Песнь жизни. Фрагмент 19

Лидия Сарычева
Начало: http://proza.ru/2018/11/24/20

       ***
   Деревянный стол был уставлен блюдами с мясом. В рюмках плескалась крепкая настойка. За столом сидели трое: Оли, Айрик и поставщик таверны Мэтью Кларк. Ему по положению дозволялось носить фамилию. Правда, у Айрика она теперь тоже была.  Крин, что на древне-велерианском означало - нищий. Юноша сам её выбрал. Он поменял и имя, Эр. Безродному человеку короткое прозвище  подходит больше, чем странное слово  Айрик. Понемногу в трущобе привыкли называть юношу по-новому, как Сальвиари, звали Сальви.
   Старательно оплетая клиента словами, Кларк подливал настойку.  Юноша упрямо отказывался. Оли был совершенно пьян. Если бы договор о поставке провизии зависел от него, торговец продал бы двадцать свиней и пятьдесят кур в таверну по высокой цене, за двести пятьдесят монет. Айрик настаивал на ста, Мэтью  - на двухсот. Юноша знал, надо поднять   цену ещё на пятьдесят монет, но хитроумному поставщику догадываться об этом не обязательно.
   "Только не поддаваться на уговоры.  Ни одной лишней капли, ни одного случайного слова, иначе торговец клещом в меня вцепится и до скончания века не выпустит..." 
   Поставщик заливался соловьём, расхваливая отличное зерно нынешнего года. Слушая льстивую болтовню, юноша напряжённо ждал, когда Мэтью свернёт на нужную тему. Минута, две и он как пить дать о цене заговорит.
-  Что же вы не пьёте? Это самая лучшая настойка, какую я сумел раздобыть. Невежливо обижать меня, молодой человек.
-  Да, настойка у вас ничего. А вот поросята жестковаты и никак не стоят двухсот монет.
-  Что вы! Это, наверное, повар. Всё он виноват, крестьянин, что с него возьмёшь.  Глупые селяне совсем не умеют готовить хороших поросят, мои свинки стоят все триста монет. Попробуйте, какие они ароматные и жирненькие.
-  Да, свинина стоит все триста монет, – вдруг рявкнул Оли. – А настойка так все семьсот. 
   Услышав могучий рёв, Мэтью быстро наполнил рюмки. Айрик едва пригубил угощение. 
-  Крепкая у вас настойка. В неё случайно снотворный Мивир не подмешали?
-  Да вы что?! Как могли такое подумать? – но глазки поставщика  забегали.

   Торг продолжался. Когда Оли рухнул на пол, его унесли в постель.
-  Вы меня прямо режете вашим острым ножом, – сдавшись, воскликнул торговец. – Сто пятьдесят монет за всё и не монетой меньше. Иначе я разорюсь и пойду по миру.
-  Вы разоритесь? Но я согласен, по рукам.
Айрик с облегчением улыбнулся.
"Сумел! Настоял!  Можно немного расслабиться, хотя, конечно, несильно."
Покончив со сделкой, юноша отправился спать в комнату наверху.
   Он начал задрёмывать, когда услышал лёгкие шаги. Тёплая рука осторожно легла на плечо, провела по груди. Пришла дочь крестьянина сероглазая, большеротая, странно привлекательная.
-  И часто ты выполняешь такие поручения? 
   Айрик едва справлялся с собой.
-  Какие поручения?
-  Да приказы торговца, конечно. Вот ты мне понравишься, я сбавлю цену.
-  Но ты обо всём догадался, значит не будешь снижать. Так что ты теряешь?
В полумраке, женщина казалась ещё привлекательней, чем могла быть при дневном свете.
  "И правда, чего я упрямлюсь?"
   Крестьянка ласкала его умело, расчетливо.
-  А может накинешь ещё пятьдесят монет? Мэтью хороший, ты снова приедешь сюда, и я тебя с удовольствием встречу, – проворковала она, решив, ей пора говорить.
-  Нет, я ничего не стану накидывать.
   Юноша отодвинулся в сторону.
   Женщина молча встала, Айрик не позвал её обратно. 
   Крестьянка вышла из комнаты.
  "А я перед ней устоял. Ну, надо же, у меня получилось справиться!" 
Айрик гордился собой.
   Он успел познать любовную ласку. Однажды старшая женщина сама его совратила. Она жила в таверне. Нищенка позвала,  Айрик не отказался. Так поступали все. В трущобу идут за любовью, её покупают, её крадут, за неё иногда дерутся, за любовь, что сама продаётся.
   Так если тебя выбрали по доброй воле, без денег, просто нельзя отказать.
   С женщиной было хорошо. Она была большая, податливая, учила юношу многому. Он приходил не раз, не зная, что после хороших ночей нищенка плакала.
  "Где ты был вот такой не жестокий, в мои семнадцать лет?! Нет,  тогда я бегала за грабителями, они же такие сильные, на тебя бы я тогда и не взглянула. Сейчас, я бы всё отдала такому как ты, но поздно!"
   Однажды женщина оставила Айрика. После были другие, похожие на неё. Крестьянка юноше не понравилась, он сам не знал почему.

