Впервые Катя увидела Егора в начале января.
Новый год Катя встретила одна. Приложи она немного усилий, и компания нашлась бы. Но желания веселиться не было. В конце лета, после почти что года совместной жизни, не ставшей ничем большим, кроме, действительно, сосуществования двух взрослых людей в одной квартире, она рассталась с Андреем. В просторной студии, еще чуть пахнувшей краской после затеянного осенью и полного символизма ремонта, установилась тишина. Тихо, тихо, еще тише. Меняя цвет стен, выбирая новые шторы, Катя говорила сама себе: «И эта страница жизни прочитана и перевернута. Все, как прежде, и, возможно, именно так и должно быть. Мне неуютно».
Нужно было бы собраться с силами и уехать на десять зимних дней из холодного города к морю, к океану, в далекие теплые места, где любое горе северян растворяется в солнечном свете, в шумных, недолгих ливнях, в пении птиц, неведующих о зиме, в свежих ветрах, развеивающих печали.
Катя осталась в Москве.
Тридцать первого декабря она приехала в офис своей юридической компании и долго работала, разбирая документы. Однако ближе к восьми вечера пришлось уйти – жаль было охранников, которые явно хотели поскорее притупить к проводам уходившего года.
Ее ждало пустое чистое пространство дома, где жил только один аккуратный человек. Рабочий стол, диван. Прекрасные стенные шкафы после ремонта остались прежние. Катины вещи занимали очень мало места. А совсем недавно казалось, что не помешала бы отдельная гардеробная – Андрей, занимавшийся рекламой, любил одеваться, следил за модой. Одних лишь пиджаков, и строгих, и замысловатых, у него было чуть ли не две дюжины. Катя, напротив, излишеств не признавала. На работу – строгие брючные костюмы с блузками, в выходные – джинсы и рубашки. Не женственная, наверное. Кружева и оборочки остались в детстве. С первого курса института Катя работала, чувствуя, что ни в чем не должна была подвести отца, видного юриста, который никогда и не сомневался, что единственная дочь займется юриспруденцией.
Катя искренне не могла сказать себе, что душевную смуту в ней вызвало расставание с Андреем. Нет, не в нем заключалась истинная причина ее глубокой печали – Андрей, очаровательный и поверхностный, не обладал силой для пробуждения обжигающих чувств в ком бы то ни было. Истина заключалась в другом. В юности Катя верила, что прожить жизнь, не испытав подлинной любви, той самой, которая не ставит никаких условий и ничего не требует в ответ, но придает смысл человеческому бытию – всего лишь зябко просуществовать, не узнав своей собственной души. Стань высокое чувство взаимным, оно ознаменовало бы счастье в высшем смысле. Завершенность – именно так в те годы Катя представляла себе любовь. Обретение целостности, ясность, бесстрашие. Ее ровесницы стремились к замужеству, как таковому, полагая, что в жизни вполне достаточно материальных, осязаемых целей, и что в их достижении и кроется смысл брака. Однако Катин юношеский идеализм ушел. Возможно, все чаще думала Катя, ее однокурсницы и были правы. Идеальная любовь?! Существует ли она?! Не разумнее ли сосредоточить усилия на том, что можно измерить и, главное, удержать, или, если что-то не сложится, на том, от чего можно отвоевать себе по меньшей мере половину ?!
Катя знала, что ее девичьи взгляды были удивительно несовременны. Жить в соответствии с ними было бы невозможно. С ранней молодости ее спасением, жизненным стержнем стала работа. Казалось, для отца Катя из дочери превратилась в сына, наследника, и они вместе делили заботы о Катиной матери, непонятой окружающими творческой натуре, талантливой художнице, не сумевшей развить дарование до подлинного мастерства. Мать капризничала и требовала заботы, участия, поддержки, восторгов и сочувствия к нелегкой судьбе тонко устроенной личности, обремененной семьей. Любовь мужа предназначалась только ей, не дочери.
Катя не ревновала отца к матери. Если в ранней молодости она и вела борьбу за его внимание, то неосознанно. Всего лишь выходило так, что общие профессиональные интересы сближали их и создавали то место, куда не могла проникнуть Катина мать, впрочем, равнодушная к деловым проблемам мужа и дочери.
В двадцать четыре Катя купила свою первую собственную квартиру, приняв помощь отца Позднее она вернула долг. Родители и прежде не вникали в перипетии личной жизни дочери, теперь же она была полностью предоставлена сама себе. Высоких чувств, возможно, и не существовало, но легкие влюбленности, несомненно, украшали жизнь, уравновешивая требовательную работу. Однако, перейдя рубеж тридцатилетия, а затем отметив тридцать пятый день рождения, Катя поняла, что ей следовало готовиться к уступкам. Бог с ней, с завершенностью. Пора окончательно повзрослеть и принять реальность окружающего мира. Семья, муж и, пока не поздно, дети. Серьезные отношения. Великолепная карьера , партнерство с отцом в некий не осознанный Катей момент стали превращаться из удовольствия в наказание. Долгими часами в офисе, короткими отпусками с никогда не выключаемым коммуникатором Катя расплачивалась сама с собой за то, что предала свои юношеские идеалы. Напряжение то и дело прорывалось то головной болью, гнездившейся между бровями и не проходившей целыми днями, то легким тиком – подергиванием века или уголка губы.
Затем Кате исполнилось тридцать девять.
Ее не охватила паника женщины, вплотную приблизившейся к рубежу сорокалетия. Тусклые отношения с Андреем не объяснялись лишь страхом никогда не выйти замуж и не стать матерью. Нет, после расставания Катя погрузилась в ясную спокойную печаль, войдя в темную чистую реку одиночества и позволив едва ощутимым потокам подхватить себя и увлечь, но куда?!
Не зная цели начавшегося плавания, Катя, тем не менее, все яснее понимала, что оставалось позади.
Тридцать первого декабря, вернувшись домой и закрыв за собой тяжелую входную дверь, Катя глубоко вдохнула сухой воздух студии. Прекрасный район, прекрасный дом. По крайней мере, я тоскую в изящном, светлом интерьере, улыбнулась Катя. Интроспекция на итальянском диване.
Она налила себе бокал красного вина.
Позже, ближе к полуночи, нужно будет позвонить родителям и пожелать им счастья и веселой поездки – второго января они улетали в Италию, в Милан. Деловых партнеров и коллег Катя поздравила днем, близких подруг у Кати не было. Разочарование в матери, неизменно ставившей собственные интересы выше робких попыток дочери сблизиться, оставленных, впрочем, в ранней молодости, утрата иллюзий относительно материнской любви привели Катю к недоверию к женщинам вообще, к своему полу в целом.
Катя сделала глоток вина и, с бокалом в руке, подошла к уходившему в пол окну. Город, в котором никому не было до нее никакого дела. Море огней и огоньков. Темный островок парка через дорогу от дома. Разве любовь и страсть возможны?!
Я неизменно находила и очаровывала мужчин, настолько мне, по существу, неинтересных и ненужных, что ни одно прощание не ранило меня, подумала Катя. Единственный мужчина, которого мне не суждено завоевать – мой отец. Разве не странно, что психология так много знает о взаимоотношениях матерей и сыновей, матерей и дочерей, сыновей и отцов, но умалчивает о том, что происходит между отцами и дочерьми?! Да, в некотором смысле, первая женщина, которую узнает мужчина – его собственная мать, богиня, даровавшая ему жизнь, но разве отец – не первая мужская фигура, с которой сталкивается девочка?! Разве отец для дочери – не символ всех мужчин, не бог, удерживающий вселенную от центростремительного бега к точке исчезновения? Если отец равнодушен, жесток, занят собой и тем, что важно для него, если он ничтожен, то откуда дочери взять силы для своей собственной жизни?! Если же равнодушна и мать, то есть у дочери ли хотя бы призрачный шанс на счастье?!
Катя вздохнула.
Она никогда не обманывала саму себя. Великая любовь, грезы о возможном принесении себя в жертву интересам возлюбленного?! Серьезно?! Или, все-таки, ее натура – плавно следующие один за другим увлечения?! Как противоречивые черты характера могут уживаться в одном человеке, в ней самой?!Так как никто из мужчин, по существу, не значил для Кати слишком многого, она и не обременяла их своими проблемами. Легкая женщина, красивая, умная, обеспеченная. Никто не видел ее внутреннюю тоску по истинно родной душе. И не должен был увидеть; Катя, в некотором смысле, заключила договор с судьбой – меня не любят, но так и я не люблю. Если с кем-то из подходящих партнеров сложится брак, то пусть союз будет основан на общих интересах, дружелюбии, позднее, возможно – на заботе о детях, но не чувствах. Любовь всегда подразумевает возможность боли, любимый всегда может ранить, пусть и ненамеренно.
