Домик под красной звездой

Любовь Матвеева-Поротикова
          
            Я приехала в Боголюбово из Петропавловска – посмотреть, где родился мой отец, Поротиков Леонид, умерший два года назад – в 1978 году. Ехала – и не знала, к кому обращусь. Вечерело, а знакомых в деревне не было. Первая же старушка, Клавдия Фёдоровна, к которой я обратилась, оказалась ровесницей моего отца, пригласила меня к себе. Была суббота,  она собиралась в общественную баню, и взяла меня с собой. Потом с собой и спать положила – больше было некуда. Отца она не помнила, но нашлись другие люди, помнившие нашу семью. Они показали, где стоял НАШ дом, и  указали на живущих  там наших родственников. А Клавдия Фёдоровна рассказала мне всё о себе. Вот её рассказ.

           Родилась я в 1910 году, в Боголюбово – под Петропавловском. Отец мой, Фёдор Андреевич Белкин, батраком был – работал на кулаков. Мать тоже батрачка. Жили очень бедно – детей пятеро, да ещё отцова мать с нами жила. Колхоз назывался Будённый, а потом переименовали – Тимирязево.
           Никаких тракторов, машин тогда не знали, за десятки километров ходили пешком – на покос, за ягодами, в город на базар. Пахали на коровах. Почему не на лошадях? И лошадям, и быкам – всем доставалось! На всех них пахали, сеяли, возили пшеницу – клали её в ШКИРДЫ, а уже зимой молотили – сразу не успевали. Чаще молотили с помощью тех же лошадей – раскладывали пшеницу на землю, и лошади ходили по кругу.
          Потом стали появляться машины, ЧИСТО ДАЮЩИЕ, их привозили из Америки. В движение их приводил трактор с помощью ремней. Два человека задавали пшеничку в барабан, а солому и мякину относило ветром в сторону. Люди отгребали зерно, веяли, и сдавали государству – это уже после революции.
          Мне, как и всем детям тогда, рано пришлось начать работать – мать рано умерла. Подалась я в город, в Петропавловск. Сама подросток, стала нянькой. Работала я у хороших людей, они меня не обижали. Жили они на улице ТРАЦИОНАЛЬНОЙ, бывшей Торговой. Помню, самое большое впечатление в городе у хозяев на меня произвело зеркало – большое трюмо. Мне казалось, только у самых богатых может быть такое зеркало! Смотрю на него так и так, а хозяева смеются: какая же ты нянька, тебе самой няньку нужно!..
          Платили немного – сначала 2, потом 4 рубля в месяц, а потом и 7 стала получать. А потом , когда я девушкой стала, горничной – уже на званых вечерах гостям подавала блюда, водку разливала, добавили до 14 рублей. И подарки дарили. Помню первую ФАЭШОНКУ – шарф такой. Ну и радовалась я! Вот и все наши радости по тем временам – подарят косынку или шарфик газовый… Раз заметили хозяева, что я через плечо их дочери тянусь посмотреть, как буквы пишутся.
           - Что, Дуся, - говорят, - тоже учиться хочешь? - и купили мне букварь. Так сама кое-как и выучилась, пишу сейчас, только кроме детей никто не понимает, что я пишу.
           Ну, к двадцати годам начал ко мне Никита Белкин свататься. Родные говорят – ты уже полная девушка, выходи! А мне страшно – сирота я, горя мыкала немало, вдруг обижать будет? Все свои сомнения я ему высказала, и он мне поклялся: «Никогда не обижу! Горе и радость – всё вместе разделим!»
           Так и вышло. В совместной жизни себя человечным показал, добрым, умным. Жили мы в родном селе Боголюбово. До войны муж работал завхозом в школе, а я – в поле. На трудодни сперва ничего не давали, неурожай был несколько лет – это перед тридцатыми годами. А в 31-м хороший урожай получили, много зерна засыпали в государственный амбары. Но и тогда хлеба досыта не было – напарим в котле рожь, и едим…
            В 1931 году родилась первая дочь – Клава, потом через 7 лет – Тамара. Много работали, недостатков было много, но жили весело, дружно – корова ли телёнка принесёт, урожай ли хороший снимешь, ситца ли в городе достанешь – всё в радость!
           Но вот война началась… Я к тому времени болеть стала, хоть и было мне только тридцать лет. Нелёгкое детство ли сказалось, тяжёлая  ли работа, или от природы что… Только мужа проводила на войну вон до того уголка (записывала я рассказ в селе Боголюбово), и унесли меня на руках домой соседи – сознание, видать, потеряла. Так и не поняла, что со мной было…
          Вернулся мой Никита в 1942 году… Увидела его первой моя ФАТЕРАНТКА, как он через мост идёт, и закричала: опять, говорит, какого-то дяденьку ранило! И опять я упала – от радости! Это был день рождения дочки Клавы – ей тогда пять лет исполнилось. Пришёл мой Никитушка на деревянной ноге, и осколков у него было НЕЧЁТНОЕ  количество! Как он первый раз отвязал ногу, Клава заплакала: мой папа не такой! Он её взял на руки, водит её ручкой по своим небритым щекам, объясняет. Потом признала: «Ты мой папа!»
