Он есть. Он существует. Но он не жив и не мертв. Так же как и все вокруг. Это место что-то напоминает. Да. В самое первое мгновенье пребывания здесь, он почувствовал это — понял, что он уже был здесь когда-то. Этот длинный коридор, в котором ему приходилось всегда просыпаться после очередной смерти. Это тускло-голубое небо, которое на самом деле серое с бледным оттенком голубизны. Каждый раз после пробуждения слышится эхо, как будто по коридору только что пробежала куча спортсменов. Но Миша еще не видел источник этого эха. Ни одного человека в помещении.
Сколько прошло времени?
Откуда ему это знать? Ведь для определения времени нужна хоть какая-то точка отсчета, а, учитывая то, что умирал он двадцать четыре раза, это было бесполезно.
Нужно идти до конца этого коридора. Справа от него ряд окон, из которых виден очень унылый пейзаж или его отсутствие — небо. Сплошное небо без признаков поверхности или еще чего-нибудь. Оно ясное и даже светит Солнце, но он его никогда не видел.
Сегодня пробуждение отличалось от предыдущих. В голове стала проявляться мысль, что свечение исходит от самого здания, а не от внешнего мира.
Удивление? Странно, но в этом абсурдном мире у него оно никогда не проявлялось, хотя, были явления, когда удивление было уместным, но его просто не было. Был страх, чувство заинтересованности, о котором пойдет речь дальше, и многое другое было. Но только не удивление. Здесь все пронизано апатией и безысходностью, но в этом был покой, которого наверно нет нигде — безмятежность. Черная безмятежность! Заинтересованность обычно наступала позже. В этом рождении наверно ничего не планировало меняться. Подул прохладный ветерок, который донес до его носа очень знакомый запах. Так пахнет йогурт, вернее, пустые баночки из под йогурта, где еще некоторое время сохраняется этот запах даже после того, как их помоешь. И после этого, а это было каждый раз после его очередного возрождения, он понимал, что в помещении попахивает дымом, но что-то в этом запахе было неземное или забытое. Этот дым имеет отчетливый запах овсяного печенья, что и напомнило ему о былых событиях. Точнее, напомнило то, что какие-то события были.
А потом была тишина, в которой слышались лишь его шаги, когда в очередной раз он направлялся к выходу. Коридор длинный и вид из окна, однообразный, но чем-то его привлекал и успокаивал своим минимализмом. Идя дальше и вдыхая запах печенья, Миша размышлял, что делать и где он вообще находится. Но мысли почему-то останавливались, накрывая его разум толстым одеялом забвенного покоя, который присущ этому миру. И каждый жилец в этом мире желал забвения, как путник в пустыне желает найти оазис.
Большая деревянная дверь с треском открылась, и сверху осыпался небольшой слой штукатурки. Это было всегда, когда он открывал эту дверь. Поверхность! Впервые в этой жизни он ступил на черную землю. Ландшафт здесь равнинный, словно на другую планету попал, где нет ничего, кроме камней. А небо все-таки красивое! В глубине души Миша понимал, что слева от него восток, а справа запад. Это приходило интуитивно, а чувства свойственны душе или психике, смотря во что верить. Может быть, эти суждения не верны, но пока что ему никто не сказал об их ошибочности, значит он будет считать так и дальше. Ничего другого ведь у него нет? Значит это истина! Но вернемся к небу. Грубо говоря, весь небосвод состоял из неизменных элементов. На востоке оно имеет зеленый окрас, который переходит в абсолютную черноту на западе. Прямо перед ним, на линии горизонта, виднеется белое свечение. Там ему тоже приходилось побывать. Это место здесь называется Белым озером. Вода в нем имеет молочно-белый цвет и в ней отражается Солнце, которого больше нигде увидеть нельзя было.
— Привет! Посидим? Поговорим?
Ах да, около здания сидели три человека у костра, пламя которого было тоже тускловатым.
— Как прошел твой день? — Миша по ходу вспоминал все больше. Ничего не менялось. Он выходит и видит этих людей, которые задают одни и те же вопросы. Старик со светлой бородой, но темным цветом кожи, возможно, он представитель негроидной расы, всегда задавал этот вопрос. Ведь, в отличие от Миши, никто не помнил, что будет дальше.
— Спасибо! Хорошее начало дня! — Можно было ответить и проще, но тогда старик начинал бессмысленную речь о том, что надвигается туча и будет гроза. А потом они все вместе с Мишей уходят, и обычно он находит свою смерть именно в их компании.
