Пленённая страна Глава 4

Сергей Харламов-Удачин
Однако, друзья мои, вернёмся к нашим путешественникам: Тимошке и Долгоносику... Если кто-то из вас их до сих пор помнит...

Глава 4. В плену (или «тёплая» встреча)

Смеркалось. Впереди замаячила очередная деревенька. Долгоносик и Тимоха изрядно притомились. Хотелось отдохнуть, да и перекусить было бы тоже неплохо. Поэтому, задремавший Долгоносик тотчас же откликнулся на предложение друга сделать привал. На том и порешили. Основываясь на богатом опыте прежних путешествий, они были уверены, что уж где-где, а в этой деревне всегда найдется приют. Да и в целом, сельские жители Пленительной страны славились особенным гостеприимством.В предвкушении тёплой встречи селян приятели сладко потягивались…

Но что это? Фургончик миновал уже целый квартал, а никто из местных пока не повстречался. «Чувствую что-то недоброе,» — прошептал домовенок. «Да успокойся ты, Тимоха. Мало ли что, может праздник какой в деревне. Собрался народ где-нибудь на опушке и веселится у костра,» — утешил Долгонос.

Но чем дальше ехали наши путешественники, тем больше усиливались опасения Тимошки. Тем более издалека стали доноситься сначала приглушенные, а потом все более явственные звуки, напоминающие звякание набоек для сапог. Даже не служившие в армии Долгоносик и Тимоха вскоре поняли, что к ним приближается военизированная колонна.

Сметливый Тимоха заволновался: «Не иначе, Стадо». И он оказался прав. Уже через несколько секунд показались первые представители этой молодежной организации «Бредущие вместе», созданной новым Режимом и являющейся его опорой. В простонародье ее сразу же окрестили Стадом. Членов организации легко было отличить по сразу же бросавшимся в глаза чёрным повязкам на голове и колоритным коричневым рубашкам.
Первая группа Стада была явно навеселе. Она неистово орала свой излюбленный гимн:

Наша речевка: возьми винтовку!
Наш девиз: всех мордой вниз!
Наша борьба Правителю нужна всегда!

Не успели Тимоха с Долгоносиком осознать всё «благозвучие» этого марша, как в лобовое стекло прилетел булыжник, а лидер группы через мегафон приказал остановиться. Тимохе ничего не оставалось, как подчиниться этому требованию. Тем более, что стадники уже заполонили всю проезжую часть, а ездить по людям Тимоха как-то не привык.

Фургончик остановился. К нему мгновенно подскочили несколько «шестёрок». Их цепкие руки буквально выволокли друзей из кабины. Для пущей важности каждому из путешественников нанесли по несколько ударов в челюсть и по спине. Оттащив от машины, их бросили. На мгновение Тимохе показалось, что про них забыли. Поэтому он шепнул Долгоносику: «Бежим…».

Но не тут-то было. Едва они сделали первые шаги, как невесть откуда появившиеся два дюжих молодца сбили их с ног и стали безжалостно пинать куда попало. Один из них при этом злорадно пошутил: «Назвался груздем, полезай в кузов». Избиение закончилось после того, как старший из стадников соизволил обратить на него внимание и лениво произнес: «Хватит с них».

Затем «участливо» обратился к пленникам: «Больно было? Бедненькие вы мои. Ну ничего, я их потом накажу. А пока выкладывайте: кто вы, откуда, куда следуете? И потом, неужели вы не знаете, что на период проведения специальной операции нашей уважаемой в народе организации движение на автомобиле в этом районе Указом Высочайшего Правителя запрещён?»