            А я от радости и улеглась в постель – недельку не могла подняться, болела. Лежим, бывало, вместе, я боюсь к нему и ПРИРОВНИТЬСЯ – он весь изрубленный. Всё порассказал мне – как его миномётом дважды ранило. Командир и сёстры вынесли его а врач в медсанбате из местных, боголюбовских, оказался. Спрашивает – «Не ваша жена Белкина?  Ах, как жалко!» - А делать нечего, одна нога совсем только на коже держалась. Отрезали, оказали первую помощь, и в Вологду отправили, в госпиталь. Сам контуженный, голова, руки – всё поражено. Не писал мне, сёстры писали: «На сёднишный день ваш муж жив…» Год лежал там, получил медаль «За отвагу»…
            Как вернулся домой, хотел пойти в артель шить сапоги, но молотком стучать осколки не дали. А тут в сберкассу сторожа ищут. Ну что, с винтовкой, с наганом обращаться он умеет – пошёл. А когда сберкассу от нас перевели, ушёл в артель Промкомбината, тоже охранять. Получал мало, но всё необходимое у нас было. 23 года сторожем проработал, получил медаль «За доблестный труд». Дочери выросли, приобрели специальности. Старшая швеёй стала, младшая – учительницей. Живут в городе богато – имеют квартиры, и в квартирах – большие зеркала… - улыбается моя собеседница.
            Муж мой, Никита Андреевич Белкин, умер от ран в 1978 году. Прибили мне тогда красную звезду на ворота. Нас, таких сирот у государства, считай, полсела – кто с детьми живёт, а кто, как я, одни. Некоторые семейные даже завидуют – безобидно живёшь, - говорят. А другие, наоборот,  говорят – езжай к детям! А как уедешь, вон и Никитушка тут – кладбище-то у меня за огородом. Я к нему иногда раза два в день захожу, как-то легче после этого. Опять же он, перед смертью, благодарил меня за всё доброе. Наказал детям, чтобы и меня похоронили тут, около него, под правым крылышком. Дети сказали: «Хорошо, выполним!»
            Но пока я живу да радуюсь. Дрова государство даёт бесплатно всем нам, у которых красные звёзды на воротах, а мы уже НАЙМАЕМ человека распиливать. А то зять или племянник приедут, помогут. Я благодарна государству – пенсию мне платят 45 рублей, раньше-то старикам пенсий не платили, вот они и были в тягость родным. А я человек ИСПЫТАННЫЙ, перебиваюсь. Когда и дети подбросят чего-нибудь, это БЕЗУСЛОВНО! Налогов я не плачу никаких, кроме страховки. Огород есть, картошки всем хватает, сами дети и обрабатывают – я уж не могу. А картошка у меня вкусная, рассыпчатая, вот сейчас я её ПРЕДСТАВЛЮ варить! Ну, у меня вчера душа ныла, когда ты вчера легла спать не ПИМШИ, не ЕМШИ...
            Дети мои счастливо живут…У меня теперь 4 внука. Один внук из армии пришёл, другие дослуживают.  9 правнуков – как приедут в гости в Боголюбово, я их по именам путаю. Старшая дочь Клава уже пенсию получает, хорошую. Недавно зять, Вениамин Павлович, приехал за мной, повёз в город, чтобы всех внуков-правнуков показать. Живут все хорошо, у всех – большие зеркала. Зовут к себе, да как-то страшно из деревни – в город. Памяти нет, да ШАТУН иногда находит. Ещё попаду под машину, доброго человека – шофёра – загублю. Некоторые мои ВЕРЕСТАЧКИ  ( от слова «сверстницы», наверное) поехали, так одной аж на 9 этаже приходится жить. Хорошо, хоть лифт есть.
           Что, заходят ли ко мне из руководства узнать, как я живу, в чём нуждаюсь? Так ведь это же село, все и без того знают, что я говорю и что думаю. Живу я хорошо, много ли мне, старушке, надо (ей было в это время лет 70, как мне сейчас)? За собой пока и за домом ухаживать могу, всё у меня чисто, всё во-время сделано… Вот одно плохо: охота печёного хлебца – муки нет… Плохо у нас с мукой! Из «хозяйства» у меня собачка Тузик – не от воров, а чтобы было с кем  разговаривать. Пустеет деревня… С одной стороны соседи дом бросили, теперь с другой уезжают – плохое снабжение. Едут в Кемеровскую область – тоже село, а снабжение другое…
           Есть ещё 4 курицы. Было пять, да одна пропала, видать, собаки задрали. Петух бы нужен… Как – зачем петух? Нужен же хозяин в доме!Он по утрам будит, песни поёт, и вообще с ним веселее. Нынче 2 курицы садиться на яйца хотели, но я им не дала – нужны будут яйца, в магазине куплю. Ничего нет хуже, когда скотина без корма, а кормить-то нечем…Давали нынче по центнеру АЗАТОК – остатков от сортировки хлеба – так кого на центнер прокормишь?
Ещё кошка есть, ну, эта пусть кушает – у неё же полная продукция мясная – целые СТЯГИ, туши по-вашему,  мышиные.
           По селу пройдёшься – весело живём! Дороги устроены, где мельница раньше была – теперь фирма,  магазинов много, рядом со старой баней новую, хорошую построили – в которой мы вчера с тобой мылись. Чего не жить, живём, как люди. Посев, уборка хлеба, заготовка сена – всё машинами делается, комбайнами, тракторами. Посмотришь осенью, как по полю комбайны плывут, машины бегут -  подъедут к комбайну, зерно само сыпется. Как хорошо! Только у нас, стариков, так – что захочешь сделать, а руки не слушаются, надорваны.
             Нет, как сейчас жить – это не меньше 101 года надо!..

              Рассказ записан в 1980 году, и только сейчас опубликован. 40 лет прошло, а внуки и правнуки уже ничего не знают о своей бабушке…

                29.12.18 г.