Все мы ранены, думала Катя, нет не раненых, у нас всего лишь разный болевой порог.
Она встретила Новый год за просмотром фильма ужасов и легла спать в начале второго. Плотные шторы не пропускали свет, и вспышки фейрверков не помешали ей уснуть.
Второго января Катя отправилась в спортивный клуб.
Клуб был для нее новым. Весьма дорогая членская карта стала ее подарком самой себе. Помимо бассейна, тренажерного зала, целой улицы беговых дорожек и велосипедов, как с улыбкой назвала ее Катя, а также парных и мрачной соляной пещеры, сулившей здоровье для легких и отдых для души, в клубе было и несколько залов для групповых занятий. Катя угрюмо решила, что ходить туда ни за что не будет. Только не хватало стать одной из одиноких женщин среднего возраста, натужно прыгающих под присмотром бронзового от загара тренера! Только не это. Не окончательное поражение. Лучше сурово приседать со штангой или отжиматься от пола, по-мужски утирая пот полотенцем. Уж если душевное одиночество, то по полной, без надежд и иллюзий, включая заблуждения о женской дружбе.
Катя знала, что от мира ровесниц, так или иначе оставшихся без семьи, ее отделял только один шаг. Кто- то из женщин ее возраста пережил крах брака, ставшего бесплодным во всех смыслах, кто-то так и не нашел пару, посвятив себя карьере. Мечты о детях могли оставаться мечтами, все более призрачными с каждым проходившим годом. Случались подлинные трагедии. Мужчины уходили, к новой любимой или в другой мир. Возможно, сочувствие подруг помогало женщинам проходить через мрачные времена, возможно. Но Катя не верила никому, ни женщинам, ни мужчинам. Любовь и дружба, высшие человеческие чувства, существовали. Только вот мало кому доставало душевных сил, чтобы по-настоящему глубоко, без оглядки, полюбить и подружиться.
Я становлюсь тяжелым человеком, думала Катя по дороге в клуб. Оледенение души.
Она уверенно, не по-женски, вела машину, немецкий кроссовер, по пустым улицам. Занялся легкий снег. Катя включила музыку, альтернативный рок.
На мгновение Катю охватил озноб. Каким-то образом, в неуловимый миг, в ее и не счастливой, но и не несчастной жизни произошла перемена. Что-то изменилось, темная река одиночества увлекла ее навстречу новому, но чему, кому, кто ждал ее, Катю, женщину, красивую холодной, недоступной красотой светлоглазой шатенки, отступницу, так и не обретшую веру в любовь, но и не забывшую о юношеских мечтах?!
Боже, пошли мне любовь, стремительно подумала Катя, не надо ни семьи, ни детей, просто дай мне испытать полную отдачу другому человеку, дай познать само чувство. Пожалуйста.
В таком настроении Катя приехала в центр города, в спрятавшийся в переулочках спортивный клуб. Сквозь легкий снег она прошла от стоянки для машин к входу. За раздвижными стеклянными дверями светились огоньки нарядной елочки. Катя вздохнула. Что же, если праздники ничего не значили для нее, то для остальных людей настало время каникул, развлечений и встреч с родственниками и друзьями.
До Нового года Катя успела несколько раз побывать в клубе. Ей нравилась установившаяся там атмосфера сдержанного дружелюбия. В этот январский день, однако, за стойкой девушек-администраторов царило оживление. Обычно тихие и деловитые, девочки шушукались и посмеивались. Выпили украдкой шампанского, подумала Катя.
Но, протягивая Кате ключ от шкафчика в раздевалке, одна из девушек объяснила Кате причину их веселья:
- Егор приехал. Вы его еще не видели, конечно же. Егор с осени путешествовал. Мы боялись, не вернется.
Катя непонимающе смотрела на сиявших от счастья девушек. Какой еще такой Егор?!
Поняв, что имя ничего не говорило Кате, другая девушка сказала:
- Егор – наш преподаватель тайцзи. Он - гордость нашего клуба, преподает только у нас, ни у кого больше. Обязательно сходите к нему!
Катя кивнула. Ага, непременно схожу. На тайцзи, аква-аэробику и, чего уж там, на контурную пластику лица и в солярий. Приобрету купальник с блестками и тапочки для бассейна с бантиками.
Катя так увлеклась мыслями о своем преображении, что по дороге в раздевалку столкнулась с шедшим ей навстречу мужчиной.
- Извините, - она подняла глаза на незнакомца. – Прошу прощения.
- О, мне было очень приятно, - любезно ответил ей мужчина и улыбнулся.
В затертых джинсах и свитере с высоким воротом, выше среднего роста, кареглазый, с очень короткой стрижкой, он сразу же поразил Катю своей легкостью и скрытой силой. Кате показалось, что он – ее ровесник, но мгновением позже она решила, что ему должно было быть около тридцати, не больше.
Глаза незнакомца лучились мягким, теплым светом. Он ласково, внимательно смотрел на Катю, и на миг у нее возникло ощущение, не неприятное, что только что встреченный человек знал о ней все, видел и понимал ее душу, как никогда не увидел бы и не понял бы никто другой. Катя внутренне ахнула, изумленная очарованием этого явно необычного мужчины.
- Егор! – восторженно вскричал юный женский голос за спиной у Кати . – Егорушка, вернулся! Боже, какая радость! Как же мы без тебя скучали!
Егор легко дотронулся до Катиной руки, словно извиняясь за то, что должен был ее оставить, рассмеялся и раскрыл объятия двум стройным девицам в яркой спортивной форме, крайне, чуть ли не до слез, взволнованным и счастливым.
Так вот он какой, этот их Егор, подумала Катя. Интересный персонаж.
Девушки по очереди мимолетно склонили головы на грудь Егора, он нежно погладил и одну, и вторую по волосам.
- Я сказал, уезжая, что вернусь, и вернулся, - завершив ритуал встречи, он мягко отстранился от девушек. – Прилетел перед Новым годом.
- Когда твое первое занятие?
- Если примут обратно в клуб, то завтра, наверное. Но не знаю, долго странствовал.
В мягком голосе Егора Катя уловила едва слышную иронию. Очевидно, его не могли не принять в клуб. И, подумала Катя, не менее очевидно, что не я не одна нахожу Егора очаровательным. Девушки и не собирались от него отходить, готовые внимать каждому слову вернувшегося путешественника.
Катя закинула на плечо спортивную сумку и решительно направилась к раздевалке.
Не красивый, но притягательный сочетанием мягкости и уверенности. И взгляд, удивительный взгляд, бередящий душу.
Да чтоб тебя, рассердилась сама на себя Катя. Дело лишь в том, что Егор ни на кого не похож. И тут же внутренне рассмеялась, поняв, что незнакомец уже стал для нее Егором.
На беговой дорожке Катя решила забыть о нем.
Просто забыть; он – никто в ее мире преуспевающих людей, тренер в спортивном клубе, пусть и именующий себя преподавателем тайцзи, если она верно расслышала. Я – не сноб, говорила себе Катя, перейдя с быстрого шага на легкий бег, но социальная иерархия существует. Мы лучше понимаем людей своего круга. Я уже не раз убеждалась в этом, разве нет?! Я видела этого человека одну минуту. Он сказал мне всего лишь несколько слов. Так почему я вообще думаю о нем?!
Ты думаешь о нем, потому что незнакомец, увидевший тебя в первый раз, посмотрел тебе прямо в душу, сказал Кате тихий ясный голос, тот самый, который годы назад назвал любовь завершенностью.
Есть ли женщин, есть ли у меня душа?
Бег приносил Кате ясность мысли. Такое бывало с ней и раньше; она не раз находила для себя ответы на сложные вопросы во время быстрой ходьбы или бега, но прежде ее занимали или профессиональные, или личные проблемы – как выстроить общение с новым клиентом, как вести себя с новым знакомым.
Да, у меня есть душа, и моя грусть по недостижимому проистекает из ее глубин.
Катя замедлила движение.
Она испугалась саму себя.
Да почему же я не могу просто стать обыкновенной, горько подумала Катя. Почему все должно быть сложно, и не сложно, а усложнено до предела?! Я же приехала в клуб на тренировку, а рассуждаю о духовных вопросах. Я схожу с ума?! Этот Егор, будь он неладен- симптом безумия?! Он вообще существует, или я его придумала?!
Егор существовал.
Катя увидела его, выходя из зала для кардиотренировок.
