Тихий час в пионерском лагере делится на три периода. Первый можно назвать бунтом. Весь организм протестует: «Как же так? Спать среди бела дня??? Детский сад какой-то!» В ход идут подушки, одеяла, разные приколы, шум и гам.
Через стенку находится девчачья спальня. Эти выделки часто жаловались на шум. Мы конечно были всегда на чеку и при малейшем колебании воздуха в коридоре прикидывались спящими, даже прихрапывали кто как умеет, под плавно вальсирующие сверху вниз перьями от подушек. Это не всегда спасало. Часто кого-нибудь из нас поднимали и следовало жуткое наказание – выводили и в одних трусах выставляли в дверном проёме у девочек в спальне.
Не всегда виновные несли наказание. Бывало, что человек на самом деле спать хотел, может уже засыпал, а его вот так жестоко на весь сон час – лучше бы гильотина. Даже я, чья кровать стояла дальше всех от дверей, в углу, несколько раз подпадал под эту экзекуцию. Стоишь в дверях, а у девочек тишина, порядок, все такие умницы – спят. Хотя внимательный взгляд замечает, как кто-то прячась читает; другая незаметно пишет что-то в свои секретные дневники-песенники; а кто-то просто из-под одеяла сверлит своими любопытными глазками. А в целом картинка примерная. Хотя кто его знает. Не будь их спальня проходной, может и они бы бесились как мы.
Второй период можно назвать умиротворением, как бы пена осела. Кто-то уже спит, кто-то зевает. Самые стойкие тихо шепчутся, рассказывая друг другу разные небылицы.
Третий период самый тяжёлый. Звучит команда: «Подъём!» И от подушек, с чудовищной силой отдирая головы, сонно потирая глаза, возрождаются пионеры.
На это раз шёл второй период тихого часа. Была жуткая духота. Белоснежные занавески на распахнутых окнах висели как мраморные, не колыхаясь. Мне не давала уснуть ни столько жара, сколько одна мысль. Позавчера приезжал отец. Он ни столько из-за меня тут был, сколько по работе – в командировку посылали за спецодеждой.
Отец работает водителем на грузовой машине. Где-то здесь у них трест и склады, вот и ездит за чем отправят. Иногда, если каникулы, я с ним еду. Мне так нравятся машины, кажется жил бы в кабине. На этот раз сидя в машине, я как обычно подёргал рычаг, понажимал на разные кнопки, залез в бардачок и обнаружил там пачку сигарет. Отец не курил. Видимо кто-то посторонний положил и забыл. Я же в отличии от отца начал курить год назад, когда пошёл в третий класс. Тот день я хорошо запомнил. На переменке играли в битки – игра такая, на деньги. Разобьём с десяти шагов свинцовым битком, круглым таким блинчиком, стопку монеток, и те, что легли на орла – твои, а те, что на решку начинаешь тем же битком переворачивать. Перевернул – твоё. Нет – передал ход другому. Мне прямо фарт какой-то пёр в тот день – я больше рубля поднял и уже начал задумываться о том, как вовремя смыться. Чтобы старшие пацаны не отняли, все монетки покрупнее незаметно тырил в носки. Но всё обошлось – перемена закончилась, разошлись по классам. Не все конечно – особо азартные плевать хотели на эту учёбу. Я бы, наверное, тоже наплевал, но в моих интересах было вовремя смыться.
После школы подошёл к киоску, что стоял рядом со школой. Там разная ерунда: конверты, открытки, брелки и другие побрякушки. Меня почему-то привлекли сигареты «Ленинград» – сорок копеек пачка. Я взял две. Продавец даже не удивилась – ей бы и в голову не пришло, что я для себя беру, а не для папы или дедушки.
Вечер был холодный. Пошли с пацанами на луга жечь костёр. Там-то я и достал свой «Ленинград». Накурились мы конкретно – одну за одной, в общем целую пачку приговорили. В жизни не забуду, как шёл домой. Голова кругом. В одном месте даже прислонился к забору, думал сейчас вырвет, но обошлось. Подойдя к дому я с дикой ненавистью и чугунной уверенностью, что в жизни больше не закурю, выбросил оставшуюся ещё новую в целлофане пачку.
