Пошел как-то деда с бабкой проведать. Мать яиц им передала, а я у них намеривался квашенной капустой расжиться. Бабка дюже хорошо капусту квасила. Зашел, пнул собаку, чтоб не лаяла, падла блохастая и в летнюю кухню. Прям на запах. Чую, бабка щи варит. Захожу, говорю, привет, бабуль, вот мать яиц передала, а то у вас две курицы и те твои ровесницы. А бабка мне с порога и говорит:" беда у меня, Ванечка внучек, дед то мой- пидорасом стал". Меня аж перешибло. Я яйцами шварк об стол и разбил конечно же. Стою с раскрытым ртом, яйца желтыми соплями из пакета на пол текут. Очухался через несколько секунд, говорю, это как же пидорас? Не верю я, бабуль. Ой, да, точно тебе говорю, пидорас и есть. А где он сам то? Да в козлятнике, козлина окаянный. Ну ты за яйца не серчай, мать потом ещё соберёт. А я пойду с дедом покурю. Пойди, внучек, вразуми старого дурака.
Дед кряхтел в козлятнике и о чём то договаривался с козой Дашкой. Коза блеяла и не поддавалась. Говорю, здорово дед, как дела, что нового? Дед говорит, да вот с бабкой поругались. Она меня теперь пидорасом называет. А что повод был? За пидораса ведь можно и ответить. Ну пьяный я был, первача Петрович притащил и хватили лишку с ним. А потом бабка нас и увидала, как мы в лапухах сосемся. Как это сосемся?! Ну я же говорю, пьяные дюже были. Дед, я даже когда в говно или в сопли и то купол на задний привод не повернется. Ай, сопля зелёная. Мы же с Петровичем вместе на охрану государственной границы заступали, три года вместе, понимаешь. Мы же косоглазых по лесам Дальнего востока ловили. Эх, да чего тебе рассказать. Ты же от армии отмазался. Дед, так одно дело боевое братство или там кореша на зоне, и совсем другое "голубику собирать" на старости лет. Да у нас вечер воспоминаний был, мы же так из уважения облобызались. Короче, без пидоросни. Без неё, внучек, без неё окаянной. Тогда ладно, держи краба, дед. Дед пустил скупую слезу и обнял меня.
Я вышел из козлятника, закурил. Собрал роящиеся мысли в одну весомую и пошел втирать бабке, что она, карга старая, нихуя не права. Разжевал бабке всё от А до Я её же вставными челюстями и разжевал. Бабка размякла и простила деда. Мне отвесила почти пол пуда квашенной капусты от щедрот и любви к внучеку. А деда тем же вечером простила, напоила и допустила к телу. К которому, впрочем, дед уже лет двадцать как был не охотчив в виду того, что стрелки его мужских часов навсегда остановились на пол шестого.