Я бы сама взяла, да у меня есть дома, и кошка, и собака, - уже некуда. - Соседка с верхнего этажа наклонилась к симпатичной бело-черной молоденькой кошечке и ласково пригладила шерстку.

- Да и нам – некуда. Но я могу ей молочка налить, как раз купила. Пей, малышка. А я пошла домой.

Маленькая мордочка послушно уткнулась в миску, но и пары шагов в сторону хватило, чтобы понять: котенок лакает молоко, только, пока стою рядом. Отхожу в сторону, котенок отходит от миски.

- Та-а-а-ак. Я - что, - здесь так и буду стоять? Не хочешь пить, оставайся голодной. Пей, а я пошла.

Соседка уже ушла по своим делам, оставаться рядом и ждать, пока маленький котеёнок поест, больше некому, - приходится вернуться: круглые глаза неотрывно следят за каждым жестом, с какой-то затаенной, глубоко спрятанной в природных кошачьих инстинктах, надеждой.

- Я не буду стоять здесь все время. Или пей, или пойдем со мной; попьешь свое молоко у нас дома.

Котёнок идет следом, робко, испуганно, но идёт, поглядывая снизу на пригласившего к себе в дом.

- Ну, заходи, раз ты такая смелая. Но знай, это ненадолго.

Маленькое животное, озираясь, и вопросительно оглядываясь, пытается угадать нужную дверь, то и дело оборачиваясь, в ожидании подтверждающего кивка или отрицательного покачивания головой.

- Вот наша дверь. Зайдешь?

Мягкие лапки боязливо перешагивают порог, словно стараясь не наследить пылью с улицы.

- Иди, покушай. Я тут тебе и молочка налила и немного еды положила. Ты уж извини, кошек в гости не ждали, специальным кормом не запаслись.

Котёнок, не привередничая, ест то, что положили. Аккуратно, не жадничая, не заглатывая кусками, а интеллигентно, маленькими кусочками, по-светски выкусывая из блюдечка, внимательно и осторожно жует свой первый обед в новом доме.

А потом спит до вечера. Потом роняет и разбивает цветочный горшок. Потом с жалобным умоляющим взглядом больших выразительных глаз терпит мытье в ванной, с душистым, вовсе не кошачьим шампунем. И громко и долго мурлычет на руках у хозяйки, завернутый в теплое покрывало, пока не высохнет шерсть.

А вот и ночь. Три часа с каким-то неопределенным хвостиком.

Не ориентируясь – какую часть жизненного пространства людей можно использовать для отправления своих естественных потребностей, котенок выбирает самое труднодоступное для человека место, очевидно, решив, что уж здесь-то хозяевам точно ничего не понадобится, - под низкой кроватью.

- Вылезай! Там нельзя «ходить в туалет». Тебе поставили, и показали – куда можно! Как я туда теперь залезу, чтобы убрать? Мне – что – прямо сейчас мебель двигать?

Утро начинается с того, что безжалостная рука выносит провинившегося котёнка за дверь, и дверь закрывается, оставив его вновь одного на лестнице.

Котёнок молча остается стоять там, где его поставили, понимающе виновато не просясь назад.

…Чего проще? Вернули туда, откуда взяли – за дверь дома. Выкинули ошибившееся животное, и забыли….

Только вот не забывается. Из головы не идёт. Никак. И с каждой минутой все хуже. Тягучее время приносит нарастающий дискомфорт, больно сжимающий что-то в груди; какую-то нестерпимую внутреннюю смесь холода с жаром, и состояние «разбитости»: то ли себя, то ли чьей-то жизни….

- Кис-кис-кис…. Нигде нет. Обиделась и ушла. Может, кто-нибудь подберет. Более терпеливый, более понимающий. У кого условия для её жизни получше. Может быть, это и к лучшему. Только, что ж так на душе плохо-то? Совсем скверно.…

Температура поднимается, переходя в горячечный жар. Раскаленная подушка кажется деревянной колодкой, приковавшей запутавшееся сознание к совершенной ошибке.

Холодная мартовская ночь заглядывает в окно сырым, пронизывающим сквозняком.