Егор стоял у витрины маленького клубного кафе, окруженный женщинами, и что-то рассказывал им, взволнованным, восхищенным, влюбленным в него, ловившем каждое слово стройного мужчины с лучистыми, ласковыми глазами.
Катя вздохнула и пошла в тренажерный зал.
Изнуряющая физическая нагрузка не раз помогала ей навести порядок в мыслях. Порой Катя занималась с тренером, порой – сама, не давая себе никакой поблажки. Она мерилась силой сама с собой, и соперница в, отраженная в зеркалах, стройная сильная женщина с короткой стрижкой и мрачными серо-зелеными глазами, была серьезной.
В тот день Катя больше Егора не встречала.
После тренировки она отправилась в бассейн и парные, а, вернувшись в раздевалку, обнаружила, что ей и написал сообщение, и позвонил Петр, которого Катя звала своим «вечным любовником».
Катя и Петр знали друг друга с давних лет, с молодости, с тех чудесных времен, когда после долгих часов работы в офисе отправлялись в какой-нибудь шумный клуб или в бары и пабы, чтобы снять напряжение дня за кружечкой пива или бокалом вина и флиртом, порой имевшим не невинное продолжение. Тогда никому и в голову не приходило вечером благонравно вернуться домой и, приняв теплый душ, уснуть со стопкой распечатанных документов на груди. Нет, нет, только не стариковский сон. Они и познакомились в баре, недалеко от офисного здания, где, как выяснилось, оба и трудились, Катя – у отца, Петр – в инвестиционной компании. Оба начинали жизнь, не искали серьезных отношений, ценили скоротечные минуты отдыха. Ни Кате, ни Петру не нужна была даже иллюзия любви. Роман вспыхнул и угас, рассыпавшись искрами, а дружба оказалась настоящей. Все эти годы они то и дело оказывались в постели; Петр женился, развелся и женился вновь, но, несмотря на удивительное созвучие с Катей, отбросил мысль формального союза с ней как совершенно нелепую .
- Ты – мой лучший друг, – сказал он как-то Кате, - самый близкий друг.
И рассмеялся:
- Понимаешь, мы с тобой так хорошо друг друга знаем и понимаем, что брак только опошлит нашу дружбу. Мы – романтики, девочка, мы с тобой - романтики и негодяи, бескорыстные и бессовестные.
Тогда Катя почувствовала облегчение – отказывать Пете было бы тяжело, а потерять его, друга, не верного, но постоянного, понимавшего и принимавшего ее образ жизни, означало бы абсолютное одиночество. Позднее, однако, у нее появилось чувство обиды, как бы не серьезной, шутливой – Петр мог бы и сделать предложение узаконить их интимную дружбу. Он ничем не рисковал бы, так?! Или Катя согласилась бы?! Возможно?!
Петр, жизнерадостный и обаятельный, вел сложную личную жизнь. Катя знала, что, помимо нее, у него то и дело случались и другие увлечения. Его первый брак распался из-за ревности жены, ревности, впрочем, не беспочвенной. Петр не любил оправдываться и быстро устал чувствовать себя виноватым. Ко второй женитьбе он стал осмотрительнее, научившись вести свою отдельную жизнь, никак не влиявшую на семью. Но у тайной свободы оказалась своя цена. Петр расплатился карьерой – он неизменно был так занят личными делами, что упустил все возможности для продвижения в работе и навеки остался старшим финансовым аналитиком. Катино упорство в профессиональной жизни его и восхищало, и раздражало. Их дружбу нельзя было назвать безоблачной. Однако их объединяло свободолюбие, и дружеские размолвки заканчивались примирением. Не было случая, чтобы Катя не встала на сторону Петра, как и он всегда поддерживал свою удивительную подругу, женщину с мужским характером, более мужским, чем у многих знакомых ему мужчин.
Андрей Петру чрезвычайно не нравился.
- Катя, тебе бы астрофизика найти. – Петр говорил с улыбкой, но серьезно. – Принципиально другого мужчину. Не из мира бизнеса, детка. Ты у нас вызываешь чувство неполноценности, понимаешь, мы с тобой сражаемся на одном поле. И проигрываем тебе. А Космос непознаваем.
- Я предпочла бы бойца космического десанта, спасибо за заботу, - парировала Катя.
В словах Петра, однако, и Катя поняла это позднее, скрывалась истина. Она неизменно знакомилась с целеустремленными мужчинами из делового мира. Они могли, конечно, заниматься рекламой, как Андрей, и казаться более раскованными и легкими в общении, чем ее коллеги-юристы, но и их профессиональная жизнь требовала собранности и последовательно прилагаемых усилий для продвижения вверх. Катя действительно могла тревожить их своим очевидным успехом. Трастовое управление активами. Чтобы получить у нее, лично у нее консультацию, нужна была рекомендация. Два прекрасных образования – юридическое и финансовое. Легкость в деловом общении, и, вместе с тем, уверенность в своих силах , которая могла обернуться жесткостью, потребуй того обстоятельства. Возможно, думала Катя с невеселой улыбкой, при окончании нашего романа мужчины чувствуют облегчение, потому что им становится не нужно ни сражаться со мной в заранее проигранных сражениях, ни соответствовать роли моего спутника. Я – легкая в отношениях, пока от моей легкости, очень напоминающей равнодушие, не хочется завыть и убежать прочь, в спасительное тепло понятных ожиданий
Но где встретить астрофизика?!
Катя искренне ценила Петра за откровенность. Он не оставлял Кате иллюзий, и, признавала она, хотя самообман порой казался благим и необходимым, ложь самой себе стала бы разрушительной.
В этот раз Петр звонил, чтобы, как он прямо сказал, заехать к Кате отдохнуть от семьи – жены и дочки.
- Катя, я просто тихо посижу, - в голосе Петра слышалась усталость, - очень тихо посижу. Иначе не продержуcь до конца праздников. У нас тут Дед Мороз побывал, и я его испугался.
Катя расхохоталась.
- Ничего смешного, - рассмеялся и Петр. – Американцы боятся клоунов, а я, как выяснилось, опасаюсь Дедов Морозов. Есть в них что-то жуткое, согласись. Одни бороды чего стоят.
По дороге домой Катя заехала в супермаркет. Покупки холостяка, подумала она- сыры и паштеты к вину, потому что Петр, конечно же, приедет на такси, хрустящий хлеб, две баночки фруктового салата. Порой, встречая в весьма дорогом магазине семьи с маленькими детьми, Катя чувствовала превосходство над продуманно одетыми, изящными молодыми мамами, прилагавшими явные усилия, чтобы оставаться привлекательными для своих отнюдь не стройных супругов, угрюмо смотревших в коммуникаторы. И все же время, предназначенное ей природой для продолжения рода, неумолимо шло. В ее кругу не было кого, кто отважился бы прямо сказать Кате: «Решайся! Потом будет уже поздно. Наймешь няню, горничную, просто решись!» Даже хорошо знавший Катю врач в престижном медицинском центре не позволяла себе ничего, кроме : «Вы в прекрасной форме, вот что значит следить за здоровьем». Временами, как правило, в критические дни, которые Катя с ранней юности переносила очень легко, не понимая, от чего так страдают другие женщины, у нее возникало странное ощущение, что она как бы зря расходует свое здоровье. Да, я в замечательной физической форме, но для чего я так истово забочусь о своем теле, если отказываю себе в самом естественном женском желании – выносить и родить ребенка?!Затем ощущение отступало перед натиском наэлектризованных до предела будней, а праздников, как таковых, у Кати не бывало. Но нервные тики то и дело напоминали Кате, что и ей нужно хотя бы иногда расслабляться и мечтать.
Было бы наилучшим выходом, подумала Катя, возвращаясь с пакетами в свою машину, наилучшим выходом, будь у меня брат или сестра, но лучше брат. Он женился бы и стал отцом, а я- доброй тетушкой и направила бы все свои чрезвычайно слабые материнские инстинкты на племянников или племянниц. Тут Катя рассмеялась. Брат мог бы и не жениться, а стать упрямым холостяком. Жене брата могла прийтись не по нраву Катя. И так далее.
Следом за Катей приехал Петр, немного, по хорошему, пьяный. От него пахло виски, шипровыми мужскими духами и шоколадом – очевидно, выходя из дома, Петр прихватил с собой парочку конфет.
- Привет, моя дорогая подруга, - он обнял Катю. – Искренне желаю тебе в новом году любви. Встретить, наконец, того самого астрофизика.
- Космос непознаваем, - ответила Катя. – Снимай куртку и проходи. Ты, что, пиццу раздобыл?
