Розен беспокойно бродил по квартире, набросив, как платок, на плечи плотное шерстяное одеяло. Силуэт его издалека напоминал толстую унылую цаплю на тонких ногах. В доме было тепло, но Розен, видимо, всё никак не мог отогреться. А может, просто забыл раскутаться – с ним такое случалось.
Ранние сумерки были тяжёлыми, давящими – для глаз и для души. Но света Розен не включал – так и вздыхал неприкаянно в серой тиши коридора.
Гранин, который в приоткрытую дверь кабинета уже второй час наблюдал это бесцельное шатание, наконец, не выдержал и позвал раздражённо:
– Герман! Что ты там слоняешься, как привидение? Ты не устал?
Розен остановился, прислушался, протиснулся через дверной проём, задевая косяк одеялом.
– Я думаю, – отчитался он, рассеянно глядя куда-то сквозь собеседника.
– О чём? – Гранин снял очки, проморгался устало.
Розен проследил глазами, как тот защёлкивает футляр и убирает его в ящик стола, поправил сползающее с плеч одеяло.
– Об эффективности.
– Чьей?
– Твоей.
– О!
Гранин откинулся на спинку кресла, переваривая услышанное.
– Ты считаешь, что я не соответствую своей должности? – осторожно уточнил он.
– Я этого не говорил. – Розен нетерпеливо повёл плечами. Он всегда раздражался, если его не понимали с полуслова, и уже привык, что Гранин ловит его мысли на лету. А тут…
Пётр Яковлевич почувствовал себя дураком. Розен умел так смотреть – недоверчиво и с лёгким ужасом, словно не хотел верить в происходящее – что любой ощущал себя молью под этим взглядом.
– Ты сказал, что размышлял о моей эффективности.
– Да, это я сказал.
– И к какому выводу ты пришёл?
– Вот это правильный вопрос, Пётр Яковлевич! – с облегчением рассмеялся Розен, откидывая влажные волосы со лба. – Однозначных выводов у меня пока нет, но появились некоторые мысли…
– Тебе не жарко? – деликатно вклинился в его речь Гранин.
Розен задумчиво поглядел на свои руки, стягивающие на груди углы импровизированной косынки, удивился и сбросил одеяло на диван. Льнущие к его шее волосы тоже были влажными и завивались колечками. Гранин в очередной раз подивился про себя розеновской неотмирности – как можно настолько не чувствовать собственного тела?
– Что за мысли? – Сам он в данный момент ощущал себя до такой степени аморфным и вялым – подлая погода! – что с трудом отпочковался от кресла, тягучей амёбой обогнул стол и потащился в сторону дивана, цепляя по дороге Розена за локоток.
Тот, как всегда, позволил себя увлечь, и усадить, и сам притёрся поближе, чтобы заглядывать в глаза и шептать доверительно.
– Сначала скажи мне, как ты видишь свою задачу?
– Моя задача в должностной инструкции прописана, – сразу заскучал Гранин. – Хочешь почитать?
– Не хочу, – заупрямился Розен. – Я хочу услышать, как ты её понимаешь.
Гранин затосковал пуще прежнего.
– Скажи уже, какие конкретно у тебя ко мне претензии? – взмолился он.
– Ты тупой? – удивился Розен. – Я не предъявлял тебе никаких претензий. – Он даже отодвинулся слегка – чтобы тупостью не заразиться, наверное.
– Герман, не хами. – Гранин устало помассировал пальцами переносицу. – И прекрати выносить мне мозг.
Розен, конечно же, обиделся, и, конечно же, хотел встать и гордо уйти. Но Гранин успел поймать его за руку и дёрнуть обратно на диван.
– Гера, я устал, – он выдавил из себя жалкую улыбку. – Не мучай меня. Пожалуйста, просто скажи, что хотел.
Кажется, ему удалось разжалобить Розена – у того сразу сочувствие заплескалось во взгляде.
– Да так, ничего особенного. Ты много раз говорил, что твоя функция это защита, но защищать можно по-разному. Иногда нужно и пострелять для острастки, и за стены выйти.
Гранин не сразу нашёлся, что ответить.
– Это называется война. Война вне моей компетенции.
– Правильно! – радостно затараторил Розен. – Зато мне воевать никто не запрещал! Грунечка, из нас выйдет отличный тандем! Ты меня прикрываешь, я стреляю на поражение…
– Ты с кем воевать собрался?
Розен, кажется, обезумел: он смеялся, и ликовал, и сверкал возбуждённо глазами.
– Война оккультистов против эзотериков! Как тебе такой поворот?
– Спятил? Ты надеешься победить?
– С нами Бог своею благодатию!
Гранин окончательно потерялся под юным розеновским напором. Он не знал, как поделикатней отказать, и с чего начать, чтобы не обидеть.
– Грунечка, ну, пожалуйста! Ну, дай мне шанс! Ну, хочешь, я тебя поцелую? – умильно сюсюкал Розен. И льнул, и тормошил, и в глаза просительно заглядывал.
Гранин испуганно подался назад.
– Конкретно. Чего конкретно ты хочешь?
– Хочу из Зеланда немного перья повыдёргивать.
– Зачем, Гера?
– Потому что с него всё началось – в этот раз.
