Начни с себя

Олег Черняк
 Вован обматерил через приоткрытое окно старого внедорожника попутную «Газель», назло не дал сигнал поворота, подрезал ее и зарулил к хлебному киоску.
- Вот козел, - пробормотал он и плюнул в сугроб. – И где только такие уроды права покупают? Вован закрыл машину с пульта, зашел в лавку и хлопнул о прилавок смятой тысячей.
- Половинку черного круглого, - сказал Вован.
- Сдачи нет, - не вынимая зубочистку из пухлого рта, буркнула продавщица
- И чё?
- И ничё!
- Мне хлеб нужен!
- Дайте деньги помельче. С пятихатки еще наберу, а с тысячи точно нет.
Вован почувствовал, что закипает - кровь бросилась ему в лицо, желваки судорожно забегали по щекам.
- Послушай, тетя! Продай мне хлеб и найди сдачу. У тебя размен должен всегда быть.
- Ты не тычь мне! Племянник нашелся. Была сдача, да только что сдала с пяти тысяч. Я, что, кондуктор мелочь в сумке таскать. Пришел за хлебом, так мелкие деньги готовь. Тоже мне Рокфеллер выискался.
- Я ротвейлер? - Взорвался Вован, - болонка ты облезлая!
И он со всего размаху долбанул кулаком по прилавку.
Продавщица отпрянула и схватила с полки широкий тесак для нарезки хлеба.
- Еще раз брякни, и я тебе так брякну, что калекой станешь.

Вован схватил тысячу, выскочил на улицу и сел в машину. Закурил, жадно затянулся и со свистом выдохнул дым.
"Что же это происходит? - подумал он. - Что же это все такие злые вокруг. Неужели нельзя спокойно все объяснить? Зачем нож-то хватать сразу".
Он вновь затянулся и включил магнитолу.
Вкрадчиво зазвучал женский голос:
"Скажите, вам хотелось бы жить в мире, наполненном пониманием, поддержкой, отзывчивостью, в мире культурных, дружелюбных, любящих и всепрощающих людей? Не знаю, как вам, а мне бы хотелось жить в таком мире. Но вот только где его найти, где он находится и как к нему добраться*? Чтобы изменить мир – начни с себя, – это фундаментальная формула для изменения мира".

Вован прибавил звук и подумал:
"А ведь права тетка. Может, реально начать с себя? Я же нормальный тридцатилетний мужик, а если дальше так пойдет, я к пятидесяти конченным неврастеником буду, если, конечно, доживу. Буду на все молчать, считать до десяти и улыбаться. Нет, с моими нервами, наверное, придется до ста, а то не успокоюсь. Так с понедельника и начну. Черт! Сегодня только вторник. Да ладно. Решил с понедельника, значит с понедельника. А пока проорусь и настрою себя на добро".
Осознав снизошедшее на него желание изменить мир, Вован успокоился. В груди постепенно становилось тепло и уютно. Он широко улыбнулся, завел двигатель, и машина, подминая широкими колесами подтаявший снег, медленно тронулась с места.
 
     В понедельник в пять утра Вована разбудил непонятный шум, доносившийся с улицы. Не открывая глаза, он начал шепотом повторять в такт звукам:
- Вшииик, вшииик, вшииик. Тук, тук, тук. Вшииик, вшииик, вшииик. Тук, тук, тук.
Изнывая от досады и злости, он накрыл голову подушкой, но громкое скрежетание прорывалось сквозь преграду в уши.
- Убью гада, - рыкнул Вован, встал с кровати и подошел к окну.
Пожилой дворник убирал нападавший за ночь снег. Большая оцинкованная лопата елозила по подмёрзшему асфальту: вшииик, вшииик, вшииик. За три приема наполнив лопату, дворник закидывал снег на высокий сугроб, а прилипшие остатки выбивал, ударяя по металлическому заборчику у подъезда: тук, тук, тук. В морозной нетронутой тишине эти негромкие звуки казались раскатами артиллерийских орудий.
- Конец тебе, папаша, - процедил Вован и начал натягивать спортивные штаны.
"Стоп! - сонная мысль шевельнулась в голове. - Понедельник! Начни с себя!"
Он нехотя отбросил одежду, лег и закутался в одеяло.

