Солдат

Воспоминания детства сохранили светлый образ советского солдата: одетого в красивую форму, великолепной выправки, хорошо обученного своему делу, а главное – доброго, милосердного, стоящего на страже мира родной страны и на всей планете Земля! Любимая передача на телевидении – «Служу Советскому Союзу!». Каждое воскресение все мальчишки прилипали к экранам телевизоров на целых полчаса. С замиранием сердца и завистью смотрели на обучение военному делу советских солдат и сами мечтали скорее попасть в армию. Среди ночи звучит сигнал тревоги. Солдаты вскакивают с постелей, мгновенно одеваются, бегут к выходу из казармы, по пути расхватывая автоматы. И вот они уже бегут цепью в поле, следом за бронетехникой, отражая нападение условного противника. Сухопутные войска поддерживает авиация. Военно-морской флот тоже в полной боевой готовности. Стреляют танки, самолёты пускают ракеты, корабли наносят удар по противнику. Наша Советская армия громит любого агрессора, рождая гордость и восторг в мальчишеских душах за непобедимую родную армию! Время передачи «Служу Советскому Союзу!» пролетало быстро, и мы  ждали следующего воскресения. Шесть дней между воскресениями обсуждали очередной показанный сюжет в программе «Служу Советскому Союзу!»
Если у кого-то из мальчишек возвращался брат, отслужив срочную службу в армии, или другой родственник, то это был праздник для него! Часто армейскую форму перешивали под размер будущего солдата и тот, счастливый, носил её бережно. Мой двоюродный брат Герман на девять лет старше меня. Живёт он в другой области РСФСР. К нам приехал то ли в армейский отпуск, то ли по пути домой после демобилизации. Рядовой солдат Советской армии, будто вышедший из телевизора, был одет в новенькую парадную форму: защитного цвета брюки со стрелками, о которые можно обрезаться, китель, с сияющими на нём значками, рубашку с галстуком, ремень охватывал крепкую талию, ослепительно сверкающие ботинки и фуражка. Я глаз от него отвести не мог!
Ходили тогда разговоры в народе, что передача «Служу Советскому Союзу» носит исключительно пропагандистский характер. Мальчишки слышали такие разговоры от взрослых, прошедших армейскую службу, обсуждали между собой, но гордились Советской армией, советским солдатом.
Как не гордиться? Как не верить во всё то, что показывали в программе «Служу Советскому Союзу!», когда вот он, мой брат Герман, приехал из армии крепким, красивым парнем!
Я провожал его от нашего дома в наш сад. В нашем маленьком городе почти всё находится в шаговой доступности. От дома до сада (что в больших городах называется дачей) идти не больше пятнадцати минут. Герман в военной форме идет, чеканя шаг. Я едва поспеваю за ним. На дорогу не смотрю. Моя голова повёрнута в его сторону. Не могу отвести взгляд. Смотрю на то, как при каждом шаге колышутся значки на груди, сверкая в лучах солнечного света. Смотрю на то, как при каждом шаге он тянет носок блестящего ботинка. Смотрю на то, как при каждом шаге чуть развеваются брюки. Я безумно горд и счастлив, что у меня такой брат, что я иду рядом с ним. И лишь сожалею о том, что мало людей нас видят. Надо было идти в центр города, а не в сад, на окраину его.
Герману, похоже, и самому нравится форма, нравится собственная выправка и то, что всё это он может демонстрировать мне. Он знает, что я ему завидую, хоть я ничего не говорю ему. Мы идём. Как нарочно, улицы пустынны. Жарко. Герман снимает фуражку и несёт её в руках, продолжая чеканить шаг.
А ещё более ранние воспоминания, возвращают меня  в возраст младенческий. Лет пять мне было. Мы  тогда ездили  в гости к моей тёте, маминой сестре, матери Германа. Ехали через Москву и не могли не побывать на Красной площади. Ничего не помню из той поездки, кроме смены караула у мавзолея Ленина. Стоял и смотрел на солдат как зачарованный, раскрыв рот. Особенно понравились мне их начищенные сапоги, потом отглаженные мундиры. Я и не подозревал, что обувь, тем более сапоги, могут быть такими красивыми!
Время шло. Пришёл и мой призывной возраст. Я знал, что не годен к службе в армии по причине инвалидности по зрению, но этого не знали, или не верили тому в военкомате, несмотря на то, что я и мои товарищи по несчастью учились в специализированном интернате. Вызвали нас повесткой на общую медкомиссию призывников. Даже абсолютно незрячие ребята подверглись этой участи. Кажется, ни до того, ни после того, подобного в нашем интернате не случалось.
Нас, интернатовских, отправили в одну из городских больниц на освидетельствование. Вдруг мы все притворяемся и в интернат записались, чтобы в армии не служить! Ну, может, не все, а кто-нибудь затесался в нашу компанию. В больнице нас держали несколько дней и проверяли на совесть: делали разные процедуры, смотрели на всяких аппаратах. Многих из нас визуально, даже не врачу, видно, что с глазами, мягко говоря, не всё в порядке, что ни одному артисту не по силам такое сотворить.