   Возвращаться в таверну было непросто. Помня, как унесли Оли, Айрик нанял экипаж для них двоих и не ошибся.
   Проклиная злую судьбу, толстяк держался за голову, то и дело заставляя кучера останавливаться. Юноша успокаивал и поддерживал его.
-  Творец! Моя голова, мой живот, – стонал Оли. – Зачем я вчера так набрался?
-  Ничего, завтра пройдёт, будешь опять, как новенький.
   Брат Сальви ободряюще улыбнулся.
   В таверну приехали вечером. Оли бледный, как полотно и совсем усталый, Айрик бодрый и весёлый. Он проголодался, поэтому устроился за столом в уголке, чтобы поужинать.

   Сначала Айрик услышал её. Низкий голос, полный страсти и вызова: страсти горячей, вызова дерзкого, что стремится в такие дали, куда не способны дойти никакие слова. Юноша замер, внимательный, напряжённый, словно готовый к схватке, вот только с кем?
-  Посмотри на меня, посмотри, посмотри.
   Помнишь шалую пляску всю ночь до зари?
   Помнишь губы мои, что пьянее вина?
   Помнишь бурную страсть, что лишала нас сна?
   Посмотри мне в глаза, ведь меня ты предал.
   На роскошную жизнь ты меня променял.
   Жалкий подлый червяк! Ненасытная вошь!
   Где такую как я, негодяй, ты найдёшь?
   Ложь, измену, предательство сердце простит.
   Пусть жестокая смерть мне в глаза поглядит.
   Ты не бойся, ведь я-то тебя не предам.
   Эту хрупкую жизнь палачу я отдам.
   Заплачу за тебя я высокой ценой,
   Чтобы мог ты с другой поплясать под луной.

   Для первого выступления    Дийсан выбрала песню о Камилен, продажной женщине, подружке разбойника. Она пошла на смерть за любовника даже зная, что вовсе ему не нужна. Неистовый образ, несбыточная мечта. Он волнует кровь юных нищих любовью и дерзостью, пусть они не поверят, что такая когда-то была.
   В душе самой девушки  бушевал жаркий протест. Злая судьба поступила жестоко, отправив её на самое дно, откуда редко кому довелось вернуться.
   Так мог ли Айрик не понять отчаянный вызов?!  Когда в страшный час сам сурово играл судьбой, сжимая в холодных руках блестящие лезвия.
Обернувшись к помосту, юноша увидел Её! Певицу, что стояла на возвышении. Она была в красном платье, безвкусном, но нищий  не замечал дешёвой вульгарности этого жара. Он видел только огонь и девушку в красном пламени, высокую, стройную, живую, очень красивую. Лицо гордое, облик самой Камилен, большие зелёные глаза, взгляд с отстранённой загадкой.
   Юноша глядел на певицу во все глаза. Он никогда не видел таких.
  "Нет, она точно здесь не жила. Уж я бы её не пропустил. Такие в трущобе вовсе не попадаются. Они встречаются там, среди лордов и леди."
   С сердцем что-то случилось. Оно встрепенулось, ожило, наполнилось чем-то большим и светлым. Юноша этого испугался, но всё равно не мог отвести от певицы взгляд, на свете существовала только она одна!
   Дийсан пела долго, исполняя разбойничьи песни, простые и неуклюжие. Айрик послушал их все.