- Представь себе, - довольный Петр передал Кате две коробки. – Вот ведь хорошие люди, работают второго января. Не говори только, что ты и сейчас на диете.
- Я никогда не бываю на диете, - поправила его Катя, - я слежу за тем, что ем. Это разные вещи.
-Ладно, ладно, - Петр прошел в студию. - Сразу же бурный секс или поговорим для приличия?
Катя не очень вежливо толкнула Петра к дивану.
- Ты бы прилег,- она дала ему плед. – Отдыхай. Я тебя разбужу, когда буду готова к сексу.
Они одновременно рассмеялись.
- Разве не чудесно, что после всех лет вместе я все еще тебя возбуждаю? – с мягкой иронией сказал Петр. – С женой пять лет, и уже ей надоел. А ты все еще мне рада. Дружба – великая вещь.
- Ладно, спи. Буду оборонять тебя от Дедов Морозов и клоунов, - улыбнулась Катя.
– Действительно, дружба – великая вещь.
Петр послушно уснул.
Катя вздохнула.
Ровесники. Но за последний год Петр погрузнел, а в русых волосах, уже немного поредевших, прибавилось седых волос. Он все еще был очень хорош собой, однако очарование молодости безвозвратно ушло. Как многие мужчины с тайной, двойной жизнью, Петр начинал проигрывать времени. Начиная новое увлечение, он забрасывал спортзал, проводя отведенные для фитнеса часы с новой любовницей. Расставаясь, Петр закуривал. И так далее, и так далее.
Катю охватила грусть.
Не сдаю ли и я сама, невесело подумала она, превращаясь, как бы незаметно, в женщину среднего возраста?
Правый уголок ее рта предательски дернулся. Следовало немедленно взять себя в руки. Катя решительно загрузила в стиральную машинку свою спортивную форму и, задав нужную программу, прилегла рядом с Петром.
За окном шел снег.
Близость мужского тела успокаивала, даже если через несколько часов Петр должен был отправиться к своим девочкам, как он их называл. Катя никогда не задавалась моральной стороной их отношений и не считала себя «любовницей» Петра. Смысл их связи заключался в дружбе, редкой дружбе женщины и мужчины. Проводя этот вечер с ней, Петр не изменял жене – он отдыхал, чтобы вернуться домой в ровном расположении духа. Однако мало кто смог бы понять и принять их близость, и еще меньше мужчин и женщин решились бы на такой подход к отношениям – непривычно, непонятно, опасно.
Катя прикрыла глаза. Зуммер стиральной машинки разбудит их, даже если они крепко уснут. Петр беспокойно вздохнул. Возможно, во сне его преследовал Дед Мороз?! Катя тихо рассмеялась.
Затем ей вспомнился Егор.
Он вновь смотрел на нее, и в его великолепных, мягких, полных света глазах было нежное, ласковое участие, от которого хотелось разрыдаться и выплакать тайное горе, тщательно укрываемое от других. Склонить голову ему на грудь и позволить боли уйти вместе со слезами. Как такое было возможно?! Незнакомец, совершеннейший незнакомец, и все же, думая о нем, Катя чувствовала непривычное доверие.
Доверие?!
Но можно ли доверять в личных отношениях, не опасно ли это, не глупо ли?!
Да, конечно же, Петр, например – мой друг, думала Катя, возможно, самый близкий мне человек, и все же он не знает, что порой я задумываюсь о возрасте, об уходящих годах, отпущенных мне природой для материнства. Петр поглощен своей жизнью, и, кроме того, с его точки зрения, проблемы как таковой нет – хочешь малыша или малышку, так ищи здорового отца, а вырастишь сама, благо все средства для этого уже есть. Мы что-нибудь, да и скрываем друг от друга, и мы с Петром, и все люди в целом – нам нужны свои тайны, свои потайные комнатки, свои шкафчики с жуткими сувенирами, нам нужно что-то ото всех оберегать, иначе мы исчезнем. То, что мы никому не рассказываем, и составляет наши истинные истории, вот только узнай кто-нибудь нас по настоящему, полюбуйся наш лучший друг или подруга на плавающие в формалине времени воспоминания детства, останутся ли эти милые люди с нами?! Не убегут ли они в ужасе, и от увиденного, и от того, что мы ждем ответной откровенности?!
Однако, когда переживаемая в одиночку душевная боль становится непереносимой, у нас не остается другого выбора, кроме как приоткрыть свои секреты – не до конца, , конечно же, мы и сами не перенесем своих же искренних признаний, но мы можем немного смягчить то, что храним в глубинах души. Я не скажу: «Меня не любят ни отец, ни мать, мне не на кого опереться в жизни, и я заменяю любовь влюбленностями, потому что не перенесу краха и романтической любви – меня некому будет утешить». Я скажу: «У моих родителей сложные характеры».
Но глаза Егора призывали к откровенности, река одиночества, подхватившая Катю осенью, сливалась с другой рекой, пока безымянной, и мощное течение великого потока Бытия уносило Катю в неизвестное.
Затем Катя уснула.
Как она и предполагала, их с Петром разбудил зуммер верной стиральной машинки.
Катя поднялась и выключила ее, а затем вернулась к Петру. У Кати появилось, уже не в первый раз за последнее время, чувство, что Петр не сразу понял, где именно он проснулся. Возможно, так и было; все знакомые женщины слились для Петра в один образ, то волнующий, то вызывающий раздражение, и в первые минуты после пробуждения ото сна он искренне не мог отличить одну из них от другой. Он занимался сексом со всеми ними сразу, с Женщиной как таковой, лишь позднее распадавшейся на отдельные фигуры. Но для Кати тонкости устройства мужской психики не имели значения, во всяком случае, не в тот январский вечер. Секс под аккомпанемент метели за окном, и прекрасно.
Затем последовал чудесный вечер.
Петр принял душ, изрядно налив воды на пол Катиной ванной комнаты, они разогрели пиццы и посмотрели еще один фильм ужасов, еще более ужасный, чем тот, под который Катя проводила старый год и встретила новый.
Отдохнувший, спокойный, Петр уехал домой, а Катя приняла долгую ванну и легла спать.
Третьего января ожил ее рабочий коммуникатор. Когда пришло первое сообщение от одного из давнишних клиентов, оставшегося в духе нелегких времен в Москве, Катя испытала такое облегчение, что у нее дрогнули колени. Затем пришло и второе сообщение, от другого клиента, и к обеду Катин праздничный календарь был занят до Рождества. Ее хотели видеть весьма серьезные люди, и, какие бы тяжелые мысли о неумолимом времени и одинокой жизни ни приходили к Кате, ее деловая репутация росла, принося ощутимое вознаграждение – деньги, большие деньги. Женщина, которая всегда держит слово. Женщина, которая никогда не устраивает истерик. Женщина, с которой можно поладить во всех смыслах. И при своем ясном, стремительном уме красивая, настолько красивая, что просто посидеть с ней за столиком ресторана – целебный бальзам на хрупкое мужское эго.
Катя два раза приезжала к фитнес-клуб, но Егора не видела – он, очевидно, вел свои занятия в другие часы. Его приняли обратно, на доске объявлений появился небольшой плакат с гармоничным китайским пейзажем: горами, водопадом и птичкой на ветке деревца, сопровождавшийся словами: «В нашем клубе возобновляются занятия тайцзи-цуань. Запись у администраторов».
Стоило Кате вернуться к делам, отложенным не по ее воле на три дня, и образ Егора потускнел, а горькие мысли о смысле жизни отступили под натиском неотложных проблем и вопросов, которые нужно было решать, и решать быстро и хладнокровно.
На Рождество Катя неожиданно для самой себя уехала в Петербург.
В конце лета, в то же самое время, когда Катя простилась с Андреем, женился, и не в первый раз, давнишний друг ее отца. Катя знала Михаила с ранней юности, когда мужчины познакомились и начали неспешно, присматриваясь друг к другу, выстраивать и деловые отношения, и дружбу. Новой жене Михаила не было и тридцати. Между супругами пролегали десятилетия, и, несмотря все благие намерения молодоженов, разница в возрасте давала о себе знать. Аня скучала в кругу знакомых мужа, он чувствовал себя древним старцем в компании друзей жены, невольно затихавших в присутствии ровесника своих родителей. В Петербурге Михаил собирался встретиться кое с кем из деловых приятелей, как он их называл. Некоторые вопросы быстрее решались за ранним ужином и прогулкой по набережным, чем в бесконечной переписке и уклончивых разговорах по телефону. В последний момент Михаил сообразил, что Ане было бы грустно оставаться одной днем, пока шли неформальные, но, тем не менее, важные встречи. Кроме того, ему не хотелось бы, чтобы красивая молодая женщина одиноко бродила по Невскому или уж тем более задумчиво пила вино в баре. Ну уж нет!