– Ты уверен?
– Уверен.
Ну, ещё бы! Розен – и вдруг не уверен?
– И что ты намерен предпринять?
– Небольшую компанию в сети устроить, нарушить зеландовскую монополию на истину – слегка.
– А от меня тебе что нужно?
– Разрешение – мне и стажёру. Без него я не справлюсь.
– Делай, что хочешь.
Гранин устал. Очень устал. Ещё погода эта… Иначе бы он не согласился на такую очевидную авантюру. Или причина в том, что Розен давно уже вьёт из него верёвки?
Тот в порыве благодарности крепко Гранина обнял, по спине похлопал, глазами счастливо поблистал. И помчался куда-то, спотыкаясь о гранинские тапки.
– Эй! – Гранин опомнился и сообразил, что только что нажил себе неприятности и не получил за это никакой компенсации. – А поцеловать? Ты же обещал.
– Так ты же отказался! – удивился Розен. Он уже держался за дверь и ему, ох, как не терпелось выйти, чтобы приняться за дело.
– Тебе показалось.
– Бывает, – вежливо улыбнулся Розен. И шагнул за порог, аккуратно прикрыв за собой дверь.
***
– А, разве, оккультисты и эзотерики это не одно и то же? – Георгий явно был сбит с толку новым заданием начальства.
Розен закрыл лицо руками и затрясся от смеха.
– Объясняю один раз и больше мы к этому не возвращаемся, – отсмеявшись, сообщил он.
Он прошёлся взад-вперёд по тесному стажёрскому кабинету, остановился у компьютерного стола, за которым сидел Георгий (стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Розен загнал беднягу в угол). Растопыренными пальцами опершись на столешницу, Розен склонился к стажёру и лекторским тоном принялся вещать:
– В чём суть эзотерического учения? В том, что всё зависит от самого человека. Человек агрессивен – мир к нему зол, человек слаб духом – он притягивает к себе несчастья, человек свободен от неправильных мыслей и желаний – мир к нему благосклонен и всё необходимое для счастья предоставляет ему сам.
– Это буддизм какой-то! – не удержался от замечания Георгий.
Розен восхищённо ахнул и потянулся своими длинными руками к стажёру, желая, видимо, сграбастать того в объятия и облобызать, но тот предусмотрительно откатился в кресле к самой стене, так что Розену оставалось только хищно сжать пальцами воздух и с сожалением вздохнуть от избытка нерастраченного восторга.
– Всё верно, стажёр. И методы эзотерические оттуда, и замкнутость на этом мире – тоже. Нет, ну какой же ты у меня смышлёный! – он снова потянулся было потискать Георгия на радостях, но из этого опять получился только символический жест.
Розен тяжко вздохнул и послал стажёру воздушный поцелуй. Заложив руки за спину, он немного побродил между столом и диваном. Наконец, остановился на прежнем месте.
– В чём же суть оккультизма? – спросил он будто бы у самого себя. – Центральная идея оккультизма – это учение о Пути, – доверительно сообщил он карандашам на столе. – Оккультизм неотделим от религии, поскольку несёт в себе знание о Боге. Собственно, оккультным или тайным это знание называется именно потому, что составляет некое недоступное простым верующим ядро любой авраамической религии – для восприятия его нужна определённая зрелость, определённый духовный возраст. Священные тексты существуют для тех и для других, но оккультист, помимо буквального, знает их сокровенный, скрытый, внутренний смысл. Он изучает этот мир, познаёт его законы, чтобы познать Божественный замысел о себе и о мире. Потому что оккультист существует в мире, тогда как для эзотерика мир существует в нём. Сам термин «эзотерический» нам об этом и говорит – всё внутри самого человека, внешнее – лишь отражение внутреннего.
Розен сделал драматическую паузу.
– Вот здесь мы подходим к очень важному моменту. Внимание, стажёр! Оккультные науки – например, астрология – имеют в основе тот же принцип подобия. Собственно, астрология на том и стоит: устройство внешнего космоса повторяет конструкцию нашей внутренней вселенной, поэтому два этих мира резонируют между собой. Но! Для оккультиста источник этого подобия – далеко, в конце Пути, для эзотерика – он сам источник. Проще говоря, эзотерик мнит богом самого себя, окультист жаждет слияния с Богом и вся его жизнь – это путь к Богу.
– А для эзотерика – путь к себе, – вставил реплику Георгий.
В этот раз Розен не спешил его хвалить. Он сделал было шаг в сторону окна, но резко передумал, развернулся и снова навис над стажёрским столом.
– Любой путь – это в конечном итоге путь к себе, – вдумчиво произнёс он. – Просто эзотерик – это такой недоучка, которого отчислили с середины курса, а он не растерялся и пошёл собственную школу открыл. Но курс-то он не дослушал, потому и самого важного не узнал. А по мелочи – да, всё работает, и спорить, вроде, не с чем. Собственно, деградация знания и дальше происходит: психология там всякая. Поэтому психологи, кстати, такие как Зеланд, часто становятся эзотериками. Но не оккультистами! Надеюсь, я понятно всё объяснил? – заскучал вдруг Розен. И дождавшись от Георгия согласного кивка, хлопнул ладонью по столу. – Тогда – за работу!