Работал в интернате один единственный воспитатель мужчина – Сергей Николаевич, о ком сохранились наилучшие воспоминания. Прикреплён он был именно к нашему классу. По поводу прохождения нами призывной комиссии, шутил, что загребут нас в стройбат, но говорил серьёзно и убедительно. Доказывал, что сейчас, мол, такое время, когда требуется увеличить численность строительных войск, что работы для них много. К этому розыгрышу подключились учитель физкультуры – Владимир Викторович и несколько учителей труда. У нас (и учителя это знали) сформировалось убеждение, что в стройбате служат люди второго сорта, что в стройбате служить стыдно, зазорно. И хоть мы, с нашей инвалидностью, не могли считать себя первым сортом для армии, но в стройбат идти никак не хотелось.
Мы понимали, что нас не призовут в армию. Догадывались, что учителя шутят, но некие опасения начали медленно вползать в наше сознание. Мы опасались того, как же мы станем служить с такими заболеваниями глаз?
Вторично нас вызвали в военкомат недели через две после больницы. Там опять десятки призывников. Всех до трусов раздевают. В таком виде входим по одному в большой зал, где за длинным столом, покрытым кумачом, сидит представительная комиссия, большинство членов которой в военной форме. Чувствуешь себе крайне неуютно, неловко.
- Где вы, молодой человек, хотите служить?
Вопрос поставил меня в тупик. Ответить вопросом на вопрос: «А разве меня призовут?», - неприлично. И тут, как часто бывает в сложных ситуациях, когда нет времени думать, рождается ответ, сразу принимаемый без обдумывания:
- В родной Советской армии! Там, куда направит правительство.
И сразу в горле пересохло от страха: а ну как удовлетворят  моё бравое стремление и найдут где-нибудь в огромной Советской армии, стоящей на страже мира и спокойствия любимой Советской страны, местечко мне для прохождения службы?! С таким-то зрением как бы дел непоправимых там не натворить!
И члены комиссии замерли, услышав такой ответ. Даже перестали шелестеть листами бумаги в папках. Некоторые же из них, имевшие отсутствующий вид, не понятно, для чего там сидящие, вдруг напряглись и приосанились.
Тут самый главный член комиссии, должно быть председательствующий, с погонами полковника и убелённый сединами, вздохнул и произнёс с сожалением:
- Нет, призывник Панов, вы не годны к несению воинской службы.
Это был, как потом выяснили, начальник военкомата, грозный полковник Эльперин, чьё имя на всех наводило почему-то жуткий страх и ужас, хотя никто его не видел до заключительного заседания призывной комиссии.
- Тебе, милый Лёша, хоть гром, хоть война, всё одно дома сидеть! - зычно прокричал дядя Миша Телегин. – Ты даже в военное время никуда не годен!
Этот дядя Миша Телегин, человечек низенький, лысенький, чуть полноватенький и уже давно не первой молодости носился по военкомату как заведённый. На нём штатский старенький костюм: пиджак видавший виды, белая рубашка в полоску, мятая и застиранная, галстук на резинке и коротковатые брюки. Обут он в матерчатые тапочки, похожие на домашние, рубашка от беготни выезжает из штанов, заправлять коею некогда. Он командует призывниками будто генерал. Орёт на всех, но как-то добродушно у него это выходит. Призывники ему беспрекословно, подобострастно подчиняются, но стоит ему удалиться, как они с улыбкой начинают обсуждать его и передразнивать, пародировать.
По молодости своей и глупости, мы, все призывники, так и думали, что это полковник Эльперин, не соображая того, что будто начальнику военкомата делать нечего, как лишь призывниками шестнадцати летними командовать! Завидя дядю Мишу, так и говорили между собой: «Полковник Эльперин идёт!» и все вытягивались в струнку. Дядя Миша, видимо, знал о том, за кого призывники его принимают.
Перед тем, как идти на заседание призывной комиссии, выносящей решение о том, кому и где служить, мы каким-то случаем узнали, что маленький человечек с блестящей лысиной вовсе не полковник Эльперин, а дядя Миша Телегин. Все призывники вдруг стали называть его дядей Мишей. И он сразу как-то обмяк, стал своим, родным, стал добрым дедушкой или батей!
А потому, кода дядя Миша закричал, что я никуда не годен, все призывники за дверью взорвались громким хохотом! Да и члены комиссии расслабились, заулыбались. Всё, «приговор» вынесен, можно идти восвояси. Однако, чтобы выйти из зала, нужно чётко по-военному повернуться через левое плечо на сто восемьдесят градусов, щёлкнуть голой пяткой об пол, будто каблуком начищенного сапога и строевым шагом, на который только способен, идти к выходу. Иначе от дяди Миши получишь такой словесный нагоняй, что в ушах звенеть будет до самой пенсии.