Следующий день был солнечным, тёплым, будто лето. Как обычно пошёл в школу. Я жил дальше всех, впрочем, дальше и жилья не было – луга, речки и бесконечность. Выходя один, по пути встречал друзей, одноклассников и в школу приходили уже дружной весёлой компашкой. Тоже самое, только в обратном порядке было и после школы, только на этот раз идя со школы я вспомнил вчерашний день и подходя к дому отыскал взглядом пачку сигарет. Она весело блестела в травке, как-бы предлагая себя. Но я не такой. Я как железо – непоколебим. Дома как обычно забросил портфель. Уроки делать и так неохота, а тут ещё такая погода. Наскоро сухомяткой поел, макнув блинчик в сметану, заев огурчиком и вышел на крыльцо. Вот какая погода! Ещё вчера такой холод был. Казалось снег вот-вот пойдёт, а сегодня словно лето вернулось. Вспомнил, что мать вчера наказывала во дворе прибраться, листья замести. Я бы спилил этот тополь – толку никакого, один мусор. Сирень бы оставил – она хоть цветёт и пахнет. Вытащив на крыльцо проигрыватель, поставил пластинку – зазвучала музыка. Я взялся за грабли и тут вспомнил про пачку сигарет. Слабо сопротивляясь своему характеру, я вышел за ворота. Кто знает, подбери кто-нибудь эту пачку, я бы и не курил, но она лежала на своём месте нетронутая. Воровато оглянувшись по сторонам, я поднял её и сунул в карман. Вернувшись во двор уселся на крыльце, немного покрутив пачку в руках потянул красную ленточку, которая ровненько вскрывала прозрачную обёртку в открытия. Вот они лежат – одна к одной, фильтр к фильтру. А дальше всё просто: сходил в баню, взял спички, чиркнул, затянулся и понеслось.
По пути в школу был заброшенный дом. Там мы с другом Сашкой перекуривали, прятали сигареты и шли учиться. И со школы через эти же развалины. Вот и в этот раз я не удержался и незаметно стырил из бардачка одну сигарету, нежно, чтоб не сломать сунул её в кармашек рубашки. Кажется, я покраснел как морковка. Казалось, вот-вот отец разглядит через тонкую ткань содержимое кармана. Как уж на сковородке беспричинно крутился в разные стороны, лишь бы рубашка не висела ровно, а развивалась как флаг. Всё обошлось. Батя не заметил, а в отряде я спрятал сигарету в шкафчике.
И вот мне не спится. Главное незаметно выйти с отряда. Наверное, во время войны бойцы поднимались из окопа в бой, такой же решимостью как у меня. Встал, натянул штаны, рубашку, подошёл к шкафчику. Словно фокусник, незаметно взял сигарету. На чей-то вопрос: «Куда ты?» нелепо соврал, что в туалет, будто в трусах нельзя было сходить. Уверенно пошёл на выход. Пройдя девчачью спальню, я немножко притормозил, прислушался – вроде тихо. Так и есть – в коридоре никого, только на веранде тихо звучит телевизор или радио. Вот и свобода! Дальше как-то всё пошло не по плану. У крыльца стоял наш автобус «Пазик», на нём мы ездили купаться в купальные дни: вторник, четверг и субботу с воскресеньем, если конечно, как сейчас, но сегодня не купальный день, а вчера вместо озера возили в цирк. Тоже конечно неплохо – первый раз был в цирке, но с купанием всё равно не сравнить. Так вот стоит этот «Пазик», вокруг него с тряпочкой ходит водитель Колян – молодой парень, только после армии. Мы с ним разговариваем просто, как между собой. «Нормально. Этот не сдаст», подумал я и деловито зажав сигарету между пальцами двинул к автобусу. Колян же перестав шоркать фары и зеркала, пристально уставился на сигарету и, не взглянув на меня, с интонацией погибающего от жажды в пустыне, сказал: «Дай закурить». Что мне оставалось делать? Не дать – минус один друг. Я пошёл к автобусу. Колян же быстро, как профессионал, метнулся в кабину.
– Залазь в салон! –кивнул он мне.
Обойдя автобус, я покорно залез. Усаживаясь на переднее сиденье, где обычно сидит вожатый или воспитатель, положил на капот двигателя сигарету.
– Договорились с Лёхой, – Лёха это наш вожатый, – в столовую сгонять за куревом. Минут десять уже жду. – Сказал Колян беря с капота сигарету, поднёс её к носу, аппетитно понюхал.
– О! Цивильные! Космос! Где взял?
Я только начал придумывать версию где же я это взял. Колян всё также не глядя на меня щёлкнул зажигалкой и смачно затянувшись предложил: «Блин, вот щас докурю и, если не выйдет – уеду без него» – будто сам с собой разговаривал он.
– Лёха, наверное, на веранде с вожатыми. Я слышал, как там телик работает, и кто-то шепчется.
– А-а-а! – протянул Колян, – Если с девками связался, можно не ждать. – и повернул ключ зажигания.
Стартер послушно исполнил свою работу. Мотор равномерно заурчал. Кажется, у такого водителя сбоев вообще быть не может. Ни разу не видел, чтоб он залез в автобус и спать улёгся – постоянно копошится то в движке, то под машиной. Даже если всё в порядке всё равно будет сейчас с тряпочкой ходить всё полировать. Да и в салоне всегда чисто аккуратно. Наверху стекла какие-то пампушки, наверное, от скатерти. На капоте коврик лежит красиво, да и жар от двигателя сдерживает.