   Понемногу посетители начали расходиться: кто наверх с продажными женщинами, кто в ночь и холод. В таверне осталось немного людей. Поняв это, менестрель провела рукой по стене, отыскала палку в углу. Попробовав пол внизу, она спустилась с возвышения и двинулась наверх чуть неуверенной походкой, раз ещё плохо изучила  таверну.
  "Да она же слепая!" 
   Внезапная догадка вспыхнула молнией.
  "Она совсем ничего не видит, вот и глядит так не понятно. Калеки – дно самого дна. Их все унижают. Они жалкие, никогда не могут отбиться. Это не те, кто притворяется увечными, чтобы хорошо подавали. Калеки правда больные, и долго они не живут."
   Потрясённый Айрик страшился себя и мира, где убогие бывают настолько красивыми, что при взгляде на них на сердце теплеет.
Перед сном юноше вспоминалась певица, удивительный голос, большие зелёные глаза, пусть он всеми силами старался о них забыть. И приснилась ему незнакомка, прокравшись ночной воровкой в тайные уголки души.

   Дийсан тоже не спалось. Внезапно она поняла, что никогда не вернётся в замок Карэль.
  "Не приду же я домой из трущобы, где пела, как нищенка для грабителей. Что скажет Кир, когда вырастет, узнав такое про сестру. Нет, брат меня здесь не найдёт, так даже лучше. Но как они подпевали мне и оглушительно хохотали.  Ещё визжали женщины. Так вот она какая, настоящая нищета. И я в неё погружаюсь!"
Девушке хотелось плакать, но сегодня она сдержала слёзы.
   Утром менестрель решила, они с Вири непременно вымоют комнату и постирают постель, но сначала нужно выйти на улицу, на свежий воздух.
После уговоров певицы служанку оставили с ней, решив, лишние руки в заведении не помешают, помогать слепой всё равно кто-то должен.
-  Будете жить в одной комнате и проедать твою плату, - жёстко сказала Дори. Девушки не решились перечить.

   Осеннее солнышко дышало теплом. Дийсан с удовольствием подставила щёки нежарким лучам.
-  Эй, ты, калека, яблоко хочешь?
 Разрушил приятную тишину резкий голос незнакомого юноши. Менестрель вздрогнула от испуга.
–  Вон, у нас дерево стоит, на нём яблоки висят.
   С самого утра Айрик упрямо боролся со вчерашней слабостью, решив вести себя так, как будто ему всё равно. Калека и есть калека. Но увидев незнакомку на заднем крыльце таверны, он не удержал собственные ноги, которые сами принесли его к слепой певице. Юноша заговорил, поняв, что не может стоять и молчать.
–  Да? А я думала на яблоне обычно груши висят или, скажем, вишни. И вообще я привыкла рвать фрукты сама, ни на кого не надеясь. Тем более на тех, кто свои имена при знакомстве не хочет назвать.
  "Вот ещё, вздумал мне яблоки предлагать. Голос у него совсем не бас, какой-то сухой, словно льдины на речке трещат, когда ледоход пошёл."
-  Ну и как ты сорвёшь яблоко? Ты же его не увидишь.
   Вопрос незнакомца звучал с таким искренним удивлением, что Дийсан не на шутку рассердилась.
  "Вот всегда они так, чуть что, сразу слепоту вспоминают!"
Певица напомнила Айрику рассерженную кошку, того и гляди фыркнет и зашипит.
-  Мя-яу-у, - пропел юноша, не удержавшись.
-  Ну ты, чего замяукал? У вас в трущобе что, когда в первый раз к девушке подходят, положено кошек изображать? А яблоки я руками сорву, как все обычные люди.
-  Да, нет, это ты на сердитую кошку похожа, поэтому мя-яу-у. И давай к дереву двигайся, раз думаешь, что у тебя получится.
Дийсан замерла, настороженно прислушавшись к окружающему миру. Вскоре она уловила лёгкий ветерок в листве. Осторожно проверяя дорогу перед собой, девушка двинулась на едва слышный шум, очень надеясь, что доберётся туда, куда надо. Вот будет смешно, если вместо яблони она придёт к другому дереву, например, к иве или к берёзе.