За дверью незнакомые призывники поздравляли меня с полной негодностью к службе. Эх, если б знали они, с чем поздравляют!
Через минуту выскочил из зала дядя Миша, как чёрт из табакерки, крикнул:
- Призывник Панов!
- Я!
Тихо он говорить не умел. Несмотря на гул десятков призывников, во всём громадном трёх этажном здании военкомата только его и слышно.
Вручил он мне какую-то бумагу, приказав сфотографироваться и явиться тогда-то за получением военного билета.
С самого раннего возраста воспитывался я на замечательных детских книгах о войне, фильмах, рассказах ветеранов. Советский солдат и весь советский народ совершили в годы Великой Отечественной войны такой подвиг, какой мы ещё в полной мере не оценили, не поняли, не разобрали, не прочувствовали. Но всё это выработало во мне восхищённое отношение к солдату, к защитнику, к армии.
Рассказанное выше, ограничивает моё соприкосновение с армейской службой, если не считать жизнь в интернате, где заложены её элементы: строгий режим дня, хождение строем в столовую и прочее. Мы ко всему привыкли, не чувствуя никакой тягости. В интернате иначе быть не может. Сергей Николаевич внёс много нового в нашу жизнь из армейской и просто мужской жизни. Он научил нас, старшеклассников, заправлять кровать по-армейски. Мы это делали с первого класса, но некоторых премудростей не знали. Кровати у нас приняли идеальный вид, как макеты. В нашей спальне они выгодно отличались от того, что было во всех других спальнях. Школьное начальство оценило это и вымпел «Лучшей спальне!» не покидал гвоздик на нашей двери.
Вот тут бы и точку поставить. Чем можно дополнить этот рассказ? Но всё только начинается. Начинается то, что подвигло написать эти воспоминания. Итак, из славных школьных лет перенесёмся на четверть века вперёд.
Несколько лет назад познакомился я с интересным человеком – Олегом Шарлыковым. Он убеждённый коммунист, как и я. Но он стремится совершать дела реальные, а я тихо мечтаю о справедливом обществе, о социализме, о восстановлении советской Родины из праха. Олег по-своему отмечает праздники, связанные с любимой армией, с советским государством. Основных три: 23 февраля, 9 мая и 7 ноября. В эти дни он, бывший офицер, а ныне собиратель всего относящегося к военной истории, облачается в военную форму и приходит в ней на массовые мероприятия, так же ездит по городу на личном автомобиле с закреплённым на нём красным флагом, красиво развевающимся над крышей его.
Олег предпочитает надевать военную форму довоенного времени, все элементы которой подлинные. В ней он приходит на праздники 23 февраля и 7 ноября. А 9 мая он появляется в форме рядового солдата образца 1945 года. На нём гимнастёрка его деда, героя войны. В ней дед Олега  вернулся с фронта. Я благоговею перед этой потёртой гимнастёркой. Ведь это кусочек того тяжёлого, но победного, славного времени! Я смотрю на неё, прикасаюсь к ней и будто вижу миллионы победоносных советских солдат и тружеников тыла.
Я фотографирую Олега на каждом празднике. Получаются живые, оригинальные снимки. Олег будто шагнул через десятилетия из прошлого в наши дни. Удивительно он похож на людей, живших в ту эпоху. 
Я никогда не думал, что сам, глядя на Олега, воспылаю желанием носить военную форму советского солдата. Какой из меня военный? Я не расстаюсь с сильными очками, бороду отрастил. Разве такие военные бывают? Все со смеху попадают, если я на публичное мероприятие явлюсь в военной форме!
Случайно, хотя вряд ли что-то случайно происходит в нашей жизни, наткнулся я в интернете на информацию о военно-историческом фестивале, в рамках которого  будет проведена реконструкция боя на границе СССР в первый день войны. Собрался, вооружился фототехникой и поехал на фестиваль. Впечатления от первого фестиваля получил такие, что радость их описать не смогу! Всё настолько реально, будто очутился я в том самом предвоенном дне 21 июня 1941 года. На территории этнографического музея Щёлковский хутор, что в Нижнем Новгороде, воссоздана деревня XIX века, наверное, не многим отличающаяся от деревни предвоенного периода. В ней (по сценарию фестиваля) стоит красноармейская часть. Бойцы живут в палатках. Тут же развёрнута санчасть. Дети бегают в пионерских галстуках. Гражданские девушки в ситцевых платьицах. Немцы тоже тут, но их лагерь вынесен за деревню в лес.