"Досчитаю до десяти, - подумал он. – Хотя, и так все понятно - зря кипишнул. Молодец мужик. Встал, наверное, в четыре и доброе дело делает. Подумаешь, я проснулся, зато сколько человек ему благодарны будут. Упиваясь собственной рассудительностью и спокойствием, Вован, убаюканный ритмичным скрежетом лопаты, крепко заснул. Второй раз за утро он проснулся уже по будильнику. Напевая песенку "Все могут короли", Вован сунул ноги в стоптанные тапки и пошел в ванную. Наскоро приняв душ, он позавтракал, оделся и вышел на улицу.
 
- Вот же Лялька! - вырвалось у него.
 
    Выезд с парковки его старенькому джипу перегородил белый Лексус. С владелицей этого красавца-внедорожника Вован познакомился в прошлом году. Скандал возник на ровном месте, а точнее на парковочном. Как только Ляля переехала в этот дом, то сразу заняла место, на котором до этого пять лет Вован оставлял свою машину на ночь.  Для такого наглого захвата территории у Ляли был один серьезный аргумент: большую машину сложно воткнуть где попало, а его ржавый доисторический таз легко пристроится везде. И возможно, Вован, очарованный Лялиной красотой, ретировался бы, но простить то, что его Ланд Крузер 1989 года выпуска назвали "доисторическим тазом", он не мог. По зову растревоженной души Вован хотел, не стесняясь в выражениях, объяснить наглой женщине, что он, в принципе, догадывается, каким непристойным способом она заработала на Лексус, и на какой части своего тела он её видел, но случайно застрявшие в памяти остатки воспитания и милая улыбка Ляли не позволили это сделать. Вован проглотил слюну, тяжело выдохну и сказал:
- Как стоял здесь, так и буду стоять! Запомни: Вован сказал, Вован сделал!
Ляля засмеялась.
- Прикольно! Молодец, Володя - мужик! Меня Лялей зовут!
Она закрыла машину и зашла в подъезд, а он так и остался стоять, прикидывая, где же ему теперь припарковаться. С тех пор место делилось по принципу: кто первый встал, того и тапки. Но если Вован, увидев, что место занято, морщась оставлял машину у мусорных баков, то Ляля, обнаружив Ланд Крузер на "своей" парковке, перекрывала ему выезд, и Вовану приходилось добирался до работы на автобусе. Каждый раз при встрече он объяснял Ляле, что когда-нибудь терпение его лопнет, и он подрехтует её красавчика бейсбольной битой, но она в ответ только улыбалась и хитро прищуривала глазки.

 
- Вот же Лялька! - повторил Вован и пнул по заднему бамперу своей машины. Дверь багажника, запертая на скрученную старую проволоку, открылась.
- Сейчас! Сейчас прольется чья-то кровь!
 Вован схватил лежавшую в багажнике биту и замахнулся…
 "Начни с себя! Начни с себя", - неожиданно вспомнил он, опустил руку и бросил биту на место. Зацепил дверь на проволоку, досчитал до тридцати и побрел на остановку.

 
     Транспортная компания, в которой Вован работал бригадиром грузчиков, находилась на окраине города. Как всегда, перед Новым годом был аврал. В такие напряженные дни он, как и положено бригадиру, спорил с начальством, выторговывая сверхурочные. Эти споры обычно заканчивались ничем. Вован, вдоволь наоравшись и послав директора в самые потаенные, а порой и недоступные места, трясясь от ярости, возвращался к работе. Но сегодня он решил оставить начальство в покое и, что-то бормоча под нос, разгружал вагоны. Один из грузчиков подошел к нему и спросил:
- Ты чё, бугор, молишься?
- Нет, - улыбнулся бригадир. - Мысленно считаю, чтобы гнев прошел.
- И до скольких надо считать?
Вован улыбнулся еще шире и ответил:
- Любезный, продолжи работать.
Услышав от бригадира слово "любезный", грузчик попятился, покрутил пальцем у виска и прошептал:
- Точняк тронулся, бугор. Сто процентов тронулся.
 