   Айрик следил за слепой. Ему было интересно. Певица,  правда, шла правильно. Когда палка коснулась ствола, она потрогала листья и с облегчением вздохнула: "Ура, яблоня!"
   Ловкими пальцами девушка отыскала два прохладных плода.
-  Вот тебе яблоко, надеюсь, оно будет самое кислое на свете, сегодня ты только такое и заслужил.
-  А завтра я что? Сладкое заработаю? Тоже мне, решила пугать нищего кислыми яблоками. Я и гнильё разное ел, когда голодный был, и в отбросах раньше копался. А вкусные, они на верхушке растут, их там солнце нагрело. 
-  Ну так, знаешь, как я в нашем замке по деревьям лазала. Так что и твои солнечные плоды достать сумею.
-  А что, ты в замке жила? И правда достать их сможешь? Тогда полезли вместе, посмотрим, как калека против нищего устоит.
   Юноше очень хотелось посмотреть, как слепая полезет на дерево, но не мог же он просто стоять внизу, когда на верх забирается калека.
   В глубине души испугавшись, Дийсан не отступила. Отказаться от предложения не позволила гордость, незнакомец сильно её рассердил.

   Достигнув верхушки дерева, Айрик смотрел, как слепая осторожно взбирается на него.
  "Ничего себе, лезет! Правда карабкается! И как она ветки находит, те, куда надо подтягиваться?"
   Не удержавшись, юноша показал певице два пальца, пусть та их не видела.
   Яблоня была большая, незнакомая. Дийсан двигалась вверх осторожно, долго отыскивая опору для рук и ног. Конечно, предательская ветка, хрустнув, обломилась в самый неподходящий момент.
   Вскрикнув, девушка повисла на одной руке, боясь, что  вторая опора  тоже сейчас сломается. Но вдруг её запястье обхватили горячие, жёсткие пальцы, такие сильные.
   Айрик потянулся вниз мгновенным душевным порывом, страшась представить, как девушка падая, ломает руку или ногу, а то, вообще, разбивает голову.
Но об опасности для себя юноша и не подумал.
-  Давай, сначала, правую ногу ставь. Правей, ещё чуть-чуть.
   Певица отыскала опору.
-  Теперь давай левую.
   Незнакомец говорил уверено, без тени испуга. Менестрель тоже перестала бояться. Подчиняясь его словам,  она скоро встала на дереве надёжно.
-  Стой там, где стоишь. Сейчас я спущусь и тебе помогу.
   В голосе юноши Дийсан услышала облегчение. Айрик  помог ей спуститься вниз медленно, осторожно. Менестрель поняла, её защитили, как в детстве отец, или ещё надёжней. Трущобный юноша не был потухшим и тихим.
-  Зачем ты меня схватил? А если бы ты сломал себе шею?
-  Ничего, один раз меня  чуть ножом не зарезали, так что с дерева падать даже нестрашно.
   Девушка поняла, незнакомец не хвастается, он так её утешает. Она жалела, что горячие пальцы отпустили запястье. Когда юноша её держал, в крови словно бы затопили очаг, даже сухими дровами запахло.
   "Или пожар это был! Страшный такой, нет, сама не пойму.".
-  А ты раньше вообще с девушками разговаривал?
-  Ну, да, с моей сестрой Сальви и с теми, что у нас в таверне живут.
   Дийсан зарделась, как маков цвет.
-  Нет, с такими, как ты, я, наверно, ни разу не говорил. Я про вас странные книжки читал. Вы там ждёте кого-то и плачете вечно.
   Менестрель расхохоталась. 
-  Меня зовут Дий.
-  Я Эр.
   Стоя рядом, оба молчали. Смех певицы  вызвал улыбку Айрика. Он смотрел на неё, в скромном домашнем платье, в солнечном свете она казалась ещё красивей, чем вчера, свежая и весёлая.

   Вернувшись в таверну, Айрик понял, очарование не рассеялось. Наоборот, Дий влекла его ещё больше. 
   Занимаясь счетами заведения,  юноша вспоминал вчерашнюю песню горячую, страстную. Утром певица залезла на яблоню. Его ладонь тронула нежную кожу запястья,  когда калека чуть не упала. А после они говорили, стоя у дерева.