Я приехал задолго до открытия фестиваля. Предъявив охранникам фотоаппарату, беспрепятственно прошёл на территорию музея, представившись корреспондентом. В утреннем лесу, красноармейцы в сапогах, галифе и нательных белых рубахах завтракали, рассевшись на брёвнышках вблизи полевой кухни. Лес, в который врывались лучи восходящего Солнца, выгоняя из него ночную прохладу, наполнен сосредоточенным стуком десятков ложек о металлические чашки и котелки.
Меня покормили!
В лагерь немцев я долго не мог идти, хотя обитатели его приходили к красноармейцам. Ведь все они друг с другом хорошо знакомы. Я в лагерь немцев пошёл с некоей опаской, держа массивный фотоаппарат наготове, как булаву! Конечно же, понимал, что это реконструкция, что «немцы» такие же русские парни. Такие же, да не такие. Не просто так реконструктор выбирает себе «специальность». Он остаётся в ней навсегда и с годами почти полностью соответствует выбранному образу. «Немцы» ведут себя как немцы захватчики: злые они, не приветливые, холодные. А наши красноармейцы – душа нараспашку, улыбчивые, общительные, рассказывают об оружии, о форме, учат разбирать и собирать винтовку.
Один немецкий офицер рявкнул по-немецки на мальчишку, осмелившегося зайти за линию ограждения, и сразу засмеялся, давая понять, что шутит. Не знаю уж, что мальчишка почувствовал, а у меня душа в пятки ушла! Тут метафоры совсем немного. Я стараюсь максимально вжиться в атмосферу реконструируемого времени. В такие моменты я стараюсь представить то, что испытывали советские люди при невольном контакте с оккупантами. Это страх, ужас и ненависть.
Другой случай заставил меня крепко задуматься относительно границы между реконструкцией и реальностью. Одна женщина из числа зрителей, подошла к лагерю «немцев» и о чём-то разговаривала с реконструкторами. Я не слышал их разговора. Я подошёл в тот момент, когда один из реконструкторов немцев, сказал: «Вот потому-то мы проиграли войну». Здесь важную роль играет местоимение «мы». Если бы было сказано «они», тогда бы стало всё понятно. Допускаю, что парень не придаёт значения сказанному в той мере, в какой я его воспринимаю. Уверен я, что в случае необходимости, он встанет на защиту Родины для отражения агрессии, но это местоимение «мы» много лет не даёт мне покоя. Постоянно размышляю на эту тему, хоть ничего дельного не придумал.
Ежегодно с большой охотой посещаю фестивали военно-исторической реконструкции, посвящённые не только эпохе Великой Отечественной войны, но и другим временам: средневековью, античности, века девятнадцатого, когда реконструируют Бородинское сражение. Тема эта сильно меня увлекла. Реконструкторы погружены в свою эпоху, живут ею и зрителям интересно окунуться во времена давно минувшие, будто перенестись в них на машине времени.  Всё то противное человеческому существу, что есть в его истории, вызывает неподдельный интерес. А история человечества процентов на девяносто состоит из войн, насилия, либо так или иначе их касается. Это ужасно. Мы не понимаем, к сожалению, ужаса войны, либо плохо понимаем его.
Я ненавижу войну и боюсь её. Больно видеть напрасное уничтожение материальных ценностей, созидаемых до того тяжёлым трудом многих предшествующих поколений; невыносимо видеть массовое убийство людей, страдание раненых, искалеченных. Тысячи и миллионы людей с одной стороны, убивают тысячи и миллионы людей с другой стороны. И те и другие делают это с наслаждением и рвением, называемым героизмом. А ведь людям этим делить нечего. Они простые крестьяне, рабочие, городские служащие, даже интеллигенция. Их руководство, руководство их государствами действительно что-то не поделили между собой, а в драку ломятся представители простого народа, делая это, как мне кажется с большим желанием, удовольствием и нетерпением.
Вся эта блистательная, блестящая, красивая военная форма по большому счёту лишь клоунада. В самом деле, гражданский костюм максимально прост, незаметен, не ярок, в глаза не бросается и удобен. Военная форма нелепа с точки зрения восприятия одежды. Человек в ней похож на расфуфыренного клоуна: весь блестящий, яркий, разноцветный. Осталось только щёки нарумянить и нос круглый приделать. Все эти ремни и ремешочки, блестящие пуговицы и значки, сапоги, знаки различия, фуражка – просто смешна, ибо ничего чуднее и неудобнее придумать нельзя. И все мы восхищаемся бравыми военными! А ведь всё это направлено для убиения своих братьев, создано для насилия. Могут возразить: для защиты. Да, так рассуждают во всех государствах мира: «для защиты», но вдруг откуда-то появляется агрессор. Не с другой же планеты прилетает!
Если бы не было Великой Отечественной войны, то я к военной истории относился бы прохладно. Российская и Советская армия во все времена и во все века отражала агрессию соседей и почти никогда ни на кого не нападала. Но предыдущие войны не вызывают во мне тех чувств, какое рождает Великая Отечественная война.