— На Белом озере снова кто-то музыку на волынке играет. Что же им дома не сидится-то? — Сказал мужчина, который по виду был моложе старика и выглядел бледным и худым.
Времени на пустые разговоры у него нет. Да и есть ли здесь время? Какая разница, если в конечном итоге будет сброс на ноль, и он проснется снова в коридоре с рядом окон. Надо идти дальше, чтобы во всем разобраться, но куда?
— Здравствуй, парнишка! Куда путь держишь?
В солнечном сплетении у Миши возникло давящее чувство страха. Будто в него врезалось на полном ходу ядро. За все время существования здесь, он научился слушать и доверять внутреннему чутью. Еще бы ему не доверять! Ведь куча собственных смертей и память о прошлых жизнях дают очень полезный опыт и наделяют его такими же полезными навыками.
Первое решение возникло инстинктивно — бежать! Но разум рождает наживку, которую закидывает в море безумия для пропитания. Да — это заинтересованность, которая с одной стороны помогает, являясь некоторым зачатком разумности, но с другой стороны — она притупляет все инстинкты, в том числе инстинкт самосохранения. Так всегда происходит здесь.
Он обернулся. Худощавый мужчина в светло-сером смотрел на Мишу внимательно и слегка улыбался, но в этой улыбке нет ничего доброго.
Чтобы как-то успокоиться и разрядить обстановку, Миша поздоровался.
— Доброго дня.
Доброго дня? С чего ты взял, что здесь бывает день? День померк очень давно, дружок!
Вот это поворот! Миша понял, что сморозил глупость и решил попробовать исправить нынешнее положение вещей.
— Я имел в виду… здравствуйте! Извините, но мне нужно спешить.
— В самом деле?
— Да. До скорого, — сказал Миша.
— А я никуда не спешу. И тебе не надо спешить, парнишка. Может поиграем?!
Инстинкты стали перевешивать пытливый ум на этих безумных весах выживания.
— Я пойду… — только и смог ответить Миша, находясь в безумии, аффекте и панике одновременно.
— Что? Ты это серьезно? Нет, никуда ты не пойдешь! Ты рожден, чтобы ползать, дружище. Ты рожден, чтобы испытывать боль и скуку. И ты родился, чтобы умереть, и это произойдет прямо сейчас!
Из под светло-серого рукава показалось лезвие. В этот, казалось бы, решающий момент, в голове у Михаила продолжалась борьба между здравым смыслом и первобытными инстинктами. Сначала в выигрышном положении был здравый смысл — он оценил немалые размеры клинка и угрожающий вид его обладателя. Но потом в выигрыш вышли инстинкты, которые и дали Мише долгожданную команду — беги!
Сначала он был удивлен своими способностями бегать. Но это были не только его способности. В последний раз с ним такое произошло в детстве. Тогда впервые ему пришлось столкнуться с тем, что называется состоянием аффекта. Когда ему было лет одиннадцать, он вместе с ребятами решил пойти на подвиги. Это была не первая его вылазка. Ну, такое иногда случается с одиннадцатилетними мальчишками, у которых еще было детство, и подвиги распространялись не только на компьютерную реальность.
В начале улицы, где дорога ветвилась влево и вправо, давая ей начало песчаной тропинкой, которую все привыкли называть дорогой, жил умалишенный старик, с которым никто не хотел иметь дело. Может быть, он не был лишен ума, но таким как все его точно не назовешь. Но упустим подробности его психического здоровья и перейдем к его собаке — немецкой овчарке по породе.
Так вот, любили они лазить на забор к этому странноватому соседу и подразнить его пса. То яблоко в него кинут, то палку запустят или, если была зима, то и снежки шли в ход. А что он сделает, находясь на цепи? И они это понимали. Но эта их подростковая безбашенность не давала им осознать все возможные риски.
И в один ясный солнечный день, летом, компания снова решила пробраться к соседу. На этот раз страх они совсем потеряли. Да и кто из нас его не терял в таком возрасте? Возможно все обошлось бы. Но Кириллу, самому безбашенному в их компании, пришла на ум гениальная мысль — перелезть забор и нарвать соседских яблок. План бы сработал, но ему не хватало как минимум предусмотрительности, которая так нужна, когда воруешь соседские яблоки. И Кирилл перелез через забор.
Пес рассвирепел не на шутку, а мальчик просто смотрел на него и хихикал. Все остальные молча сидели на заборе и наблюдали за Кириллом, который уже добрался до яблони и начал покорять новую для него вершину.