   Вечером, Дийсан второй раз вышла петь в зал. Сегодня она меньше страшилась и волновалась.
  " Кругом люди. Нет ли среди них Эра? Вдруг он тоже сидит в таверне?"
   Целый день  девушке вспоминался  его льдистый голос. Когда льдины тают, река выходит из берегов, она начинает петь. Дальше вода уходит, земля становится щедрой, на ней вырастает высокий хлеб. Конечно, менестрель рассказала служанке о неожиданной встрече.
-  Я видела вас, госпожа. Простите меня. Я у двери стояла, через щёлку смотрела, вдруг что случится. Когда вы стали падать, я так испугалась!
   Сейчас ей вспомнились эти слова.
-  Вири, не видишь ли ты здесь того юношу, что утром ко мне подходил?
-  Да, госпожа, он тут, ест  за крайним столом, говорят, он всегда за ним сидит. Этот юноша здесь живёт, он помогает сестре, она замужем за сыном хозяйки таверны. 
  "Хорошо, Эр не разбойник, не хочу, чтобы он грабил людей."
–  Скажи, а как он выглядит?
-  Он симпатичный, волосы чёрные, глаза синие-синие, я таких раньше не встречала. Правда, я его боюсь. Как выпрыгнет из кустов, как набросится, у нас рыси такие бывают. Вот и он на рысь похожий, только юноша.
  "А на меня он утром не набросился."
Девушка тайком улыбнулась.
"И даже с яблони слезть помог. Но лучше он был бы страшный, тогда бы Эр в меня влюбился, не испугавшись, что я слепая."
Менестрель улыбнулась, не смотря на душевную грусть.    

Казалось, чувства певицы достигли юноши, заставив сердце стучать быстрей. Если бы руки могли скользнуть ей на талию. И дальше!
 "Зачем Дий пришла к нам в таверну? Но если один из тех, кто глядит на неё плохо, попробует к ней подойти, я метну в него нож!"
   Пальцы крепко сомкнулись на прохладной рукоятке, в душе появилась злость.
   Лёжа в постели, юноша вспомнил, как прикоснулся к Дийсан, когда помогал ей спускаться с яблони. От этого он долго шевелился и ёрзал, пока, наконец, не встал, чтобы пойти к последней женщине, которая с ним была. Она встретила его такая же, как и прежде грустная, но умелая. Нежные руки скользили по телу, но Айрик стал другим, он просто не смог быть с ней. В сердце звучала горячая песня, словно мотив самой Камилен безудержный,  смелый.
  "Я бы не предал такую. Пусть сам бы погиб. Но Дий, она же калека! Как я смогу быть с ней?"

   Утром юноша пошёл на рынок, чтобы купить мешочек сладких орешков. Он думал о нём ещё ночью, а теперь вдруг решился. Айрик приблизился к лотку  со сладостями осторожно. С самого детства он знал, лакомства не для нищих, они слишком дороги. Даже в таверне Сальви их не едят. Грабители брали их для девушек, когда бывали при больших деньгах.
  "Но Дий, наверно, она редко радовалась, конечно, меньше меня. Кто её вот такую угостить захочет?"
-  Вот, дайте на все.
 Прежде чем протянуть торговцу монеты, юноша долго их пересчитывал. Его выручка за месяцы старательного труда.  В руке оказался заветный мешочек. Сколько раз Айрик мечтал подержать его в ладони, хотел узнать, почему приличные дети едят то, что в нём, с таким желанием.