С юных лет соприкасаюсь с историей этой войны. Осознанные воспоминания начинаются с уроков истории в начальной школе. Зинаида Ивановна рассказывала нам о подвиге двадцати восьми Панфиловцев. В учебнике картинка была: солдат в окопе, зимой, в нательной белой рубахе, размахивается, чтобы бросить гранату, а в области сердца на рубахе видно маленькое красное пятнышко. Эта картина потрясла меня до глубины души. Так потрясла, что и сейчас помню тот урок. Ребята, под впечатлением от пафосного рассказа Зинаиды Ивановны, сожалели о позднем рождении, жалели, что не родились лет за пятнадцать-двадцать до начала Великой Отечественной войны. Они мечтали сразиться с гитлеровцами, подниматься в атаку, вписать себя в героическую историю страны. И только я сидел тихо, пристально разглядывая красное пятнышко на белой рубашке. Зинаида Ивановна дала выговориться всем желающим. Несколько мальчишек рвались в бой, взахлёб рассказывали о своей мечте, о том, как бы они громили захватчиков. Другие поддакивали, сидели с горящими глазами. Я потупил взгляд в парту, в книжку с картиной боя, сосредоточившись на красной точке в области сердца солдата. Дикий ужас меня охватил. Спина то холодела, то потела. В этот момент, больше всего я боялся вопроса Зинаиды Ивановны. Вот увидит она сейчас мою низко опущенную голову, да и спросит: «А ты, Алёша, отчего молчишь? Что съёжился? Смог ли бы ты пойти в атаку?» и придётся мне отвечать. А что отвечать? Подняться в атаку, это такой ужас, которого страшнее быть не может в этом мире. Вот ты выскочил из окопа и всё. Темнота. Всё, чем раньше жил, к чему стремился, о чём думал – всё пошло прахом. Лишь маленькое пятнышко на белой рубахе, дырочка в шинели, либо несколько таковых. И ради чего весь этот ужас? Ну да, ради защиты Родины. А те-то, зачем прут на нас? Ведь они такие же рабочие и крестьяне. Всё это я чётко и ясно ощущал всею своею детской душой. Этот урок и пережитое потрясение я вспоминал потом до конца школьных лет, да и после школы. Конечно, не трудно соврать. И уже тогда, на том уроке, я думал об этом, но вряд ли смог бы соврать. Скорее всего, ничего бы не отвечал, молчал. К счастью, Зинаида Ивановна не обратила на меня внимания, или поняла мои чувства.
А всё же, интерес к военному делу у меня есть. Я стал изучать историю Великой Отечественной войны. Во-первых, мне этим интересно заниматься. Я стараюсь понять, каким же образом советский народ смог выстоять в такой войне? Войной он был поставлен в нечеловеческие условия. Не представляю, например, как эвакуированные заводы начинали работать в чистом поле? Ведь некоторое оборудование требует длительного монтажа, заливки фундамента. Где советские люди брали силы? Ответ у меня один: дрались, отстаивая завоевания социализма, потому что почувствовали, что только при социализме можно жизнь наладить справедливую. Во-вторых, перед предательским развалом Советского Союза и после него, началось очернение всей нашей истории, в то числе и периода Великой Отечественной войны. Я старался отыскивать историческую правду, аргументировано бороться с очернителями истории. Изучал историю сам для себя, чтобы не сбиться с пути, не попасть в ряды тех, кто топчет красное знамя моей советской Родины. Многие это делают бессознательно, по той причине, что поддались пропаганде предателей и развальщиков страны, которым им нечего противопоставить, ибо нет правильных знаний.
Борются во мне две противоположности: уважение к советскому солдату, гордость за совершённый им подвиг и ненависть к войне.
Вроде бы, тут нет места для борьбы, ибо сам советский солдат войну ненавидит, он идёт защищать Родину по необходимости, потому что на неё напал жестокий враг.
Я пытаюсь смотреть на это чуть шире: солдат и война неразделимы. До тех пор, пока есть солдат, будет война. До тех пор, пока человечество не отказалось от войны, будет потребность в солдатах.
История советской эпохи – великолепная страница во всей истории нашей страны, как бы она (страна) не трансформировалась. История Великой Отечественной войны – это героическая страница во всей истории советской эпохи. Она доказала монолитное сплочение советского народа в борьбе с врагом. Советские люди, в тылу и на фронте, не жалея себя делали всё возможное и сверх того для победы, защищая социалистический строй, свою землю, свою любимую Родину.
Несколько лет копилось во мне, смешивалось и варилось, всё то, о чём сказано выше. Когда-то эта кипучая смесь должна прорваться, вылившись в некую форму. Крышка кипящего котла, подпираемая парами снизу, пляшет на нём, мелодично позванивая.
На очередном фестивале военно-исторической реконструкции посвящённом Великой Отечественной войне, я спрашиваю организаторов:
- Можно займу вон ту позицию для фотосъёмки?