«Ладно, погнал я» – сказал Колян и как-то вопросительно посмотрел на меня.
Я же, не сразу сообразив, что мне вежливо предлагают покинуть салон, сказал: «Погнали! Пусть там целуется!»
– Тебя не потеряют?
– Кто? Да и вообще сон час идёт.
– Столовая-то какая? Не наша что-ли?
– Когда видел, чтоб в нашей столовой курево продавали? Это тут в пяти километрах фирма одна. У них на первом этаже столовка. Ну ты и ляпнул! Наша столовая… До неё идти – только корпус обойти. Я бы на автобусе до неё поехал, да?
«Да…» – подумал я, – «ляпнул что-то не то.»
– Ладно. Пять километров – не далеко. Поехали! – сказал я.
Колян потянул рычаг от себя, тот немного посопротивлявшись и потрещав встал на место. Автобус плавно покатился по узкой асфальтовой дорожке к воротам лагеря. Я чувствовал себя необычно, как будто совершал преступление, побег. Всё равно интересно, аж дух захватывает. Вот и выехали за территорию. Автобус катился по пыльной дорожке между деревьев с обеих сторон как по тоннелю – даже солнце не просвечивает.
– Смотри какая жара стоит, уже вторую неделю, – как бы проснувшись заговорил Колян, – А заметил на ходу-то свежее? Всё же открыто: окна, лючки на крыше, даже двери не закрываю.
– Да! – протянул я, – Мы с отцом позавчера тут тоже проезжали.
Колян взглянул на меня улыбнувшись.
– Так тут о-другому не проедешь – тут одна дорога. Если от лагеря налево, то только до деревни доедешь, а дальше всё – тайга. Вообще места тут классные, не зря пионерлагерь сделали. Лес какой! А грибов!
– Да, – поддержал я, – грибов много. Мы часто ходим с пацанами. Наберём и в столовку относим, повара похвалят. А вот на столах не видели – сами что ли съедают?
– У них строго – всё по рецепту. Ты думал, что захотели, то и приготовили? А случись что? Всё – тюрьма. Вы же дети!
Вот и пыльная дорожка кончилась. Включаем левый поворотник, выезжаем на асфальт. Я слежу за каждым движением водителя. Когда с отцом езжу – тоже наблюдаю и представляю себя за рулём. Выехав на ровную дорогу автобус помчался резвее и прохладный сквознячок приятно усилился. С одной стороны дороги – лес, с другой – поле с подсолнухами, как море.
– Смотри сколько семечек! – сказал я.
– Семечек… – Это на масло, да на корм.
– На корм… У нас на рынке бабки сидят – пятнадцать копеек стакан. Даже не стакан, а стаканчик. И очередь у них всегда. Откуда семечки? Думаешь не от сюда?
– Не знаю. Может и от сюда, – Колян, наверное, первый раз задумался на эту тему, и добавил, – прикинь: раз в мешок пятнадцать копеек, ещё раз – уже тридцать. Блин, бабки, наверное, в месяц-то намного больше меня получают. Может чем-баранку-то крутить, лучше пойти семечками торговать. Смотри: сейчас выйдем, накосим полный салон подсолнухов и на рынок. А? – подмигнул Колян, и мы захохотали будто лучшие друзья.
Вскоре поле закончилось и начался забор за которым виднелись какие-то строения, трубы, резервуары. Всё это я видел позавчера. А вот и съезд направо. Колян включил правый поворот.
– Так мы с батей сюда и ездили.
– В столовку что ли?
– Нет.
– Ну вон – красное кирпичное здание, – кивнув вперёд сказал Колян.
– Нет, мы дальше проезжали.
Ну да ладно, вот и так называемая столовка. У четырёхэтажного здания – немаленькая заасфальтированная площадка, машин правда немного. Остановились. Колян, оттянул на козырьке от солнца узкую тряпичную тесёмку, вытащил рубль и почему-то им в пальцах спросил: «Тебе чего-нибудь взять? Тут выпечка классная: пирожки всякие, булочки»
Я сначала хотел вежливо отказаться, как вдруг вспомнил, что отец мне дал три рубля, когда узнал про цирк. «Купишь, – говорит, – мороженное, газировки.» Он у меня вообще насчёт денег не жадный – если есть, то на!
– Я тоже схожу, у меня есть деньги.
– Да ты просто ценный кадр! И сигареты есть, и деньги! Надо с тобой дружить.
В столовую мы вошли как братья. Народу – никого. За столиками сидят человек пять и всё. Вентиляторы, охлаждая, гоняют воздух колыхая липкие ленты с кучей прилипших мух. А запах такой вкусный, что я, даже недавно пообедав, так захотел этой «классной», как сказал Колян, выпечки. Ощутил, как потекла слюна. А выпечка была действительно аппетитной, румяной. Колян на свой рубль взял две пачки сигарет и стакан виноградного сока. Я же многозначительно положил трёшку и сказал: «Два треугольника и бутылку лимонада»
– Ты чё, жрать собрался?