   Конечно, Дийсан не знала, что Эр пошёл за орешками для неё. Выходя на задний двор таверны, она таила в сердце неясные надежды.
От нового утра менестрель ждала чего-то хорошего. Стоя на крыльце, она поняла, погода испортилась. Щёки обдувало холодным ветром, сверху накрапывал дождь, но девушка упрямо не хотела уходить.
   "Нет, Эр не придёт, зря я его жду. Подумаешь, подошёл вчера, мало ли в трущобе девчонок."
   Но Дийсан всё равно замерзала на крыльце.
-  Вот, я пришёл. Принёс тебе орешки, будешь?
   Холодные пальцы вложили в руку менестреля маленький мешочек из ткани.
-  Они, наверное, вкусные? Ты их любишь?
-  Не знаю, я никогда их не пробовал.
   В горле Дийсан запершило. Отец привозил ей лакомства: медовые пряники, крендели с изюмом, такие орешки, простой жжённый сахар и всё. Знатные юноши дарили сладости сёстрам. Но ей сейчас отдали  в сотни раз больше, чем им! Не удержавшись, девушка прижала шершавые пальцы к своей щеке.
-  Спасибо тебе! Ты очень хороший! Я не встречала таких!
   Из глаз менестреля скатилась слезинка, Айрик ей удивился.
-  Орешки такие невкусные, что от них хочется плакать?
   Тогда Дийсан засмеялась всем лицом, кроме глаз.
-  Так вот, возьми, попробуй.
   Девушка широко раскрыла мешочек.
Юноша почему-то не ждал, что ему предложат угощение. Рука потянулась к сладостям нерешительно. Когда орешек был съеден, Айрик толком не ощутил его вкуса, как нередко бывает с тем, о чём долго мечтал.
- Ну как?
 Смущаясь, спросила менестрель.
- Да ничего вроде. Но ты ешь сама. Мне больше не надо.
-  Ты вырос здесь?
Дийсан стремилась продолжать разговор.
-  Да, я вырос на улице. Мать Сальви отняла меня у какой-то старухи, так что родителей я не знаю.
-  А можно я согрею тебе ладонь?
Девушке захотелось снова почувствовать пальцы Эра.
-  Давай, мне ещё никто руки не согревал. Попробуем, что это такое.
   Ладони юноши были тонкими, скорей похожими на кисть лорда, чем на руку крестьянина или нищего, просто они были шершавыми, когда-то на них были мозоли. Не удержавшись, менестрель просунула пальцы под рукав Эра, потрогала руку до локтя, столкнувшись при этом с ножом.
-  Не надо, порежешься, он хорошо заточен.
-  Ничего, я осторожно.
   Рука была тонкой, но крепкой, жилистой. Дийсан поняла, как Эр вчера её удержал. А, главное, она была такой тёплой, что отпускать её не хотелось. Однако, Дийсан отняла пальцы, почувствовав, как Эр шевельнулся, словно чего-то страшась. 
   Послушавшись желания сердца, менестрель тихонько запела нежную песню о любви. Мелодия текла ясная,  спокойная. Она пришла из бескрайнего мира, который намного шире трущобы.
  "Наверное, мир очень большой! Такой, что мне никогда не представить. Однажды какой-нибудь грабитель настигнет меня на кривой дорожке. Или, как Зини погибну в зимние холода. Но пусть хотя бы что-то от меня останется! Может память и песня? Нет, о нищих не бывает памяти, значит, и мне она не нужна."
Певица замолчала. Айрик невольно отступил на пару шагов.
-  Откуда ты её знаешь?
Вопрос прозвучал неожиданно резко.
-  Прости, я родилась в замке. Я - незаконная дочь лорда. Когда отец умер, мачеха отдала меня в монастырский приют. Оттуда меня за непослушание выгнали. Потом я долго скиталась по дорогам, пока не добралась сюда. 
Юноша не знал, что ответить.
-  Если тебя кто обидит, скажи, я отомщу даже грабителю или стражнику, - Решившись, произнёс он  то единственное, что и мог сказать.
-  Я тебе верю. Ты меня сегодня в таверне послушай. Я спою для тебя самые лучшие песни. Жалко, что все они красивыми быть не могут, здесь разбойничьи напевы требуются.
   
Так и пошло. Они каждый день встречались, разговаривали, держались за руки и только. Менестрель не смела надеяться, нищий слишком страшился. Но он срывал для Дийсан  цветы, приносил осенние фрукты, потому что хотел порадовать. Она так ему улыбалась, пусть и совсем не смотрела.

   Однажды, Айрик нашёл, чем удивить певицу. С самого детства он видел, как отчаянные грабители катают красивых женщин в наёмных экипажах и везут их за город. Задумав шикарную поездку, юноша копил на неё деньги, что получал от Дори. Он решил, катание в старом, но надёжном экипаже, запряжённом тройкой лошадей, развеселит Дийсан.