- А на лестнице, наверное, сейчас холодно?… Кис-кис-кис! Куда ты ушла?

На верхнем этаже, в уголке, не отзываясь, молча, глядя, на бывшую менее суток хозяйкой, смотрят два круглых внимательных глаза. Ни о чём не просят, ничего не ждут, ни в чем не укоряют. Только где-то, в самой глубине – понимание, и какой-то полу-вопрос полу-знание, что встретились навсегда.

Как можно в такое поверить, глядя в кошачьи глаза? А верится!

- Пойдем.

Не сопротивляется, не царапается, только крупно дрожит и боится мурлыкать.

… С тех пор, кошка всегда дрожала, когда мы выносили её на руках за порог дома, погулять теплым летним вечером; и цеплялась крепко-крепко в плечи, испуганно озираясь вокруг….

…Животное оказалось на редкость умным, преданным и заботливым другом, сопровождая хозяев повсюду, рассказывая о событиях дня на своем мурлычащем языке, внимательно и чутко реагируя на малейшее изменение в настроениях своих «подопечных».

А однажды она заболела. Легла и лежала. И домой не хотелось идти: «Вдруг, придем, а её больше нет?» И ничего не помогало из вычитанных в литературе средств. И страшно было нести её к ветеринару. Словно, пока еще не знаем, что заболевание серьезное, его, вроде бы и нет. А узнали – и поздно прятать голову в песок самообмана, как страусу….

- Ей нужна операция. Если поможет. Слишком поздно пришли. Какой день, Вы говорите, она лежит? Четвертый? Где же Вы раньше были? Отпаивали ее? Чем? Травами и растворенными лекарствами…. Да, уж, - лечение. Однако.… Ну, в общем, решайте. Может, ей операция и поможет, а может быть, уже и нет. Но можно и усыпить…

- Спасибо, усыплять не хотелось бы. А по поводу операции: можно я подумаю? – крупные беспомощные капли нырнули в густую покорную шерсть животного.

- Надумаете, позовите медсестру, она сделает ей укол. Это наркоз.

… Приемная ветеринарной лечебницы. Заболевшие питомцы жмутся к ногам хозяев или прячутся в объятиях обеспокоенных рук. Лица нерадостные, озабочено ожидающие чего-то….

Кошка засыпает после укола, будто уходит в безвозвратные дали. Шерсть пропитывается солоноватой влагой, разглаживаемой нервной ладонью, пытающейся насладиться возможностью приласкать, прикоснуться….

- Уснула? Давайте ее сюда. - Отчего-то горестно пряча глаза, бережно, обеими руками обхватывает крупное туловище хирург, аккуратно удерживая голову.

Томительные минуты переползают по приемной из угла в угол, размазывая непослушные капли беспомощной потерянности….

– Её можно забрать. На уколы и перевязку приходить нужно каждый день. Сможете?

Торопливые кивки головой: «Да, да, да…»

И жадная надежда во взгляде на спящего домашнего друга, в завязочках смешной манишки с веселой жизнерадостной беготнёй маленьких слоников по всему стерильно белому полю ткани.

А, у повидавшего многое на своем веку, врача, потерянно мелко трясутся руки, аккуратно передающие запеленатое животное нерадивому хозяину.…

И чем отличается одно животное от другого? Может, хозяевами?Одним достаются толковые, другим - не очень…

Очередной образец бестолковости, чуть не погубивший своей нерешительностью и глупостью, доверившего свою жизнь, друга, молча держал уснувшую, от укола наркоза кошку, на руках, и пытался беспомощно улыбнуться.…

А веселую манишку им оставили на память, как напоминание о хрупкой ранимости доверенной жизни.

- Говорят, это хорошо, когда кошка приходит в дом сама. А как Вы её зовете?

- Не знаю, что говорят. Пришла и живет. Мы не собирались её брать. И никак особенно мы ее не зовем. Просто Кошка. Насколько я понимаю, ей главное, что это мы, и главное, чтобы позвали. А, так, сама приходит, когда считает нужным. Правда, Кисунь?

 
Ноябрь, 2005 г., Матросова Елена (Velen)