– Я же на двоих взял.
– Нет. Ты чё? В такую жару я не буду. Ты чавкай быстрей, а я пойду покурю в тенёчке.
Я сел за столик, как взрослые мужики открыл об край стола бутылку «Буратино» и принялся поедать треугольник. Хотя был он вкусный, с курицей и картошкой, даже один я кое-как осилил. И газировки осилил один стакан. Подошёл к кассе попросил полиэтиленовый пакетик, сунул в него оставшийся треугольник, вдавил пробку на место и пошёл к машине. Колян уже сидел за рулём.
Довольные собой мы двинули в обратный путь. За окном опять подсолнухи, лес, только с обратной стороны, редкие встречные машин. Между ног зажата бутылка лимонада. Какое счастье! Можно сказать, лето прошло не зря. А я, дурак, так не хотел ехать в лагерь, ведь дома и речка рядом, друзья костры до утра, футбол, куча развлечений. И всё-таки такого путешествия не было бы.
А вот и лагерь. Всё тихо – успели до подъёма.
– Машину поставлю туда – в тенёк, – сказал Колян, – в сторону от нашего корпуса. Дойдёшь?
– Конечно, – ответил я, протягивая ему бутылку и пакет. – Возьми – поешь потом.
– Нет, ты что? Спасибо. На такой жаре испортится.
– Ну нет, так нет.
Я пошёл к себе в отряд. Повернул за угол, смотрю – на скамейке у выхода сидит Маринка – девчонка с нашего отряда. «Может тихий час кончился?» – подумал я.
– А ты чё здесь сидишь?
– Да вот подумала куда это ты сиганул во время сон часа?
– Ты что, следишь за мной?
Маринка загадочно улыбнулась.
– А что это у тебя?
– Лимонад. Не видишь, что ли?
– А это? – ткнула она пальчиком в пакет, – К тебе что, приезжали что ли?
– Да! – соврал я.
– Везёт. Позавчера приезжали и вот опять.
– Ты точно за мной следишь. Будешь? – сказал я, протягивая пакет.
– Спрашиваешь! Конечно буду. И бутылку давай! – моментально ответила Маринка, схватив одной рукой пакет, а другой делая пальчиком как маленькие дети, когда требуют: дай, дай, дай.
– На, можешь пить из горла – я со стакана пил.
– Да я не брезгливая, могу и с горла.
Действительно, она была как пацан, такая шустрая, шабутная, будто вечно заведённая юла.
Маринка почти доела треугольник, как из дверей вывалился Димка. Димон – это мой лучший друган в лагере. Кажется, если бы меня не было – он бы со скуки помер. Лично мне не надо придумывать чем заняться. Захотел – в лес за грибами пошёл, захотел – пошёл лазить по стройке. Тут неподалёку начали строить санаторий, но видимо забросили. Здания есть, даже рельсы от крана остались, но самого крана нет, и вообще всё травой заросло. Жутковато как-то, но интересно. И всегда как чёртик из табакерки появляется Димка. Даже если очередь за самокатом, а у нас их всего три, да и то один кое как катится – колесо клинит. Так вот друган мой будет равнодушно сидеть где-нибудь в сторонке, но как только я устрою толкотню за самокат, Димка тут как тут. Но есть у нас одна тайна.
Димон страшно влюблён в Маринку – он мне это сам говорил. Рядом с ней он становится как плюшевый зайка, даже дыхание у него замедляется, а иногда и вовсе пропадает. Никогда не смотрит ей в глаза, а если случайно и встретится взглядом, то у него с дыханием и речь пропадает, кажется, ещё мгновение и упадёт в обморок. Вот это любовь! Так и на этот раз – он выскочил как ошпаренный из дверей – ещё бы, любимой Джульетты не оказалось в её койке! Ромео в панике. А тут ещё мы с ней сидим на скамейке близко-близко, прямо рядышком. Но тут же, встретившись с ней взглядом, свирепый лев сдувается как воздушный шарик и виновато присаживается на край скамейки. Маринка заходится смехом. Ей это так идёт!
– Дим, за тобой гнался что ли кто-то?
– Никто не гнался, – шурудя обеими руками свои как огонь рыжие волосы, ответил Димон, и уж совсем нелепо добавил, – жарко просто.
А вот Марина без комплексов.
– Будешь? – протянула она, облокотившись на меня, пакет с недоеденным треугольником, где был не просто объедок, а уголок теста. Скорее всего она даже не рассчитывала, что Дима возьмёт пакет, и сама бы доела, но тот покорно взял, вытряхнул из кулька кусочек вместе с крошками в рот, скомкал целлофан, хлопнув надувшийся пузырь и глядя куда-то в даль протянул руку за бутылкой. Маринка же, допив последние глотки, сунула ему в руку пустую бутылку. Как истинный джентльмен, мужественно перенеся как-бы оскорбления, Дима встал, взял бутылку из руки любимой, отнёс и бросил вместе с пакетом в урну, нарушив сонную тишину звуком стекла. Не знаю. Я бы, наверное, выбросил эту бутылку через забор! Но тут – этика.