   Конец октября подарил Эргу погожие дни. В один из них юноша сумел исполнить заветное желание.
-  Сегодня мы едем кататься, – весело крикнул Айрик, когда увидел менестреля на дворе.
-  Вот это да!  А мы отправимся за город?
Девушка радостно улыбалась.
-  Да, мы поедем туда, такие экипажи за город и ездят. 
  Юноша подставил Дийсан руку, найдя локоть Эра, она на него оперлась.
   Услышав лошадиное фырканье, она ощутила, как к горлу подступает комок. Знакомые звуки из детства.
   Сперва подсадив менестреля, Айрик тоже забрался в экипаж. Он решил, они будут кататься стоя. В этом весь шик весёлой поездки. Лошади тронулись. Экипаж дёрнулся, возница резко взял с места. Не удержавшись на ногах, юноша рухнул на дно, он катался впервые в жизни. Когда менестрель  свалилась на Эра сверху, тот крепко прижал её к себе. Оба громко расхохотались. Но вдруг губы Эра нашли губы Дийсан, тёплые, нежные. Эр пах приятно, возможно, как огонёк и сталь. Дийсан прижималась к юноше в кольце его жёстких рук. Айрик не хотел её отпускать. Она лежала на нём упругая, налитая, совсем не такая как те, продажные. Если бы не день и не кучер, который мчал экипаж, возможно, юноша совершил бы с Дий то, чего ему очень хотелось. Но день и кучер никуда не исчезли. Значит, Айрик сумел, отстранился.
   "Ого! Ничего себе! Вот это я целовал Дий! Как я её целовал! Но разве мне можно с калекой? Да мне и со знатной леди нельзя."
   Дийсан замерла удивлённая, счастливая. Она в первый раз поцеловалась с юношей, и даже не представляла что будет так! Не знала, что Эр такой! "Горячий! Твёрдый! Камни в очаге всегда раскалённые!"
   От полноты чувства даже обрывки песен, что вечно вертелись в её голове, куда-то исчезли. Девушка замерла, улыбаясь хорошему дню.

   Экипаж остановился на берегу реки. Выбравшись на землю, менестрель осторожно приблизилась к воде. Трогая текущую влагу рукой, она улыбалась. Журчание реки, как и лошади, вернули сердце туда, где был жив отец, где бабушка Наарет учила её многим премудростям взрослой жизни. Оказывается, она была счастлива в замке, там неприязнь мачехи всегда уравновешивала любовь. Девушка осторожно подняла шуршащий лист.
-  Зачем они высохли и упали? Под снегом им будет холодно. Ни одного тёплого лучика!
-  А я бы согласился лежать жёлтым листом. Это хотя бы не в Эрге плавать, когда тебя убили или повесили. А холода там уже не чувствуют.
   Айрика поразила грустная красота. Он никогда не был за городом. Теперь тревожное сердце наполнил покой, немного похожий на счастье. Деревья золотые и алые, тёмно-синяя река, бледное солнце и воздух, такой прозрачный, что в нём видны паутинки.
-  Так здесь, наверно, и рыба водится. Вот бы её поймать! 
Подобрав увесистый камень, юноша метнул его в воду, намерено не добросив до берега, чтобы Дийсан услышала громкий всплеск.
Она засмеялась.
-  Дай мне! Я тоже хочу!
Отыскав подходящий снаряд, Айрик направил девушку в нужную сторону. Весёлое занятие им понравилось.

Вечером трущоба увиделась юноше блёклой, такой как она была.
  "Когда-нибудь я отсюда уйду! Но куда мне ещё деваться?!"
   Дийсан тоже грустила. Исполняя песни грабителей, сегодня она особенно ясно понимала, какие они неприятные.
  "Только Эр тут хороший. Ради него я здесь и останусь! Нет, я отсюда его уведу! Да только он вряд ли уйдёт. Пусть встретит другую, здоровую. Не хочу, чтобы он пропадал среди нищих!"
   Ночью менестрелю приснилось, как наставник-бард учит её брать первые ноты. Звуки выходят некрасивыми, хриплыми, как голоса грабителей и стражников.
-  У тебя совсем нет слуха!
 Кричит старик. – Я зря согласился тебя обучать.
-  Ты бездарная непокорная девчонка, - вторит бабушка Наарет.
-  Ты огорчила меня, – с горечью говорит отец.
-  Нам не нужна слепая калека, – выносит приговор Гердана.
   Громко, навзрыд плачет Кирвел.
   Когда девушка проснулась, её руки сделались ледяными. 
  "Зачем он приснился такой страшный?!"