- Можно. Но только вам нужна плащ-палатка или военная форма, иначе вы будете выделяться в общей картине боя.
Дома Олег агитирует:
- Надо на все политические публичные мероприятия приходить в советской военной форме, с красным флагом, чтобы все видели, что мы коммунисты. В этом будет заключаться основная часть нашей борьбы на местах. Что мы ещё можем сделать, живя вдали от столицы? Ничего. Только демонстрировать советскую символику.
Я долго придерживал прыгающую крышку на кипящем котле, ибо видел себя нелепо одетым в военную форму. Но под давлением обстоятельств и подчиняясь собственному желанию, крышечку снял, а содержимое котла вылилось в приготовленную матрицу – военную форму.
В специализированном магазине купил галифе, гимнастёрку, сапоги. Дальше моё новое увлечение начало расти и развиваться, как снежная лавина, только в положительном смысле: никого не задавит. Появились шинель, пилотка, фуражка, ещё одни сапоги, ремни, портупея, планшет, погоны, значки, зимняя шапка и другое. Что-то подарили – откуда только дарители появились, благодарю их – что-то нашёл в интернете. В короткое время стало у меня в распоряжении несколько комплектов военной формы и отдельных частей её. Так всегда бывает, когда что-то долго накапливается, а потом, будто ждёт подходящего момента, прорывается и воплощается в некую неожиданную реальность.
Приближалось 23 февраля 2018 года.
С Олегом договорились идти на праздник в военной форме. Я сразу после наступления Нового года стал готовиться к празднику. Привыкал к военной форме, носил её дома. Вечерами надевал, приходя после работы. Сижу, например, книгу читаю, или на компьютере работаю, но в военной форме. Со временем, она перестала быть для меня экзотикой, превратившись в обычную одежду. Я легко надевал галифе, гимнастёрку, ремень, портупею, привык к пуговицам, ремешкам и прочим премудростям, коих оказалось больше, чем первоначально думалось.
Что говорить, дома можно носить любую одежду, всё равно никто не видит. А как поверх полевой военной формы надеть шинель и выйти на улицу?! В этом нет никакой тренировки. Чем ближе подходил день 23 февраля, тем я себя неувереннее чувствовал. Вечером, в канун праздника, хотел позвонить Олегу, предупредить, что в форме придти не могу. Ведь я даже в армии не служил, как же я надену форму советского солдата и пойду в ней через весь город к месту празднования? Разве такси вызвать?
Ночь перед праздником прошла в волнении! Надеялся на то, что утро вечера мудренее, что утром развеются все мои сомнения, придёт смелость и шарм, так необходимый в этой ситуации.
Утром выходного дня, надел гимнастёрку и галифе, прочую полагающуюся амуницию. До выхода оставалось два часа. Сел читать книгу. Вместо картин, рисуемых автором, видел себя, идущим в шинели по заснеженным улицам. Думал о том, как соседи отреагируют? Они же меня знают. Там, вдали от дома, незнакомые люди, может, и не обратят внимание. Переживал. Волновался. Пил воду. Чесался весь!
Время неумолимо подходило к назначенному часу выхода из дома. Я размышлял: «Может, куртку надеть вместо шинели? Там, у памятника «Защитникам Отечества» сниму её». И тут же осадил себя: «Да, на улице 23 градуса мороза! Не девятое мая, а двадцать третье февраля!». И далее: «С другой стороны, кто же знает, что я в армии не был? Даже соседи этого не знают. Если бы знали, так что из того? Разве зря столько дней готовился?»
Шинель парадно лежит на диване. Беру её твёрдой рукой, и уже ни о чём не думая, надеваю, застёгиваюсь, затягиваюсь ремнём, портупеей. Мама говорит, что форма мне очень идёт. Я и сам это вижу.
Вот солдатские сапоги грохочут по бетонному полу гулкого подъезда. Мне кажется, что все соседи слышат мои шаги и сейчас начнут выглядывать из дверей квартир своих. Подхожу к двери подъезда незамеченным никем! Прежде, чем нажать на горящую красным кружком кнопку домофона, мерцающую в полумраке, как кнопка пуска ракет на пульте управления, хоть я его никогда не видал, в последний раз поддаюсь сомнению: «А не вернуться ли? Не смешно ли я выгляжу?» Указательный палец в кожаной перчатке медленно через пространство тянется к красной кнопке. Что сейчас будет? Вот он коснулся её, слегка надавил, устройство сыграло короткую мелодию, левой рукой я толкнул дверь и, как пробка из бутылки, выскочил на улицу.
«Как пробка…», - это слова космонавта Леонова, ставшего первым человеком Земли, вышедшим в открытый космос. Именно в этот момент мне вспомнился его рассказ. Он рассказывал, что вылетел из корабля как пробка из бутылки.