В воздухе как туман повисла тишина. Маринка затихла – видимо почувствовала себя немного виноватой. Я вообще сидел, наблюдая как зритель на неудачную пьесу. Димка, немного постояв тупо смотря в урну, резко повернулся и, уже не глядя на нас, пошёл в отряд. Но тут из дверей появился ещё персонаж, вернее одна. Это Ленка! Конопатая, чересчур скромная девчонка. Она может целый день быть с нами, при этом, не произнеся ни слова – как тень. По моим наблюдениям она сохнет по Димке. Не сводит с него глаз. Если он что-то говорит – как губка впитывает каждое его слово. Иногда вся её сущность тянется к верху, хочет поддержать что-то сказать, даже рот открывает, но толи слов не находит, толи стесняется. Душа её сворачивается и прячется в кустиках. Всё-таки не намеренно, но репликой: «вот вы где прячетесь!» – она разрядила гнетущую обстановку.
– Что, сон час кончился? – спросил у неё Димон, изменив своё решение идти в отряд, чтобы не втискиваться сквозь неё, вставшую в дверях как статуя, закинув ногу за ногу. Он опять присел на лавочку.
– Да, Димочка, уже подъём.
Лагерь медленно начинает оживать.
И вдруг из-за корпуса выворачивает наш «Пазик». Медленно, чуть подвывая, подкатывает он к нашей скамейке и со звуком «П-с-с-с» останавливается. Колян улыбаясь кивнул мне головой, давай знак: «иди сюда!»
Я, раздираемый важностью, позабыв про друзей кинулся к автобусу, правда не без конфуза – споткнулся об бордюр клумбы. Упасть не упал, но сохраняя равновесие до машины доскакал, размахивая руками как мельница.
– В город со мной мотнёшься?
– В город?
– Да не канай! Я тебя отпросил. Говорю: «Можно кого-то в помощники взять?» Сказали: «Бери!»
– А зачем в город? – поинтересовался я уже залазя в салон.
– Короче, телевизор новый, вам купили цветной. Надо только его с магазина забрать.
– Телевизор? Новый? Цветной? Погнали! – сказал я, только сейчас заметивший через стекло любопытно-важный взгляд Маринки, вечно пялящийся на неё, взгляд Димона и томный Ленки, которая, по-моему, всё ещё не проснулась.
Немного чувствую себя предателем – вроде как бросил друзей, но интересно, кто-то из них нашёл бы в себе силы отказаться?
И вот мы опять за территорией. Знакомая дорога. Та же жара.
– Скорей бы завтра, купальный день, озеро, – сказал Николай.
– Да уж… – поддержав разговор, согласился я, – Лишь бы дождя не было. – И тут меня как осенило. – Так давай заедем на озеро!
– Да ты что!? До озера ехать?! Мы за телевизором не успеем.
– Да на то озеро, которое тут рядом.
– Где ты тут озеро нашёл?
– В столовку когда ездили, чуть дальше проезжаешь – там озеро. Мы с батей там купались.
Пока я объяснял показалось и красное здание столовой. Колян свернул к нему, недоверчиво поглядывая на меня. До минимума снизив скорость, мы подкатывали к зданию столовой.
– Ну, и дальше?
– Вот же – ворота в заборе.
– Тут же шлагбаум.
– Он же поднятый.
– Это, наверное, только для своих
– Не знаю, мы с отцом заехали и никто нам ничего не сказал.
Колян остановился.
– Может у тебя отец здесь работает?
– Нет, ты что? У них база вообще где-то далеко. Там всё по-другому – монастырь у реки стоит. Поехали, не бойся!
– Тебе хорошо говорить: «Не бойся!», а я встряну.
Мы немного помолчали. Но Колян был бы не Колян!
– Ладно, рискнём.
– Да тут недалеко, – лепетал я уже сам сомневаясь в своей правоте.