   Наступало утро, таверна оживала, страхи уходили прочь. Осенний день оказался таким же, как остальные, только погода испортилась. За окнами метался ветер, лил, как из ведра, дождь. То, что недавно было золотым и алым, потемнело, улицы  заполнились зловонной от нечистот грязью. Не было никакой возможности выйти наружу, не рискуя промокнуть до нитки.
   Весь долгий день менестрель провела в комнате, не находя хороших занятий.
  "Вот взял бы и пришёл ко мне, а я бы ему спела или просто руку погладила. Зачем Эр вчера меня обнимал?! Теперь ещё сильней ощутить его захотелось. Одиночество стало трудней."
 
   Только Айрик весь день был занят. Мэтью привёз припасы, юноша принимал их с Дори и сестрой. Каждую свиную тушу, каждую птицу, каждый мешок зерна нужно тщательно осмотреть и слишком плохое отправить обратно. Торговец подсовывает дрянной товар всегда, такая его натура. Трущобной таверне нельзя надеяться на хороший продукт, но какая-то мера должна соблюдаться. Мясо должно быть просто съедобным, зерно тоже, иначе посетители уйдут в другие трущобные заведения.
-  Эта птица уже протухла.
Айрик поднял за ноги утку. 
– верните её хозяину! И пусть пришлёт нам другую, иначе мы не заплатим.
-  Да, да останетесь без монет, – подтвердила Дори. – Или найдём другого поставщика. Хватит везти нам сплошную гниль!
   Только Сальви пыталась утихомирить сына, вертевшегося под ногами. Она родила малыша на второй год замужества.
-  Иди к отцу, балбес, чего пришёл?
 Мальчик убежал после звонкого шлепка.

   Товар закончили принимать к полудню. Айрик основательно продрог, тепло таверны стало блаженством. Горячий обед казался на редкость вкусным. Усталый юноша принялся за дела. Он записывал в книгу новый товар до самого вечера, одновременно высчитывая его полную стоимость.
   Айрик работал, пока не пришла петь Дийсан. Она появилась, как всегда красивая. Юноше показалось, вокруг стало светлей. Он улыбнулся, но опустил глаза.
   Внезапно неясные мысли  нарушил грубый голос стражника.
-  Алкаринская! Стена! Пала! 
   Нежданная весть грянула словно гром.
   "Стена Алкарина разрушена! Преграда предателей рухнула, наконец!"
Сердце  заполнила радость. Она была жаркая, мстительная, словно огонь пожара. Новость облетела таверну. Души грабителей, которым было глубоко плевать на далёкий Алкарин, сердца стражников, прислуживавших Вирангату, как и душа  Айрика наполнялись торжеством. Алкаринская стена пала, её падения ждали столько  лет! Но никто не верил, что оно случится. И вот до трущобы долетела великая весть. За гибель преграды  наполнялись бокалы, люди громко смеялись. Отверженные дождались мести. Она пришла! Алкаринская стена пала.

   Только Дийсан устрашилась громкого смеха. В нём бушевала ярость.
 "Эр, он тоже хохочет? Наверно он тоже смеётся."
   На глазах появились слёзы. Скоро начнут плакать алкаринские женщины.
  "Вирангат стал сильней. Мой отец проиграл, он погиб от позора совершенно беспомощный. А теперь ледяной край торжествует! Что будет дальше? Неужели большая война? Когда мы пойдём на Алкарин в поход?"
   В родном замке бывали увечные, бывали в нём и убитые. Лорды часто воюют между собой.
   Дийсан не любила, как женщины плачут о мёртвых мужьях,  или когда крепкий крестьянин возвращался домой калекой.

   Скоро война началась. Через две недели в Эрге остановились наёмники. Они набирали мужчин для похода, что будет весной. Это был самый жестокий отряд, куда принимали любых негодяев. Став воинами, они получали прощение за зверства, что совершили.
   Однако, девушки Эрга сходили с ума от красоты и весёлых песен бравых преступников. Много наивных дурочек сломали себе жизнь, пленившись мнимой смелостью этих вояк. Многим оставили они сыновей и дочек, чьё имя звучит "безотцовщина."   
   Так входила война в Эрг, наконец-то большой поход после мелких междоусобиц сеньоров.


Продолжение здесь: http://proza.ru/2019/01/02/1137