Так и я выскочил из дома на обширное крыльцо подъезда, в охваченное зимой пространство, с часто бьющимся сердцем. Оно билось сильнее, чем после утренней пробежки. Я спустился со ступенек крыльца, остановился на секунду, огляделся, дав себе мысленную установку: «Спокойно, Лёха! Никто ведь не знает твоих чувств. Иди будто ты в обычной гражданской одежде. Только держи гордую, молодецкую осанку». И пошёл! Немногочисленные соседи, гулявшие сами по себе и с детьми в этот морозный день, не обратили на меня ни малейшего внимания. Солнышко радостно смотрело с голубых небес, золотило снег, визжащий под крепкими солдатскими сапогами. С каждым шагом я обретал уверенность. Подходя к автобусной остановке, я почти и не ощущал никакой новизны. Люди, прячущие носы от мороза, не замечали меня. Если б я шёл, например, в шортах, тогда, может, кто-то посмотрел бы на меня, как на чокнутого, либо с завистью: вот, мол, дядька, какой закалённый!
В автобусе никто на меня не смотрел. «Как же так, - думал я, - я вон как одет, а никто не смотрит!» Выходя из дома, я хотел, чтобы никто не обращал на меня внимание, а теперь поменялись мои хотелки. Даже обидно как-то, столько труда потратил на приобретение формы, на подшивание воротничков, погон, тренировался носить её, а никто и не посмотрит! Несколько мужчин бросили на меня мимолётный взгляд, может, вспомнив свою армейскую службу. Интересно, поняли ли они, что на мне именно советская военная форма?
Доехал я до центра города и дальше пошёл пешком. Здесь много людей. Никто меня не замечает. Ну, идёт дядька в военной форме, что с того?! Мало ли таких дядек ходят по улице. Вон полицейский идёт, что же, все должны поворачиваться в его сторону и разглядывать? То, что сейчас шинели отменены в армии и полиции, кто же об этом из простых обывателей знает?!
Шагал и я, ни на кого не обращая внимания. Навстречу шла старушка согбенная. Увидав меня, выпрямилась, улыбнулась и сказала торжественно:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте, - ответил я.
- С праздником вас!
- Спасибо!
- Защищайте нас! Мы надеемся на вас!
- Мы будем стараться!
- В мире-то сейчас тревожная обстановка. Американцы военными базами нас окружают. Неужели, опять войне быть?!
- Не волнуйтесь, наша армия стережёт мирное небо над родной страной! Мы вас надёжно защитим!
- Дай-то Бог! С праздником вас, родные наши!
- Спасибо вам!
От такого неожиданного поздравления, которое пришлось принять на себя незаслуженно, сыграть роль бравого военного, я расчувствовался и чуть не прослезился! После разговора с бабушкой, шёл я как на параде: гордо выпятив грудь, чеканя шаг. Не собой, конечно, гордился, а тем образом, что на себя принял.
Возле памятника меня уже ждал Олег с сыном. Олег одет, как всегда, в форму красноармейца довоенного образца. Его сын Юрий, шестнадцати лет, одет в белый полушубок, как боец сибирских дивизий, брошенных в ноябре-декабре 1941 года на защиту Москвы.  Пришли ещё несколько товарищей по партии в гражданской одежде. Мои коллеги из фотоклуба «Юпитер» запечатлели нас на память.
Наша акция состоит в простом стоянии около памятника «Защитникам Отечества» в военной форме, с красными знамёнами. Проходящие и проезжающие на машинах люди видят нас, кто-то приветствует, кто-то подходит поговорить. Своим видом мы напоминаем людям о празднике, о славном советском прошлом. Подходят к нам в основном единомышленники, считающие, что Советский Союз развален кучкой предателей, достойных самого сурового наказания.
Пикет наш продолжается не больше часа. Мороз не позволяет стоять дольше. А мне не хочется уходить! Я нисколько не замёрз. Мне очень понравилось ходить по улице в военной форме, потому хочется ещё куда-нибудь сходить. Я предлагаю Олегу:
- Может, до центра города прогуляемся? Там сядем каждый на свой автобус и по домам.
- Холодно, - отвечает Олег, - вот уж в мае потеплее будет.
Он привык к ношению военной формы. Сам офицер Советской армии. Мне же хочется покрасоваться в ней. Я бы мог от памятника уехать на автобусе до дома, но пошёл пешком. Теперь шёл неспеша, смотрел по сторонам - миссия выполнена!
По пути встретил Надю. Надя чудесная девушка! Она от неожиданности воскликнула:
- Алексей, тебе форма к лицу! Никогда тебя таким не видела!
- Где ж ты могла меня увидеть, если я первый раз вышел в ней!
Встреча с Надей всегда радостна и приятна! Она такая светлая, тёплая, приятная! Сейчас она как весеннее Солнышко прогнала мороз, будто и не было его, хватавшего за нос и за уши! Жарко стало. Захотелось шинель расстегнуть! И тут неожиданная мысль явилась мне, которую я сразу озвучил:
- Слушай, Надь, у меня есть форма ВВС твоего размера. Приходи ко мне на примерку.