     После работы Вован поторопился, чтобы не опоздать на последний прямой автобус. Иначе пришлось бы добираться на перекладных, с кучей пересадок. Он ловко протиснулся сквозь визжавших и орущих пассажиров, штурмовавших потрепанный ПАЗик. Втиснулся на переднее сидение, откинулся на спинку и закрыл глаза. Одурманенный выхлопными газами, которые засасывало в салон, он задремал. Проснулся, когда автобус уже мчался по украшенному гирляндами городу. Перед Вованом, опираясь на толстую трость, стояла пожилая женщина.
- Садитесь, пожалуйста, - сказал он и поднялся с места.
Пока женщина пыталась продвинуться, выдергивая зажатый пассажирами пакет с продуктами, на кресло плюхнулся здоровенный мужик.
Он вытер потный лоб торчащим из расстегнутой дубленки кончиком выцветшего шарфа, громко икнул и, обдав близстоящих свежим запахом спиртного, сказал:
- Спасибо, милок!
- А ну встань, - рявкнул Вован. - Не тебе место освобождал!
- Все нормально, не дергайся, - ответил мужик и отвернулся к окну.
Вована затрясло. Вцепившись в поручни и скрипя зубами, он начал считать. Ему хотелось изо всех сил долбануть мужика по голове, но как же - "начни с себя? "
- Сто два, сто три, сто четыре … Вован понял, что не может справиться с собой и, расталкивая пассажиров локтями, выскочил из автобуса на первой остановке.
 
     Он брел мимо блестящих, завешанных мишурой витрин. Предпраздничный гул наполнил город. Казалось, что даже машины, застрявшие в многокилометровых пробках, сигналили по-другому: их гудки, словно торжественные фанфары, призывали к ликованию. Да и люди будто скинули угрюмые ежедневные маски, сияли добрыми улыбками.
"Фигня какая-то получается, - думал Вован. - Начни с себя, и что? Начал. А этот козел в автобусе не начал. А дал бы я ему по башке, да так, чтобы позвоночник в трусы осыпался, сразу бы борзеть перестал. Раз сошло, второй и все - привык. Или Ляльку взять. Занято место - я уезжаю. А она на принцип пошла: выезд мне перекроет, я же молчу. Надо было всё-таки сегодня проучить её. По стеклу разок заехал битой, и капец - фиг бы еще подперла мою ласточку. Не могут все в одно мгновение начать с себя. Ну, как ни крути. Каждый день все хуже и хуже. Чего всем не хватает? А мне чего не хватает? Квартира есть, машина есть, работа есть. Блин! Тепла нет. Просто сердечного тепла".

Он на минуту остановился, натянул посильнее спортивную шапку и накинул капюшон.
"Надо же, - подумал он. - Только день не орал, и сразу мысли умные появились. А может, собаку завести – ротвейлера - и таскать его везде, без намордника. Я буду до ста в уме считать, а он порядок наводить. Все от страха сразу начнут с себя. Нет! Правильно говорят, что добро должно быть с кулаками. Иначе никак. А может, жениться? Так на ком? На Ляльке бы я женился! Но не моего поля ягода. Пафосная вся, машина крутая. Как она, интересно, на неё заработала?"

     Копаясь в собственных мыслях, Вован незаметно подошел к своему дому. Еще издалека он увидел Лялю, она длинной щеткой сметала снег с Лексуса на его Ланд Крузер. Вован тяжело вздохнул и побрел к подъезду.

- Эй, мужик! Дай закурить, - услышал он и оглянулся.
К нему подошли четверо крепких молодых парней.
- Я не курю, - ответил Вован, повернулся к подъезду, достал ключи и начал медленно считать до десяти.
- Ты не понял, мужик, я не договорил, - снова повторил один из парней и ухватил его за рукав.
Вован развернулся и оценивающе окинул парней взглядом.
"Черт! Именно этого мне сегодня весь день не хватало", - подумал он, изо всех сил сжал кулак и ударил нападавшего в лицо.
 
     Вован очнулся. Сквозь щелочки едва приоткрытых глаз он увидел Лялю. Она склонилась над его лицом. Теплые Лялины слезинки капали ему на нос и щекоча скатывались к уху. Через звенящий в голове туман он слышал ее шепот:
- Вованчик, Вованчик. Ты только не умирай. Пожалуйста.
Вован хотел улыбнуться, но из-за разбитой губы улыбка превратилась в гримасу. Он обхватил Лялю за шею и крепко прижал к себе.

    А в его голове зазвучал голос из магнитолы:
"Скажите, вам хотелось бы жить в мире культурных, дружелюбных, любящих и всепрощающих людей? Не знаю, как вам, а мне бы хотелось".





28.12.2018


*Светлана Гутярь (текст автора частично сокращен)