Несколько успокоенный вкрадчивым тоном старшего, Долгоносик начал было объяснять, что они никому ничего плохого не сделали, являются добропорядочными гражданами и верными слугами Правителя. А он, Долгоносик, в добавок ко всему еще и благородных кровей Общества член. Однако его монолог был грубо прерван: «Не слуги вы, а недорабы, ничтожества, не имеющие никаких прав в этой жизни». И тут же последовал приказ: «В кутузку, пусть им там как следует промоют мозги. Имущество реквизировать в фонд Государства и Организации». Под улюлюканье толпы Тимоху и Долгоносика препроводили в старый барак, наскоро приспособленный под тюрьму…

В помещении, куда их впихнули, была кромешная тьма. Смрад и сырость, казалось, являются его вечными спутниками. Кроме того, у обоих были изрядно помяты бока. Поэтому на первых порах они молчали, лишь легким стоном обнаруживая свое присутствие…

Прошло не менее получаса, когда на пленных вновь обратили внимание. И вовсе не потому, что некому было заняться ими. Напротив, в помещении дежурной части кутузки, в которую попали друзья, находились два дежурных надзирателя. Однако оба были пьяны в стельку.

Первый из них, прозванный Горилкой, распластался под столом, не успев по слабости желудка добрать последнюю бутылку, которая под тяжестью его туши, сползавшей вниз, опрокинулась. Хмельные капли обильно полили лысину забывшегося в несладкой дремоте хранителя тюремных ключей. Второй же охранник — Похмелкин, — не просыхал уже несколько суток. Он сидел на заёрзанном кресле вблизи буржуйки, пьяно тараща свои бычьи глаза на мерцающие в темноте угольки. По всему было видно, что ему было не до исполнения своих должностных обязанностей.

Между тем именно Похмелкин и обратил внимание на присутствие в комнате посторонних. Физиология, наконец, одержала верх над пьяной прострацией. Тюремщика потянуло на двор. Вот тут-то он и споткнулся о Долгоносика, лежавшего у двери.
Трёхэтажная брань, раздавшаяся из пьяного горла Похмелкина, получившего в результате непредвиденного падения огромную шишку на лбу, привела нашего старичка в чувства. Он попытался было встать, но вновь рухнул на пол от нестерпимой боли в грудной клетке. Поднял голову и Тимоха, простонав чуть слышно: «Пи-ить».

Похмелкин наконец сообразил, что привалила работа и, напрочь забыв про свою нужду, напустил на себя важный вид. Затрапезный мундирчик туго натянулся по воздействием невесть откуда появившегося начальственного животика. Полторы волосины, украшавшие его буйную головушку, торжественно приподнялись ершиком. «Тэ-экс, похоже клиенты», — проворковал Похмелкин, забыв по случаю своего преображения об обидной «травме», украсившей его покатый лоб. «Дратуйте, дратуйте, милые вы мои. Пошто в гости пожаловали? Чай нашалили где?». Пленники были не в силах ответить…

Несмотря на то, что Похмелкин, по бытовавшему среди окружения мнению, был падшим человеком, в нём нередко пробуждались и вполне гуманные черты. По природе он был добр, и лишь винные пары, дурманившие голову, заставляли его иногда сбиваться на грубость. Но и тогда он не доходил до истерической ненависти к людской породе.

Вот и сейчас Похмелкина посетила муза благодушия. Кряхтя и отдуваясь, он перетащил пленников на такие же убогие, как все вещи в комнате кушетки. Затем неспешно достал из замызганной аптечки нашатырь и, брызнув на ватку, поднес к носу Тимохи. Тот чихнул, открыл глаза и тихо произнес: «Где я?». «У меня на бороде» — несуразно пошутил Похмелкин. «Лежи, лежи» — уже более мягко добавил он. Долгоносика же не надо было приводить в чувства. Он был в сознании. Но желания пообщаться с тюремщиком не выразил.

Зато проявил не свойственную ему обычно любознательность. В частности, он обратил внимание на то, что оружие охранников стоит в запертой на ключ пирамиде. И, что особенно важно, заметил, что из кармана спящего Горилки торчит какая-то связка громоздких ключей. «Видимо от камер» — пронеслось в воспаленном мозгу Долгоносика.

Тем временем Похмелкин, втайне гордясь своей, как он полагал, важной миссией, приступил к оформлению протокола приёма задержанных. Деловито, слово за словом он буквально вытягивал из друзей самые, казалось бы, простые сведения: фамилию, имя, социальное положение, профессию. Наконец, исполнив формальности, он сжалился над пленниками и даже налил им по кружке мутного холодного чая.