- Катя, буду очень признателен, если составишь нам компанию, - в голосе Михаила слышалась явная просьба. – Номер я тебе уже организовал. Правда, не в нашем отеле, но на Невском, недалеко от Московского вокзала. Мы будем на набережной Мойки. Естественно, и билеты на поезд, и отель оплачены. Погуляй два дня с Аней. Выручи старика. Твоего отца я предупредил.
Катя задумалась лишь на минуту. Еще один вечер, теперь уже рождественский, в компании Петра?! Михаил стократ отплатит за услугу, в общем-то, не обременительную. Забавно и трогательно, что он старомодно сообщил об общей поездке в Питер ее отцу.
- Буду рада поближе познакомиться с Анной, - любезно ответила Катя.- На вашей свадьбе мы едва ли обменялись парой слов. Уверена, мы чудесно проведем время.
Она выехала из Москвы ближе к вечеру пятого января, сразу же после долгого обеда с одним из клиентов. Они пришли в ресторан одновременно, и тот с интересом посмотрел на дорожную сумку, которую Катя вместе с теплой курткой отдала гардеробщику.
- Куда отправляешься, Катя? Загород?
Катя улыбнулась:
- В Петербург. На два дня.
Она понимала, что несмотря на несколько лет общения, клиент, как и другие ее деловые знакомые, ни за что не решился бы спросить, с кем она уезжала. Скажет сама, так скажет. Но ему было явно интересно, кто составлял компанию прекрасной и суровой Екатерине.
Катя чуть слышно вздохнула и пояснила:
- По приглашению знакомых отца. В свободное время хочу пройтись по центру. Музеи будут закрыты, я думаю.
Катя никогда не видела смысла в таинственности. В ее сфере деятельности человек должен был быть совершенно ясен и понятен тем, с кем вел дела. Никаких загадочных исчезновений с возлюбленными, никаких отключенных коммуникаторов.
- Завидую, - искренне ответил клиент, - неизменно восхищаюсь людьми, которые могут спокойно проводить время наедине с собой. Тем более, когда такой человек так прекрасен, как ты, - и он рассмеялся, смягчая комплимент.
Но мне не спокойно наедине с собой, вспомнила Катя его слова, выходя из вагона «Сапсана» в Петербурге. Мне не спокойно. Я здорова, обеспечена, но, совершенно очевидно, деловых успехов, денег и здоровья недостаточно для счастья. Требуется еще что-то, самое важное, то, что или придаст смысл моей жизни, или укажет, где его искать. Господи, да не может же быть, что я вновь, как в юности, идеализирую любовь?!
Отель, в котором для Кати забронировали номер, располагался поблизости от Московского вокзала. Брать такси не имело смысла. Она неспешно шла сквозь ледяную изморозь, позволяя влажному ветру пробирать ее до дрожи. Казалось, два города, Москва и Санкт-Петербург, находились зимой в разных измерениях. Сухой московский морозец будоражил и звал пойти вечером на прогулку в ярко освещенный парк, или отправиться на каток, туда, где готовят глинтвейн, где звучит музыка, где зима не опасна, а, напротив, желанна, как время каникул и развлечений. От неумолимой же ночи в северной столице было не откупиться жалкой гирляндой фонариков и стаканчиком с горячим вином. Здесь темнота проникала в душу и пробуждала тайные страхи. Вода, вода, покрытая льдом – разве должно быть холодно там, где так много воды?
В номере отеля Катя задержалась лишь для того, чтобы достать из дорожной сумки и надеть теплый свитер. Она должна была встретиться с Анной на следующий день, шестого января. Михаил предполагал, что его дела продлятся до ужина; Катя и Анна договорились встретиться в полдень у Гостиного двора и решить, как лучше провести дневные часы. На вечер же пятого января общих планов намечено не было.
Катя немного постояла в тепле своей комнаты. Возник и ушел соблазн никуда не ходить, а отправиться в спортивный клуб при отеле, пробежаться по дорожке, зайти в сауну, а затем заказать в номер что-нибудь прекрасное и запретное в другое время года, например, чизбургер с картофелем фри. Катя собралась с духом и вышла из номера. Пройдусь полчаса, не больше, решила она.
Стоило Кате выйти на Невский, и ее вновь пробрала дрожь. Теперь, однако, непривычный влажный мороз взбодрил ее, и Катя легко зашагала к набережной Фонтанки. Где-то в окружавшем ее мире, возможно, намного ближе, чем она думала, жил человек, мужчина, которого ей предстояло полюбить. Холод не отрезвлял ее мысли, а, наоборот, пьянил. Отличается ли любовь взрослых людей от юношеских страстей? Вот и узнаю, говорила себе Катя. Она постаралась вспомнить, была ли влюблена в кого-нибудь в студенческие годы. Да, конечно, была влюблена, еще как влюблена, на втором курсе, и память услужливо подсказало ей имя того мальчика – Антон. Год встреч, и Катя испугалась. Чего именно? Того, что встретила свою судьбу слишком рано.
Да, тогда я пришла в смятение, поняв, что могу остаться на годы с Антоном – не первым моим мужчиной, но первым, кого я полюбила. Увязнуть в раннем браке, в котором сам Антон видел логичное развитие наших отношений?! Это не он, не тот самый человек, который придаст мне завершенность, Антон, ровесник, однокурсник, просто не может быть моей судьбой. Не сейчас, не сейчас, не сейчас. Я повторяла и повторяла эти слова, убеждая себя, что нам нужно было расстаться, хотя бы на некоторое время. Попрощались же мы на всю жизнь. Антон женился на следующем курсе. В его планы входила женитьба до окончания учебы, и, желательно, на девушке из семьи со связями. Сперва было странно встречать Антона в институтских коридорах и видеть на его безымянном пальце обручальное кольцо. Позднее остаточное чувство ушло.
Катя сбавила скорый московский шаг.
Она с улыбкой вспомнила свою первую поездку в Швейцарию,, в Цюрих. Тогда она также вышла из гостиницы на вечернюю прогулку, предполагая пройти от озера до вокзала. Кате почему-то казалось, что маршрут займет не меньше часа – шутка ли, пройти через весь центр города! Однако через двадцать минут она с изумлением стояла у вокзала, понимая, что пробежалась по Банхофштрассе и даже не запыхалась.
Со студенческих времен прошла целая жизнь, и все же я остаюсь все той же мечтательницей, подумала Катя, идеалисткой, которая мастерски выстраивает свою личную жизнь так, чтобы каждый раз при расставании с мужчиной говорить себе: «Только не сейчас, это не может быть он, я не хочу банальной, обыкновенной судьбы. Я ищу великую любовь».
Она повернула обратно, к Невскому. В отель, в тепло, в уютное кресло у окна. Ужин и сон.
Но как я узнаю, что встретила Великую Любовь? Катя чуть покачала головой. С возрастом расставания стали тяжелее. Каждое прощание приводило в движение глубочайшие пласты души, и то, что казалось забытым или надежно скрытым от самой себя, проникало в сознание. Наверное, можно измерять жизнь числом мужчин, которые навсегда остались в прошлом – теми, кого больше не увидишь, а если и встретишь случайно, то пройдешь мимо. Все, что прошло – прошлое.
Невский проспект был уже близко. Катя и не заметила, что, поглощенная мыслями, ушла так далеко. Теперь она по настоящему озябла. Холод реки, холод камня. Неуютный, беспощадный город, но, возможно, именно тот, где можно найти себя, если достанет мужества пройти через бесконечные зимние ночи и такие же бездонные летние дни, когда призрачный свет будит тоску по утраченному или не пережитому.
Егор.
Катя вздрогнула.
Ей казалось, она забыла преподавателя тайцзи; то была случайная встреча, мимолетное столкновение, легчайшее прикосновение, ничего не значившие для взрослой, опытной, состоятельной женщины. Однако лучистые теплые глаза Егора вновь смотрели на Катю сквозь мелкий снежок, обжигавший лицо. Он видел в ней то, чего не видели другие, и в миг, прежде чем вступить на Невский и укрыться от душевной смуты в огнях нарядного проспекта, прежде чем раствориться в гулявших людях, став одной из них, Катя поняла, что хочет вновь увидеть Егора. Возможно, морок развеется, он превратится в обычного, пусть и привлекательного, молодого мужчину.
Катя перевела дух.
