Некоторым досадным недостатком каждого календарного года становится стремительное его (года) окончание, неизбежное уплотнение пространства и времени перед новым отсчётом. Было бы наивно полагать, что мы заблуждаемся касательно условности этой очередной вехи. Нет, не заблуждаемся. Но, ныряя в пучину праздничного забвения, откладываем любые трезвые оценки на грядущие будни.
Всё, отпущенное нам на временнОй скачок, время мы предпочитаем пребывать в состоянии безмятежного, бездумного времяпровождения, которое так легко достигается в ночной застольной беседе, согретой дыханием алкоголей, особенно с людьми едва знакомыми. В плывущем мареве новогоднего уюта мы охотно и легко соглашаемся с любыми ужимками и скачками мыслей собеседников, жаждем и получаем сближение с метафорическими заскоками их умственного процесса, почти неуловимого нашим гаснущим нетрезвым сознанием:
...после того, как в далекие доисторические времена человек приручил тапки, целью их существования является именно служение человеку!..
...женщины, защищаясь, всегда переходят в наступление. А их наступление часто кончается внезапной и необъяснимой сдачей...
...а вот чем лох хорош, знаете? Или еще какойнить лыцарь всякий?..
Неоспоримая уникальность мгновения, волшебный рубеж ускользающего прошлого и новорождённого будущего -- зачаровывает, забирая волю, даря надежду и свет. Потом, потом, когда-нибудь потом -- когда воля вернётся, а надежда лишь помнИтся -- мы вновь поймём или вспомним уже неоднократно понятое, что жизнь и в этом новом времени будет непременно и в равной степени обаятельна, притягательна, отвратительна и смешна. Будет именно такой, какой мы любим её больше всего.