Когда он покинул забор и полностью перелез на дерево, Миша подумал о другой возможной беде. Хоть кто-то подумал о том, что что-то может пойти не по плану. Старик, скорее всего в доме, а собака лает. Есть вероятность и достаточно большая, что, если он в доме, то лай может заставить его выйти или посмотреть в окно. Если старик заметит Кирилла, то вернуться он уже не успеет, а никто не знает, что у старика этого на уме. Его опасались все соседи, потому что человек, который живет на своей волне, всегда заставляет почувствовать неловко окружающих. Чем дольше все это длилось, тем меньше Мише нравилась идея и тем быстрее он хотел унести отсюда ноги и больше никогда не возвращаться.
Кирилл набил яблоками полные карманы и, увидев это, Миша сказал.
— Все, хватит! Давай назад!
— Да иду уже, — куда-то делась былая показушность. По его голосу можно сделать вывод, что устал он не только физически, но и эмоционально.
Правая нога коснулась забора, за ней последовала и левая. И тут что-то пошло не так и никто даже не подумал, что все может закончиться таким. Перекладина, на которую ступил Кирилл, оказалась трухлявой и с треском проломилась. Падение вышло не совсем удачным, по закону подлости. Самым нелепым или самым ожидаемым образом, как кому лучше, он разодрал голень, и из образовавшейся раны теплой струей текла кровь. Как назло, открылась входная дверь, и из дома вышел старик. Кирилл рванулся бежать, но место, на котором крепилась собачья цепь, тоже оказалось не первой прочности. Миша, в прямом смысле этого слова, перепрыгнул через забор. Овчарка не осталась далеко позади и прыгнула следом.
Миша не помнил, как пустился в бег. Чего и следовало ожидать — все ребята разбежались в разные стороны. Целую улицу он пробежал за считанные секунды. Так впервые он и познал состояние аффекта.
После этого случая он часто вспоминал это состояние, но остался и крайне неприятный осадок. Ведь Кирилл сильно пострадал, когда на него все-таки напала собака. Он теперь всю жизнь проведет прикованным к постели или инвалидной коляске. Нападение дало последствия и на психику. Он стал заикаться и вскрикивать по ночам из-за мучавших его кошмаров. Потом, когда прошло несколько месяцев, Кирилл стал слегка заторможенным, тихим и неразговорчивым. Примерно раз в неделю, друзья навещали его, ведь Кирилла перевели на домашнее обучение. Но после окончания школы их пути разошлись. Не видел Миша и его родителей. Через год после окончания одиннадцати классов до Миши дошли сведения о том, что они с Кириллом переехали в Литву. Там и лечение лучше и обучение по высшему разряду.
— Стоять!
«Ага, разогнался останавливаться, — подумал Миша. Истерические мысли — это то, что бывает в таком состоянии как у него. Местность здесь равнинная, как и в округе. С одной стороны это хорошо, но с другой, он понимал, что спрятаться негде, а силы начинают угасать.
— Лови!
Режущая боль остановила его бегство. Он упал и по инерции несколько раз перекатился, пока не остановился окончательно. И, уже лежа на каменистой поверхности, он до сих пор не мог смириться с тем, что незнакомец его настиг.
Боль уже не была такой жгучей. Она постепенно стала тупой и пульсирующей. В ушах стал слышен ритм, который точь в точь соответствовал болевым пульсациям. Вокруг было тихо, но это продлилось недолго. Послышался нарастающий шелест щебня. В этот момент к нему полностью вернулась чувствительность пространства, и он понял, что поверхность покрыта тонким слоем щебенки.
Незнакомец стоял прямо перед ним и в руке держал все тот же клинок.
— Не надо, — прошептал Миша. Каждое движение и звук отдавались болью.
На лице у незнакомца появилась та самая зверская улыбка, которая носила некий, с позволения сказать, профессиональный характер, но с нотками пафоса и фальши. К тому же, фальшь эту он и не пытался скрыть. Наоборот — он хотел, чтобы Миша всем своим существом почувствовал эту двойственность.
— Чего не надо? Ты думаешь, что я буду тебя убивать? Знаешь, я верующий человек и никогда не убью ближнего своего!
От сказанного стало немного легче, но совсем немного, потому что он так и не понял, чего хочет этот странный дядюшка.
— Что Вам нужно?