Мы въехали в арку ворот. Дальше всё знакомо. Небольшие деревца по краям неожиданно расступились и вот оно – озеро. Огромное, берег напротив еле видно, по крайней мере человека не разглядишь среди леса. А как всё обустроено! Пирс деревянный, метров двадцать, наверное, для катеров, беседки под навесами со столами, мангалы. Видимо, это всё для своих работников, просто сейчас, – не выходной, вот и пусто. Даже площадочка заасфальтирована для машин, есть место и для автобуса, Колян в шоке. Немного переведя дух, и осознав что всё в порядке, он молнией покинул машину, скидывая на ходу штаны и рубаху разбежался по пирсу визжа, как ребёнок, с кучей кувырков плюхнулся в воду. Я же зашёл с берега. Идёшь, чувствуя под ногами песочек, и медленно-медленно погружаешься в воду, доходишь почти до конца пирса и там резко начинается обрыв и вода уже холодная. Но я тут уже был, а вот Колян от удовольствия с ума сходит. Правда любое счастье, как и праздники заканчиваются. Надо ехать в город – время поджимает. Эмоций через край. Отжал трусы, натянул штаны. Всё. Можно ехать. Тронулись. Колян же всё равно, не отходя от радости, жмёт на тормоз, выпрыгивает и бежит к воде, снимая с себя рубашку, окунает её в воду, отжимает и опять на себя. Прохлада. Я было тоже подорвался сделать тоже самое, но не успел. Едем в город.
– Да, ты действительно ценный кадр. И курево и денежки и столько знаешь! Приезжай к нам на следующий год!
– Приеду если родоки устроят. А вырасту – тоже шофёром буду.
– Ты знаешь… Я хоть и без отца вырос, но водителем тоже с детства мечтал стать. Как только стало возможным – поступил в автошколу. В армию пошёл уже с правами, попал в автобат. А вот теперь слушай прикол армейский. Заводит нас молодых прапор в гараж. Там машины стоят – такие ласточки! Блестят! Запах новой техники! Не передать! Выбирайте, говорит, любую машину. А в ряду стоят газоны-66, где-то там дальше «Зилы» и «Уралы», но мы запали на 66. Уже прямо вот она мечта – я за рулём вездехода. И тут: «Вот эта вам нравится?» Мы: «Да! Да!» Дальше: «Боец такой-то, сесть за руль!», – боец садится, – «Вывести машину сюда!» – указывает пальцем на середину бокса. Счастливый боец заводит машинку, устанавливает на указанное место, улыбается, радуясь тому, что он справился с заданием. Колян тоже улыбнулся, вопросительно глянув на, открывшего от восхищения рот, меня.
– Но 66 же тоже классный вездеход?
– 66? Да. А вот следующая команда нас убила. Прапорщик, не тратя время на красноречия, приказал: «Разобрать! До винтика! До болтика!» Мы были в шоке. Тем более, что «до винтика и до болтика» было в прямом смысле. Кран-балка, инструмент – всё есть. Мы разобрали до винтика. Вот только следующей командой было собрать всё как было. Вот тут-то и мы себя занеуважали. Каждый думал за себя. Открутил – бросил, а дальше трава не расти. Где то? Где другое? Ты же это разбирал? Нет, это тот-то. Грызлись меж собой как собаки. Недосып, наряды, по ночам картошку чистить на кухне. Всё-таки собрали мы этот 66. Это был праздник. У кого-то новый год. У кого-то день рождения. А у нас – сборка «Газ-66». Но поверь! Сейчас как бы не было трудно. Я им благодарен. Машину знаю как рентген. Вот ты знаешь, что такое кардан?
– Знаю! От коробки на мосты.
– А крестовина?
– Ну, карданы соединяет.
– Да, тебе проще. У тебя отец водитель. Я хоть и учился, а вот понимал всё это в армии.
За окном лилась дорога, встречные и обгоняющие машины. Здорово! Я живу!
По салону гуляет ласковый сквознячёк с незабываемыми запахами лета. Раскалённый на солнце асфальт, мята лета, благоухающая озером вперемежку с бензином рубашка Коляна. Ни одна «ШАНЕЛЬ» этого не повторит. Вот на смену, казалось -бы бесконечным как океан полям появилась деревенька. Добротные домики, скружевными наличниками, стайки гусей и уток, мирно пощипывающих травку у небольшого пруда, пацаны футбол гоняют, на турнике крутятся как обезьяны, девчёнки на качелях -- просто рай. Стали появляться автобусные остановки с ожидающими в тенёчке пассажирами. Дома становятся всё выше, двух, трёх, пятиэтажные. Въехали в город. Колян местный, дорогу знает. Вот и нужный нам магазин, одноэтажное, белоснежное на фоне роскошных тополей и яблонь здание старой постройки, с соответствующим названием – «Голубой экран». Припарковались прямо у входа. – Сиди здесь, сказал Колян беря бумагу, отжав от панели круглый магнит которым та была прижата. Спрыгнул с кабины и не закрыв за собой дверцу, убежал в магазин. Я блаженно развалился в кресле, глубоко вздохнул, будто ни ехал, а бежал всю дорогу. Сейчас только ощутил ещё одну прелесть -- это тишина. Двигатель молчит, отдыхает набираясь сил на обратный путь. От удовольствия я прикрыл глаза и почти задремал, но резкий свист вернул меня на землю. Это Колян свистел, маша рукой, как бы, иди сюда. Я, метнулся к крылечку в две ступеньки, дверь высоченная, словно для великанов. Внутри среди массы теле-радио аппаратуры кроме заполнявшей какие-то бумаги молодой в синем халатике продавщицы и Коляна никого не было. На кафельном полу стояла огромная коробка. Я понял, что тут то видимо и нужна моя помощь.