Будь я мужчиной, то решила бы, что мне пора жениться, иронично подумала она. Но, так как я –женщина, то решаю, что мне пора влюбиться. Что за чепуха. Кофе? Да, кофе.
По дороге к отелю Катя зашла в кондитерскую «Север». Стоило закрыть за собой дверь, как ее окутало ванильное, кремовое, шоколадное тепло. Девичий рай, и не важно, сколько лет девочкам. Встретиться с подружкой, устроиться за столиком и, попивая горячий шоколад, вести задушевную беседу. О чем? О ком? Возлюбленные, поклонники, мода, новинки косметики. Я не отсюда, сказала себе Катя. Мой мир - крайне занятые мужчины, женщинам отведены второстепенные роли. Конечно, я – не единственная деловая женщина на свете, но я не верю в женскую дружбу. Я не хочу ни с кем делиться своими переживаниями. Не хочу выслушивать ответных историй. Встреться мне такая же, как я, подружилась бы. Но не встречается.
Катя расстегнула куртку.
Она не покупала домой ни конфет, ни шоколада, чтобы не искушать саму себя чем-нибудь вкусненьким, пила горький кофе и так редко съедала что-нибудь сладкое, что всякий раз изумлялась непривычному, забытому вкусу сахара. У нарядных витрин с пирожными и тортами ее охватила растерянность. Позволить себе эклер? Или соблазнительный десерт в стаканчике? Взять себя в руки и обойтись двойным эспрессо?
В конце концов, Катя выбрала пирожное «Север» и капуччино и, присев к столику, достала из сумки коммуникатор. Она и в праздники проверяла сообщения и почту несколько раз в день, а заодно читала ленты новостей, и российские, и зарубежные. К тому же, стоило подумать над текстом рождественских поздравлений. Конечно же, ее деловые знакомые вряд ли помнили, что было написано в новогодних сообщениях, но отправить те же самые слова казалось Кате верхом неучтивости. Рождество предполагало нечто более возвышенное, чем дежурное пожелание успехов в работе.
Катя вернулась в реальность своей жизни.
Она рассеянно съела кусочек пирожного, читая заголовки интернет-изданий. Я не хочу ничего менять, быстро подумала она, мне нравится моя жизнь, я хочу лишь дополнить ее, добавить цвета, не более.
Катя успокоилась. Она напомнила себе, что приехала в Петербург не погулять и не отдохнуть. У всего, что я делаю, должна быть четкая цель, - так давно решила Катя. Это может быть какая угодно цель, пустячная или великая, явная или тайная, но я сама должна понимать, для чего совершаю то или иное действие. Я здесь, в Петербурге, не для того, чтобы потеряться в собственных переживаниях. Я хочу использовать эту возможность, чтобы сблизиться с влиятельным человеком, Михаилом, чтобы иметь возможность обратиться к нему не как дочь его друга, а сама по себе, в своем собственном качестве.
Она допила кофе и направилась к своему отелю. Принять душ и лечь спать, чтобы утром проснуться свежей и легкой. На проспекте ее вновь пробрал влажный холодный ветер, но Катя всего лишь поправила капюшон куртки и поежилась. Зима – это просто зима. Тридцать девять лет - возможно, завершение молодости и начало перехода в зрелость, но в наше время средний возраст не означает первых признаков дряхлости. Напротив, приближение к середине жизни – прекрасно, потому что опыт уже пережитого становится первой мудростью.
Так говорила себе Катя, укладываясь спать в своем уютном номере, но все же, когда она закрыла глаза, ей вновь вспомнился Егор. Он улыбался , нежно и ласково смотрел ей в глаза и прикасался к ее предплечью, но в Катином воображении не откликался на голос давних знакомых по занятиям в клубе, а оставался с ней, и за прикосновением следовало объятие, то ли любовное, то ли дружеское.
Влюбилась, сонно рассмеялась Катя, влюбилась в незнакомца, как школьница.
Я хочу тебе узнать, думала она на самой кромке сна, я хочу с тобой познакомиться, раз уж ты проник в мой мир, загадочный преподаватель тай-цзи. Раз, два, три, Егор, я иду тебя искать.
И она уснула.
В двенадцать часов дня шестого января Катя стояла у центрального входа в Гостиный двор, любуясь холодным солнечным светом. За ночь погода переменилась, и теперь город сиял во всем своем сдержанном аристократичном великолепии. Однако мороз не отступил, а, напротив, заметно усилился. Катя немного прошлась, шагов десять вперед и назад, к входу. Ее не беспокоило то, что Анна задерживалась. Катя давно не принимала опоздания на встречи на свой счет. Если бы кто-то и захотел показать ей свое превосходство, явно заставив ждать, то просто жестоко поплатился бы за это, попав в Катин личный «черный список» ненадежных людей. Но, как правило, опоздавший человек с извинениями объяснял причину: пробка на дороге или затянувшееся совещание, с которого не получалось выбраться в нужное время. В Катином деловом мире все внимательно присматривались друг к другу. «Слушай, он странный. Ждала его двадцать минут, ни звонка, что задерживается, ни извинений. Появился. Смотрю, озирается, как будто за ним следят. Дерганый. Мутный какой-то. Знаешь, я и свернула разговор. Зачем иметь дело с таким персонажем?! Так что смотри сам. Мне он не понравился». Так могла сказать Катя проверенному знакомому о ком-то новом, и к ее словам прислушались бы. Правда, зачем иметь дело с таким мутным персонажем?! Анна же была никем и имела значение только в качестве то ли третьей, то ли четвертой жены Михаила. Она существовала в другом измерении, где не действовали законы измерения Кати.
Пять минут, и вхожу внутрь, решила Катя. Куплю что-нибудь милое. Если не придет, пообедаю с вином где-нибудь на Рубинштейна. В каком-нибудь «Винном шкафу». И высплюсь днем в отеле.
- Катя, верно? – произнес женский голос справа от Кати.
Она повернулась, чуть удивленная тем, что ее можно узнать со спины.
- Помню вас со свадьбы, - рассмеялась Анна. – Прошу прощения за опоздание. Решила пройтись и не рассчитала время.
- Все в порядке, - любезно улыбнулась Катя. – Чудесный день.
Она окинула Анну быстрым взглядом. На свадьбе та, конечно же, выглядела иначе. Сложная прическа, изысканное платье. Оно, кстати, показалось Кате слишком тяжеловесным для молоденькой женщины. Тогда у Кати мелькнула мысль, не злая, но и не добрая, шутливая, но способная ранить: свадебное платье могло принадлежать Михаилу, и он использовал его, как Принц из «Золушки» - туфельку. Та, которой платье приходилось впору, становилась невестой, а затем и королевой. Сейчас же на Анне, как и на Кате, была теплая куртка, джинсы и очень теплые на вид высокие ботинки.
- Вы не против, если мы пройдемся? – спросила Анна. – Город великолепен. Люблю Невский.
- Буду только рада. Пообедать предлагаю на Рубинштейна.
- Отлично. Я вчера заходила в Казанский собор. Ненадолго. Рождество.
Катя неслышно вздохнула. Конечно же, Рождество. Праздник, который нужно отметить, как и Пасху; мы не помним смысла святых дней, нам нет дела до мистерий духа, сокровенных тайн и символов, но мы делаем вид, что для нас они имеют значение. Катя не считала себя атеисткой. Но и не хотела верить вслепую, превращаясь в одно из лиц, затерянных в толпе прихожан церкви или храма. Если бы существовала религия, если бы Катя узнала об учении, которые позволяли человеку сохранять индивидуальность, которые требовали бы индивидуальности! Иными словами, как порой говорила сама себе Катя, я жду, когда Творец обратится именно ко мне, и я не согласна на меньшее. Я не хочу, чтобы мне рассказывали о Боге, я хочу пережить божественное. Но Катя понимала других людей – толпа давала иллюзию неодиночества. Иногда она жалела, что такой простой путь оказался для нее закрыт, возможно, из-за гордыни. Ну, что же поделаешь!
Анна предложила:
- Катя, мы можем пройти по Садовой улице, затем по Итальянской, снова выйти на Невский и пойти пить вино.
- Согласна, - откликнулась Катя.
Она предоставила Анне выбор тем для разговора. Что обсуждают женщины? Я так говорю, как будто принадлежу у другому полу, или, вернее, к особому виду женщин, несовместимому с другими, женственными, женщинами, хихикнула про себя Катя. Но мы не можем быть совсем уж разными.
- Как вам понравился отель? – спросила Анна.
- «Коринтия»? Чудесно. У меня клубный номер. Не спрашиваю, как вы устроились в «Кемпински». Они везде хороши.