- Мне зачем? - удивилась Надя такому предложению.
- Как зачем?! Девятого мая пойдёшь на праздник в военной форме.
- Не-е-ет! Ты что, я не смогу в ней выйти на улицу!
Надя даже руками замахала, будто я немедленно предлагал ей одеваться. Но я уже видел по блеску её лучистых глаз, что предприятие это может состояться.
- А ты подумай: зелёный китель с голубыми погонами и петлицами! Тебе голубые погоны будут к лицу! Главное, к цвету твоих глаз!
Надя смеялась и отнекивалась.
- Ну, хорошо. Ты приходи ко мне в гости. Я тебя приглашаю. Форму примеряешь, а там посмотрим. Самой понравится.
Надя обещала придти.
Мы разошлись  в разные стороны. Я дошёл до центра города. Куда пойти? Решил прогуляться по рынку. Гулял по рынку, заходил в торговые павильоны. Стал замечать, что некоторые продавщицы бросают на меня почтительный взгляд. Не видали они человека в шинели! Накрасовавшись на рынке, вышел я на берег замёрзшей Оки. Прогулялся по пустынной, заснеженной набережной.
Домой приехал полон наиприятнейших и новых, никогда ранее не испытываемых, впечатлений от минувшего дня! Куда бы ещё в ближайшие дни сходить в военной форме? Некуда. Надо ждать до Дня Победы.
Надя, после моих многочисленных домогательств по телефону и «В контакте», приехала ко мне лишь в апреле - и то хорошо! Примерка формы прошла успешно. Надя смотрела на себя в зеркало. Ей нравился её новый образ, но она в этом не хотела признаваться. Я же проявлял нетерпение:
- Ну, как, пойдёшь в ней на праздник?
- Ой, даже не знаю, что тебе ответить.
«Ага, - думал я, - раз сказано «ой», значит, ответ многообещающ! Надо деликатно дожать её, направить на правильный путь!»
- Надь, ты возьми форму домой. В спокойной обстановке примеряешь её, посмотришь в зеркало. Советую тебе регулярно надевать её и ходить по квартире вместо домашней одежды. Тогда привыкнешь, и будет всё нормально.
В канун праздника звоню Наде. Она отвечает, что не приняла пока никакого решения. Но я слышу в её словах положительный ответ. Не хочет признаться сразу! Это нормальное женское поведение. Форма красит её, хотя она и так прекрасна!
В День Победы нас уже было трое одетых в военную форму! Олег в гимнастёрке, сохранившейся с войны. В ней дед его пришёл с фронта. Это реликвия! Надя – в парадной форме рядового солдата ВВС. Голубые погоны с сияющими на них в лучах весеннего Солнца буквами СА, голубые петлицы на кителе защитного цвета – делают её самой красивой девушкой среди тысяч пришедших на праздник. Я - в полевой солдатской форме. На нашу группу, поддержанную товарищами с красными флагами, обращают внимание. Мы демонстрируем форму солдата-победителя и форму солдата Советской армии. Мы идём с красными флагами, с которыми воевали и одержали Славную Победу герои Великой Отечественной войны! А рядом группа молодёжи, организованная Управлением Образования. Они с триколорами и в синих жилетах с символикой «Единой России». Хоть триколор нынче признан государственным флагом, но надо помнить, кто с ним в руках воевал в годы войны. А символика «Единой России» на празднике Победы совсем уж не при чём. Подхалимство перед партией власти.
Родилась злая шутка: скоро дойдёт до того, что «Единая Россия» будет признана руководящей партией в деле разгрома немецко-фашистских войск в годы Великой Отечественной войны.
Или анекдотец:
- Спасибо «Единой России» за наше счастливое детство!
- Так не было в твоём детстве «Единой России»!
- Вот за это и спасибо!
Празднование Дня Победы проходит быстро и по накатанному шаблону. Создаётся впечатление, что городская администрация стремится скорее провести этот праздник для галочки, для отчёта и забыть о нём. Коррективы вносит сама жизнь: ветеранов не осталось. Теперь бы задуматься над тем, чтобы привлечь людей, которые хоть немного способны реконструировать историю Великой Отечественной войны и советского времени. Это же полезно для воспитания молодёжи. Но властям этого совсем не требуется.
Наде, как и мне, понравилось гулять в военной форме. До вечера она с мужем и дочкой гуляла по городу. Фотографировались. Отдыхала в парке.
Армия – необходимое зло. Упразднить бы её всем государствам сразу. Это уже толстовство во мне проявляется. Понимаю, что договориться об этом не получится в ближайшие столетия. Лев же Николаевич был человеком мудрым. Пожалуй, одним из самых мудрых со времён Христа.

22.12.2018.