Девушка что-то дописала, профессионально стукнула печатью, предварительно дыхнув на неё своим красивым ротиком.
-- Распишитесь, тихо сказала она, подвигая бумажку покупателю стоявшему рядом, всё это время не сводившего с неё глаз.
Николай суетливо подвинул к себе листок, протянул руку, как-бы прося авторучку, которую сверля незнакомца карими глазками, прикусывала ровными белыми, зубками красавица. Если бы их не разделял прилавок, то по киношному, продолжением могли быть жаркие объятия. Однако деревянный барьер и моё присутствие не дали случится чему-то важному на этой земле.
Как бы стрепенувшись от-то сна, девушка протянула ручку. Колян решительно расписался, по салдацки развернулся, чуть не щёлкнув шпорами.
-- Берём, кивнул он мне, указывая на коробку. Хорошо что в ней есть прорези, чтоб взять. Обоими руками пытаюсь поднять, ох и тяжесть! Да и положение моё не выгодное, приходится двигаться задом, ещё и три ступени вверх. Представляю какой позор. Скорей-бы наружу, избавиться от этих жгучих дамских глазок. Хотя её можно понять, -- жара, скучный рабочий день, тоска. И тут, два клоуна.
Вот и автобус. Дотащили! Всё в прошлом! Но поставив дорогой груз у приветственно распахнутой дверки, с ужасом осознали, что внутрь товар не войдёт. Чувство победы как ветром сдуло. Колян нервно закурил и началось… Матюкаясь он ходил из стороны в сторону. Что-то говорил про бортовой УАЗИК, есть у нас такой при столовой. На который можно загрузить не только телевизор, но и холодильник, завхоза, заведующую, почему то, с её мужем, и столько всего, о чём язык не паворачивается сказать. Он в огонии даже чуть не пнул коробку. Но вышедшая на скандал продавщичька, остудила своим прекрасным личиком раскалённую до предела обстановку. Колян, как плохой школьник, застенчиво глянув её сторону, раздавил сандалем плюнутый окурок, обречённо прислонился к автобусу. И тут!!! Кто не верит, может перелестнуть страницу, но, но мне будто сверху, -- А давай вытащим его из коробки?!. Колян, конечно не сразу. А как набравший запредельную скорость локаматив, экстренно, но незаметно для всех мягко притормаживая, с загадочной улыбкой в сторону «Голубого экрана», сделал задумчивый вид. А это идея! -- Давай. И начал распаковывать картонную упаковку. Я тоже с удовольствием принял в этом участие.
Вот он, новый, пахнущий мебелью и пластмассой.
-- Залазь в салон, сказал Колян, один напрягшись и покраснев как рак поднимая груз.
Я прыгнул в нутрь и надежно ухватив один борт телевизора, который будто специально был спроэктирован для дверей пазика, боком конечно, втащил аппарат вместе Коляном .
Всё, победа, работа сделана, телик надёжно установлен, занимая два мягких сидения. Осталось засунуть пустую коробку в салон. Эту роль я оставил Коляну. И хотя вместо полного зала, зритель, вернее зрительница в синем халатике, стояла одна, с ролью он справился блестяще. Коробка изрядно помятая но всё-таки целая, была запинана внутрь. Девушка приставив ручки к груди похлопала ладошками изобразя бурные аплодисменты переходящие в нескончаемые авации. Актёр вежливо откланился, мимикой сняв несуществующую шляпу и покланившись почти до самого асфальта покинул сцену и занял своё водительское место.
-- Ну, как тебе? Приглаживая волосы обоими руками, будто после бани, смотря в зеркало сказал, даже не сказал а выдохнул Колян.
-- Супер! Ответил я взглянув на телевизор.
Колян же, набравший перед моим ответом полные лёгкие воздуха, и медленно словно надувает шарик, глянул на меня как на НЛО, завёл двигатель.
-- Я вообще то о ней! -- Взгляд с меня переехал на магазинное крыльцо. Я лениво обернулся. А там помимо телепринцесы, нарисовался серый котяра, намывающий лапой гостей.
Для меня это напряг, ищу слова.
-- Ну тоже супер, пресно ответил я, ревниво глянув на кота.
Машина дёрнулась и покатилась оставляя за собой сизый дымок и частичку истории.
-- Надо будет сюда по чаще заезжать.
-- Ты видал какая!?
-- А я, Уазик – представляеш?, завхоз жирный, старичела, вместо меня.
--Не она бы на него не повилась.
Колян помоему говорил сам с собой, возбужден был до предела.