Значит, темой будут путешествия и отели, подумала Катя. Неплохо. Природа, погода, авиалинии, возможно, достопримечательности. Лучше, чем новинки косметики. Я – злая, решила она. О чем я сама хотела бы поговорить? О трастовом управлении активами? О будущем криптовалют? О, ради всего святого, расслабься, Катя.
- О, да, верно, - и Анна неожиданно рассмеялась.
Затем она пояснила:
- Простите, Катя. Дело в том, что из-за нашей с Михаилом разницы в возрасте люди обычно предполагают, что я – искательница богатого мужа. Но я – из весьма состоятельной семьи. И успела до замужества и поработать, и поездить по миру. Я – фотограф. Образование художественное, но стала фотографом.
Катя кивнула:
- Интересное занятие. Мой отец и Михаил – давние друзья
- Я это знаю. И вы, конечно же, так или иначе встречали кого-то из бывших жен Михаила.
- Приходилось, да, - теперь рассмеялась Катя. Затем она добавила, уже серьезно, – Теперь прощения прошу я. Уверена, что ваш союз – особенный.
- Для меня –да, - неожиданно горько и вместе с тем спокойно проговорила Анна. – Для меня – особенный.
Разговор на некоторое время затих. Они шли по-московски быстро, легко подстроившись под общий темп ходьбы, словно уже не раз гуляли вместе. Катя чувствовала, что расслабляется. Анна не глупа, подумала она, напротив, явно умна. Что привлекло ее в Михаиле? Почему она вышла замуж за мужчину на тридцать лет старше, да еще с целым списком бывших жен? Тайна, должна быть тайна. Но, как бы то ни было, Кате нравилась их прогулка. В любом случае, лучше и интереснее, чем бесконечно бегать по дорожке или отжиматься в спортивном клубе. Меня послушать, невесело сказала себе Катя, так можно решить, что я бываю или в офисе, или на деловом обеде, или в постели с любовником, или в спортивном клубе, как будто не существует остального мира и других занятий, кроме работы, спорта и секса.
Затем разговор возобновился. До самой улицы Рубинштейна Катя и Анна обменивались впечатлениями о своих заграничных поездках. Тема странствий по свету была и приятной, и безопасной, если только у собеседников доставало такта не интересоваться спутниками друг друга. Но И Катя, и Анна говорили «я»: «Я полетела в Индию», «Я остановилась в чудесном отеле» и так далее. Слово «мы», предполагавшее путешествие с мужчиной, ни одна, ни другая не использовали.
Анна немного рассказала и о себе. Дочь влиятельного банкира, никогда не нуждавшаяся в деньгах, она трудилась не ради зарплаты, а потому, что ее очаровывали художественные возможности фотографии. Анна считала, что фотография – это искусство; помимо проектов для глянцевых журналов, она много снимала для себя, порой устраивая, не без помощи отца, свои выставки в небольших галереях. Ее старший брат работал вместе с отцом, поэтому от Анны никогда не ждали, что и она займется финансами.
- Я люблю снимать старые дома, - мечтательно сказала Кате Анна, - старые дома, но больше всего – старые статуи в парках. Осенью, зимой. В дождь, в снегопад.
Катя слушала ее, все больше удивляясь тем силам, которые свели стареющего, но неутомимого плейбоя и эту вечную девочку. Катя, дочь художницы, знала по собственному горькому опыту, что Анна могла никогда не повзрослеть, оберегаемая от суеты материального мира отцом, братом и мужем.
-Если я приглашу вас на свою персональную выставку, вы придете? – спросила Анна у Кати.
- Конечно, - ответила Катя, - с удовольствием. Приглашайте.
Так, то разговаривая, то умолкая, они дошли до ресторана.
Мороз предполагал красное вино, и, посовещавшись с сомелье, Катя и Анна выбрали бургундское, решив сразу же взять бутылку. Пока повар колдовал над сложными блюдами, им принесли тарелку с сырами. Катя сделала глоток вина, подцепила кусочек сыра с плесенью и окунула его в мед. Ей все больше хотелось узнать историю Анны, то, что произошло с этой девочкой до встречи с Михаилом. Однако их разговор мог остаться поверхностным. С чего бы Анне пускаться в откровения, подумала Катя, и, кроме того, не будет ли она ждать ответных историй.? Катя на миг представила, как выглядели бы в глазах законной супруги Михаила отношения Кати и Петра. Вряд ли Анна, с ее огромными распахнутыми миру серыми глазами, поняла бы смысл интимной дружбы, решив, что Катя – любовница женатого мужчины. Или облик девочки из хорошего семейства был обманчив, и Анна не стала бы осуждать тех, кто жил по своим правилам?
Когда бутылка наполовину опустела, а тема путешествий исчерпала себя, Анна на мгновение закрыла глаза, а затем решительно посмотрела на Катю и сказала:
- Катя, время откровений. Я понимаю, что, конечно же, не интересна вам и не могу быть интересна со своими фотографиями и маленьким хрупким счастьем. Вы – совершенно другая женщина. Я хотела бы быть такой, как вы – цельной, ясной, независимой. Ни от кого. Хотела бы распоряжаться своими чувствами. Но я слабая.
Анна вздохнула, чуть повернула свой бокал и продолжила:
- Я едва не погибла от любви.
Катя вздрогнула. Егор. Почему она снова вспомнила его, почему именно его? Что было такого в случайно встреченном мужчине, отчего он не оставлял Катю, все время вставая перед ее внутренним взором?
- Вы мне интересны, - просто ответила Катя.- Рассказывайте, Анна. Я гарантирую полную конфиденциальность. Моя деловая этика распространяется и на личное общение.
За окном ресторана начинались сумерки. День быстро угасал, уступая ночи. Леденящая темнота исподволь струилась по каналам и улицам, незаметно, но неотвратимо отвоевывая себе город. Январь, январь, холодный, долгий месяц в самом начале года; дни коротки, и праздничные обещания самим себе, торжественные клятвы, добрые намерения растворяются в бездонной северной зиме, поглощающей человеческое тепло.
- Не верьте, что любовь – светлое чувство, - Анна покачала головой. – Вернее, любовь может быть ясной и светлой, но в равной степени может приносить боль и отчаяние. Я никогда не думала, что переживу такую бурю, Катя, а сейчас все еще не верю, что жива.
Анна горько рассмеялась.
- Мне казалось почему-то, что у дочерей банкиров не случается личных драм. Понимаете, рано складывается круг общения с людьми своего круга. Да, я звучу, как сноб, но разве и вы не верите в глубине души, что страсти – удел и занятие богемы, но никак не хозяев этого мира?
Подумать только, я считала, что Анна могла бы не понять моих отношений с Петей, сказала себе Катя. Если кто-то и в состоянии понять нашу с ним дружбу, то, без сомнения, эта девочка.
- Его зовут Иван. Он жив, конечно же. Жив, здоров, летает по белу-свету. Он – журналист и фотограф, мы и познакомились на работе, можно сказать – в издательском доме, выпускающем журналы и о моде, и о путешествиях. Трагедия не в том, что нас разлучила судьба. Я влюбилась в него с первого взгляда, но все, чего я смогла добиться – короткого романа. Через два месяца встреч я наскучила Ивану. Наскучила. Но я-то не перестала его любить.
Анна умолкла, собираясь с силами для продолжения истории.
Катя задумчиво смотрела сквозь стекло, в темноту, еще более недобрую от света фонарей и витрин, лишь придававшего силу близившейся ночи. Ночь – это старость, подумала она, поэтому мы так сильно боимся ее. Но сегодня – Рождество, возможно, одна из немногих ночей в году, когда люди становятся сильнее страха, пусть и ненадолго.
- Вы знаете, Катя, сойти с ума от безответной любви в мир соцсетей проще простого. Я отказывалась верить, что наша с Иваном связь оборвана. Пока я была в Сети, заходя то на одну его страницу, то на другую, мы оставались вместе. Я знала, где он, куда собирается, что пишет, что снимает. Иван не отвечал на мои сообщения и, конечно же, внес меня в «черный список» контактов в телефоне, но меня это не останавливало. Я отправляла ему послание за посланием, надеясь, ч то он прочтет хотя бы одно из них и осознает, как глубока моя любовь. Тогда я жила с родителями, но в нашем большом доме они не замечали, что я перестала есть, спать, работать. Тревогу забила жена моего брата. Она оказалась самой чуткой. Она рассказала о моем состоянии брату, и Игорь, так его зовут, отправил нас с ней вдвоем в Италию.
Анна искренне улыбнулась.
- Да, как в старые времена. И брат оказался прав. Месяц путешествий, и мне стало легче. Я отступила от края пропасти. На полшага, но и этого оказалось достаточно.