— Ну почему каждый раз ты спрашиваешь одно и то же? — Что? Откуда он может помнить? Видно, Миша плохо все понимал. Обидно. Прошло ведь много лет. За это время можно было бы и поумнеть немного. — Тебе больше поговорить не о чем или это вес твой словарный запас? А может ты плохо понимаешь русский язык?
Он задумчиво посмотрел на пустой горизонт, а потом монотонно сказал.
— Ну, значит я могу тебе только посочувствовать.
— Не трогайте меня. Дайте спокойно уйти.
— А я что делаю? Не волнуйся. Я предоставлю тебе такую возможность. Я не стану убивать тебя, парнишка. Просто заставлю немного помучаться перед уходом, чтобы ты запомнил, как здесь было хорошо! И потому что ты больше ничем не можешь мне отплатить, даже не посидел с нами! — Он наклонился над Мишей и взял его за шею обеими руками, приподнял голову и со всей силы ударил ей о поверхность. От этого удара у Миши перед глазами пронесся фейерверк из разноцветных вспышек и резко зазвенело в ушах. Во рту он почувствовал соленый вкус крови и осколки передних зубов.
— Я так рад, что ты сейчас со мной, а то здесь нынче совсем стало скучно, — следующий удар пришелся с ноги в челюсть.
Миша издал еле слышимое мычание.
— Сдается мне, — радостно пропел незнакомец. — Что нашу свинку пришло время приготовить к ужину. Все будут довольны. Правда, парнишка?
— Нет! Не надо! Не делайте этого! Пожа…
Адская боль прервала его мольбы о пощаде. Лезвие клинка вонзилось под ахилово сухожилие — место, где соединяется стопа с голенью. Потом клинок медленно, но уверенно, стал продвигаться выше, разрезая икроножную мышцу. И все же ему удалось с огромным трудом собраться с силами и мыслями, чтобы спросить.
— За что?!
Клинок дошел до подколенника и остановился. Тут же Миша почувствовал боль, которая отличалась от той, что была, точнее, она ее дополняла. Но эта боль не была менее ужасной. После этого он перестал чувствовать правую ногу. Может это и хорошо в его ситуации.
— За все, парнишка! За свободу, за любопытство, — он резким движением выдернул клинок и всадил его в левую ногу тем же образом. — За то, что ты здесь оказался и, могу сказать, просто так, парнишка. Просто так. От того, что мне скучно!
Боль уже не такая сильная, как было с правой ногой. Миша списал это на действие адреналина.
— Но я не должен быть здесь! Я тут по ошибке!
— Здесь все находятся по ошибке, поэтому ты не становишься исключением.
На этот раз клинок профессионально обработал бедро, огибая бедренную артерию.
Незнакомец в очередной раз вытащил клинок и взял с поверхности увесистый камень, они попадались здесь тоже, правда, редко. И со всего размаху всадил камнем Мише по хребту.
Сильная пульсирующая боль резко сменилась почти полным отсутствием любых ощущений в ногах и нижней части туловища. И все его восприятие куда-то стало отбывать.
— Спи спокойно, парнишка.
И хотя сознание его сильно помутилось, ему хватило сил поднять голову и посмотреть назад. По всей вероятности незнакомец перерезал ему бедренную артерию. Он ощущал, как что-то покидает его, вытекает из жизненной оболочки.
Тот ушел, и Миша убедился в верности своих предположений на счет кровотечения. Но уже было не важно. Сил не осталось даже на страх. Даже на ощущение пульса, да и откуда этому всему взяться? Осталось только чувство холода. И этот холод был явно не температурным, а лихорадочным. Все уходит в никуда. Очень хочется спать. Это единственное желание, которое накрыло его одеялом своей мощи. Успокоиться и уснуть, а потом увидеть сон. Так и получилось.
Дыхание вдруг стало будто не его. Кто-то дышал из противогаза на отражение, которое было Михаилом и в этом зеркале не оказалось никого — лишь черные облака, чей массив когда-то похоронил под собой жизнь и сожрал свет, который эту жизнь давал.
Проносились эхом все события, а затем зеркальная гладь дала трещину и рассыпалась на мелкие осколки, которые подхватил маленький торнадо, превращая этот круговорот отражений в причудливые калейдоскопические рисунки. Вон там появилась кошка, а там — жираф. А сверху промелькнуло синее небо, в котором плыло только одно облачко в виде кусочка ваты. А дальше была вся его жизнь, начиная с рождения Вселенной. Но что же давало свет в этом сумрачном месте, и кто наблюдал за этим представлением? И самое главное, какой в этом смысл?