Девушка конечно симпатичная, но мне Маринка больше нравится.
Я не стал его отвлекать и тоже ехал молча, наслаждаясь пейзажем. Всё те же поля, леса, только в обратную сторону.
Вот и лагерь. Все уже на улице, всё гудит: футбол, баскетбол, и наш любимый самокат. Димон первый подбежал: «Ты куда пропал?» За ним Маринка с тем же вопросом. Бросила свою роль, в которой была барыней, в угарном сарафане. Кинувшись ко мне, она выпустила наряженную кошку, которая, убегая, потеряла юбку. Смешно всё это было.
Меня раздирало желание всё рассказать про поездку и телевизор, но я промолчал, отделавшись нейтральным: «Так, прокатились.»
– А мы тут к спектаклю готовимся, – сказала Марина, приминая будто надутую воздухом сарафанную юбку.
Мы только сели на скамейку, как с веранды выскочила обычно молчаливая Ленка и с визгом в голосе прокричала, удерживая ладошками щёки, чтоб не треснули: «Нам телевизор новый привезли»
Пыхтя, она всем своим существом показала на веранду. В мгновение я остался в первобытном одиночестве. Все всё побросали и скрылись на веранде как в бомбоубежище от воздушной тревоги. Конечно, про старый телек можно рассказывать много. Чёрно-белый экран – это не единственный его недостаток. На самом интересном месте он мог замолчать или вообще потухнуть. Кто только его не ремонтировал: сначала свои стучали, отвёртками что-то ковыряли, потом вызывали мастера. Тот, пыхтя папироской, долго, дотягивая до обеда, который ему приносили прямо к месту реанимации ящика с этими пыльными лампами, резисторами, конденсаторами. Пообедав, чудо-мастер демонстрировал всем исправный аппарат и удалялся, но вскоре всё повторялось. И вот – новый! А я сижу на скамейке, как бы не у дел.
Вот и вечер. Танцы. Девчонки такое придумали! После ужина, на веранде собрались все. Вообще-то из-за телевизора, но эти завели проигрыватель с пластинкой и под: «Ты мне не снишься вот уж неделю, сны пролетают белой метелью…» ко мне подходит Стелла, нафуфырилась, завилась. Она выше меня. Вообще – девчонки развитее. Я даже не успел отпрыгнуть, как она взяла меня как куклу, прижала к себе. Я почувствовал её твёрдые титечки – какой конфуз. По-моему, надо мной все прикалываются, ведь танцуют только девчонки – пацаны сидят, анекдоты, да всякие байки пересказывают друг другу, косясь на меня. Как же я ждал конца этой бесконечной песни.
Всё кончилось – я на свободе, но тут зазвучала следующая мелодия и ко мне подходит Маринка, приглашая к танцу. Я же как чёрт от ладана метнулся к пацанам. Никогда не забуду её –растерянную, в лёгком платьице, всю такую настоящую, с огромными карими глазами. Если бы всё вернуть – всю жизнь бы танцевал. Какой я дурак!
Танцы закончились резко, как только началось кино. Новый цветной телевизор на всех произвёл сильное впечатление. Я сидел позади всех, на лавке у входа, и наблюдал как все заворожённо пялятся на играющий всеми цветами экран. И вправду классно! Только смотрел я не в экран, а на отражающую всю радугу Маринку.
Дальше была жуткая гроза. Телевизор выключили – всем спать.
Утром после завтрака с Димоном пошли в лес. Никак не мог избавиться от осадка с танцами. Ходил грибы просто пинал. Димка, по-моему, всё поняли как-то пытался развеселить меня разными байками. Понятно было, что купальный день накрылся медным тазом – сыро, прохладно. В лесу встретили женщину с мужчиной. Тоже просто гулявших.
– Здравствуйте, мальчики! Вы с лагеря? Марину такую-то не знаете?
– Да, она в нашем отряде. Вы к ней?
– Да. Вернее, за ней. Нашему папе дали отпуск, так что после обеда её заберёт и поедем дальше – на море, – у меня земля ушла из-под ног. – Мы бы сейчас уехали, но заведующая будет только после обеда.
Мама красивая – Маринка в неё. Папа, наверное, начальник: такой солидный, в костюме, ни слова не проронил.
К обеду мы вернулись в лагерь, в котором жизнь кипела. И была Маринка, но не липла она ко мне как раньше, а была как все. Я знал, что она уедет. Уедет навсегда. За то я понял, что девочек обижать нельзя никогда и в никакой форме. А после обеда Мариночка подбежала ко мне и молча протянула мне фотографию, сделанную её отцом, приезжавшим недели две назад. Мы сидим на крыльце веранды в три ряда. Я – в середине, за мной – самая красивая девочка на свете, улыбается жемчужными зубками, при этом наставляя мне двумя пальчиками рожки. Димон – с краю, пялится на неё, с прильнувшей к нему Ленкой.