Она посмотрела Кате прямо в глаза.
- Понимаете, Катя, ни у кого моложе не хватило бы сил так увлечь меня собой, что я вернулась к жизни . Михаил знает, конечно же, что как раз перед встречей с ним я пережила неудачное увлечение. Но то, что я была на краю гибели от любви, этого он не знает. Брат и его жена хранят эту тайну. Вы – третий человек, который знает, что не так давно я была больна, больна Иваном.
Анна сделала глоток вина.
- Я живу дальше, - тихо проговорила она. – Фотографирую, забочусь, насколько могу, и насколько ему это нужно, о Михаиле. Иван всегда со мной. Поймите, он – талантлив, но есть и другие мужчины, намного талантливее. Есть мужчины выше ростом, умнее, красивее и так далее. Не сомневаюсь, есть гораздо более искусные любовники. Однако именно в Иване есть сила, которая всегда будет меня притягивать. Я все еще слежу за его карьерой. Михаил – тот, кто стоит между мной и пропастью. Поэтому для меня наш с ним союз – особенный.
Катя чувствовала глубокую печаль. Так вот какой бывает любовь, приносящая не радость и цельность, а боль и разрушение. Узнать же заранее, как сложатся отношения, вряд ли возможно, иначе не распадались бы браки, безоблачные для одних супругов и мучительные для других, принимающих решение уйти. Как быть?!
Правила приличия, а именно ими Катя руководствовалась с сложных ситуациях, требовали, однако, спокойного завершения тяжелого разговора.
- Сегодня Рождество, Анна, и я искренне желаю вам душевного покоя и освобождения от прошлого, - мягко сказала Катя и повторила давно прочитанное и так понравившееся ей изречение, - Все, что прошло – прошлое.
На миг у Кати появилось ощущение, что Анна хотела возразить вежливой собеседнице, выкрикнуть, что ущербная любовь к Ивану не стала прошлым, не прошла. Но, очевидно, Анна поняла, что Катя давала ей возможность сохранить немного достоинства, изящно перейдя к другим темам для обсуждения.
Я ни в чем не признаюсь тебе в ответ, сказала про себя Катя, никогда. Прости, девочка, но моих откровений не последует. Я здесь – на деловой встрече. И, пойми, нам порой выпадают сражения, в которых мы вынуждены биться в одиночку. В любви не бывает союзников, и не должно быть.
- Да, все, что прошло – прошлое, - согласилась Анна и задала вопрос, изменивший ход беседы. – Катя, не порекомендуете ли дизайнера? Михаил не прочь обновить загородный дом, но идей ждет от меня. Хотела бы посоветоваться со сведущим человеком.
Тем самым Анна давала понять Кате, возможно, и неосознанно, что откровенность только что прозвучавших признаний не стоило воспринимать серьезно – она, Анна, прежде всего была женой Михаила и, надежно укрытая за стенами брака, могла позволить себе «женский» разговор.
Дизайн и загородная жизнь оказались такими же легкими для обсуждения, как и путешествия, и разговор стал спасительно поверхностным и веселым.
После бургундского Катя и Анна выпили по маленькому бокалу десертного вина и, очень довольные собой, расплатились и вышли на Невский, чтобы вновь пройтись по проспекту, теперь уже к набережной Мойки, к отелю, где остановились Анна и Михаил. Однако москвички быстро замерзли и, смеясь, уселись в троллейбус и проехали большую часть пути. В троллейбусе тоже было холодно, но не дул ветер.
- Вы божественно пьяны, барышни, - с улыбкой сказал им Михаил, когда они встретились в баре отеля. - Завтра у нас общая культурная программа. Концерт в Ораниенбауме. Днем. Вечером снова вас покину часа на два. А сейчас я тоже хочу спокойно выпить.
Они устроились в баре, и начался вечер, приятный и легкий, если только, думала Катя, не вспоминать о том, что милая Анна любит Ивана, а Михаилу отведена роль спасителя, хотя сам он считает себя соблазнителем, похитившим молодую женщину у ее ровесников. Тайны, недомолвки, секреты; незнакомцы узнают то, что мы яростно оберегаем от близких людей. Возможна ли подлинная интимность между людьми, или она и не нужна, даже опасна – кто рискнет предстать обнажить перед любимым или любимой не тело, а душу?!
Михаил был всего лишь немного моложе отца Кати, но выглядел сорокалетним. Ему совершенно очевидно нравилось сидеть за столиком с двумя молодым женщинами, для окружающих – с молодой женой и ее подругой. Он смешил их, и мелодичный хохот Анны и Кати возвращал ему радость жизни.
Катя поддерживала беседу, но ей хотелось уйти, вернуться в отель и закрыть за собой дверь номера. Чрезмерное личное общение утомляло ее. Деловая жизнь – другое дело, но простой, казалось бы, приятельский разговор требовал слишком много усилий, больше, чем любые переговоры. Профессиональные проблемы решаются, так или иначе, частные же предательски тлеют годами и непредсказуемо вспыхивают от малейшей искры, превращаясь в пожар.
По существу, все мы используем друг друга, говорила себе Катя, Анна и Михаил, мои родители, я и Петр; мы хотим верить, что мы любим и дружим, но на самом деле ничего не делаем бескорыстно. Боже, существует ли безусловная любовь, возможно ли любить и ничего не ждать в ответ?!
Ближе к девяти часам Анна зевнула, сначала украдкой, затем демонстративно.
Михаил понял намек:
- Катя, не пора ли расходиться? У меня день был напряженный. Вызвать тебе такси?
- Да, пожалуйста, - сухо ответила Катя. – На сегодняшний день я нагулялась по Невскому.
Ее охватило чувство, ранее ей незнакомое – яростное презрение к людям, согласившимся играть строго обозначенные роли в жизнях друг друга. Затем пришла глубокая усталость.
- Катя, я очень, очень тебе признателен за то, что ты приехала, - вполголоса сказал ей Михаил, провожая до такси. – Анне полезно общение с тобой. Она – девочка творческая, и это прекрасно, но ей хорошо бы стать немного сильнее, что ли, целеустремленнее. Увереннее чувствовать себя в жизни.
Вот и первая трещина в идеальном союзе, подумала Катя, садясь в такси. Анна хороша, но все же не так хороша, как хотелось бы. Михаил ищет идеальную спутницу, но каждый раз что-то складывается не так. Его супруги, одна за другой, оказываются живыми женщинами, у которых есть и недостатки. Катя зевнула. Скучно. Мне с ними скучно. Правда, уехать бы. Она представила еще один день прогулок с Анной. Концерт в Ораниенбауме. Долгий ужин, пока Михаил занимается делами. Но я здесь тоже по делам, напомнила себе Катя. Так и строятся отношения с влиятельными людьми. Ты оказываешь им услугу, они возвращают тебе долг. Ты полезна, твоя ценность растет. Скучно.
Катя вернулась в свой отель, немного посидела в баре за чашкой кофе, праздно рассматривая оживленных посетителей и решая, хватит ли у нее сил выйти на улицу и еще немного пройтись, а затем поднялась в номер, приняла долгий горячий душ и легла спать, готовясь к предстоявшим ей прогулкам.
Однако за ночь что-то произошло.
Утром Кате позвонил Михаил и сухо сказал, что Анна спешно уехала в Москву. Катя испытала такое облегчение, что ей стало неловко. Совершенно очевидно, после того, как она уехала вчера вечером, произошла ссора, иначе Михаил назвал бы причину отъезда Анны. Но свобода, восхитительная свобода!
- Очень жаль, вчера мы провели чудесный день, - вежливо ответила Катя, тихонько пританцовывая от радости, как маленькая девочка. – Думаю, я уеду сегодня. Есть над чем поработать в Москве.
- Конечно, Катя, я – твой должник, - Михаил чуть слышно вздохнул. – Увидимся в Москве.
Пока Катя завтракала в ресторане отеля, консьерж забронировал ей новый билет. Расходы не имели значения, Катя хотела уехать как можно скорее, словно два вечера и один день в Петербурге открыли ей нечто такое, что она страшилась увидеть, и от чего нужно было убежать.
Она выехала в Москву в час дня, и в середине пути поняла, чего она так испугалась. Ее ужаснула внезапно открывшаяся ей ложь, которой были переполнены отношения людей. Я не хочу лгать, говорила сама себе Катя, глядя сквозь окно на заснеженный пейзаж, я не буду лгать, ни тому, кого я полюблю, ни самой себе.
( продолжение во второй части http://proza.ru/2019/01/26/1445 )